Шшшш!

Я хотел ее погладить по головке.

— Шшшш! — Прошипела она, и я понял, что не стоит этого делать, не в настроении она, хотя и спит пока, спит сладко, почмокивая тихонько во сне губками. Маленькая ладошка с длинными, тонкими пальчиками лежала рядом с головкой на подушке, пальчики чуть вздрагивали во сне.

Я хотел коснуться своей лапой ее изящной ручки.

— Шшшш! — Прошипела она, и я понял, что не стоит этого делать, не в настроении она, а, мои посягательства могут только ухудшить ее настроение, что совершенно противопоказано для нее, и тем более для меня.

Изящная, округлая коленочка выскочила невзначай из-под краешка одеяла, изумительный по насыщенности оттенок цвета кожи, чуть ниже коленочки краешек лодыжки, покрытый нежным, еле заметным на взгляд шелковистым пушком. Кусочек стройной ножки так и манил к себе, вожделел. Я хотел притронуться к нему.

— Шшшш! — Прошипела она, и я понял, что не стоит этого делать, сейчас это для меня запретная зона, перешагнуть грани дозволенности, означает расширить расстояние между берегами, через которые мне нужно строить мостик.

Я вздохнул, минут пять лежал ни о чем не думая, затем решил подняться, зачем себя дразнить, зачем тешить себя надеждами, которые хоть умирают последними, но срок их кончины никому неведом. Можно и сегодня напиться с горя на поминках по ним, а можно еще много лет жить ожиданиями, не лучше ли самому их по одной, друг за другом возвести на плаху, где самому же быть их палачом.

Я шевельнулся, я хотел подняться, я хотел уйти…

— Шшшш! — Прошипела она, и я понял, что вожжи от моей сильной, закаленной, ядреной воли сейчас находиться совсем не в моих руках.