Учебник стихосложения Т.Скоренко

ИСТОЧНИК: Сайт Тима Скоренко

Введение
1. Рифма
2. Размеры
3. Рифмовка
4. «Спецэффекты»
5. Занимательное стихосложение
6. Стилистические ошибки
7. Поэтический перевод
Заключение

    Однажды у меня появилось желание написать нечто вроде небольшого учебника, который может дать что-то новое как начинающим поэтам, так и поэтам профессиональным. Результат перед вами. Я старался изложить материал наиболее простым, разговорным языком, не вдаваясь в подробности и не употребляя чрезмерно много специальных терминов. Но не получилось, потому что без теории никуда. Да, писать стихи гораздо проще, когда они идут изнутри, а не отталкиваются от теории. Тем не менее, чтобы стихотворение было не просто искренним, а красивым и наполненным смыслом, нужно хотя бы немножечко разбираться и в технике.

    Кроме всего прочего, я считаю (подчёркиваю — это моё личное мнение), что стихи должны не только звучать в авторском исполнении, но также хорошо выглядеть на бумаге. Они обязаны пережить автора. Хотя бы ненадолго.

    Три главных совета выскажу в самом начале:
    1) Чтобы писать хорошие стихи, нужно очень много читать хороших стихов. Это самое главное правило.
    2) Если вы написали от души, это не значит, что стихотворение хорошее. Любое стихотворение необходимо через некоторое время перечитать и поправить, покромсать — и никто, кроме вас, этого не сделает. Стихотворения крайне редко пишутся с первого раза. Вы видели черновики Пушкина? Там исправлений больше, чем чистых строк. А вы не Пушкин.
    3) Найдите для своего стихотворения новую, неизбитую тему. А если вы пишете на традиционную тему (любовь, осень, с воображением туго?), найдите новые слова и идеи. Это я пишу только по одной причине: я не буду учить вас, о чём писать. Это вы решите сами.

    Итак, приступим.

        ГЛАВА 1. РИФМА

1.1. Стихотворения без рифмы
1.2. Рифма, как получить красивую рифму
1.3.Плохие рифмы
1.4.Рифмы различных частей речи
1.5.Лексическое разнообразие рифмы
1.6.Составные рифмы как вершина поэзии
1.7.Сквозные рифмы

    Одним из важнейших факторов в стихосложении является рифма. К слову, это я могу утверждать только говоря о славянских языках: например, древнегреческие поэмы или даже современные англоязычные стихи рифмы чаще всего не имеют. Что ж, это дело вкуса автора или развития культуры. Славянская языковая культура подразумевает наличие рифмы.

    Я не буду писать о том, что такое рифма и как она используется — это и без меня прекрасно понятно. А вот что такое хорошая и плохая рифма — мы разберём. Единственное, что хотелось бы ещё добавить в самом начале, так это золотое правило поэзии: рифма либо должна быть везде, либо её не должно быть нигде. Если она есть кусками, то создаётся впечатление, что поэт — просто неумеха. Не знал, как зарифмовать — и оставил на произвол. Кроме того, когда вы читаете стихи перед серьёзными господами из жюри поэтического или музыкального фестиваля, при плохо поставленной рифме происходит примерно следующее. Члены жюри слушают и вдруг натыкаются на место, где рифма пропущена (или она плохая). Следующие два-три куплета, пока вы читаете или поёте, они уже не слушают вас, а обсуждают вашу ошибку, окончательно теряя смысл повествования. Этого, естественно, нужно избегать. Кстати, то же касается и слога. Но о слоге — позже.

    Прежде чем приступить к рассмотрению различных рифм, хочу отметить, что многие примеры я брал с отличного сайта http://rifmoved.ru. Количество видов рифмы, которое приводит автор этого сайта, Владимир Онуфриев, не поддаётся подсчёту. Он великолепно классифицировал рифмы — переходные, префиксальные, недостаточные, добавленные и так далее, — которых нет в этом учебнике. Могу настоятельно рекомендовать сходить на «Рифмовед» и прочесть всё то, что там о рифмах написано. Всё — с примерами, со ссылками и вообще прекрасно, честно.


   1.1. Стихотворения без рифмы

    Конечно, в русском стихосложении есть стихотворения без рифмы. Причём существует довольно много разновидностей нерифмованных стихотворений.

    Первая разновидность — это белые стихи, стихи без рифм. В белых стихах обязан присутствовать размер. Классическими примерами белых стихов могут являться произведения Алексея Кольцова:

                Сяду я за стол да подумаю:
                Как на свете жить одинокому?
                Нет у молодца молодой жены,
                Нет у молодца друга верного. (А. Кольцов)

    Примеры белых стихов встречаются и у других поэтов-классиков, к примеру:

                Во тьме ночной явилась буря;
                Сверкал на небе грозный луч;
                Гремели громы в чёрных тучах,
                И шумный дождь в лесу шумел... (Н. Карамзин)

    Белым стихом написана знаменитая «Песня о Гайавате» Генри Лонгфелло. Технически белый стих весьма прост: достаточно соблюдать размер и следить за смыслом. Ввиду простоты технического исполнения белые стихи обязаны содержать в себе нечто такое, что «затмит» собой отсуствие рифмы. У Кольцова таким элементом является мастерская стилизация под народное творчество. Кстати, «Песнь о Гайавате» — тоже стилизация под эпос (собственно, это и есть эпос).
    В современной поэзии белый стих встречается не очень часто:

    А мы пойдем с тобою, погуляем по трамвайным рельсам,
    Посидим на трубах y начала кольцевой дороги.
    Hашим теплым ветpом бyдет чёpный дым с тpyбы завода,
    Пyтеводною звездою бyдет желтая таpелка светофоpа. (Я. Дягилева)

    Далёким предком белого стиха был так называемый безрифменный стих, к которому относится вся античная поэзия и европейская поэзия более позднего периода, когда традиция рифмованной поэзии ещё не сложилась. Пример безрифменного стиха:

                О том, что ждёт нас, брось размышления,
                Прими, как прибыль, день нам дарованный
                Судьбой, и не чуждайся друг мой,
                Ни хороводов, ни ласк любовных. (Гораций)

    Белые стихи, в отличие от безрифменных, — это сознательное отступление от сформировавшихся правил и стихотворных традиций, игнорирование рифмы как своеобразный художественный приём. Отметим, что в безрифменном стихе размер также соблюдается.

    Апогеем безрифменной поэзии (пусть я и отношусь к подобным вещам весьма холодно) являются верлибры (франц. vers libre — свободный стих). Верлибр не имеет ни рифмы, ни слога. По сути, это проза, разделенная на строки. Верлибры появились много раньше других видов стихотворений и развивались параллельно с ними. Высокого уровня достигли верлибры в американской поэзии. Приведу несколько примеров из классических верлибров в русских переводах.

    Я славлю и воспеваю себя,
    И что я принимаю, то примете вы.
    Ибо каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и вам.

    Я, праздный бродяга, зову мою душу,
    Я слоняюсь без всякого дела и, лениво нагнувшись,
    Разглядываю летнюю травинку.

    Мой язык, каждый атом моей крови созданы из этой почвы, из этого воздуха;
    Рождённый здесь от родителей, рождённых здесь от родителей, тоже рождённых здесь,
    Я теперь, тридцати семи лет, в полном здоровье, начинаю эту песню
    И надеюсь не окончить до смерти.

    Догматы и школы пускай подождут.
    Пусть отступят немного назад, они хороши там, где есть, мы не забудем и их.
    Я принимаю природу такою, какова она есть, я позволяю ей во всякое время, всегда
    Говорить невозбранно с первобытною силою.
        (У.Уитмен, перевод К.Чуковского)

    Это первая глава знаменитой «Песни о себе», во многом положившей начало современному верлибру. Тем не менее, большая часть встреченных мной верлибров по своему содержанию очень плохи.
    Вот другой пример:

                И не думайте будто
                      искусство
                вот этот актёр
                      говорящий
                вон с тем
                      в глубине сцены.

                Оно
                      третий
                которого вы не видите
                      говорящий
                вон с тем за кулисами
                      которого вы не слышите.
                              (У. Лоуэнфелс, перевод В.Рогова)

    Про верлибры могу сказать только одно: чтобы написать действительно хороший верлибр, нужно быть истинным гением. За красивыми рифмами и выдержанностью стиля можно скрыть любые смысловые огрехи, а вот при отсутствии средств технического украшения стихотворения очень непросто точно выдержать смысл и логику того, что читатель должен в стихотворении увидеть. Поэтому: Написать хороший верлибр очень сложно. Когда вы пишете верлибры, это говорит чаще всего не о вашем высоком уровне, а о том, что вы просто не умеете работать с рифмой.
    Близки к верлибрам так называемые стихотворения в прозе — небольшие эмоционально насыщенные лирические произведения в прозаической форме без признаков метра и рифмы. Отличительные черты — мелодичность и напевность.

    Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаянье при виде всего, что свершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!
    (И. С. Тургенев)

    Стихи в прозе, отмечу, порядком устарели. Многие литературоведы не относят подобные произведения к поэзии. В общем, я согласен с такой точкой зрения. Это, скорее, лиричная и красивая проза.

    Другие типы нерифмованного стихотворения — это хокку, танка и несколько других. Специфическая японская поэзия, честно говоря, совершенно не приспособлена и тем более не предназначена для перевода на русский и толкования. Во-первых, эти стихи отражают совершенно чуждую нам философию, во-вторых — в переводе теряется разница между этими типами, хотя в оригинале она есть. С моей точки зрения, писать хокку или танка на русском — просто глупость, примерно такая же, как если бы японец стал бы на японском писать рифмованные четверостишия о берёзках. Специфика японской поэзии обоснована языком, в котором нет слогов долгих и кратких, ударных и неударных и, следовательно, нет стоп.

    Хайку (хокку, хаи-каи) — жанр японской поэзии; нерифмованное трехстишие, произошедшее от танка и состоящее из 17 слогов (5+7+5). Зародились в 16 веке в период необычайного расцвета дзэн-буддизма, имевшего государственный статус. Писать истинные хайку мог только подготовленный мастер, прошедший долгий путь совершенствования и оттачивания литературного мастерства. Знание хайку и умение их сочинять со временем стали неотъемлемой частью воспитания японского воина-самурая, который должен был обладать невозмутимостью духа, отрешённостью и умением восхищаться красотой бренного мира. Классиками японской поэзии, создавшими непревзойдённые образцы хайку, были Басё (1644-1694) и Рансэцу (1654-1707).

                На голой ветке
                Ворон сидит одиноко.
                Осенний вечер. (Басё, перевод В.Марковой)

    Танка (миика-ута) — это также жанр японской поэзии. Нерифмованное пятистишие, состоящее из 31 слога (5+7+5+7+7). Отличается поэтическим изяществом и лаконичностью.

                На ночную луну
                Подняла я свой взор и спросила:
                «Милый мой
                Отправляется в путь,
                О, когда же мы встретимся снова?» (Манъесю, перевод А.Глускиной)

    К менее известным типам японского стихосложения относится ката-ута (схема 5+5+7), ута сендока (удвоенная ката-ута, 5+5+7 | | 5+5+7 с цезурой между ката-ута), буссоку-секитаи (форма, вытекшая из хокку, 5+7+5+7+7+7), ханка (стихотворение, написанное без соблюдения определенных законов слоговой строфики, но завершенное строфой танка ... 5+7+5+7+7), нага-ута (стихотворение, построенное на попарном чередовании пяти и семисложных стихов, законченное строфой ката-ута 5+7+5+7+5+7... 5+7+7). Особняком стоит нетвердая (бесконечная) форма има-ио-ута 7+5+7+5 | | 7+5+7+5 | | ... с большой цезурой после каждого 4-го стиха. Она противоречит общему закону японской строфики, требующему цифру 5 на первом месте. Форма привилась под китайским влиянием. В качестве примера приведу ката-ута:

                Дом мой стая не дом.
                Ах, я в нем, как гость... где ты?
                Там, где смерть, иль там, где жизнь? (И.Рукавишников)

    Верлибры, танка, хокку и подобные им не имеют слога и размера, это поэзия сугубо иностранного происхождения. Корни белого же стихосложения исконно русские: так переложено с древнерусского на современный язык «Слово о полку Игореве». В оригинале оно было написано сплошным текстом, без абзацев и разделения на слова, только несколько буквиц выделяли части поэмы. Но читать его можно было довольно легко, делая ударения в правильных местах и разграничивая строки. Из классических белых стихов можно привести ещё «Песню о буревестнике» Горького.

    В принципе, можно найти ещё не менее десятка разновидностей стихотворных форм, не обременённых рифмой (к примеру, древнеримская поэзия), но приводить я их здесь не буду, потому как целью данного трактата является обучение именно русскому стихосложению. В общем, рифма нужна!
    Ну, на деле, можно использовать нерифмованные элементы. Например:

                Официант, нам ананасов
                На блюде тоненько порежьте,
                Садитесь рядом, пейте, ешьте,
                А здесь я рифмы не придумал… (А. Баль)

    Это юмористическое стихотворение про бездарность некоторых поэтов. В качестве юмора и в тему отсутствие рифмы не только уместно, но даже смешно и необходимо.
    Ещё отсутствие рифмы допустимо в некоторых песнях, когда мелодия выдержана таким образом, что «затемняет» неправильность построения поэтической строки. Например,

                Маша
                Подходит к краю крыши
                И машет с крыши. Слышу:
                «Good bye, my baby!»
                И отрывает тело,
                И расправляет крылья,
                И улетает в небо. (А. Щербина)

    Песня очень смешная, а характерная мелодия позволяет обойти как рифму, так и слог (хотя намётки и на то, и на то есть). Такой приём — сочетание нерифмованных и рифмованных строк — называется арифмией.

    Очень своеобразную разновидность рифм, которые, тем не менее, нельзя отнести к полноценным, в 20-е годы вводит в обиход Иван Рукавишников. Это так называемые полурифмы. Полурифмы основаны на созвучии окончаний строк, но они не являются полноценной рифмой, так как не подчиняются общим правилам рифмования, не соблюдают количество рифмующихся слогов, отличаются искусственной небрежностью. Примерами полурифмы могут служить следующие строки:

                Лицо твое глазам моим приятно.
                Я пояс твой рукой хочу обнять.
                Гляди в меня, гляди в меня любовно.
                И, может быть, войдёт в меня любовь. (И.Рукавишников)

                Змеёй искания я уязвлён.
                Я огорчу тебя, тебя, влюблённая.
                Мне нужно в склеп поставить много урн.
                И раню душу я изменой бурною. (И.Рукавишников)

    Итак! Рифма или есть во всём стихотворении, или её нет вовсе. Нерифмованные стихи не демонстрируют вашего поэтического дара. Чаще всего они демонстрируют вашу поэтическую бездарность. Талантливые и сильные стихи без рифмы написать гораздо сложнее, чем с рифмой. Я читал или слышал не менее трёх сотен молодых поэтов, пишущих подобным образом, и ничего хорошего я не услышал. Тем не менее, хороший верлибр написать возможно, как ни странно, хотя и очень непросто. О том, каким должен быть хороший верлибр, подробно рассказано в моей статье «Верлибр как зеркало нерусской революции». Думаю, всем тем, кто не считает нужным опускаться до рифмы, стоит почитать и подумать о том, что они пишут.


   1.2. Рифма. Как получить красивую рифму

    В этой главе я расскажу об общих принципах получения красивой, эффектной рифмы. Это чисто технические правила, которые имеют место именно в теории стихосложения как в науке; мы абстрагируемся от содержания стихотворения и его высокого духовного уровня (как любят характеризовать свои творения многие поэты). Также постараюсь отразить здесь некоторые разновидности рифм, а значит, без терминологии не прожить.

    Прежде всего, я всегда призываю поэтов стремиться к поиску так называемых авторских рифм — авторских находок; это оригинальные составные рифмы с использованием нестандартных сочетаний слов или их частей. Как правило, такая рифма является единственной в своём роде: исповедь — избы ведь, большевиков — больше веков, жизнь с кого — Дзержинского, наново я — банановая, Цезаря — лице заря, Киева — старики его — распни его, лёд щеки — лётчики, та ли я — талия, почему ж бы — службы, бьют об двери лбы — не поверил бы ...

                Господа поэты, неужели не наскучили
                пажи, дворцы, любовь, сирени куст вам?
                Если такие, как вы, творцы —
                мне плевать на всякое искусство. (В. Маяковский)

    Поиск такой рифмы частенько приводит к необходимости совершенствования техники.

    Сразу введу несколько терминов: если ударение лежит на последнем слоге строки, то это мужская рифма; на предпоследнем — женская; на третьем от конца — дактилическая; на четвёртом или пятом — гипердактилическая. Также иногда употребляют термин супергипердактилическая: когда ударение лежит на шестом и выше слоге от конца. Но это специфический случай, который практически не применяется в поэтической практике. Например: выкристаллизовавшиеся — выбаллотировавшиеся

    Авторская рифма, как и многие другие разновидности хороших рифм относятся к группе так называемых акустических рифм — рифм, состоящих из слов, ритмические окончания которых различны по написанию, но совпадают по звучанию: грешно — конечно, красавица — кудрявиться, ящик — оснастчик, рыться — злится, существо — ничего, снова — младого... К акустическим рифмам относится большинство рифм в русском языке — от точных до приблизительных. Акустические рифмы делятся на объективные и субъективные. Объективные акустические рифмы строго подчинены законам произношения и воспринимаются всеми одинаково: мышь — рыж, слуг — стук, сыр — пир, вот — комод, поп — лоб, локти — когти, рад — ряд, нас — раз...

                Вещи и люди нас
                окружают. И те,
                и эти терзают глаз.
                Лучше жить в темноте. ( И. Бродский)

    Субъективные акустические рифмы — созвучия слов, основанные сугубо на индивидуальном восприятии. Такие рифмы могут казаться созвучными для одних и неприемлемыми для других. Ступа — рупор, ваши — фальши, они — раним, сласти — счастье, длинный — дивный... Объективные акустические рифмы в большинстве своём относятся к точным рифмам, субъективные — к приблизительным.

    Гласные и согласные в рифме должны быть подобны (составлять видовые пары). То есть не так уже и важно, сходны ли окончания. Горадо важнее, какие буквы присутствуют в предшествующем окончанию слоге. Например, рифма «золотой — дорогой» плоха не только по той причине, что в ней зарифмованы одинаковые части речи в одной форме, но также из-за «несходности» букв «т» и «г». Ударный слог (тут «той», «гой») должен рифмоваться как можно точнее.

                И душа, неустанно
                Поспешая во тьму,
                Промелькнёт над мостами
                В петроградском дыму… (И.Бродский)

    Ударные слоги («ста(н)» в первой и третьей строке, «му» во второй и четвёртой) совпадают идеально. А то, что стоит после ударного слога («но» и «ми») вовсе не рифмуется, но это и не важно. Итак: самое важное — зарифмовать ударный слог; то, что после него, нуждается в рифме гораздо меньше. Одной из разновидностей такой рифмы является, к примеру, корневая — когда ударным и, соответственно, рифмующимся является корень слова.

    Наиболее грамотной из подобных рифм — и наиболее красивой — является предударная рифма. Это наиболее созвучная из ассонансных рифм; рифма с совпадением ударной гласной и предударных звуков или слогов. Чем больше звуковое сходство, тем созвучней рифма. Предударная рифма — единственная рифма, в которой клаузулы слов могут не играть рифмообразующей роли. Сударыни — судачите, полегче — полезный, пролетарий — пролетали, коробится — коровушка, присяга — присяду, возни — возьми, голову — голому...

                Вот девочки — им хочется любви.
                Вот мальчики — им хочется в походы.
                В апреле изменения погоды
                объединяют всех людей с людьми. (Б. Ахмадулина)

                В поисках счастья, работы, гражданства
                странный обычай в России возник:
                детям у нас надоело рождаться, —
                верят, что мы проживем и без них. (Р. Рождественский)

    Тем не менее, не стоит отказываться и от глубоких рифм — из слов, в которых, помимо окончаний, совпадают целые предударные слоги. Вода — провода, полей — тополей, бывать — забывать, пора — топора. Глубокая рифма может рассматриваться как рифма из слов, предударные части которых имеют большое звуковое сходство и могут компенсировать недостаточное созвучие заударных частей слов.

    Но есть один момент, который нужно учитывать. Шипящая, присутствующая в конце слова, пусть и после ударного слога, требует другой шипящей в ответной рифме. Свистящая требует свистящей. Почему шипящие и свистящие так требовательны? Потому что при декламации мы чаще всего глотаем послеударные слоги, и доударные порой. А вот шипящие и свистящие звучат резко, не глотаются и бросаются в глаза даже вне ударного слога. Потому надо особенно внимательно относиться к ним. К примеру,

                Или, бунт на борту обнаружив,
                Из-за пояса рвёт пистолет
                Так, что сыплется золото с кружев,
                С розоватых брабантских манжет. (Н.Гумилёв)

    Здесь в 1-3 строках рифма просто гениальна: деепричастие против существительного, причём они подобны, как братья-близнецы. И хотя ударный слог «ру», буква «ж» подчёркнута очень заметно. Во 2-4 строках наблюдается обратная картина. Неплохая, в общем, рифма (необыкновенно эффектная с точки зрения содержания) несколько подпорчена плохой сочетаемостью букв «л» и «ж». Впрочем, у Гумилёва частенько шикарные технические рифмы переплетаются с более слабыми, но более содержательными.

    Наиболее сложным для рифмования такого рода является дактиль, потому что после последнего ударного слога есть ещё целых два безударных, которые тоже должны быть созвучными. Примеры:

                Что же мне делать, певцу и первенцу,
                В мире, где наичернейший — сер!
                Где вдохновенье хранят, как в термосе!
                С этой безмерностью в мире мер?! (М.Цветаева)

    В 1-3 строках здесь четырёхстопный дактиль с пропущенным одним слогом, и рифма не очень хороша с технической точки зрения, но весьма красива. Рифмующаяся часть — «пер - тер». Вот лучший пример:

                Ни щита, ни забрала — пуховая красная мантия,
                Постаревший король в ожиданье последней процессии…
                А когда-то — он помнит — была в его жизни романтика:
                Он, как маленький мальчик, за пухлыми бегал принцессами...

    Во всех строфах присутствует идеальная рифма для такого слога, когда рифмуются не малые части, но почти что цельные слова.

    Ещё один момент. К гласным предъявляются даже более строгие нормы, чем к согласным. Желательно, чтобы они и вовсе были одинаковыми, а не созвучными (то есть «а — я» — это нехороший вариант). И уж тем более нельзя оставлять в одной строке твёрдый звук, а в зарифмованной с ней — мягкий. Мягкий — всегда с мягким, твёрдый — с твёрдым.

                Бьётся она искромётной мятущейся ночью,
                Пляшет она, когда Солнце встаёт над кроватью.
                Хочет покинуть смешной электронный приборчик,
                Хочет разлиться по белой больничной палате.

    Здесь мягкое «ть» аннигилирует разрушительное влияние несхожих гласных «ю» и «е». И — заметьте: слова «ночью» и «приборчик» не являются чёткой рифмой, но из-за наличия шипящей они созвучны до такой степени, что подобная рифма не только позволительна, но даже весьма эффектна. Настоятельно рекомендую пользоваться таким свойством шипящих, свистящих и мягкого знака (то есть мы обращаем на них внимание, не концентрируясь на нечёткости других рифм).

    Кроме это, отмечу следующее. Старайтесь использовать, в основном, не точные рифмы (паук — звук), а неточные. Наиболее красивой и уютной разновидностью неточной рифмы является надстроечная (усечённая, добавленная) (рассказ — тоска), где после точно рифмующегося слога в одной половинке рифмы нет ничего (оканчивается на гласную), а в другой присутствуют ещё согласные (одна или две, редко три). Йотированная рифма — наиболее распространённый вариант усечённых рифм; равносложная рифма из слов с открытым и закрытым слогом, при этом последний заканчивается на «й» (j — йот). Поле — волей, этой — лето, бури — фурий, почила — могилой, оковы — новый, думы — угрюмый, волны — полный, нашей — чаше...

                Мы растём, развёртывая плечи,
                Завоёвываем воздух, радио, кино;
                Но — сквозь новый облик человечий
                Просквозит внезапно век иной. (Н.Асеев)

    Также красиво выглядят неравносложные рифмы (как у Маяковского: врезываясь - трезвость) и, конечно, ассонансные рифмы. Это те самые, о которых я уже писал, где чётко рифмуется слог, а то, что идёт за ним — максимум созвучно, но не является точной рифмой.

    Я ехал на верхней полке, сопел-грустил об ушедшем счастье,
    Практически не держали меня ни ноги, ни тормоза,
    Когда, будто взрыв гранаты, возник за окном белоснежный ястреб
    Где-то неподалёку от маленькой станции Амазар. (О.Медведев)

    В этом примере замечательная усечённая рифма в 2-4 строках и шикарное просто созвучие в 1-3. Такое созвучие называется дружественной рифмой. К такому надо стремиться.

    К замечательным разновидностям рифмы я отношу также следующие виды, настоятельно рекомендуя их применять.
    Рифма с вклинением — рифмосочетание слов, при котором в клаузулу одного из них вклинивается согласная, чаще сразу после ударной гласной. противоположность рифме с выпадением: медь — сельдь, брег — поверг, год — лорд, литры — фильтры, вас — вальс, клетка — студентка, радугой — играть дугой...

                Скажите ж, коль пространен свет?
                И что малейших дале звезд? (М. Ломоносов)

    Рифма с выпадением — противоположность рифме с вклинением: зонтика — экзотика, горе — двое, отвёртка — уборка, пусть — путь…

                Уж сколько их упало в эту бездну,
                Разверстую вдали!
                Настанет день, когда и я исчезну
                С поверхности земли.(М. Цветаева)

    Рифма с чередованием (перестановкой) — рифма, в составе которой согласные звуки или даже части слова чередуются между собой, создавая иллюзию звукового сходства. Ксерокс — вереск, рифма — нимфа, юрта — утро, алиби — грабили, карла — крала, прут — труп, схема — смеха, пёстрый — разношёрстый, прискорбно — подробно… Единственное, что отмечу: этот случай лучше использовать в рифмах 1-3 строк катрена, то есть не в тех, на которые делается основной упор в стихотворении, так как они являются довольно-таки приблизительными.

    Немалая часть слов русского языка имеет предрасположенность к двоякой рифме: это позволяет рифмовать их с разными словами, которые, в свою очередь, между собой никак не рифмуются. Двоякая рифма — разновидность надстроечных (усечённых) рифм. Характерная особенность двояких рифм — две фиксирующие согласные в конце одного из слов, что даёт такому слову потенциальную возможность рифмоваться двумя способами (помимо основного, когда клаузулы совпадают полностью).
    1. Табор — рапорт. В данной рифме «т» может скрадываться.
    2. Запад — рапорт. В данной рифме «р» выпадает.
    Верес — ксерокс, скатерть — богоматерь, крест — реестр, мылить — милость, смелость — пелось…

                Русской женщины тихая прелесть,
                И откуда ты силы берёшь?
                Так с тобой до конца и не спелись
                Чужеземная мода и ложь. (И. Уткин)

    Интересной и хорошей разновидностью рифмы является абсолютная рифма — рифма, состоящая из слов, идентичных по своему звуковому составу, за исключением ударной гласной (твёрдая в одном слове и мягкая в другом): слог — слёг, завяленный — заваленный, оброк — обрёк, мыло — мило, блуза — блюза, томный — тёмный, забыть — забить, ложа — лёжа, метр — мэтр, грозы — грёзы, минёр — минор, потомки — потёмки, простыл — простил, томен — тёмен, слыть — слить, выселится — виселица, клон — клён...

                Чернилами я не марал бы пальцы,
                Не засорял бумагою чердак,
                И за бюро, как девица на пяльцы,
                Стихи писать не сел бы я никак. (А.С. Пушкин)


    1.3. Плохие рифмы
   
    Если рифма есть, это не значит, что она хорошая и украшает стихотворение. Плохие рифмы, к сожалению, встречаются в работах современных поэтов очень часто. При этом на различных фестивалях уверенность того или иного поэта в замечательности своего стихотворения порой доходит до абсурда, а между тем, рифмы там примитивны до крайности. Я условно делю плохие рифмы на несколько категорий.

    Созвучия, или неверные рифмы. Всем известна строка «…и целуй меня везде, восемнадцать мне уже…». «Везде — уже», «тебя — меня» — это не просто плохие, неверные рифмы, это созвучия. Что-то общее в этих словах есть, они созвучны (не «селёдка — таракан»), но это не является рифмой. Так рифмовать просто нельзя, потому что эти слова в действительности не рифмуются. Кроме помянутых мной «везде — уже» и «тебя — меня», можно отметить ещё «балконе — голубое», «дорога — книга» и так далее. Подобные ошибки встречаются, в основном, в стихотворениях совсем молодых поэтов или поэтов бесталанных, лишённых чувства рифмы.

    Однокоренные рифмы. КАТЕГОРИЧЕСКИ не рекомендуется рифмовать однокоренные слова. Это жуткий примитив: мол, я не нашёл подходящего слова и зарифмовал с подобным однокоренным. Это говорит только о неразвитости словарного запаса поэта и неспособности заменить слово синонимом. Каноническим примером такой «рифмы» я бы назвал кинчевское «столетий — тысячелетий». Также часто бывает «ботинки — полуботинки», а замечательный бард Вячеслав Ковалёв постебался над такими рифмами, намеренно срифмовав в одной песне «площадь — жилплощадь» (это не совсем однокоренная, это полутавтологическая рифма) . По сути, это одни и те же слова, просто чуть в другой форме. Самым худшим вариантом однокоренной рифмы является глагольная однокоренная: например, «пришёл — подошёл» или «зарубил — порубил». Такие рифмы примитивны даже по двум причинам. Вторая рассмотрена ниже.

    К этому же подвиду относятся эпифоры или тавтологические рифмы — когда слово рифмуется само с собой. Многие замечательные поэты использовали в своём творчестве этот приём, но он давно устарел и ныне считается просто примитивным. Канонический пример:

                «Всё моё», — сказало злато;
                «Всё моё», — сказал булат.
                «Всё куплю», — сказало злато;
                «Всё возьму», — сказал булат. (А.С. Пушкин)

    К полутавтологическим рифмам относятся помянутые мной выше «ботинки — полуботинки», а также «люби — возлюби», «нас — вас».

    Здесь сделаю одно отступление. Существует такой тип рифм, как омонимическая (или редиф). Она не является однокоренной и относится к хорошим рифмам. Дело в том, что омонимы, несмотря на то, что пишутся одинаково, — не однокоренные слова, и не одинаковые. Пример:

                Вдруг на Мишку, вот напасть,
                Пчёлы вздумали напасть. (Я. Козловский)

    При этом напасть-1 и напасть-2 тут — вовсе разные части речи.
    Бедные рифмы — недостаточные рифмы, в которых созвучны только ударные гласные, например: звезда — волна, вино — легко, пою — люблю, заря — звеня, доля — море и пр. Фактически то же, что и ассонанс.

                Твоих лучей небесной силою
                Вся жизнь моя озарена.
                Умру ли я, ты над могилою
                Гори, гори, моя звезда! (В. Чуевский)

    Бедными принято считать также рифмы, составленные из слов одинаковых частей речи в одинаковых грамматических формах, особенно если рифмословарный запас таких слов очень велик. Так, в силу своей незатейливости подобрать такую рифму не составляет труда — бедными рифмами называют глагольные рифмы, как, например, на «ать»: летать — стонать — читать — знать — играть — писать — держать; рифмы из прилагательных на «ой»: большой — простой — сухой — немой — степной — озорной; рифмы из существительных на «ание»: гадание — желание — знание — венчание — сверкание — сияние — щебетание. Наиболее распространённой разновидностью бедных рифм являются параллельные рифмы, в которых рифмуются одинаковые части речи в одной форме (к ним относятся и глагольные) Крайне бедными считаются тавтологические и полутавтологические рифмы.

    Однородные рифмы — разновидность бедных рифм. Такая рифма встречается практически только в глагольных рифмах. Вообще, хороших глагольных рифм очень и очень мало. Чаще всего получается что-то вроде «передал — забодал» или «проскочил — обличил». Или инфинитивы: «хотеть — свистеть». Вроде как и корни разные, но одна и та же форма слова отдаёт всё той же примитивностью. Таким образом рифмовать допустимо, но просто нежелательно: красоты это не добавляет. То же самое относятся к рифмам «прилагательное — прилагательное» (к примеру, «смешной — смурной»). Существительные с существительными рифмовать можно, но здесь встречается другая опасность.

    Графические рифмы — рифмы из слов, окончания которых совпадают по написанию, но не совпадают по звучанию. Не образуя слуховой гармонии, графическая рифма является таковой чисто условно (рифма для глаз) и в наши дни почти не применяется. Большого — немного (ово — ого), утес — лес (ёс — ес), срочно — нарочно (очно — ошно), вечно — конечно (ечно — ешно), смелый — веселый (елый — ёлый).

    Банальные (заезженные) рифмы. Бывает и так, когда корни разные, формы пусть даже различные, и рифма хорошая с технической точки зрения, а звучит плохо. Странно! Дело в том, что такая рифма ввиду своей явности сотни раз уже использовалась в стихах и потому стала просто избитой: вновь — любовь — кровь (канонический пример). Ночь — дочь — прочь. Тебя — любя. Трудный — чудный. Радость — младость. Вечер — встреча — свечи. Слёзы — морозы — грёзы — розы. Борьба — судьба. Век — человек. Чувство — искусство. Неплохие рифмы, но чересчур часто используются. Как и в предыдущем случае, такие рифмы допустимы.

    Отмечу, что плохих и слабых рифм бесчисленное множество. Гораздо проще запомнить, какие рифмы следует употреблять, и пользоваться в стихосложении именно ими. Тем более, моей целью является, конечно, не демонстрация плохого, а демонстрация хорошего. Хороших, добротных рифм, которые не просто можно, а нужно использовать в стихотворениях, множество. Причём нельзя останавливаться на каком-то одном варианте, зная, что он хорош, а постоянно перемешивать эти варианты зарифмовки для получения сложного и эффектного стихотворения.


    1.4. Рифмы различных частей речи (разнородные рифмы)

    Хороших рифм гораздо меньше, чем плохих, но, поверьте, их хватит не только на ваш век, но и на век ваших прапраправнуков. Русский язык не просто невероятно богат. Он имеет замечательную способность к поглощению большого количества новых слов, не теряя при этом старых. То есть в языке, например, сожительствуют «голкипер» и «вратарь», не вытесняя друг друга. Это хорошо: лет через 500 будет забыто, что когда-то слова «бутерброд» или «портмоне» были иностранными.
    Но вернусь к рифмам.
    Отмечу, что рифмовка одинаковых частей речи в одной и той же форме называется параллельной и не является шедевром рифмы.

    Глаголы

    Глагол — существительное. Это классическая идеальная рифма, к которой следует стремиться.

                Уж сколько их упало в эту бездну,
                Разверстую вдали!
                Настанет день, когда и я исчезну
                С поверхности земли. (М. Цветаева)

    Вообще, Цветаева — гениальная поэтесса, я ставлю её на ранг выше Ахматовой (да простят меня поклонники последней). У Цветаевой рифмы — потрясающие, невероятно верные и удивительные по силе — читайте и учитесь! Это четверостишие приведено здесь для наглядной демонстрации прекрасной рифмы «бездну — исчезну» (вторая рифма тоже идеальна, наречие — существительное). Тут глагол в первой форме абсолютно созвучен существительному. Именно к такому звучанию необходимо стремиться. Ещё несколько примеров, потому что на словах не объяснишь, нужно читать.

                Я не ищу гармонии в природе,
                Разумной соразмерности начал
                Ни в недрах скал, ни в ясном небосводе
                Я до сих пор, увы, не различал. (Н. Заболоцкий)

                За окном свет и зной, подоконники ярки,
                Безмятежны и жарки последние дни,
                Полетай, погуди — и в засохшей татарке,
                На подушечке красной, усни. (И. Бунин)

    И так далее. Можно приводить тысячи примеров.

    Глагол — прилагательное. Как и в первом случае, очень хорошее, сложное и красивое сочетание. Но оно гораздо менее распространено по причине своей сложности. Я бы даже сказал, что оно очень редко. С некоторым трудом я нашёл такую рифму у Цветаевой:

                Увозят милых корабли,
                Уводит их дорога белая…
                И стон стоит вдоль всей земли:
                «Мой милый, что тебе я сделала?»

    Дело в том, что глаголы с прилагательными обыкновенно не созвучны, такие рифмы не закономерны в поэзии, а случайны. Хотя отмечу, что использование этих самых случайных, авторских рифм — высшее искусство.

    Тут есть и «подводные камни». Рифмуя причастие с прилагательным, можно случайно наткнуться на слабую рифму, подобную рифме «прилагательное — прилагательное в одной и той же форме». С другой стороны, рифма «затаённый — зелёный» — очень даже неплоха, поскольку слова разнотипные.

    Глагол — местоимение. Это «стильная» рифма, довольно редкая, но красивая. При этом я не имею в виду рифмы типа «куя — буду я» — это уже другой тип, когда рифмуется одно слово с двумя и более (составная, будет рассмотрено ниже). Канонический пример рифмы «глагол — местоимение»:

                Бобо мертва, но шапки не долой.
                Чем объяснить, что утешаться нечем.
                Мы не проколем бабочку иглой
                Адмиралтейства — только изувечим. (И. Бродский)

    Это абсолютно безупречная и потрясающая по оригинальности и красоте рифма — как, впрочем, почти все у Бродского. Наряду с Цветаевой очень рекомендую почитать.

    Глагол — наречие. Из того же стихотворения («Похороны Бобо») привожу ещё одну строфу:

                Ты всем была. Но, потому что ты
                Теперь мертва, Бобо моя, ты стала
                Ничем — точнее, сгустком пустоты.
                Что тоже, как подумаешь, немало. (И. Бродский)

    Никаких «подводных камней» в последних трёх случаях нет: практически все рифмы, построенные по такому принципу, очень хороши.

    Глагол — числительное. Редкость подобных рифм обусловлена ограниченной возможности применения числительных. В поэзии числительные встречаются, наверное, реже всех других частей речи; тем изысканнее может быть их употребление. Рифмуются с глаголами они очень легко: «три — посмотри», «шесть — поесть» и так далее. Отмечу, что рифма «пять — распять» не является хорошей по причине «заезженности».

    Глагол — союз, частица, междометие. Конечно, полноценные рифмы с союзами и частицами очень сложны, потому что эти части речи немногосложны. Доступных для рифмовки союзов и частиц крайне мало. Честно говоря, я не нашёл в классике полноценных примеров (не считая составных рифм — но это отдельный разговор, о них позже) таких рифм. Но всё равно следует попытаться.

    С междометиями можно зарифмовать при должном желании и умении — всё, что душе угодно. У меня есть один знакомый поэт, который удивительным образом умудрился зарифмовать животные звуки (в частности, вздохи при совокуплении) с нормальными словами и так построил всё стихотворение. Пошло, но очень эффектно. Но глагол относится к тем частям речи, которые с междометиями рифмоваться не любят.

                Когда тишину и покой
                Звонком телефонным рвало,
                Я к трубке стекался рекой,
                Пытаясь ответить «алло!»…

    Правда, «алло» — это междометие искусственное. Более естественно что-нибудь вроде «ах!», «эх!», «ого!», «апчхи!». К примеру:

                Капитан замолчал, — всё понятно без слов, —
                К перископа серебряной линзе припав,
                Он предчувствовал: скоро начнётся «пиф-паф»:
                Мы возникнем в газетах за это число…

    Существительные

    Существительное — прилагательное. Рифма простая и красивая, но есть некоторые оговорки. Не рекомендуется (хотя и не возбраняется) рифмовать с прилагательными те существительные, которые произошли собственно от прилагательных. Например «учёный — крещёный» — рифма так себе. Хотя вполне допустима.

                Как конквистадор в панцире железном,
                Я вышел в путь и весело иду,
                То отдыхая в радостном саду,
                То наклоняясь к пропастям и безднам. (Н. Гумилёв)

    Рифмы такого типа встречаются сплошь и рядом, но не становятся избитыми ввиду их необыкновенной разнообразности.

    Существительное — местоимение. Тоже довольно простая и естественная рифма. Собственно, существительное — наиболее «разноплановая» часть речи, то есть существуют тысячи существительных, рознящихся между собой по форме и звучанию, из них можно выбрать рифму практически к любому слову русского или даже иностранного языка.

                О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
                А счастье всюду. Может быть, оно
                Вот этот сад осенний за сараем
                И чистый воздух, льющийся в окно. (И. Бунин)

    Существительное — наречие. В общем, такая рифма не сильно отличается от рифм типа «существительное — прилагательное». Встречается она реже, но технической сложности не представляет.

                О чём шумят друзья мои, поэты,
                В неугомонном доме допоздна?
                Я слышу спор. И вижу силуэты
                На смутном фоне позднего окна. (Н. Рубцов)

    Существительное — числительное. Как и другие рифмы с существительными, получается такая рифма легко и не менее легко подгоняется под смысловую нагрузку любого стихотворения.

                Птиц не видать, но они слышны.
                Снайпер, томясь от духовной жажды,
                То ли приказ, то ль письмо жены,
                Сидя на ветке, читает дважды… (И. Бродский)

    Я намеренно привёл здесь пример не с первой формой числительного, чтобы показать, что с существительным рифмуется всё.

    Существительное — предлог. Просто приведу пример:

                Голубой саксонский лес.
                Грёз базальтовых родня,
                Мир без будущего, без —
                Проще — завтрашнего дня. (И. Бродский)

    Существительное — союз, частица, междометие. С частицей очень хорошая рифма нашлась у Бродского:

                Нас других не будет! Ни
                Здесь, ни там, где все равны.
                Оттого-то наши дни
                В этом месте сочтены.

    А вот междометие зарифмовать вообще проще простого — вплоть до уровня «труха - ха-ха-ха», «оп! - галоп» и так далее.

    Итак, мы выяснили, что существительные — наиболее удобная для рифмовки часть речи. Но дело в том, что легко рифмовать то, что легко рифмуется (вот такая тавтология). А попробуйте красиво зарифмовать то, что категорически сопротивляется вашим попыткам! Перейдём далее.

    Прилагательные

    Рифмы прилагательных с существительными и глаголами мы уже разобрали. Поэтому рассмотрим оставшиеся виды.

    Прилагательное — наречие. Крайне сложная рифма, потому что прилагательные и наречия — довольно-таки схожие части речи, и рифмовка их часто приводит к нарушению слога или получению однотипных рифм вроде «беспечный — навечно», «лежалый — устало». Это не самая плохая рифма, но всё же довольно простая и не представляющая собой ничего из ряда вон выходящего. Я даже в сильной поэзии не нашёл не одной действительно выдающейся подобной рифмы. Поэтому использовать такую рифму рекомендую в неударных строках, когда на неё нет голосового упора при декламации. В качестве примера приведу Цветаеву:

                Не возьмёшь мою душу живу,
                Не дающуюся, как пух.
                Жизнь, ты часто рифмуешь с: лживо, —
                Безошибочен певчий слух!

    Хотя у той же Цветаевой есть гораздо более сильный вариант:

                Высоко горю — и горю дотла!
                И да будет вам ночь — светла!

    Прилагательное — местоимение. Ввиду довольно заметного разнообразия местоимений данная рифма не представляет собой почти никаких затруднений, хотя встречается редко.

                Милый друг, ушедший дальше, чем за море!
                — Вот вам розы, — протянитесь на них! —
                Милый друг, унесший самое-самое
                Дорогое из сокровищ земных! (М.Цветаева)

    Прилагательное — числительное. Вот в этой рифме встречаются подводные камни. Числительные в одной из форм являются частями речи, подобными прилагательным, и рифмы получаются простые, примитивные (пустой — шестой, к примеру). Зато если не использовать таких «описательных» форм числительных, то можно получить довольно интересные рифмы. В литературе я, честно говоря, опять же, не встретил подобных, но причиной этому является, как уже говорилось выше, редкое использование числительных вообще.

                Он молчалив и нелюдим,
                Всегда один, везде один…

    То есть, с краткой формой прилагательного числительные рифмуются довольно неплохо.

    Прилагательное — предлог, частица, союз. Как и большинство рифм с этими частями речи, такие рифмы очень непросты и являют собой высший поэтический пилотаж. Я перелопатил несколько десятков сборников (сознаюсь — поверхностно), но примеров подобных добротных рифм просто не обнаружил. Так что, если у вас получится, пишите мне, включу в данный трактат. Хотя, вот пример рифмы «союз — прилагательное»:

                Появляется дама, одетая или
                Неодетая, важность не в этом совсем;
                Говорит с удивлённой улыбкою: «Милый!
                Я не знала, а ты ведь такой же, как все…»

    Прилагательное — междометие. Как я уже писал, под междометие можно подогнать любой почти звук, соответственно, и рифму получить практически любую. То есть «плюгав — гав-гав» или «плохих — апчхи» для юмористических, к примеру, вещей звучат очень даже неплохо.

    Другие части речи

    Я намеренно рассмотрел подробно глаголы, существительные и прилагательные как основные части речи. Наречия и числительные тоже не относятся к вспомогательным, но рассматривать их столь подробно я не буду. Главное, что требовалось понять из вышеизложенного, — это общая методика рифмования; полагаю, что я изложил её более или менее доступно. Остановлюсь отдельно на рифмовании одинаковых частей речи между собой таким образом, чтобы не получилось бедных однородных рифм.

    Одинаковые части речи

    Глагол — глагол. Получить хорошую рифму глагола с глаголом не так и просто. Большая часть глаголов упорно желает рифмоваться со своими собратьями по цеху только в том случае, когда те стоят в той же форме, что и они. Не знаете — не рифмуйте. В общем, просто старайтесь избегать таких рифм, подобно как старайтесь избегать рифм наречий с наречиями — тут такая же ситуация.

    Существительное — существительное. Наиболее простой вариант рифм одинаковых частей речи, ввиду бесчисленного многообразия существительных.

                Пощади, не довольно ли жалящей боли,
                Тёмной пытки отчаянья, пытки стыда!
                Я оставил соблазн роковых своеволий,
                Усмирённый, покорный, я твой навсегда. (Н. Гумилёв)

    Боли — женский род, единственное число, родительный падеж. Своеволий — падеж тот же, но род средний, число — множественное. Очень даже хорошая рифма. В общем, ищите рифмы между существительными в разных формах, вот и всё.

    Прилагательное — прилагательное. Прилагательные, стоящие в разных формах, зарифмовать практически невозможно. По меньшей мере, невероятно трудно. Поэтому надо стремиться получить глубокую, максимально правильную, богатую рифму в сочетании прилагательных в одной форме. То есть чтобы рифмовалось не только окончание вроде «золотой — тугой» (это бедная рифма).

                Здесь лежит купец из Азии. Толковым
                Был купцом он — деловит, но незаметен.
                Умер быстро: лихорадка. По торговым
                Он делам сюда приплыл, а не за этим. (И. Бродский)

    Тут, кстати, ещё и классная рифма прилагательного с местоимением во 2-4 строках.

    Не буду рассматривать остальные комбинации: принцип тот же. Вообще, части речи, отличающиеся разноплановоатью форм (существительные, междометия, местоимения) рифмуются гораздо проще, чем однообразные. В любом случае рифма «нарицательная часть речи — нарицательная часть речи» — это довольно скучно. Потому мы и стремимся к замечательным составным рифмам и всяческим рифмовым «спецэффектам».

    1.5. Лексическое разнообразие рифмы

    Имена собственные

    Рифмовать нарицательные части речи — это хорошо. Но можно лучше. Использование имён, фамилий, географических названий, марок автомобилей и названий заводов или кораблей является очень грамотным и эффектным поэтическим трюком. Естественно, эти слова должны вписываться в смысловую канву стихотворения. Чего позволяет добиться такая лексика? Во-первых, при помощи использования названий, особенно нерусского происхождения, можно «поймать» рифму к слову, к которому никак не подбирается никакая обыкновенная рифма. Во-вторых, человек, который слушает песню или читает стихотворение, невольно интересуется, кого же это упомянул автор; может, он даже посмотрит новое имя в энциклопедии, таким образом, самообразовываясь. Просвещение — в массы.

                Если ты скажешь мне: «нет», моё сердце вернётся,
                Снова пробьётся сквозь кости и ляжет на место,
                Моцарт проснётся, заплачет мелодией Моцарт,
                Кардиограмма зальётся безмолвным оркестром.

    Или

                Не суди, Ариадна, я дарю тебе розы,
                Ты не любишь их — знаю. Но других здесь — увы.
                А Элеонор Торнтон на капоте «Роллс-Ройса»
                Проезжает по улицам холодной Москвы.

    Рифма «розы — ройса» — просто мастерская. В данном случае двойное использование имён собственных создаёт объёмное впечатление и сознание высокой эрудиции автора. К слову, Элеонор Торнтон — это девушка, которая в 1911 году послужила моделью для статуэтки «Дух экстаза», украшающей ныне капоты автомобилей «Роллс-Ройс».

    Бродский в «Письмах римскому другу» имя Постума употребляет за стихотворение раз десять, вероятно. Это выдуманное имя позволяет и красиво заполнить место в размере, и эффектно срифмовать:

                Посылаю тебе, Постум, эти книги.
                Что в столице? Мягко стелют? Спать не жёстко?
                Как там Цезарь? Чем он занят? Всё интриги?
                Всё интриги, вероятно, да обжорство.

    Если в стихотворении вы хотите обратиться к женщине, но при этом так, чтобы она казалась абстрактной, чтобы стихотворение было понятно любому читающему, не стесняйтесь придумывать имена. В моей собстенной песне «Эланор де Гонзак» и главная героиня, и девица Ферней — это выдуманные на ходу имена, призванные вписаться в рифму, так как другой хорошей рифмы не нашлось.

                Но я вижу уже, стременами звеня,
                Приближаетесь вы, как лесная гроза.
                Приближайтесь скорей, обнимите меня,
                Поцелуйте меня, Эланор де Гонзак.

    Если вы не придумываете имя сами, а решили использовать существующее, то не ограничивайте себя. Используйте в рифмах имена Алёна, Юлия, Ирина, даже если у вас в роду таких знакомых не было. Или Николай, Фома, Пётр. Неважно.

    Словообразование

    Есть такой уникальный человек — Вилли Мельников. Один из талантливейших современных поэтов, художник, прозаик, полиглот. Он изобрёл понятие муфтолингвы и ввёл в русскую литературу, впервые в середине 90-х годов XX века. Что это такое, можно понять только на примере.

                Ран сохраненье, не садни.
                Порез жестянкой не жесток.
                Сбежав из юго-западни,
                Спешу на северо-исток.
                Связав в контузел всех, кто дал
                Мне обещанье умереть,
                Себя возненавидеал
                За то, что мысли вяжет плеть.

    Мельников сливает слова (имперья сбросили орлы), два-три слова в одно, получая уникальные смысловые и поэтические формы. Такие слова позволяют поддерживать не только рифму, но и чёткий слог стихотворения. Есть ещё несколько поэтов, пользующихся подобным приёмом, но лишь первооткрыватель делает это так талантливо.

    Иностранные слова

    Мы живём в XXI веке, значит, поэзия должна искать новые формы. Той же цели, которой служат имена собственные в стихотворениях, могут служить и иностранные слова, которые не вошли в русский язык, но широко известны и не представляют сложности в переводе.

                Им, дуракам, беда — не беда,
                Коль семафор открыт
                В лето, наставшее навсегда,
                В главный апгрейд игры. (О. Медведев)

    Тут, правда, английское слово upgrade не в рифме, но суть та же. Почему бы не использовать его вместо слова «усовершенствование», если оно так замечательно вписывается в стихотворение.

                Для графа Сен-Жермена особый паланкин,
                Вселенская свобода и печатью — по губам.
                Пришла другая смена, посеребрив виски,
                И ты отстал от моды и превратился в спам.

    Вот пример интересной рифмы к слову «губам». Модный интернетный термин нашёл себе новое применение. Кстати, в это стихотворении мы видим пример сквозных рифм (то есть зарифмованы как окончания строк, так и их середины).

                Я вырвусь наверх, я написал себе план,
                Мой вопль почувствуют в любом уголке,
                И на небесах мне улыбнётся Мел Бланк
                И голосом Дака скажет «Life is o'k!»

    Тут мы ожидаем во второй половине стихотворения совершенно других рифм, но никак не имени собственного «Бланк» и английского «o'k». Бланк — американский актёр, озвучивавший мультяшных героев.
   
    Вообще, неожиданность рифмы — это замечательный эффект, к которому надо стремиться.

                Бейся, воробей, о свой застенок!
                Лейся, сладкий мёд на горький улей!
                Смейся, тот, кто счастье зримым сделал!
                Между даром и уделом,
                Между порохом и бурей
                Мы…
                   (К. Арбенин)

    После слова «порох» все ждут рифмы «пулей». Ан нет! Арбенин мастерски уходит от банальности и употребляет совершенно другое слово.

    1.6. Составные рифмы как вершина поэзии

    Но что ни говори, наивысшим приоритетом в поэзии пользуются, конечно, составные рифмы, то есть такие, где одно слово рифмуется с несколькими. К составным рифмам можно так же отнести и рифмы-переносы (или рассечённые рифмы).

                Гляди, мол, страна, как молве вопреки,
                Монарх о поэте печётся!
                Почётно — почётно — почётно — архи-
                Почётно, — почётно — до чёрту! (М. Цветаева)

                Впытываются — и сти-
                Снутым кулаком — в пески! (М. Цветаева)

                Сверни с проезжей части в полу-
                Слепой проулок и, войдя
                В костёл, пустой об эту пору,
                Сядь на скамью и, погодя,
                В ушную раковину Бога,
                Закрытую для шума дня,
                Шепни всего четыре слога:
                — Прости меня. (И. Бродский)

    Подобные рифмы весьма специфичны и используются редко. Их применение обусловлено часто переизбытком слогов в стихотворной строке, но подобным образом выйти из положения может только очень хороший поэт. Использование подобных рифм затруднено особенностями постановки двойного ударения в одном слове, поэтому чаще стараются перенести ударение на первую часть, вторую же оставить безударной (в анапесте или амфибрахии). Вот мои попытки создать такую рифму:

                Ты знаешь, Септимус, что пальцы вверх
                Не значат милость, а, скорее, про-
                Долженье рабства для забавы тех,
                Кто здесь сегодня, в центре всех миров.

    В общем, это красиво, но встречается редко и имеет малую функциональность. Мастерски использован перенос в «Гренаде» Михаила Светлова:

                И мёртвые губы шепнули: Грена…
                Да, в дальнюю область, в заоблачный плёс
                Ушёл мой приятель и песню унёс.

    Тут «невидимое» окончание одной строки становится началом другой. Такой приём очень сложен и красив, рекомендую.
   
    Перейдём собственно к составным рифмам (или разнословным). Конечно, простор для фантазии тут совершенно неограничен. К примеру:

                Наверх поднимается чёрная капля-фигура,
                Подлёдные ниши плетут свои подлые козни…
                Прости. Я влюбился опять. Как зовут? Аннапурна.
                Наверх доберусь, а обратно, — наверное, Бог с ним.

    В этом примере слово «козни» сочетается сразу с тремя ответными словами: «Бог с ним». Рифма практически идеальная и очень красивая.

                Генерал! И теперь у меня — мандраж.
                Не пойму, отчего: от стыда ль, от страха ль?
                От нехватки дам? Или просто — блажь?
                Не помогает ни врач, ни знахарь… (И. Бродский)

    Вариант чуть проще: «страха ль — знахарь». Заметьте: мягкий знак уравнивает в правах буквы «р» и «л», не рифмующиеся в твёрдом состоянии. Привожу ещё пример из Цветаевой:

                Нате! Рвите! Глядите! Течёт, не так ли?
                Заготавливайте — чан!
                Я державную рану отдам до капли!
                (Зритель бел, занавес рдян.)

    Обожаемый мной пример бесподобной составной рифмы из Вилли Мельникова (крыльев — пыль Ев):

                Небосклонностям крыш незнакомы восторги подвалов;
                погребам не понять надкарнизные шелесты крыльев.
                ВосСоздатель не в силах желать обращения в пыль Ев,
                не отведав Адамовых яблок и спелых астралов.

    Тут, в принципе, и вовсе потрясная игра слов…«отведать Адамовых яблок», «восСоздатель» (о муфтолингвах выше), метафора «небосклонность крыш»…

    Виртуозно-сложной разновидностью составной рифмы является разнословная рифма, то есть рифма одного слова с частями двух или даже трёх слов. Сродни составной рифме, но более усложнённая. Солнце - сон целое, судорог - разнесу дорог, раб расти - храбрости, тех, кто рушащееся - архитектор, шёпот - хорошо под, за сто и - глазастые...(В. Маяковский)

                Один взойду на помост
                Росистым утром я,
                Пока спокоен дома
                строгий судия. (Ф. Сологуб)

    В примере Сологуба рифма великолепна тем, что «ст» в ответной рифме перескакивает на следующую строку.

    Обыкновенно к составным рифмам относят те, в которых принимают участие служебные части речи (местоимения, союзы, предлоги, частицы), а к разнословным — те, в которых принимают участие целые или частично используемые основные части речи. В общем, полагаю, что долго тут говорить не о чем. Если вы чувствуете поэзию, такие рифмы у вас получатся быстро и легко, они придадут настоящую красоту вашим стихам. Особенно разнословные.

    Отмечу ещё такую характерную вещь, как оборванная рифма — рифмосочетание, в котором одно из слов обрывается, но его значение остаётся понятным читателю(слушателю) из контекста. Чаще используется как комический приём. Душе — сумасше... , времена — припомина... Упомянутое мной стихотворение Светлова «Гренада» включает именно такой тип рифмы. Ещё пример:

    Зал заливался минуты две:
              — Медведь,
                      медведь,
                            медведь,
                                  медве-е-е-е-е... (В. Маяковский)

    Это довольно эффектный «трюковый» приём.

    Наконец, существуют так называемые панторифмы. Это созвучие, включающее в себя не только отдельные слова или их окончания, а стихотворные строки целиком.

                Седеет к октябрю сова,
                Се деют когти Брюсова. (В. Маяковский)

                Сорвано, уложено, сколото —
                чёрное надёжное золото. (В. Высоцкий)

    Мастерски написан следующий изящный панторим:

                В начале года —
                нынче-то —
                погода
                половинчата.
                Ну, вот тебе,
                негоже ведь:
                то оттепель,
                то ожеледь;
                то лужица
                завьюжится,
                то стужица
                закружится;
                то стелется,
                то колется
                метелица
                в околице! (А. Недогонов)

    Интересен редкий опыт перекрестного панторима — взаимно рифмуются слова а) первой и третьей строк и б) второй и четвертой строк:

                Телом смуглый и тощий
                Бредит во сне калиф,
                Опустелые круглые площади
                Из меди дней проросли. (Н. Тихонов)

    Панторифма свидетельствует о сильно развитом чувстве языка и изощрённом владении словом, но практического значения почти не имеет ввиду невероятной сложности использования. Близки к панторимам так называемые омограммы, о них можно прочитать в разделе «Занимательное стихосложение».
   
    1.7. Сквозные рифмы
   
    Самый последний подраздел главы о рифмах. Надо отметить, что сквозные рифмы — это раздел, имеющий отношение скорее к слогу и построению стихотворения, как, впрочем, и раздел о словообразовании и иностранных словах. Сквозная рифма подразумевает, что рифмуются не только окончания строк, но и их середины.

                И будет сон устал, и будет верен Фрейд,
                И глупый твой телефон забудет все номера,
                Забьёт тупой металл дыханье слабых флейт,
                И ты забудешь сон, что приходил вчера. (О. Медведев)

    Несложно заметить, что кроме рифм «Фрейд — флейт» (вот пример прекрасного использования имени собственного для получения хорошей рифмы к трудному слову) и «номера — вчера», здесь присутствуют также рифмы посередине: «устал — металл» и «телефон — сон». Сквозные рифмы могут быть и неточными. Они, кроме того, могут присутствовать в части стихотворения и отсутствовать в другой го части. Ещё пример:

                Император устал. Ведь дорога от леса до города —
                Это локтем поддых и ещё на колене ушиб,
                Чьи-то лица в кустах, санитары, плюющие в бороду,
                И другие плоды разложения русской души. (В. Пелевин)

    Тут видно, что сквозная рифма делит стихотворение не посередине, а ближе к началу строки. Дело в том, что такая рифма должна располагаться там, где в стихотворении находится цезура. Цезура — это внутристиховая пауза, разделяющая строку на две или несколько равных или неравных части. Теоретически, на месте цезуры можно просто брать каждый раз новую строку. Цезура, делящая строку на два равных полустишия, называется медианой. Кстати, отмечу, что в приведенном стихотворении Пелевина сквозные рифмы есть всего в нескольких катренах, а не во всём стихотворении, и это совершенно нормально.

    Интересной разновидностью сквозной рифмы является авторифма — случайная рифма; созвучие слов, непреднамеренно вставленное автором в текст или литературное произведение и не влияющее на его художественную ценность и восприятие. В стихах с привычной конечной рифмой авторифма может быть только в начале или внутри строки. В отличие от начальной и внутренней рифмы, сознательно вставленной автором в произведение, случайное созвучие рождается стихийно и не является приёмом. Авторифмы можно встретить как у древнегреческих поэтов, не знавших регулярной рифмы, так и в классической и современной европейской (в том числе русской) поэзии и прозе.

                Недаром наши странники
                Поругивали мокрую,
                Холодную весну.
                Весна нужна крестьянину
                И ранняя и дружная,
                А тут — хоть волком вой! (Н. Некрасов)

    Авторифма совершенно не обязательна, но украшает.

    Порой авторифма задумана заранее, тогда она становится внутренней рифмой. Прекрасный пример внутренней рифмы находим у Фёдора Сологуба:

                Опьянение печали, озаренье тихих тусклых свеч, —
                Мы не ждали, не гадали, не искали на земле и в небе встреч.
                Обагряя землю кровью, вы любовью возрастили те цветы,
                Где сверкало, угрожая, злое жало безнадежной красоты.

    Также разновидностью сквозной рифмы является начальная рифма — рифма из первых слов в строках:.

                Вдруг из маминой из спальни,
                Кривоногий и хромой,
                Выбегает умывальник
                И качает головой… (К. Чуковский)

    Оригинальной разновидностью такой рифмы является стыковая рифма. В ней конец одного стиха зарифмован с началом последующего.

                Реет тень голубая, объята
                Ароматом некошеных трав;
                Но упав, на зелёную землю,
                Я объемлю глазами простор. (В. Брюсов)

    Вот, пожалуй, и всё о рифмах. Не менее важным элементом стихосложения является, конечно, размер.

        ГЛАВА 2. СЛОГ. РАЗМЕРЫ
2.1.Виды стихосложения
2.2.Основные поэтические размеры
2.3.Дополнительные поэтические размеры
2.4. Античное стихосложение
2.5.Как сделать слог нестандартным

    Технически слог соблюсти несложно, но только почему-то многие поэты, особенно начинающие, этим пренебрегают, расставляя слоги и ударения как попало, а потом тупо аргументируя это тем, что самое главное — смысл. Повторяюсь: смысл, конечно, главенствует. Но если вкусную шоколадку завернуть в газету «Советская Киргизия» 1967 года выпуска, в которую прежде была завёрнута рыба третьей свежести, то шоколадка теряет всяческую привлекательность. Точно так же и со стихами.

    Два общих правила:
    - cчитайте стопы, сильные места, ударения, в конце концов, если вы не чувствуете правильности размера. Стихотворение должно быть подчинено какому-то внутреннему ритму, даже номинально безразмерное. Количество стоп в зарифмованных строках должно либо совпадать, либо соответствовать. Как определить соответствие, будет описано ниже.
    - не смешивайте размеры, не умеючи. Может получиться бред.

    2.1. Виды стихосложения

    Первым на Руси типом стихосложения, преобладавшим в XVII-XVIII веках, было силлабическое стихосложение. Основным правилом его было равенство ударных слогов в стихотворных строках. Рифмы, в основном, использовались женские, после 5-7 стопы ставилась цезура. Такой тип стихосложения мирно отмер после появления понятия тонического стихосложения.
    Чистое тоническое стихосложение в русской литературе не получило распространения. В тоническом стихосложении ритмичность создаётся упорядоченностью расположения ударений в стихотворной строке. Это так называемый акцентный стих. Количество слогов тут неважно.
    И, наконец, мы приходим к типу стихосложения, который преобладает в русской поэзии и к которому нужно стремиться для того, чтобы стать более или менее неплохим поэтом — это силлабо-тонический тип. Все русские поэтические размеры построены именно на силлабо-тонике. Именно их мы рассмотрим в первую очередь.

   2.2. Основные поэтические размеры

    Итак, существует пять основных метров и целая куча вспомогательных. Основные — хорей, ямб, дактиль, амфибрахий, анапест. Рассмотрим каждый по отдельности, а потом будем разбираться, как их грамотно совместить или модифицировать. Кстати, стопа — это собственно ударный слог плюс сопутствующие ему безударные, дальше часто будет встречаться.
   
    Есть, безусловно, более широкая классификация. Её обязательно нужно знать, чтобы понимать, как получаются размеры. Это позволит вам свободно придумывать собственные правильные размеры, не отклоняясь от канонов стихосложения. Правильные русские размеры можно поделить на:
    - однодольники (брахиколон); редчайшая и неудобная разновидность, каждый слог ударный;
    - двудольники (хорей и ямб): в них на каждые два слога приходится одно ударение;
    - трёхдольники (дактиль, амфибрахий, анапест); в них одно ударение приходится на каждые три слога;
    - четырёхдольники (хорей, ямб, пэон I, II, III, IV); одно ударение на каждые два (четыре) слога;
    - пятидольники; классический народный тип, одно ударение на каждые пять слогов;
    - шестидольники (включают как хорей и ямб, так и многие другие размеры); в русской поэзии малоупотребимы, широко использовались в античном стихосложении; одно (или два) ударения на каждые шесть слогов.
    В русском стихосложении наиболее употребимы (в порядке убывания): четырёхдольники, трёхдольники, двудольники, шестидольники, пятидольники. Однодольники используются редко, чаще в качестве лингвистических упражнений. И вам не рекомендую, если вы не достигли пределов совершенства в стихосложении.
   
    Хорей. Самый первый, самый простой двусложный размер. Ударения в нём приходятся на нечётные слоги (1, 3, 7 и так далее). Классический хорей:

                Листья падают в саду…
                В этот старый сад, бывало,
                Ранним утром я уйду
                И блуждаю, где попало. (И. Бунин)

    Тем не менее, чистый хорей получить довольно трудно. В чистом хорее слова не могут быть более чем трёхсложными. У Бунина, расставив ударения, мы можем заметить, что «лишнее» ударение падает на слог «-ют» в слове «падают». Больше нарушений ударного ритма нет, но как же быть с этим? Так вот. Главное, чтобы присутствовало и «правильное» ударение, падающее туда, куда следует. Если же по размеру выходит ещё одно, «лишнее» для данного слова, оно просто декламируется «безударно», мягко, аккуратно. Такой пропуск ударения называется пиррихием. Вот ещё хорей (тоже из Бунина):

                Яблони и сизые дорожки,
                Изумрудно-яркая трава,
                На берёзах — серые серёжки
                И ветвей плакучих кружева.

    Тут пиррихии можно обнаружить на слоге «ни» в слове «яблони», на букве «е» в слове «сизые» и так далее. То есть не обязательно использовать в 4-стопном хорее по 4 ударения на строку. Но важно, чтобы ударений было достаточно, чтобы расслышать ритм стиха, то есть повторяемость заданного размещения ударений. В общем, хорей использовать легко, слог простой, чаще всего используется четырёхстопный или пятистопный хорей, хотя попадается даже двустопный (очень редко).

    Ямб. Не менее распространённый размер в русской поэзии, двусложный, ударения падают на чётные слоги (2, 4, 6). Наиболее распространены 4-, 5-, и 6-стопный ямб. Например, «Евгений Онегин» написан четырёхстопным ямбом. Ямб даже проще в эксплуатации (да простит меня русский язык!), чем хорей.

                Так бей, не знай отдохновенья,
                Пусть жила жизни глубока:
                Алмаз горит издалека —
                Дроби, мой гневный ямб, каменья! (А. Блок)

    Это был пример 4-стопного ямба. Пиррихии не менее часто встречаются в ямбе, чем в хорее. Опять же, это связано с тем, что размер «короткий», двусложный.

    На примере Блока введу понятие анакрузы. Анакруза — это безударный слог в начале строки, перед первым ударным («так», «пусть», «ал» и «дро»). В хорее анакруза нулевая, в ямбе — односложная. Я обещал не перегружать терминологией, но немножечко всё же позволительно. Обратное анакрузе понятие — клаузула. Клаузула — это последний ударный слог и следующие за ним безударные, сколько бы их не было. Например, «венья», «ка», «менья».

    А вот пример смешанного ямба (1-3 строки — пятистопный ямб, 2-4 — двустопный):

                Над этим островом какие выси,
                Какой туман!
                И Апокалипсис был здесь написан,
                И Умер Пан. (Н. Гумилёв)

    Дактиль — трёхсложный размер, где ударения падают преимущественно на 1,4,7 и так далее слоги, то есть трёхдольная стопа о трёх же слогах с словесным ударением на первом слоге. Более всего распространены двустопный и четырёхстопный дактили. Но наиболее применителен и эффектен смешанный дактиль, например, первая строка — четырёхстопный, вторая — трёхстопный.

                Зеркало в зеркало, с трепетным лепетом,
                Я при свечах навела;
                В два ряда свет — и таинственным трепетом
                Чудно горят зеркала. (А. Фет)

    Собственно, все трёхсложные размеры красиво выглядят при комбинации строк с разным количеством стоп. Пример пятистопного дактиля:

                Рвётся, и пляшет, и буйствует кардиограмма,
                В ней, бессистемной творятся безумные вещи.
                Мчится она то направо, то влево, то прямо,
                Бьётся и, точно осина Иуды, трепещет.

    А вот экземпляр очень своеобразного шестистопного дактиля с двумя цезурами:

            В жёлтой гости'ной, из серого клё'на, с обивкою шё'лковой,
            Ваше Сия'тельство любит по вто'рникам томный журфи'кс
            В желтой венге'рке комичного цве'та, коричнево-бе'лковой,
            Вы предлага'ете тонкому о'бществу ирисный ке'кс,
            Нежно вдыха'я сигары эрцге'рцога абрис фиа'лковый.
                       (И. Северянин)

    Амфибрахий — трёхсложный размер, где ударения падают преимущественно на 2, 5, 8, 11 и так далее слоги. Иначе говоря, это трёхдольная строфа с однодольной анакрузой: |||. Наиболее распространён четырёхстопный амфибрахий:

                Я долее слушать безумца не мог,
                Я поднял сверкающий меч,
                Певцу подарил я кровавый цветок
                В награду за дерзкую речь. (Н. Гумилёв)

    Вот пример редкого явления: шестистопный амфибрахий, чередующийся с пятистопным:

                Ах, чудное небо, ей-богу, над этим классическим Римом,
                Под этаким небом невольно художником станешь.
                Природа и люди здесь будто другие, как будто картины
                Из ярких стихов антологии древней Эллады. (А. Майков)

    Анапест — это трёхсложный размер, в котором ударения падают преимущественно на 3, 6, 9, 12 и так далее слоги. Иначе говоря, это трёхдольник с двудольной анакрузой |||. Наиболее распространён трёхстопный анапест.

                Мой любимый, мой князь, мой жених,
                Ты печален в цветистом лугу.
                Повиликой средь нив золотых
                Завилась я на том берегу. (А. Блок)

    Встречается 2,4,5-стопный анапест. Например, двустопный:

                Ни страны, ни погоста
                Не хочу выбирать.
                На Васильевский остров
                Я приду умирать. (И. Бродский)

    Это классическое стихотворение «Стансы» имеет характерную двусложную клаузулу в 1-3 строках, что придаёт ему шарм, некоторую нестандартность слога.
   
    Итак, мы рассмотрели пять основных стихотворных размеров. Обязательно пользуйтесь ими! Безусловно, нельзя зацикливаться, но история показывает, что эти размеры наиболее более всего подходят для стихосложения на русском языке, и игнорировать их в поисках новых форм нельзя категорически. Только научившись в совершенстве пользоваться классическими стихотворными размерами, можно переходить к поэтическому экспериментированию. Хотя… Пушкин и Лермонтов 200 лет назад, когда становление поэзии только шло и об использовании в стихах диковинных смесей размеров речи не было, уже искали новые формы, пытаясь разнообразить заданную Державиным классическую русскую поэзию. Вот поэтому они и великие.


   2.3. Дополнительные поэтические размеры
   
    Пэоны. Это так называемые четырёхсложные размеры, их четыре: пэон I, пэон II, пэон III и пэон IV. Получаются они просто. Берём двусложный размер (ямб или хорей) и выкидываем из него каждое второе ударение. Получается система пиррихиев. Так как они систематизированы, получается новый размер, где ударение может падать так: пэон I: 1, 5, 9 и так далее слоги, пэон II: 2, 6, 10 и так далее слоги, пэон III: 3, 7,11 и так далее слоги, пэон IV: 4, 8, 12 и так далее слоги. Просто приведу примеры.

    Пэон I.
                Спите полумёртвые увядшие цветы,
                Так и не узнавшие расцвета красоты,
                Близ путей заезженных взращённые творцом,
                Смятые невидевшим тяжёлым колесом. (К. Бальмонт)

    Пэон II.
                Не думай о секундах свысока.
                Наступит время, сам поймёшь, наверное, —
                Свистят они, как пули у виска,
                Мгновения, мгновения, мгновения. (Р. Рождественский)

    Пэон III.
                Входит Пушкин в лётном шлеме, в тонких пальцах — папироса.
                В чистом поле мчится скорый с одиноким пассажиром.
                И нарезанные косо, как полтавская, колёса
                С выковыренным под Гдовом пальцем стрелочника жиром
                Оживляют скатерть снега, полустанки и развилки
                Обдавая содержимым опрокинутой бутылки. (И. Бродский)

    В данном примере пэон III тесно переплетается с обыкновенным хореем, что, впрочем, встречается довольно часто, потому что изначально пэон требует очень длинных, не менее чем четырёхсложных слов для построения правильной поэтической строки. А вот трёхстопный пэон III, он встречается у Александра Галича:

                Вьюга листья на крыльцо намела,
                Глупый ворон прилетел под окно
                И выкаркивает мне номера
                Телефонов, что умолкли давно.

    Пэон IV.
                Под голубыми небесами
                Великолепными коврами,
                Блестя на солнце, снег лежит. (А. Пушкин)

    Пэон I и III не только допустимо, но даже и довольно интересно мешать с хореем, а пэон II и IV — с ямбом.
   
    Пентон (пятисложник) — стихотворный размер из пяти слогов с ударением на 3 слоге. Относится к слассу пятидольников. Пентон разработан Алексеем Кольцовым и употребляется только в народных песнях. Рифма, как правило, отсутствует.

                Не шуми ты, рожь,
                Спелым колосом!
                Ты не пой, косарь,
                Про широку степь! (А. Кольцов)

    Четырехдольник в русской поэзии является самой употребительной из ритмических групп. Четырёхдольник несет главный метрический акцент на первой доле и побочный акцент на третьей доле Он имеет четыре видовые формы:
    - четырехдольник 1-й     ||
    - четырехдольник 2-й    |
    - четырехдольник 3-й    |
    - четырехдольник 4-й    |

    Общепринятая теория стиха относит первый и третий виды к хореическим размерам, а второй и четвертый — к ямбическим. Стихотворений четырехдольного строя — неимоверное количество. Русские поэты выработали множество видовых и типовых моделей трехкратного, четырехкратного, пятикратного и шестикратного объема.

    Трехкратный четырехдольник первый различных форм (сюда входит и пятистопный хорей); контрольный ряд ||||:

                | Выхожу о|дин я на до|рогу; /\ /\ |
                | Сквозь туман крем|нистый путь бле|стит; /\ /\ /\ |
                | Ночь тиха. Пус|тыня внемлет | богу, /\ /\ |
                | И звезда с звез|дою гово|рит. /\ /\ /\ | (М. Лермонтов)

    Трехкратный четырехдольник второй (сюда входит и пятистопный ямб); контрольный ряд |||:

                Мы | молоды. У | нас чулки со |штопками.
                Нам | трудно. Это | молодость ви|ной. /\ /\
                Но | пляшет за де|шевенькими | шторками
                Бес|платный воздух, | пахнущий вес|ной. /\ /\ (Р. Казакова)

    Трехкратный четырехдольник третий (сюда относятся и стихи типа «камаринской»); контрольный ряд | | |:

                Холод, | тело тайно | сковываю|щий, /\
                Холод, | душу оча|ровываю|щий... /\
                От лу|ны лучи про|тягивают|ся, /\
                К сердцу | иглами при|трагивают|ся. /\ (В. Брюсов)

    Трехкратный четырехдольник четвертый, к которому относится и четырехстопный ямб всех моделей, со всевозможными клаузулами; контрольный ряд | | |:

                Ракеты | возникают | рыжие, /\ | /\
                И голу|бые и о|ранжевые. | /\
                Они цве|тут над всеми | крышами, /\ | /\
                Меня, как в | детстве, заво|раживая. | /\ (Е. Евтушенко)

    Пятидольник. Потрясающие, весомые, сильные стихи можно создать, пользуясь таким исконно русским размером, как пятидольник. Истоки его — народная поэзия. Эта сложная двухакцентная мера, сочетание трехдольника с двудольником. Главный метрический акцент находится на первой доле трехдольника, побочный акцент — на первой доле двудольной части: |. Как и пэон, пятидольник имеет несколько (пять) видовых форм, зависящих от положения в стихе анакрузы и соответствующей ей эпикрузы:
    - пятидольник 1-й     |||
    - пятидольник 2-й     ||
    - пятидольник 3-й     ||
    - пятидольник 4-й     ||
    - пятидольник 5-й     ||

    В русской поэзии разработаны третий, четвертый и пятый пятидольники. Третий и пятый пятидольники совместимы и взаимозаменяемы; они распространены в русском народном стихе. Вот пример трехкратного пятидольника третьего вида:

                Жаворо'ночек на прога'линке распева'ет.
                Он зовё'т весну, радость кра'сную вызыва'ет. (Н. Цыганов)

    Или:

                Как привя'жется, как приле'пится
                К уму-ра'зуму думка пра'здная,
                Мысль доку'шная в мозг твой вце'пится
                И клюёт его, неотвя'зная. (В. Бенедиктов)

    То же с двудольной паузой:

                Не слышны' в саду даже шо'рохи,
                Все здесь за'мерло до утра'.
                Если б зна'ли вы, как мне до'роги
                Подмоско'вные вечера'. (М. Матусовский)

    Четвертый вид встречается в нашей поэзии довольно часто.

                Дымится по'ле, рассвет беле'ет,
                В степи тума'нной кричат орлы'.
                И дико зво'нок их плач голо'дный
                Среди холо'дной плывущей мглы'. (И. Бунин)

    Четвертым же пятидольником написана «Песня о Соколе» Максима Горького.

    Наиболее эффектен и необычайно красив, хотя и весьма редок пятидольник второй, в данном примере допущено превышение пятидольной меры (шесть слогов в 6 и 7-ой строках):

                Безво'дные золоти'стые пересы'пчатые барха'ны
                Стремя'тся в полусожжё'нную неизве'данную страну',
                Где пра'вят в уедине'нии златоли'цые богдыха'ны,
                Вдыха'я тяжелоды'мную златоо'пийную волну'.
                Где в на'бережных фарфо'ровых импера'торские кана'лы
                Поблё'скивают, переплё'скивают кори'чневой чешуе'й,
                Где в бе'лых обсервато'риях и библио'теках опаха'лы
                Над ру'кописями ве'тхими, точно ве'тер берегово'й. (Г. Шенгели)

    Традиционная теория стиха игнорирует пятидольник как самостоятельную меру метрического стиха. Я считаю пятидольник самостоятельным своеобразным размером и рекомендую иной раз обращаться к нему, как к техническому средству выражения ваших мыслей.
   
    Шестидольник — самая сложная из ритмических групп. Шестидольник состоит из сочетания четырехдольника с двудольником; главный метрический акцент приходится на первую долю четырехдольной части, а побочный акцент — на первую долю двудольной части: ||. Имеет шесть видовых форм:
    - шестидольник 1-й     |||
    - шестидольник 2-й     ||
    - шестидольник 3-й     ||
    - шестидольник 4-й     ||
    - шестидольник 5-й     |
    - шестидольник 6-й     ||
    Все эти формы образуют собой класс шестидольников. В русской поэзии наиболее разработаны первый, второй и четвертый виды. Пятый часто совмещается с первым. По традиционной теории стиха первый, третий и пятый шестидольники относятся к хореическим размерам, а второй, четвертый и шестой шестидольники к ямбическим.
    Шестидольник первый:

                О'блаком вол|нистым |
                | Пы'ль встает вда|ли; /\ |
                Ко'нный или | пеший — |
                | Не вида'ть в пы|ли! /\ | (А. Фет)

    Шестидольник второй, который обычно применяется в шестистопном ямбе:

                Люб|лю' твой слабый | све'т в не|бе'сной выши|не':
                Он | ду'мы пробуди'л, у|сну'вшие во | мне'. (А. Пушкин)

    Шестидольник третий:

                | Если б | су'мерками |
                | Звёзды | вы'бежали |
                | Пере|ми'гиваться |
                | У пру|да', /\ /\ /\ |
                | Мы фо|на'риками |
                | Элек|три'ческими |
                | Им под|све'чивали |
                | бы тог|да'. /\ /\ /\ | (А. Квятковский)

    Отсутствие в поэтической практике стихотворений в форме шестидольника третьего объясняется, видимо, сравнительно небольшим количеством в русском языке слов с четырехсложными окончаниями; поэтому так редко встречаются вообще стихи с четырехсложной рифмой или четырехсложной клаузулой. Шестидольник четвертый:

                Си|неет | па'луба — до|рога | ско'льзкая,
                Ка|чает | здо'рово на | кораб|ле', /\ /\
                Но | юность | лё'гкая и | комсо|мо'льская
                И|дёт по | па'лубе как | по зем|ле'. /\ /\ (Б. Корнилов)

    Шестидольник пятый (трехкратный):

                На пи|рах ве|сёлых,
                В дерев|нях и | сёлах
                Прово|дили | дни'. /\
                Я в ле|су си|де'ла
                Да в ок|но гля|де'ла
                На кус|ты и | пни'. /\ (И. Бунин)

    Шестидольник шестой:

                Обыкно|венный | де'нь, обыкно|венный | са'д.
                Но поче|му кру|го'м колоко|ла зве|ня'т? (Г. Иванов)

    Брахиколон — очень своеобразный экспериментальный размер-односложник, в котором все слоги ударные. Каждая строка брахиколона всегда состоит из одного односложного слова. Является скорее поэтическим упражнением, чем полноценным размером.

                Бей
                тех,
                чей
                смех,
                вей,
                рей
                сей
                снег! (Н. Асеев)

    К разряду брахиколонических стихов можно отнести начало стихотворения Николая Асеева «Собачий поезд», где перемежаются односложные и двусложные слова:

                Стынь,
                                Стужа,
                                                Стынь,
                                                                Стужа,
                                                                                Стынь,
                                                                                                Стынь,
                                                                                                                Стынь...
                День —
                                Ужас,
                                                День —
                                                                Ужас,
                                                                                День,
                                                                                                Динь,
                                                                                                                Динь.

    Следует отметить, что как элемент поэтической системы брахиколон появился в русской поэзии сравнительно недавно.

    Александрийский стих — это шестистопный ямб с цезурой после третьей стопы. Рифмовка парная.

                Надменный временщик, || и подлый и коварный,
                Монарха хитрый льстец || и друг неблагодарный,
                Неистовый тиран || родной страны своей,
                Взнесённый в важный сан || пронырствами злодей! (К. Рылеев)

    Это, конечно, не самостоятельный размер, а получивший собственное название вид ямба. Название он получил ввиду чрезмерной распространённости в конце 18 — начале 19 века.
   
    Холиямб — пришедший из античности размер стиха, где последняя стопа шестистопного ямба заменена хореем. Вот силлабо-тоническая имитация холиямба:

                Богатства бог, чье имя Плутос, — зна'ть, сле'п он!
                Под кров певца ни разу не заше'л в го'сти.
                    (Гиппонакт, пер. Вяч. Иванова)

    Холиямбическим можно назвать размер следующих стихов:

                В огромном городе моём — ночь.
                Из дома сонного иду — прочь.
                И люди думают: жена, дочь, —
                А я запомнила одно: ночь. (М. Цветаева)

    Одиннадцатисложник — одна из наиболее употребительных и устойчивых форм стиха в русской силлабической поэзии 17 и 18 веков — строка из 11 слогов с паузной цезурой после пятого слога. Ритмическая структура является вариантом двойного шестидольника первого с контрольным рядом ||||||.

                | Ой стоги, сто|ги, /\ || на лугу ши|роком, |
                | Вас не пере|честь, /\ || не окинуть | оком! |
                | Ой, стоги, сто|ги /\ || в зеленом бо|лоте, |
                | Стоя на ча|сах, /\ || что вы стере|жёте? | (А. Толстой)

    Четверостишие Толстого служит прекрасной метрической моделью для понимания ритмической структуры одиннадцатисложных русских виршевиков: это паузированный вариант двенадцатидольника, вернее сдвоенного шестидольника первого. Вот беспаузный двенадцатисложник:

                | Да благосло|вит тя || господь от Си|она |
                | на высоко|честнем || месте царя | фрона. |
                | Да благосло|вит же || венчанную | главу |
                | на премноги | лета || соблюдати | здраву. |

    А вот одиннадцатисложник Симеона Полоцкого с однодольной паузой в конце первого полустишия, ритм инверсирован:

                |По темной но|щи /\ || день светлый бы|вает, |
                | солнца луча|ми /\ || всю тьму истреб|ляет. |
                | Вся веселят|ся, /\ || егда осве|щенна|
                | солнцем быва|ют /\ || преукра|шенна. |

    Или у Антиоха Кантемира:

                | Тщетную муд|рость /\ || мира вы ос|тавьте, |
                | Злы богобор|цы! /\ || обратив кор|мило, |
                | Корабль свой | к бре|гу /\ || истины на|правьте, |
                | Теченье вы|ше /\ || досель блудно | было. |

                | Что дал Гора|ций, /\ || занял у фран|цуза. |
                | О, коль собо|ю /\ || бедна моя | муза! |
                | Да верна; у|ма /\ || хоть пределы | узки, |
                | Что взял по-галь|ски — /\ || заплатил по-|русски. |

    Тринадцатисложник — общепринятое название самого популярного и устойчивого стихового размера в поэзии русских виршевиков 16-18 вв. Подавляющее большинство стихотворений силлабистов написано этим размером, который является исконной формой русского народного стиха, встречающейся и теперь в частушках.
    Метрическая модель тринадцатисложника имеет два варианта: при наличии мужской цезуры ||/\|||/\/\| и при трехсложной цезуре ||/\|||/\/\|. В первом полустишии 8 долей, из них 7 долей занимают 7 слогов и одну долю — однодольная цезурная пауза; во втором полустишии — тоже 8 долей, из них первые 6 долей занимают 6 слогов, а на две концевые доли приходится двудольная пауза. Стихи виршевиков нужно читать речитативом.

                | Уме недо|зрелый, плод /\ | недолгой на|уки! /\ /\ |
                | Покойся, не | понуждай /\ | к перу мои | руки: /\ /\ |
                | He писав, ле|тящи дни, /\ | века прово|дити /\ /\ |
                | Можно и сла|ву достать, /\ | хоть творцом не |слыти. /\ /\ |

                | Ведут к ней нетрудные /\ | в наш век пути | многи. /\ /\ |
                | На которых | смелые /\ | не запнутся | ноги. /\ /\ | (А. Кантемир)

    Перед нами классический пример 13-сложного силлабического стиха, в котором представлены и константные, и инверсированные строки, и цезура мужская (первые четыре стиха), и цезура «дактилическая» (два последних стиха). При сочинении своих стихов виршевики отсчитывали слоги по два на один удар. У Симеона Полоцкого стих тяжелее, чем у Кантемира, он допускал некоторые неправильности в строении стиха, например: женскую цезуру посредине стиха (вторая строка):

                | Чин купецкий | без греха /\ | едва может | быти, /\ /\ |
                | На многи бо | я злобы /\ | враг обыче | лстити. /\ /\ |

    Стихотворение Симеона Полоцкого «Клевета» заканчивается строками, ясными по мысли и по метрической конструкции четырехдольника с константным ритмом:

                | Паче нетер|пимую /\ | смерть себе из|брати, /\ /\ |
                | Неже осквер|ненную /\ | плоть свою пре|дати. /\ /\ |

    Белым тринадцатисложником написал Кантемир стихотворение «Екатерине Первой». Вот начало:

                | Тебе ж, само|держице, /\ | посвятить труд | новый /\ /\ |
                | И должность со|ветует /\ | и самое | дело. /\ /\ |
                | Извинят о|ни ж мою /\ | смелость пред то|бою. /\ /\ |

    «Выпрямленный» Тредиаковским тринадцатисложник с постоянным ритмом вошел в арсенал русских поэтов наравне с другими стиховыми размерами. Им пользовались многие поэты:

                | Раз в крещенский | вечерок /\ | девушки га|дали: /\ /\ |
                | За ворота | башмачок, /\ | сняв с ноги, бро|сали. /\ /\ |
                    (В. Жуковский)

                | Дайте в руки | мне гармонь, /\ | золотые | планки. /\ /\ |
                | Парень девуш|ку домой /\ | провожал с гу|лянки. /\ /\ |
                    (М. Исаковский)

    Таким образом, можно сказать, что тринадцатисложник, выйдя из недр народной поэзии, в течение двух веков служил нашим виршевикам верой и правдой, чтобы затем уже в реформированном виде работать в русской поэзии еще два столетия.

    Объективно говоря, никто уже не пишет одиннадцатисложниками и тринадцатисложниками, потому что поэзия совершенствуется и силлабические стихотворения уходят в Лету. Не рекомендую и вам. Но знать, что такое старорусская поэзия, никому не вредно.


   2.4. Античное стихосложение

    ВНИМАНИЕ! ЭТУ ГЛАВУ ЧИТАТЬ СОВСЕМ НЕОБЯЗАТЕЛЬНО. Она представляет собой нечто вроде экскурса в историю, потому что 90% описываемых здесь размеров и строф неупотребимы в русскоязычной поэзии никоим образом.

    Античному стихосложению, а точнее, античным размерам я решил посвятить целый раздел по нескольким причинам. Во-первых, эллины и римляне изобрели большое количество своеобразных поэтических размеров, малоупотребимых в современной поэзии, но достойных упоминания. Во-вторых, не будь стихосложения античного, неизвестно, что бы было с нашим, родным и близким. Но отмечу: не рекомендую использовать все нижеописанные размеры часто. В настоящее время методы античного стихосложения являются не более чем упражнением либо источником подражаний и пародий.

    Греки создали несколько своеобразных разновидностей стихов, которые перемежали в строфах, получая сложные, составные размеры, требовавшие выского искусства чтеца.

    Гекзаметр — античный стихотворный размер, шестистопный дактиль с женским окончанием. Античный гекзаметр считается совершенной формой стихового ритма: самая ёмкая по своему ритмическому объему четырёхдольная дактилическая стопа , заменяемая четырёхдольным же спондеем (последний не употребляется только в первой и шестой стопах), даёт 32 комбинации. Наиболее употребительные цезуры в гекзаметре: цезура после третьей стопы, разделяющая стих на два равных полустишия:
    |||||||/\|,
    и двойная цезура, разделяющая стих на три части
    ||||||||/\|.

    Словесное ударение может падать на любую долю дактилической или спондеической стопы, вследствие чего ритм стиха здесь неровный. Чтение античных четырёхдольных гекзаметров должно проходить в форме четкого скандирования, с соблюдением двудольного протяжения долгих слогов в дактиле и спондее.

    Русский имитированный гекзаметр имеет 18-дольный объём, каждая стопа его трёхдольна (3x6=18). Русский гекзаметр можно обратить и в 24-дольный, протягивая первый в стопе слог. Контрольный ряд русского имитированного гекзаметра такой: |||||||/\. Цезура может быть мужская, женская и дактилическая, что видно из следующего примера:

            |Встала из| мрака мла|дая с перс|тами пур|пурными | Эос, /\ |
            |Ложе по|кинул тог|да и воз|любленный| сын Одис|еев. /\ |
            |Платье на|дев, изощ|рённый свой|меч на пле|чо он по|весил; /\ |
            |После по|дошвы кра|сивые| к светлым но|гам подвя|завши, /\ |
            |Вышел из| спальни... («Одиссея», пер. В. Жуковского)

    Вот опытный пример четырехдольного гекзаметра, в котором к античным модификациям добавлен ряд других:

            |В пу-урпуре, | бле-еске и| ды-ымах, ле|са разрисо|вав /\ позо|ло-отой, /\ |
            |Озаряя| ро-озовым| све-етом /\ |стру-унную| рожь /\ и пше|ни-ицу, /\ |
            |В ви-изге стри|жей /\ огол|телых и в мель|ка-ании| ла-асточек| бы-ыстрых, /\ |
            |Вниз /\ голо|вой /\ бе-ез|шу-умно /\ |падало тя|жё-олое| со-олнце. /\ |
                      (А.Квятковский)

Здесь встречаются последовательно следующие пять ритмических модификаций четырёхдольника:, , /\, /\, .

    Пентаметр — в античной метрике пятистопный дактиль. Замена дактилей спондеями возможна лишь в первых двух стопах, до цезуры. Метрическая модель античного четырехдольного пентаметра такая: ||

    Русский трехдольный пентаметр строится по схеме: |||/\/\||||/\/\. Вот пример русского элегического дистиха, в котором второй стих имитирует античный пентаметр:

                Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи;
                Старца великого тень чую смущенной душой. (А. Пушкин)

    Тетраметр — античный стихотворный размер. Схема хореического тетраметра такая: |||||, то есть четыре хореических диподии равнялись восьми простым хореическим стопам, а весь объем равнялся 24 долям Пространство стиха в 24 доли разделено в гекзаметре и в тетраметре по-разному:
    - гекзаметр: |||||||
    - тетраметр: |||||

    Русская имитация тетраметра короче античного на 8 долей (24-16=8 долей). Вот «Призыв к мужеству» древнегреческого поэта Архилоха, написанный тетраметром, в переводе Викентия Вересаева:

                Сердце, сердце! Грозным строем встали беды пред тобой.
                Ободрись и встреть их грудью, и ударом на врагов!
                Пусть везде кругом засады, — твердо стой, не трепещи!
                Победишь — своей победы на показ не выставляй.
                Победят — не огорчайся, запершись в дому не плачь!
                В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй!
                Познавай тот ритм, что в жизни человеческой сокрыт.

    Ионик — в античной метрике шестидольная стопа о четырех слогах, из них два кратких и два долгих. Различаются два типа: восходящий и нисходящий ионик; теоретически возможен третий тип: .

    Спондей — четырехдольная стопа о двух долгих слогах . Спондей употреблялся в античном гекзаметре, который состоит в основном из дактилических стоп. В применении к русскому силлаботоническому стиху спондеем называется такой ритмический ход в ямбе, когда рядом стоят два или более ударных слога. Например:

                Куницыну да'нь се'рдца и вина!
                Он создал нас, он воспитал наш пламень. (А. Пушкин)

    Валерий Брюсов в последний период своего творчества нередко перенасыщал спондеическими ходами ямбические стихи, что воспринималось современниками как нововведение:

                Дуй, дуй, Дувун! Стон тьмы по трубам,
                Стон, плач, о чем? по ком? Здесь, там —
                По ржавым травам, ах! по трупам
                Дрем, тминов, мят, по всем цветам.

    Диспондей — античная сдвоенная (восьмидольная) стопа о четырех долгих слогах . Встречается редко, только в дактилических размерах. Аналогия диспондея в русском стихе, имитирующем диспондеические ходы, где место долгих слогов занимают слоги с ударением, может быть проиллюстрирована стихом, составленным исключительно из односложных слов (брахиколон). Диямб — двойной ямб, шестидольная диподия о четырех слогах: . Дихорей — двойной хорей, шестидольная диподия о четырех слогах: . Дохмий — восьмидольная стопа о пяти слогах .

    Трибрахий — античная трехдольная стопа о трех кратких слогах . В русской метрике трибрахием называется безударная стопа в трехдольных размерах, например:

                Слёзы людские, слёзы людские,
                Льётесь вы ранней и поздней порой,
                Льётесь безвестные, льётесь незримые,
                Неистощимые, неисчислимые. (Ф. Тютчев)

    Пентабрахий — пятисложная стопа, состоящая из пяти неударных слогов. Схема: . В русском стихосложении самостоятельно употребляться не может.

    Молосс (тримакр) — античная шестидольная стопа о трех долгих слогах . В теории силлабо-тонического стиха некоторые стиховеды называют молоссом такой ритмический ход в трехдольном размере, когда подряд стоят три односложных ударяемых слова, например:

                Вал есть вал, шкив есть шкив,
                Бессемер — он всегда бессемер. (Г. Шенгели)

    Адонический стих — античный дактилический усеченный диметр. Такой стих являлся заключительной строкой в строфе, он встречается в сапфической строфе. Его метрическая схема |/\.

    Алкеев стих — античный стихотворный размер, десятисложный стих, составленный из двух дактилических и двух хореических стоп. Его схема: |||.

    Алкманов стих — античный одиннадцатисложный стих, усеченный четырехстопный дактиль, в котором допускается замена дактиля спондеем, имеющим одинаковое с дактилем количество долей.

    Аристофанов стих — античный десятидольный стих о семи слогах следующего ритмического строения: ||, то есть соединение одной дактилической и двух хореических стоп.

    Архилохов стих — античный стих, изобретенный Архилохом. Схема этого стиха такая: малый архилохов стих представляет собой дактилический усеченный триметр ||/\/\; большой — является сочетанием четырех дактилических и трех хореических стоп ||||||. Вот вольная имитация архилоховой строфы на русском языке:

                Снег покидает поля,
                Зеленеют кудрявые травы,
                В буйном цвету дерева.
                Облик меняет земля,
                Что ни день, то спокойнее в руслах
                Шумные воды бегут.
                Грация стала смелей,
                Повела в хороводе — нагая —
                Нимф и сестер близнецов.
                Что нам бессмертия ждать?
                Похищает летучее время
                Наши блаженные дни... (Гораций, пер. А. Тарковского)

    Асклепиадов стих — античный стих, изобретенный древнегреческим поэтом Асклепиадом Самосским. Различают две формы: малый асклепиадов стих с одной цезурой и большой с двумя цезурами. Вот имитация асклепиадова стиха:

                Крепче меди себе | создал я памятник;
                Взял над царскими верх | он пирамидами,
                Дождь не смоет его, | вихрем не сломится,
                Цельным выдержит он | годы бесчисленны. (А. Востоков)

    Антибакхий — античная пятидольная стопа о трех слогах:; имеет другое название — палимбакхий.

    Амфимакр — античная пятидольная стопа, противоположная амфибрахию, о трех слогах, краткий слог находится среди двух долгих:. В общеевропейскую метрику амфимакр не вошел. Однако некоторые стиховеды считают возможным применение этого термина для названия особого ритмического хода в трехсложном размере, когда в стопе содержатся два словесных ударения — на первом и на третьем слогах:

                | Ленты да | радуги, | ярче и | жарче дня... |
                | Что ж'.. обер|нись, погля|ди!.. /\ /\ | /\ /\ /\ |
                |Суженный! | Золото, | серебро!.. Чур меня, |
                | Чур меня — | сгинь, пропа|ди! /\ /\ | /\ /\ /\ | (А. Фет)

    Антиспаст — античная шестидольная стопа о четырех слогах , комбинация ямбической и хореической стоп (ямбохорей). Имитированный антиспаст в русской поэзии встречается редко:

                Верста' сле'ва, | верста' спра'ва,
                Верста' в бро'ви, | верста' в ты'л.
                Тому' пе'сня, | тому' сла'ва,
                Кто дорогу породил. (М. Цветаева)

    Имитированный антиспаст встречается в русских частушках и в украинской народной поэзии, поскольку их ритмика свободно пользуется ходами ритмической инверсии, которая запрещена теорией силлаботонического стихосложения, канонизирующей лишь постоянные ритмы.

                Прише'л не'мец, | прише'л па'н,
                Дай, украинец, жупан!
                Прода'й, дя'дько, | свою' ха'тку,
                Купи', дя'дька, | немцу шапку. (пер. с укр. А. Глобы)

    Эпитрит — семидольная античная стопа, в которой три слога долгие и один краткий. Различаются четыре вида эпитрита в зависимости от местоположения краткого слога среди долгих: первый , второй , третий , четвертый .

    Алкеева строфа — античная четырехстишная строфа, изобретенная Алкеем; состоит из стихов трех видов:
    - девятисложный ямбический стих ||||/\/\
    - десятисложный стих |||
    - одиннадцатисложный стих |||.

    В следующем отрывке Брюсов имитировал на русском языке ритм алкеевой строфы, причем первые две строки соответствуют третьему виду, третья строка — первому виду и четвертая строка — второму виду:

                Не тем горжусь я, Фебом отмеченный,
                Что стих мой звонкий римские юноши
                На шумном пире повторяют,
                Ритм выбивая узорной чашей.

    Алкманова строфа — античная двустишная строфа, в которой первый стих является гекзаметром, а второй — алкмановым стихом.

    Бакхий — в античной метрике название пятидольной стопы о трех слогах следующего строения . В русской метрике не употребителен, но некоторые теоретики стиха считают возможным называть бакхием амфибрахическую стопу с дополнительным акцентом , например:

                В глаза'х ве'р|но, сват, у | тебя по|темнело.
                ... Хвати'л о'|земь шапку, | подперся | в бока...
                ...«Ну, что', бра'т' | успели | ли с медом | убраться?»
                      (И. Никитин)

    Сапфическая строфа — строфа логаэдического строения. Различаются большая и малая сапфические строфы. В русской литературе форму малой сапфической строфы имитировали многие классики. Например:

                Будет день — и к вам, молодые девы,
                Старость подойдет нежеланной гостьей,
                С дрожью членов дряблых, поблекшей кожей,
                Чревом отвислым, —
                Страшный призрак! Эрос, его завидя,
                Прочь летит — туда, где играет юность:
                Он — ее ловец. Пой же, лира, негу
                Персей цветущих. (Сафо, пер. Вяч. Иванова)

    В русской поэзии данные слоги практически не применяются, разве что в подражаниях грекам. Чередованием гекзаметра и пентаметра написана, в частности, «Илиада» Гомера. Общим выводом может быть лишь такой: это не более чем энциклопедические древности, полезные ныне только выборочно, в виде упражнений.


    2.5. Как сделать слог нестандартным

    Перегрузив всякой теорией и терминологией, приступлю к краткому изложению простейших методов получения красивых и нестандартных ритмов и размеров. Естественно, на примерах. В первую очередь всё же старайтесь писать именно классическими размерами, потому как они наиболее просты и эффективны. Но их, безусловно, можно и даже нужно всячески украшать.

    Если для украшения стихотворения вы решили нарушить слог, то рифма, компенсирующая размерный недостаток, должна быть совершенна! Этим вы докажете слушателю, что нарушение в слоге допущено намеренно, что на деле вы можете писать невероятно красиво! Можно слог вовсе не соблюдать. В таком случае к рифме предъявляются ещё более жёсткие требования. Например:

                Представь, что война окончена, что воцарился мир.
                Что ты ещё отражаешься в зеркале. Что сорока
                Или дрозд, а не «Юнкерс» щебечет на ветке «чирр».
                Что за окном не развалины города, а барокко
                Города: пинии, пальмы, магнолии, цепкий плющ,
                Лавр. Что чугунная вязь, в чьих кружевах скучала
                Луна, в результате вынесла натиск мимозы плюс
                Взрывы агавы. Что жизнь нужно начать сначала. (И. Бродский)

    Бродский блестяще маскирует рваный, смещённый ритм, полное нарушение силлабики и тоники, неравенство слогов и ударений шикарным рифмами, уникальными по своей смысловой насыщенности строками, переносами предложений и их разрывами (об этом — позже). Практически вся поздняя поэзия Бродского написана именно так: не по законам жанра. Хотя такие стихи тоже имеют название — ударники. К ним относятся и многие стихотворения Маяковского. Ударения и количество слогов между ними выдержаны приблизительно, что компенсируется отличными рифмами. Ударники тоже имеют систему. Например, приведенный пример из Бродского — это шестидольный ударник.

    Подобные стихи близки по принципу к дольнику. Дольник — это вид русского и немецкого стихосложения, где строки, совпадая по числу ударений, свободно и бессистемно располагают безударные слоги. Много подобных стихотворений, к примеру, у Гейне:

                Не знаю, что значит такое,
                Что скорбью я смущён,
                Давно не даёт покою
                Мне сказка старых времён. (перевод А. Блока)

    Дольники являются промежуточными между тоническим и силлабо-тоническим стихом. Настоятельно не рекомендую писать подобным слогом, но использовать его элементы никто не возбраняет. К примеру:

                …и при слове «грядущее» из русского языка
                Выбегают мыши и всей оравой
                Отгрызают от лакомого куска
                Памяти, что твой сыр, дырявой… (И. Бродский)

    «Рваность» ритма, только совсем другая, новая, взрывная, потрясающе рвётся из стихов Владимира Маяковского, почти из каждого. У Цветаевой нет именно «безразмерных» стихотворений, но зато почти в каждой поздней её работе размеры модифицируются, из них выбрасываются стопы и слоги.

                Руки — и в круг
                Перепродаж и переуступок!
                Только бы губ,
                Только бы рук мне не перепутать!

    Теоретически это дактиль. Но какой! В 1-3 строках двустопный с нулевой клаузулой, то есть с мужским окончанием. Во 2-4 же творится что-то невероятное. После четырёх слогов дактиля врывается цезура, потом появляется совершенно лишний слог, а вторая часть — это новый уже дактиль с односложной клаузулой и женским окончанием; по сути, в сумме получается пятидольник. Такое смешение размера — элемент уникального мастерства. Но — заметьте — всё в дактиле, нет перехода на другой размер, потому читается прекрасно. Не смешивайте разные размеры!

                Не штык — так клык, так сугроб, так шквал, —
                В Бессмертье что час — то поезд!
                Пришла и знала одно: вокзал.
                Раскладываться не стоит.

    Здесь у Цветаевой — дикая помесь ямба и анапеста, что-то непонятное. Почему же ритмично и красиво декламируется? Потому что ударения в соответствующих строках расставлены совершенно одинаково! Никаких нарушений, лишних пиррихиев и клаузул. Итак, второй вариант безразмерного писательства: считайте ударения и расставляйте их одинаково в соответствующих строфах. Именно таким образом вы придумываете свой размер сами.

    Книжные полки, странные знаки, символы, буквы,
                                    граф Монте-Кристо, леди Ровена,
    Ноты Вивальди, звуки канцоны,
                                    ария чёрта в опере Баха или кого-то,
    Кто бесконечен, кто бесподобен с красною розой
                                    в ровной улыбке, встав на колено,
    Ей предлагает руку и сердце, нашу эпоху
                                    вновь возвращая в дни Камелота.

    Здесь, к примеру, в одной строке аж 4 цезуры. И каждая из пяти частей строки — это маленький двустопный дактиль. А вся строка становится своеобразным пятидольником. Или у Михаила Щербакова:

                Мне ничего не надо, монета есть, магазин под боком.
                Правда, закрыли ближний, но это ладно, пойду в соседний.
                Я ничего не должен Собесу, рано ещё по срокам,
                Я военкому без интересу, мой формуляр последний.

    Это тоже дактиль. Но здесь в каждой строке одна ярко выраженная цезура посередине, и две, каждая из которых делит кусочки строки ещё на две части. Причём самая последняя часть каждой строки — это уже амфибрахий! Вот как бывает. Кстати, обратите внимание на сквозные рифмы.

                Дорога-возвращение в воскресную ночь —
                К рутине, к тишине, к пустоте.
                Совсем не изменившись, я остался точь-в-точь
                Таким же, как всегда и везде.

    Это трёхстопный пэон II, только из последней стопы каждой строки выброшен первый безударный слог. Вообще, выбрасывание или добавление одного или нескольких безударных слогов является весьма неплохим «трюком». Использование подобного элемента позволяет создавать новые размеры, удобные именно для вас.

                Санбенито на камень падёт, ты взойдёшь наверх,
                Ты прижмёшься спиной к обгоревшему маяку
                И из тысячи разных оккультных безумных вер
                Изберёшь ожиданье на западном берегу.

    Это анапест, только в последней стопе выброшен один безударный слог.

                Стоят цветы у кровати, лежат конфеты на стуле,
                Пустует белая койка, и всё почти хорошо,
                А элегантная Катя и симпатичная Юля,
                В стерильных белых повязках готовят электрошок.

    Это пример «самосозданного» размера с расстановкой ударений ---'--'----'--'-. Отнести его к какому-нибудь из традиционных размеров довольно сложно. То есть, конечно, можно условно назвать его, как написал мне один читатель, «шестистопный амфибрахий с медианой с двумя леймами в каждой строке», но это не совсем точно и не стоит стараний.
   
    Напоследок расскажу ещё об одном способе получения нестандартных размеров. Кроме дольников и ударников, в русском стихосложении есть ещё такая разновидность, как паузники. Паузник трехдольный — это стих трехдольного размера, отдельные стопы которого представляют собой неполносложные, паузные модификации, то есть не только , а /\, /\/\,/\/\; /\, /\/\, /\/\ и прочая, или модификации с протяжением слогов (долгие слоги), /\, . Введение этого термина (не совсем точного) в русскую поэтику было вызвано появлением в русской поэзии начала 20 века большого количества стихов паузной формы, отличавшихся от классического полносложного трёхдольника настолько, что многие читатели и даже литературоведы не умели ритмически их рецитировать, считая подобные стихи неправильными. В настоящее время паузники ни у кого не вызывают сомнения в правильности их метрического строения. Примеры:

                Пускай мы росли ножевые,
                А сестры росли, как май
                Но все же глаза живые
                Печально не подымай. (С. Есенин)

                Землю,
                            где воздух,
                как сладкий морс,
                            бросишь
                и мчишь, колеся
                но землю,
                            с которою
                вместе мёрз,
                вовек
                            разлюбить нельзя. (В. Маяковский)

    Ниже приводятся образцы параллельных равновеликих трёхдольников — полносложных и паузных; сравнение их структур дает наглядное представление о разнице ритмов. Трёхкратный трёхдольник первый с устойчивыми концевыми паузами:

    а) Полносложная форма:
                |Чёткие| линии| гор; /\ /\ |
                |Бледно не|верное | море. /\ |
                |Гаснет торжественный| взор, /\ /\ |
                |Тонет в бес|сильном про|сторе. /\ | (В. Брюсов)

    б) Паузная форма:
                |Мы /\ /\ | спим /\ /\ | ночь. /\ /\ |
                |Днем совер|шаем по|ступки. /\ |
                |Любим сво|ю /\ то|лочь /\ /\ |
                |воду в сво|ей /\ /\ | ступке. /\ | (В. Маяковский)
   
    Трёхкратный трёхдольник второй с одинаковыми концевыми паузами.

    а) Полносложная форма:
                По| синим вол|нам оке|ана,
                Лишь| звёзды блес|нут в небе|сах, /\
                Ко|рабль оди|нокий не|сётся,
                Не|сётся на| всех пару|сах. /\ (М. Лермонтов)

    б) Паузная форма:
                Как| царство /\| белого| снега,
                Мо|я /\ ду|ша холод|на. /\
                Ка|кая /\ |стройная |нега
                /\ |В мире хо|лодного| сна. /\ (В. Брюсов)
   
    Трёхкратный трёхдольник третий.

    а) Полносложная форма:
                Я те|бе ниче|го не ска|жу,
                И те|бя не встре|вожу ни|чуть,
                И о | том, что я | молча твер|жу,
                Не ре|шусь ни за | что намек|нуть. (А. Фет)

    б) Паузная форма:
                Я по|кинул ро|димый /\ | дом,
                Голу|бую о|ставил /\ | Русь.
                В три звез|ды берез|няк над пру|дом
                Теплит |матери| старой /\ | грусть. (С. Есенин)
   
    Четырёхкратный трёхдольник второй с устойчивыми концевыми паузами.

    а) Полносложная форма:
                Как| ныне сби|рается | вещий О|лег /\
                От|мстить нера|зумным хо|зарам: /\ | /\ /\
                Их| села и| нивы, за| буйный на|бег, /\
                Об|рёк он ме|чам и по|жарам. /\ | /\ /\ (А. Пушкин)

    б) Паузная форма:
                Би|лет — /\ /\ |щелк. /\ Ще|ка — /\ /\ | чмок. /\
                Сви|сток, — и рва|нулись ту|да мы, /\ | /\ /\
                Ку|да, /\ как| се-ельди| в сети чу|лок, /\
                Плы|вут круго|светные | дамы. /\ | /\ /\ (В. Маяковский)

    Очень эффектен ритм трёхдольников с локальной внутристишной паузой, повторяющейся в определенном месте стиха. Например, в трёхкратном трёхдольнике втором.

    Однодольная пауза в первой половине тактометрического периода:
                На | ту /\ зна|комую | гору
                Сто | раз /\ я| в день прихо|жу, /\
                Сто|ю, /\ скло|няся на по|сох,
                И | в дол /\ с вер|шины гля|жу, /\ (В. Жуковский)

    Двудольная пауза во второй половине периода (помимо концевой):
                Се|годня дур|ной /\ /\ | день, /\
                Куз|нечиков | хор /\ /\ | спит. /\
                И| сумрачных | скал /\ /\ | сень /\
                Мрач|ней гробо|вых /\ /\ | плит. /\ (О. Мандельштам)

    Последний пример особенно выразителен, если иметь в виду, что ритм его паузных строк подчинен контрольному ряду следующих полносложных строк:
                На | тёмном по|роге тай|ком /\
                Свя|тые шеп|чу име|на. /\
                Я | знаю: мы | в храме вдво|ём, /\
                Ты | думаешь: | здесь ты од|на. /\ (А. Блок)

    Наконец, очень редкий образец четырёхкратного трёхдольника третьего, где в первых двух стихах — сплошное полносложие, а далее следуют стихи с точно локализованной однодольной паузой в конце периода:
                Почер|нел, искри|вился бре|венчатый | мост,
                И сто|ят ло|пухи в чело|веческий | рост,
                И кра|пивы дре|мучей по|ют /\ ле|са,
                Что по | ним не прой|дёт, не блес|нёт /\ ко|са.
                Вече|рами над | озером | слышен /\ | вздох,
                И по | стенам рас|ползся ко|рявый /\ | мох. (А. Ахматова)

    Имейте в виду, что в размерах, изобретённых вами, ударения должны быть очень чётко и равномерно расставлены, чтобы не возникало ощущения «безразмерности». Те же паузники выглядят гораздо привлекательнее, когда паузы в них систематизированы и имеют одну и ту же локацию в каждой строке.

    Маленький постскриптум. На самом деле, смешение размеров, конечно, имеет место в стихосложении. Размер, образованный смешением двух разных размеров, к примеру, ямба и дактиля (то есть, когда одна строка — ямб, вторая — дактиль), называется логаэдом. Логаэды использовались, в основном, в античной поэзии и в русском стихосложении не приняты.

        ГЛАВА 3. РИФМОВКА

3.1. Формы стихотворений
3.2. Восточные формы строф
3.3. Ещё несколько слов о построении

   3.1. Формы стихотворений
   
    В общем-то, этот раздел следовало бы поместить в главу о рифмах либо сразу после неё, но я подумал, что сначала неплохо бы разобраться со стихотворными размерами, что мы и сделали. Под «построением стихотворения» в данном случае я понимаю расположение рифм в строках стихотворения, то есть рифмовку. Я разбил этот раздел по строфам, начиная от одностишия.

    Сначала, конечно, идёт такая строфа, как одностишие, то есть маленькое нерифмованное стихотворение, состоящее из одной строки. Подобное стихотворение обыкновенно является юмористическим, ироническим; основной упор при написании делается не на технику, а на содержание. К примеру:

                О, как внезапно кончился диван… (В. Вишневский)

                Такому клюву и помада не поможет… (А. Морозов)

    Для написания одностиший необходимо обладать как минимум чувством юмора. Как и для их чтения.

    Самым простым расположением рифм является парная (смежная) рифма в дистихе или двустишии (по схеме аа).

                В тот вечер возле нашего огня
                Увидели мы чёрного коня. (И. Бродский)

    Двустишие является наиболее простой формой сочетания стихотворных строк, довольно-таки примитивной, поэтому я рекомендую чередовать его с другими формами в одном стихотворении. Дистих — это двустишие, являющееся законченным стихотворением, что встречается весьма редко.

    Далее рассмотрим более сложную форму — трёхстишие. Обыкновенное трёхстишие (терцет) подразумевает наличие трёх строк с одинаковой рифмой: aaa bbb ccc. Используется такая схема нечасто, но встретить можно.

                На морских берегах я сижу,
                Не в пространное море гляжу,
                Но на небо глаза возвожу. (А. Сумароков)

    Другой формой трёхстишия является терцина. Терцина — это стихотворное произведение из трёхстиший с обязательной схемой рифм aba bcb cdc… Терциной написана «Божественная комедия» Данте:

                Земную жизнь дойдя до середины,
                Я очутился в сумрачном лесу,
                Утратив правый путь во тьме долины.

                Каков он был, о, как произнесу
                Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
                Чей давний ужас в памяти несу! (пер. М. Лозинского)

    Вообще, законченное произведение (поэма или крупное стихотворение), написанное терцинами, называется капитоло. В «Божественной комедии» капитоло является каждая отдельная глава поэмы.
    Разновидностью трёхстишия является ритурнель — трехстрочная строфа в итальянской, а затем во французской поэзии. Стихотворный размер — свободный, по выбору поэта; рифмуются между собой первая и третья строки, средний стих строфы остается без рифмы (холостым). В русской поэзии ритурнель, как форма стиха, не привилась; отдельные опыты можно встретить у поэтов-символистов.

                Серо
                Море в тумане, и реет в нем рея ли, крест ли;
                Лодка уходит, которой я ждал с такой верой!

                Прежде
                К счастью так думал уплыть я. Но подняли якорь
                Раньше, меня покидая... Нет места надежде!

                Кровью
                Хлынет закат, глянет солнце, как алое сердце:
                Жить мне в пустыне — умершей любовью! (В. Брюсов)

    Трёхстишия могут объединяться и в другие более сложные формы,. Примером такой формы является вилланелла (вилланель) — в староитальянской, а затем в старофранцузской поэзии — лирическое стихотворение своеобразной формы, предназначенное для пения. Заключает в себе шесть трехстишных строф и один заключительный стих, а всего — 19 стихов на две рифмы. Композиция вилланеллы сложна: первый и третий стихи начальной терцины повторяются и дальше в определенном порядке и имеют одну рифму; каждый средний стих терцины оригинален, все средние стихи связаны между собой также одной рифмой. Вот вилланелла, которую написал поэт Возрождения Жан Пассора:

                Врозь я с горлинкой моею:
                Не она ведь мне слышна.
                Поспешу вослед за нею.

                Ты ль с подружкою своею
                Розно? К нам судьба равна:
                Врозь я с горлинкой моею.

                Верю я душою всею,
                Коль твоя любовь верна:
                Поспешу во след за нею.

                Слух твой жалобой лелею
                Вновь, что нам двоим дана:
                Врозь я с горлинкой моею.

                Без ее красы жалею
                Все, чем жизнь была красна.
                Поспешу во след за нею.

                Смерть, верши свою затею,
                То возьми, что взять должна:
                Врозь я с горлинкой моею,

                Поспешу во след за нею. (пер. Ю. Верховского)

    В русском стихосложении всё же порекомендую пользоваться терцетами или терцинами, потому как другие формы лучше приспособлены для итальянской или французской поэзии, откуда, собственно, и произошли.

    Первым по распространённости является, безусловно, четверостишие или катрен. Стандартных схем рифмования в катрене две: abab (перекрёстная рифма) и abba (охватная или опоясанная рифма). Пример первой:

                Я долго шёл по коридорам,
                Кругом, как враг, таилась тишь.
                На пришлеца враждебным взором
                Смотрели статуи из ниш. (Н. Гумилёв)

    Пример второй:

                Он видит пылающий ангельский меч,
                Что жалит нещадно его и подругу
                И гонит из рая в суровую вьюгу,
                Где нечем прикрыть им ни бёдер, ни плеч… (Н. Гумилёв)

    Более простыми разновидностями катрена (соответственно, более примитивными) являются схемы рифмовки aabb и abcb. В первом случае катрен просто состоит из двух двустиший, объединённых общей темой, во втором не рифмуются 1-я и 3-я строки (т.н. холостая рифма). Последнего я настоятельно советую избегать.

    Катрен может являться стихотворением в чистом виде (например, гарики или частушки). Обыкновенно, катрен, являющийся законченным произведением, несёт в себе остроумную либо нравоучительную смысловую нагрузку:

                Когда, прервав теченье лет,
                Настанет страшный суд,
                На нем предстанет мой скелет,
                Держа пивной сосуд. (И. Губерман)

    Стихотворения, написанные четверостишиями, наиболее распространены. Почти каждый поэт обращался к этой форме построения стихотворения. Довольно часто катрены перемежаются другими формами. Например, в «Евгении Онегине» строфы построены путём чередования четверостиший с перекрёстными рифмами, четверостиший с охватными рифмами и двустиший. Подсчитано, что в произведениях Пушкина катрены составляют 35% всех строф, не считая тех, которые входят в состав онегинской строфы или сонетов.
    Четверостишия могут объединяться и между собой в более сложные формы, например, в восьмистишия или даже двенадцатистишия, объединенные общей идеей. Одной из форм объединения четверостиший являются стансы — стихотворение, где конец каждой строфы обязательно является концом фразы. Классическим является стихотворения «Стансы» Иосифа Бродского, приводить не буду.
    Другая разновидность четверостишия — леонинский стих, строфа со смежными рифмами в первом полустишии каждого стиха и с общей концевой рифмой для двустишия, например:

                Чиста птица голубица таков нрав имиет:
                Буде мисто, где нечисто, тамо не почиет,
                Но где травы и дубравы и сень есть от зноя,
                То прилично, то обычно место ей покоя. (Г. Конисский)

    Фиксированной формой четверостишия (восточный тип) является рубаи. Схема рифмовки в рубаи aaba, содержание, как правило, философское. Рубаи ввёл в обращение Омар Хайям.

                Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
                Два важных правила запомни для начала:
                Ты лучше голодай, чем что попало есть,
                И лучше будь один, чем вместе с кем попало. (пер. О .Румера)

    В грузинской поэзии четверостишие приобрело форму под названием маджама, четверостишие с омонимическими рифмами, где одно звучание берется в разных значениях. Маджама часто встречаются в поэме Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», например:

                Если буду я низвергнут разрушающим все миром,
                И умру один без плача тех, кого я был кумиром,
                Не одет рукой питомцев и святым не мазан миром,
                Пусть твое благое сердце эту весть приемлет с миром.
                            (пер. Ш. Нуцубидзе)

    Кстати, гораздо более популярно и подробно о четверостишиях и о том, каким должно быть четверостишие, чтобы считаться действительно хорошим, можно и даже нужно прочитать в моей статье «О четверостишиях», размещённой на этом сайте в разделе «Дополнительные статьи: заметки о стихосложении».

    Далее идут более сложные формы, менее распространённые, чем катрен, но от того не менее интересные. Ищите разнообразие форм! Лишним не будет.

    Пятистишия уже позволяют вам проявить полёт фантазии. Конечно, у пятистиший есть и фиксированные формы. Например, лимерик. Лимерик — это ироническое пятистишие со схемой рифм aabba (желательно, с трёхстопным анапестом в 1,2 и 5 строках и двустопным — в 3 и 4). Пришли лимерики из Англии, в частности, их изобрёл знаменитый английский поэт и художник Эдвард Лир.

                Не секрет, что в далёком Катаре
                Каждый пятый катарец — татарин!
                Есть и больший курьёз.
                Знайте все: эскимос —
                — Каждый третий на Мадагаскаре... (А. Карпов)

                Вождь индейцев, торгующий в лавке,
                Продавая свои томагавки,
                Говорил: «Спору нет,
                Очень ценный предмет
                И в быту, и в автобусной давке!» (А. Карпов)

    Но, в общем, ищите формы пятистиший самостоятельно. Схем рифмования тут немало: aabba, ababa, abbba, abbaa и так далее. Не стесняйтесь экспериментировать.

                Я дважды пробуждался этой ночью
                И брёл к окну, и фонари в окне,
                Обрывок фразы, сказанный во сне,
                Сводя на нет, подобно многоточью
                Не приносили утешенья мне. (И. Бродский)

    Это просто один из примеров, коих множество.

    Шестистишия встречаются реже, чем четверостишия, но гораздо чаще, чем пятистишия или терцеты. Фиксированных форм шестистишия не существует, но простор для фантазии тут неограничен. Например, aabbba:

                На стене портрет тирана,
                Как в любой другой квартире,
                Как во всём подлунном мире,
                Как мишень в цветастом тире,
                Как нарыв, гнойник, как рана,
                На стене портрет тирана.

    Или abcabc (треугольная рифмовка):

                Северо-западный ветер его поднимает над
                Сизой, лиловой, пунцовой, алой
                Долиной Коннектикута. Он уже
                Не видит лакомый променад
                Курицы по двору обветшалой
                Фермы, суслика на меже. (И. Бродский)

    Или aabccb (самый «песенный» вариант):

                И, может быть, жизнь на пределе
                Удержится в немощном теле
                И голову старца укроет трёхзубым венцом.
                Но дряхлые чресла устали,
                И шут в исполнении Даля
                В холодную землю уткнётся истёртым лицом.

    Такая строфа, кстати, иногда называется ронсаровой строфой.

    Вообще, в качестве замечательного примера мастерски исполненных шестистиший рекомендую прочитать стихотворение Николая Гумилёва «Пятистопные ямбы». Каждая (подчёркиваю, каждая!!!) из 14 строф этого стихотворения представляет собой двурифмовое шестистишие с новой схемой рифмовки! Так встречаются схемы ababab, ababaa, abbaba, aabbab, aaabbb, aababb, abbbaa и так далее. А что бы было, если бы Гумилёв использовал не только двурифмовые, но и трёхрифмовые шестистишия? Так вариантов ещё больше! Вот пример строфы из «Пятистопных ямбов»:

                Солдаты громко пели, и слова
                Невнятны были, сердце их ловило:
                «Скорей вперёд! Могила так могила!
                Над ложем будет свежая трава,
                А пологом — зелёная листва,
                Союзником — архангельская сила!» (схема abbaab)

    В общем, простор для фантазии огромен. Кстати, шестистишие с рифмовкой ababab называется секстиной:

                Опять звучит в моей душе унылой
                Знакомый голосок, и девственная тень
                Опять передо мной с неотразимой силой
                Из мрака прошлого встаёт, как ясный день;
                Но тщетно памятью ты вызван, призрак милый!
                Я устарел: и жить и чувствовать — мне лень. (Л. Мей)

    Нельзя не отметить, что термин «секстина» имеет несколько толкований, а стихотворения этого типа — несколько форм. Первый тип секстины рифмуется по схеме AbAbAC или BaBaCC (заглавными буквами обозначена мужская рифма, прописными — женская). Можно писать и одними женскими, что свойственно итальянскому языку, но непременное условие — соблюдение трёхрифменности. Секстина первого типа имеет большое сходство с октавой. Если от октавы отнять первые две строки, получится секстина первого типа. Второй тип секстины по схеме AbbAcc или aBBaCC. Секстины второго типа при сцеплении дают большее однообразие всего стихотворения в смысле строфичности. Третий тип секстин — исключительно твердая форма. Построение её таково: шесть шестистиший (36 стихов), имеющие только две рифмы, причем те слова, которые взяты рифмами в первом шестистишии, обязаны пройти, как рифмы во всех стопах. Ещё условие: расположение этих шести слов-рифм в каждом шестистишии различное. Обычно при стыках строф в последнем и в первом стихе берётся одно и то же слово-рифма. Когда поэтическое произведение написано шестистишиями двух первых видов, оно называется секстины; стихотворение третьего типа — секстина.

    Ещё одной оригинальной разновидностью шестистишия является вирелэ — шестистрочная строфа старофранцузской поэзии. Строфа разбивается на трёхстишия, в каждом из которых первые два стиха взаимно рифмуются, третий же, укороченный стих первой полустрофы рифмуется с укороченным стихом второй полустрофы. На вирелэ похожи следующие русские стихи:

                А в ненастные дни
                Собирались они
                      Часто;
                Гнули — бог их прости! —
                От пятидесяти
                      На сто... (А. Пушкин)

    В случае, когда вирелэ не ограничивается шестистишием, а расширяется до 9-ти, 12-ти, 15-ти и так далее строк, оно называется лэ (ле, лэй). То есть вирелэ — это частная форма лэ. Правила рифмовки и укороченной строфы в лэ такие же.

    Семистишие (септима) — вещь редкая. Но, по сути, добавить всего одну строку к любому встреченному шестистишию, и получится семистишие, двурифмовое, трёхрифмовое или даже четырёхрифмовое. Простор для придумывания схем тут огромен: abbabba, abccbac, aabccba и так далее. Комбинаций множество. Редкость употребления семистишия обусловлена в первую очередь историческим фактором: было попросту не принято так писать, вот и всё. Хотя это просто и порой даже очень красиво, если, конечно, писано не левой ногой. Семистишиями написано «Бородино» Лермонтова (aabcccb):

                — Скажи-ка, дядя, ведь не даром
                Москва, спаленная пожаром,
                Французу отдана?
                Ведь были ж схватки боевые,
                Да, говорят, еще какие!
                Hедаром помнит вся Россия
                Про день Бородина! (М. Лермонтов)

    Приведу ещё одно семистишие в качестве примера, очень нестандартное. Это знаменитая «Песня» Иосифа Бродского:

                Пришёл сон из семи сёл.
                Пришла лень из семи деревень.
                Собрались лечь, да простыла печь.
                Окна смотрят на север.
                Сторожит у ручья скирда ничья,
                И большак развезло, хоть бери весло.
                Уронил подсолнух башку на стебель.

    Схема рифмовки тут просто сумасшедшая. Каждая строка характеризуется собственной сквозной рифмой, где середина строки рифмуется с её окончанием. Получается: aa bb cc d ee ff d. Это, конечно, очень нехарактерный пример, но он настолько странный, что грех бы был его упустить.

    Кстати: семистишие с рифмовкой abbaacc называется королевской или чосеровской строфой. Чосер первым в английской литературе ввёл понятие размеров, силлабо-тонического стихосложения и рифмовки. Вот пример чосеровской, или королевской, строфы из «Кентерберийских рассказов» Чосера:

                Переверни страницу — дивный сад
                Откроется, и в нем, как будто в вазах,
                Старинных былей, благородных сказок,
                Святых преданий драгоценный клад.
                Сам выбирай, а я не виноват,
                Что мельник мелет вздор, что мажордом,
                Ему на зло, не уступает в том. (пер. И. Кашкина)

    Восьмистишие — это третья по популярности после четверостишия и шестистишия схема рифмования. Опять же, количество комбинаций рифм в восьмистишии просто огромно. Можно составлять математическую программу для всевозможных комбинаций в двух-, трёх- и четырёхрифмовых восьмистишиях. Поэтому приведу просто один пример, а остальное оставлю вам: пишите! Схема aaabcccb:

                Старение! Возраст успеха. Знания
                Правды. Изнанки её. Изгнания.
                Боли. Ни против неё, ни за неё
                Я ничего не имею. Коли ж
                Переборщит — возоплю: нелепица
                Сдерживать чувства. Покамест — терпится.
                Ежели что-то во мне и теплится,
                Это не разум, а кровь всего лишь. (И. Бродский)

    Фиксированной формой восьмистишия является октава. Схема рифмования в октаве abababcc. Завершающее строфу двустишие прерывает ряд тройных рифм и хорошо служит для заключительного афоризма или иронического поворота. Октавами написаны «Домик в Коломне» Пушкина, «Портрет» Толстого, «Октава» Майкова.

                Ахмет-оглы берёт свою клюку
                И покидает город многолюдный.
                Вот он идёт по рыхлому песку,
                Его движенья медленны и трудны.
                — Ахмет, Ахмет, тебе ли, старику,
                Пускаться в путь неведомый и чудный?
                Твоё добро враги возьмут сполна,
                Тебе изменит глупая жена. (Н. Гумилёв)

    Редкой и малоупотребительной формой восьмистишия является триолет. Схема рифм в нём: abaaabab, причём 4-я строка повторяет первую, 7-8-я повторяют 1-2-ю. Примеров триолета крайне мало, в русской поэзии такой формой пользовался, в основном, Карамзин.

                Ты промелькнула, как виденье,
                О, юность, быстрая моя,
                Одно сплошное заблужденье!
                Ты промелькнула, как виденье,
                И мне осталось сожаленье,
                И поздней мудрости змея.
                Ты промелькнула, как виденье,—
                О, юность быстрая моя! (К. Бальмонт)

    Пример безрифменного триолета, где рифму заменяет повтор того же слова. Триолет этот дает пример и пэонического (гипердактилического) окончания.

                Тебя я помню. Ты рыдала
                На Гревской площади, под виселицей.
                И ночь, и смерть, и ты рыдала.
                Тебя я помню. Ты рыдала...
                Но я забыл, по ком рыдала.
                Не под моей ли черной виселицей.
                Тебя я помню. Ты рыдала
                На Гревской площади под виселицей. (И. Рукавишников)

    А вот пример тройного (тайного) триолета:

            Не иди в дом пира. Иди в дом плача,
            Чтоб забылись грехи, чтоб открылась душа.
            Чтоб светлела порфира, чтоб яснела задача,
            Не иди в дом пира, иди в дом плача.
            В воротах мира, рыдая и плача,
            Цветут чудо-стихи, бездумно дыша.
            Но иди в дом пира. Иди в дом плача,
            Чтоб забылись грехи. Чтоб открылась душа. (И. Рукавишников)

    Это приём, впервые примененный к триолетной форме, известный в сонетной старо-французской, но теоретически допустимый в любой строфике. Вглядитесь: такое построение допускает чтение одного триолета как трёх самостоятельных при мысленном рассечении стихотворения вертикальной линией через цезуры. И хороший пример сквозной рифмы. Кстати, возможно также построение венка триолетов по схеме венка сонетов.

    Восьмистишие со схемой рифмовки abababab называется сицилианой:

                Май жестокий с белыми ночами!
                Вечный стук в ворота: выходи!
                Голубая дымка за плечами,
                Неизвестность, гибель впереди!
                Женщины с безумными очами,
                С вечно смятой розой на груди! —
                Пробудись! Пронзи меня мечами,
                От страстей моих освободи! (А. Блок)

    Девятистишие встречается не чаще семистишия. Но опять же: добавьте строку к восьмистишию, и получится то, что и требовалось получить (ababcdccd):

                Отворите мне темницу,
                Дайте мне сиянье дня,
                Черноглазую девицу.
                Черногривого коня.
                Дайте раз пор синю полю
                Проскакать на том коне;
                Дайте раз на жизнь и волю,
                Как на чуждую мне долю,
                Посмотреть поближе мне... (М. Лермонтов)

    Девятистишие с рифмовкой ababbcdcс… (и так далее, причём каждый девятый стих удлинён на одну стопу) называется спенсеровой строфой:

                Нет ничего печальнее на свете
                Невинной удрученной красоты,
                Повергнутой в предательские сети
                Вражды жестокой, злобной клеветы:
                Под властью ль я чарующей мечты
                Иль женский рыцарь я надежней стали,
                Но видя горе женской чистоты,
                Душа моя сжимается в печали.
                Мучительней тоски я испытал едва ли.
                    (Э. Спенсер, пер. С. Протасьева)

    Десятистишие встречается чаще девятистишия по причине симметричности. Вообще, при чётном количестве строк проще составить красивую комбинацию рифм. Примером десятистишия является вот это (ababccdeed):

                О вы, которых ожидает
                Отечество от недр своих
                И видеть таковых желает,
                Каких зовёт от стран чужих,
                О ваши дни благословенны!
                Дерзайте ныне ободренны
                Раченьем вашим показать,
                Что может собственных Платонов
                И быстрых разумов Невтонов
                Российская земля рождать. (М. Ломоносов)

    Десятистишия имеют и фиксированные формы. В частности, формой десятистишия является ода. Классическая ода имеет схему рифмовки ababccdeed и характеризуется восхваляющим, торжественным содержанием, пафосными выражениями, изобилием восклицаний. Признанным мастером оды являлся Гавриил Державин. Например:

                Подай, Фелица! наставленье:
                Как пышно и правдиво жить,
                Как укрощать страстей волненье
                И счастливым на свете быть?
                Меня твой голос возбуждает,
                Меня твой сын препровождает;
                Но им последовать я слаб.
                Мятясь житейской суетою,
                Сегодня властвую собою,
                А завтра прихотям я раб.

    Другой фиксированной формой десятистишия является децима. Децима — десятистрочная строфа в испанской поэзии, чаще всего хореического размера. Мужские и женские рифмы в дециме идут по порядку AbbAAccDDc. Известны ямбические децимы в поэзии Державина с системой рифмовки aBaBccDeeD («Фелица» и «Бог») и aa BcBc DeeD («На счастие»).

    Не будем подробно разбирать 11-ти, 12-ти и 13-ти стишия. Напомню лишь, что в любой из этих форм можно получить огромное количество разнообразных комбинаций рифм, так что это поле для вашей деятельности. Единственно выделю фиксированную форму 12-тистишия, коплу. Копла — форма стансов в староиспанской поэзии, 12-строчная строфа, разбиваемая системой рифм на два шестистишия, в которых третий и шестой стих укорочены. Рифмовка: abc abc def def. Вот образец коплы из «Стансов на смерть отца, капитана Родриго» Хорхе Манрике:

                Не предавайся скорби тщетной,
                Душа, и ясными очами
                Взгляни вокруг:
                Жизнь иссякает незаметно,
                И смерть неслышными шагами
                Подходит вдруг.
                Отрады длятся лишь мгновенья,
                Но мукой каждая чревата,
                Увы, для нас.
                Прислушайся к людскому мненью:
                Мил только прожитой когда-то,
                Ушедший час. (пер. О. Румера)

    У 13-стишия тоже есть как минимум одна фиксированная форма — рондель. Это французская форма стихотворения о трёх строфах, охватывающих 13 строк. В первых двух строфах по четыре стиха, в третьей — пять стихов. Через всю рондель проходят две рифмы (abbaabababbaa). Первые две строки повторяются в конце второй строфы, последняя строка — повторение первой строки целиком или в несколько изменённом виде.

                Окончив труд, иду с завода,
                Манифестацию встречать.
                В цветах весь город, и слыхать —
                Кричат: да здравствует свобода!
                Смеется солнце с небосвода,
                И мчатся тучки — благодать...
                Окончив труд, иду с завода
                Манифестацию встречать.
                Что за весна! Что за отрада!
                Лучам в сердцах легко звучать...
                Лишь землю беднякам отдать —
                Мир станет крепнуть год от года.
                Окончив труд, иду с завода.
                    (П. Тычина, пер. с укр. Н. Ушакова)

    Зато рассмотрим четырнадцатистишие, потому что оно имеет фиксированную форму, являющуюся одной из наиболее популярных в истории — сонет. Сонет — это стихотворение из 14 стихов, построенное по схеме abbaabbacdcdee, то есть два четверостишия и два трёхстишия. Сонет появился в европейской литературе ещё в XIII веке. Одной из вершин поэзии Возрождения являлись сонеты Петрарки, обращённые к Лауре. Сонет часто имеет нарушения строгой рифмовой схемы. Например, 66-ой сонет Шекспира в переводе Самуила Маршака:

                Зову я смерть. Мне видеть невтерпёж
                Достоинство, что просит подаянья,
                Над простотой глумящуюся ложь,
                Ничтожество в роскошном одеянье.

                И совершенству пошлый приговор,
                И девственность, поруганную грубо,
                И неуместной почести позор,
                И мощь в плену у немощи беззубой.

                И прямоту, что глупостью слывёт,
                И глупость в маске мудреца, пророка,
                И вдохновения зажатый рот,

                И праведность на службе у порока.
                Всё мерзостно, что вижу я вокруг,
                Но как тебя покинуть, милый друг!

    Заключение сонета может охватывать все шесть последних строк (в данном случае — две). В данном сонете не соблюдено правило общих рифм в двух катренах.

    Имеются варианты сонетов: хвостатый сонет — два четверостишия и три терцета; сплошной сонет — на двух рифмах; опрокинутый сонет — два терцета и два четверостишия; безголовый сонет — одно четверостишие и два терцета; половинный сонет — четверостишие и терцет; двойной сонет — четыре четверостишия и четыре терцета; хромой сонет — неравностопность четвертого стиха в катренах и так далее. Игровыми формами сонета являются: сонет с повторениями — в таком сонете каждая новая строка начинается тем словом, которым заканчивается предыдущая; змеевидный сонет, заканчивающися своим начальным стихом, причём первая половина первого стиха служит второй половиной последнего, в вторая половина первого — первой половиной последнего; обратный сонет, в котором последний стих имеет расстановку слов, обратную расстановке слов в первом стихе; сонеты с крошечными стихами (термин Шульговского), в которых строки могут являться даже одностопным ямбом.

    Сонет развивается и сплетается в ещё более сложную форму — венок сонетов. Венок состоит из пятнадцати сонетов. Первая строка каждого сонета повторяет последнюю строку предыдущего; заключительный сонет (магистрал) повторяет каждую строку каждого сонета, связывая их воедино. Таким образом, венок сонетов представляет собой двести десять строк, четырнадцать из которых употреблены троекратно. Венок сонетов очень сложен для написания, тем более правильный, без нарушения правил построения одного сонета. Венки встречаются у Валерия Брюсова и Ильи Сельвинского. Неплохой венок сонетов создал современный поэт и рок-музыкант Сергей Калугин. В 1889 году Прешерн написал венок опрокинутых сонетов 2-го вида, что является, можно сказать, поэтическим подвигом. Известны венки двойных сонетов, но, правда, в итальянской литературе.

    Отмечу, что четырнадцатистишие совсем не обязательно является сонетом. Например, вот такая форма: ababccdefefggd.

                Я в почётных рядах —
                Руки в мягкий бетон —
                Золотая звезда,
                Предварив пелатон,
                В предвкушении сна
                Оказалась одна
                На пути к дохристианскому Богу.
                Эта леди вон там
                Очень нравится мне,
                Я бы впился в уста,
                Я остался бы с ней,
                Но придётся пройти
                Окончанье пути
                По кричащим ковровым дорогам.

    Специфическим четырнадцатистишием является онегинская строфа (ababccddeffegg):

                Итак, она звалась Татьяной.
                Ни красотой сестры своей,
                Ни свежестью её румяной
                Не привлекла б она очей.
                Дика, печальна, молчалива,
                Как лань лесная боязлива,
                Она в семье своей родной
                Казалась девушкой чужой.
                Она ласкаться не умела
                К отцу, ни к матери своей;
                Дитя сама, в толпе детей
                Играть и прыгать не хотела
                И часто целый день одна
                Сидела молча у окна. (А. Пушкин)

    Естественно, можно искать и более сложные 15, 16-тистишия, в общем, всё на ваше усмотрение. Отмечу только одну специфическую форму 15-стишия — рондо. Это стихотворение в 15 строк с рифмовкой aabbaabbсaabbaс (с — нерифмующийся рефрен, повторяющий первые слова 1-й строки). Популярно в поэзии барокко и рококо.

                В начале лета, юностью одета,
                Земля не ждёт весеннего привета,
                Но бережёт погожих, тёплых дней,
                Но расточительная, всё пышней
                Она цветёт, лобзанием согрета.
                И ей не страшно, что далёко где-то
                Конец таится радостных лучей,
                И что недаром плакал соловей
                В начале лета.
                Не так осенней нежности примета:
                Как набожный скупец, улыбки света
                Она сбирает жадно, перед ней
                Не долог путь до комнатных огней,
                И не найти вернейшего обета
                В начале лета. (М. Кузмин)

    Рондо бывает и других типов: восьмистрочное, первая и вторая строки повторяются в конце и первый стих — в четвертой строке; тринадцатистрочное рондо, начальные слова первой строки входят в девятую и тринадцатую строки. Реже встречается четвертый тип сложного, так называемого совершенного рондо в 25 строк с двумя рифмами.

    Вы можете также смело комбинировать строфы — четверостишия с шестистишиями и так далее. Такие стихотворения называются строфоидами. Стихотворение же, в котором нет чёткого разделения на строфы, называется астрофизмом и широко употребляется в детской поэзии:

                Добрый доктор Айболит!
                Он под деревом сидит.
                Приходи к нему лечиться
                И корова, и волчица,
                И жучок, и паучок
                И медведица!
                Всех излечит, исцелит
                Добрый доктор Айболит! (К. Чуковский)

    Близок к астрофизмам раёшный стих — русский народный стих со свободным количеством слогов и расположением ударений, ритм которого основан на смежной рифмовке. Размер, кстати, тоже не соблюдается. Например:

                Жил-был поп,
                Толоконный лоб.
                Пошел поп по базару
                Посмотреть кой-какого товару.
                Навтречу ему Балда
                Идет сам не зная куда. (А. Пушкин)

    Напоследок скажу об ещё одном маленьком трюке. После любого законченного технически n-стишия, особенно после фиксированного (сонет, ода) можно просто добавить ещё одну строку (максимум две), которые позволят завершить стихотворение и с точки зрения содержания. Такое добавление называется кодой и не обязательно должно быть рифмованным.


    3.2. Восточные формы строф

    Кроме рубаи, описанного выше, существует ещё несколько специфических восточных разновидностей строф.

    Газель (газелла) — вид моноримического лирического стихотворения в восточной поэзии. Состоит обычно из 5-12 бейтов (двустиший). Схема рифмовки: aa ba ca da….От газели получили развитие другие традиционные формы персидского стиха.

                Хмельная, опьяненная, луной озарена,
                В шелках полурасстёгнутых и с чашею вина.
                Лихой задор в глазах ее, тоска в изгибе губ,
                Хохочущая, шумная, пришла ко мне она.
                Пришла и села, милая, у ложа моего:
                «Ты спишь, о мой возлюбленный? Взгляни-ка: я пьяна!»
                Да будет век отвергнутым самой любовью тот,
                Кто этот кубок пенистый не осушит до дна. (Хафиз, перевод И. Сельвинского)

    В переднем бейте часто упоминается поэтическое имя (тахаллус) автора. Количество строк в газели всегда четное. Эта форма, как и другие формы восточной лирической поэзии, не привилась на русской почве и является лишь опытом поэтической стилизации.

    В другой трактовке газель представляется как трёхстишие, где два равных отрезка имеют одну рифму, затем вдвое больший отрезок имеет ту же рифму (трактовка Валерия Брюсова). В таком виде газель весьма похожа на рубаи.

                В моей песне ревнивый страх.
                Испугалась газель в горах.
                Два прыжка, разбег, а потом будто крылья на легких ногах.

    Разновидностью газели является тарджибанд, широко распространённый в восточной поэзии. Схемы рифмовки аа, ва, са…хх. Тарджибанд завершается связывающим бейтом с парной рифмой.

    Касыда (кассида) — тоже разновидность газели, длинное моноримическое стихотворение, в котором рифмуются первые две строки, а дальше — через строку. По системе рифмовки касыда похожа на газель, но газель — короткое стихотворение. В трактовке Брюсова касыда имеет на всём протяжении одну рифму, но лично я с этим не согласен.

    Муссадас — стихотворная форма в классической поэзии Ближнего и Среднего Востока, состоящая из 4-10 шестистишных строф и применяемая обычно в стихотворениях философского характера. Строфа делится на две неравные части в четыре и в два стиха; каждый стих делится цезурой на полустишия, причем первые полустишия имеют общую внутристрофную рифму, вторые же — заканчиваются редифом. В первой строфе — один и тот же редиф во всех шести стихах, в последующих строфах он стоит только в заключительном двустишии, обычно повторяющем последнее двустишие первой строфы (дословно или с некоторыми вариациями). Четверостишия же второй и следующих строф имеют свою внутреннюю рифму и свой редиф.

                Не думай о нашем страданьи, всему наступит конец.
                В груди удержи рыданья, слезам наступит конец,
                Придет пора увяданья, цветам наступит конец.
                В душе не храни ожиданья — душе наступит конец.
                Мне чашу подай, виночерпий, всему наступит конец.
                Нас сгложут могильные черви — всему наступит конец.
                    (Видади Молла, пер. К. Симонова)

    Сродни муссадасу такой тип, как мусамман. По сути, это тот же муссадас, но состоящий не из шестистиший, а из восьмистиший.

    Мухаммас — строфическая форма в поэзии Ближнего и Среднего Востока. В каждой строфе 5 стихов. Стихи первой строфы имеют общую рифму или общий редиф. Вторая и последующие строфы имеют свою рифму или редиф для всех строк, кроме конечной, которая обязательно завершается рифмой или редифом первой строфы (а иногда — повторяет последний стих первой строфы целиком).

                Сон видала: плыл рекою в клетке тесной молодец.
                С чудной речью соловьиной неизвестный молодец.
                Ах, откуда он, тот стройный, тот прелестный молодец?
                Чтобы сжечь меня, явился в поднебесной молодец.
                Захватил мою он душу, тот чудесный молодец!
                С плеч его бегрес спадает: кто он — бек или султан?
                Он отшельник иль безумец, или страстью обуян?
                Он волшебник ли, Юсуп ли, что покинул Ханаан?
                Все слова его как жемчуг — так и просятся в дастан.
                Даже пери не приснился б тот чудесный молодец.
                    (Молла Непес, пер. Н. Коровенко)

    В общем, экспериментируйте на здоровье!


   3.3. Ещё несколько слов о построении

    У построения стиха есть несколько негласных правил, которые можно не соблюдать, но которыми нужно пользоваться в своих целях. В частности, комбинируйте стихотворные формы! Опять же, вспоминаю «Евгения Онегина», где катрены разной рифмовки переплетаются с двустишиями. И так далее. Уникальные комбинации форм можно найти в произведениях Михаила Щербакова. Например:

            Предположим, герой, молодой человек, холостой кавалер
            Должен ехать в провинцию, дней эдак на десять, делать дела.
            Расставаясь с избранницей, он орошает слезой интерьер
            И, пожалуй, не врёт, говоря, что разлука ему не мила.
            Заклинает богами земли и морей
            Без него не подмигивать здесь никому,
            В сотый раз, напоследок, уже у дверей,
            Умоляет писать ему, что бы там ни было, в день по письму,
            Рисовать голубка на конверте и слать непременно скорей,
            И красавица тем же вполне от души отвечает ему.
            Обещает писать, ободряет кивком,
            Одаряет цветком, наконец, отпускает
                        и в десять минут забывает о нём.
            А герой, повелев ямщику не зевать,
            Через сутки пути прибывает на место, въезжает в гостиницу
            И принимается существовать.

    В этой уникальной строфе мы видим потрясающие переплетения как формы, так и размера. Схема стихотворной строфы такова: ababcdcdcdeeff. Но первые четыре строки — шестистопный анапест, следующие три — четырёхстопный, затем снова шестистопный в трёх строках, четырёхстопный, восьмистопный, четырёхстопный и десятистопный напоследок. Причём расстановка цезур тоже очень необычная.

    Ещё одним моментом, который следует упомянуть, говоря о построении стихотворения, является рефрен. В песне рефрен обыкновенно именуется припевом и призван хорошо запоминаться, особенно в произведениях, исполняемых нашей родной и любимой попсой. Но мы же поэты! Поэтому рефрен надо употреблять с чувством, толком и расстановкой. Рефрен, как правило, отличается от основного стихотворения чем-нибудь: размером, ритмом, рифмой, чем угодно. Но может и не отличаться. Рефрен может быть всегда одинаковым либо меняться — частично или полностью, от куплета к куплету. В случае если рефрен меняется со смысловой точки зрения, его необходимо отделять от остального стихотворения изменением ритма. Чаще всего меняется длина строки.

    В общем, рефрен — это элемент всё же песенный, в стихотворениях встречается редко. Но помните, если вы пишете песню, каким требованиям должен удовлетворять рефрен. Он должен быть характерен и закончен, то есть в нём должна выражаться законченная мысль, подытоживающая запев. Он не должен повторяться слишком часто (например, четырёхстрочный рефрен после каждого двустишия — это бред сивой кобылы). Ну и, конечно, его повторение должно быть оправдано. Потому что в большинстве современных песен припев — это просто набор слов, призванный повысить популярность песни.

    Отмечу здесь ещё один стиль стихосложения, часто применявшийся Владимиром Маяковским: так называемые эхо-рифмы. В таких стихотворениях с попарной рифмовкой aabbcc вторая строка состоит всего из одного слова или короткой фразы, зарифмованной с первой строкой.

      Где земля, и где закон, чтобы землю выдать к лету? —
                Нету!
      Что же дают за февраль, за работу, за то, что с фронтов
                                      не бежишь? —
                Шиш! (В. Маяковский)

    По сути, это тоже трюковое стихосложение.
    Напоследок расскажу об одном из трюковых видов стихосложения: о моноримах. Все строки в монориме заканчиваются одной и той же рифмой:

                Огни — как нити золотых бус,
                Ночного листика во рту — вкус.
                Освободите от дневных уз,
                Друзья, поймите, что я вам — снюсь. (М. Цветаева)

    Как правило, монорим редко имеет художественное значение, это чаще всего именно стихотворный трюк.

       ГЛАВА 4. «СПЕЦЭФФЕКТЫ» В СТИХОСЛОЖЕНИИ

4.1. Звукопись
4.2. Стилистические фигуры
4.3. Нестандартные украшения стихотворений
4.4. Построение предложений
4.5. Стилистический мусор

    Каким бы замечательным ни было содержание и каким бы совершенным ни был слог, без художественных средств «украшения» стихотворения хорошим оно не получится. Нужно придать ему «эффектность», что-то, что зацепит слушающую либо читающую публику.

   4.1. Звукопись

    Звукопись (инструментовка) — это подбор звуков в стихотворении, который имеет художественно-выразительное значение в соответствии с содержанием. Рассмотрим различные виды звукописи и грамотное её использование.

    Аллитерация — это повторение одинаковых согласных звуков.

                Грохочет эхо по горам,
                Как гром гремящий по громам. (Г. Державин)

    Заметьте, как мастерски буквосплетение «гр» имитирует грохот стихии. Или у Пушкина:

                Шипенье пенистых бокалов
                И пунша пламень голубой.

    Тут мы слышим шипение того самого пунша благодаря повторениям двух согласных «п» и «ш».

    Злоупотреблять аллитерацией нельзя, потому что можно перегрузить стихотворение эффектами. Аллитерация призвана подчеркнуть какое-либо действие, но никак не должна проходить красной нитью через всё стихотворение. Хотя один пример отличного использования эффекта аллитерации в целом стихотворении я знаю. У Янки Дягилевой в одном из немногих её стихотворений каждое четверостишие будто бы посвящено какой-то букве: п, м, л и так далее. Вот пример:

                Страданий стадный стон застреманной столицы
                Старушечьих стихов расстроенной струной
                Стирает в сотый раз нестертые страницы
                Стараньем стукачей, строчащих за стеной.
                Молчащий миллион немыслимых фамилий,
                Мелодия молитв, просмоленных молвой,
                Малиновый мелок на молот заменили:
                Неровный рвущий рев на равнодушный вой.

    Ассонанс — это повторение одинаковых гласных звуков. Предназначен ассонанс для того же, для чего и аллитерация.

                Взложу на тетиву тугую,
                Послушный лук согну в дугу,
                А там пошлю наудалую,
                И горе нашему врагу. (А. Пушкин)

    Здесь звуки «у» и «ю» имеют целью «поймать» завывание-свист стрелы при полёте или звук распрямляющейся тетивы. Ассонанс, кстати, встречается реже аллитерации и довольно сложен. Правила те же: не злоупотребляйте.

    Звукоподражание — это, собственно, и есть слова, звучание которых намекает на звуковые особенности изображаемых явлений. То есть и ассонанс, и аллитерация должны логически подчиняться звукоподражанию. Если вы в нежном лирическом стихотворении строите аллитерацию на звуках «г» и «б», вы рискуете быть непонятыми.

                Послушай рога рёв,
                Там эха хохотанье;
                Тут шёпоты ручьёв,
                Здесь розы воздыханье. (Г. Державин)

    В каждой строке Державин имитирует звук описываемого явления, пусть даже неточный, придуманный им самим. Но — красиво!
    В любом случае, звукоподражание в поэзии имеет ограниченное значение. Когда я слышу модных ныне поэтов, которые прокаркивают свои стихи, строя их на сплошной имитации животных звуков, мне становится плохо. Всему надо знать меру.
   
   4.2. Стилистические фигуры
   
    Прежде чем перейти к подробному рассмотрению модных и современных эффектов, рассмотрим ещё несколько классических приёмов украшения стихотворения. В частности, стилистические фигуры, к которым относятся анафоры, инверсии, повторения, а также риторические вопросы, умолчания, эллипсы и другие.

    Анафора — повтор созвучий или одинаковых слов в начале каждой строки стихотворения.

                Сколько мчащих сандалий!
                Сколько пышущих зданий!
                Сколько гончих и ланей —
                В убеганье дерев! (М. Цветаева)

    Анафора подразумевает собой перечисление чего-то, но при этом она подчёркивает это перечисление, создаёт накал, постепенно увеличивая напряжение. Это в данном случае. Порой она, наоборот, сбрасывает напряжение, когда в перечисление входят, к примеру, тютчевские красоты природы. Анафора бывает лексическая (в приведенном примере, то есть начальные слова повторяются), синтаксическая (повторяются целые словесные обороты), звуковая (повторяются сходные звуки в разных словах) и строфическая (повторение имеет место не в каждой строке, а в каждой новой строфе).

    Вообще, перечисление одинаковых или подобных явлений — это очень хороший ход, позволяющий держать читателя в неведении, что же произойдёт дальше, но при этом не давать ему скучать. Подобные перечисления могут быть весьма и весьма разнообразными. Например, у Гумилёва:

                Вы все, паладины Зелёного Храма,
                Над пасмурным морем следившие румб,
                Гонзальво и Кук, Лаперуз и де Гама,
                Мечтатель и царь, генуэзец Колумб!
                Ганон Карфагенянин, князь Синегамбий,
                Синдбад-мореход и могучий Улисс,
                О ваших победах гремят в дифирамбе
                Седые валы, набегая на мыс!

    Гумилёв вписывает в стихотворение перечисление великих мореплавателей. При этом он не только красиво приспосабливает прихотливые иностранные имена к стихотворной строке. Он учит. Неужели вы, прочитав подобные строки, не заинтересуетесь, кем же был тот самый Лаперуз или Гонзальво. Ещё пример:

                Выскочи, выпрыгни, выберись, выскользни прочь из
                Узкой грудины и кардиорёберной клети,
                Думать забудь про желудок, печёнку, гипофиз,
                Лёгкие, мозг и другие, подобные этим.

    Здесь мы видим пример аллитерации, захватывающей перечисляемые синонимические глаголы в первой строке (элемент художественной тавтологии), а затем инициативу «перехватывают» уже существительные. Естественно, перечисляемые предметы должны быть подобны.

    Иногда стихотворение, даже длинное, состоит только из сплошного перечисления каких-либо событий, предметов, действий, характеристик. Например, «Открытка из Лиссабона» Бродского. Она начинается строкой «Монументы событиям, никогда не имевшим места:», а затем идут эти самые события (несостоявшиеся кровопролитные войны, фразы, проглоченные в миг ареста, помесь голого тела с хвойным деревом, создатель двигателя с горючим из обрывков воспоминаний, обнажённые конституции…). У Михаила Щербакова есть уникальная по своему построению песня «Очнулся утром». Она нерифмованная, первый её куплет (19 строк) — это последовательное перечисление событий человеческой жизни в один день:

                Очнулся утром весь в слезах. Лицо помыл. Таблетку съел.
                Преобразился. Вышел вон. Таксомотором пренебрёг.
                Не потому, что денег мало. Вообще ни почему.
                Полез в метро…

    и так далее.
    Второй подобный куплет представляет собой сумасшедшее перечисление человеческих свойств, которые окружают героя первого куплета.

                Нас тут полно — таких серьёзных, целлюлозных, нефтяных,
                Религиозных, бесполезных, проникающих во всё,
                Желеобразных, шаровидных, цвета кофе с молоком,
                Таксомоторных, ярко-чёрных, походящих на бамбук…

    и так далее. Это, конечно, перебор. Не стоит злоупотреблять повторениями точно так же, как и звукописью. Но иногда поиграть с этим эффектом можно.

    Особым видом повторения является анадиплосис — повторение конца стиха в начале следующего. Прием весьма древний:

                ......Откуда придет моя помощь
                Моя помощь от господа... (Псалом 120, ст. 1-2)

        Вот стоят ноги наши во вратах твоих, Иерусалим,
        Иерусалим, устроенный, как город, слитый в одно.
                                ( Псалом 121, ст. 2-3)

    Пример анадиплосиса в русской книжной поэзии:

                Я на башню всходил, и дрожали ступени.
                И дрожали ступени под ногой у меня. ( К . Бальмонт)

    При сжимании анадиплосиса мы получаем начальную рифму.

    Конечно, очень важную роль в поэзии играет инверсия, то есть нарушение общепринятой последовательности речи, придающее фразе новый выразительный отрезок. Возьмём классическое четверостишие:

                Белеет парус одинокий
                В тумане моря голубом.
                Что ищет он в стране далёкой,
                Что кинул он в краю родном? (М. Лермонтов)

    Если бы мы писали прозу, мы бы сказали так: «Одинокий парус белеет в голубом тумане моря. Что он ищет в далёкой стране? Что он кинул в родном краю?». Совсем другая фраза. А инверсия позволяет вписать прозаическую фразу в стихотворный размер и сделать акцент на нужных словах.

    Эффектно выглядят в стихотворениях антитезы (противопоставления):

                Они сошлись. Вода и камень,
                Стихи и проза, лёд и пламень
                Не столь различны меж собой… (А. Пушкин)

    Чаще всего на антитезах строится либо целое стихотворение, либо его законченная часть, объединённая общей идеей.
   
    Наиболее распространённым и эффективным средством художественного украшения является, безусловно, метафора. На поиске грамотных метафор я остановлюсь чуть подробнее. Метафора — это, по сути, переносное значение слова, употребляемое вместо основного понятия. И запомните: заменить метафорой можно всё, что угодно. Но при этом есть золотое правило: не затемняйте смысл настолько, что он становится совершенно непонятным никому, кроме вас! Метафор должно быть в меру. А то у вас получится, как у Бориса Гребенщикова (при всём уважении), — красиво сказанный тотальный бред, заметафоренный до такой степени, что никому ничего не понятно. Метафора должна чередоваться со сказанным напрямую словом. И вот ещё: метафора — это не синоним. Метафора может соответствовать не просто слову, но целому выражению, действию, чему угодно, и может являться целой системой выражений, фразой, строфой! Как блестящий пример использования метафор приведу последнее стихотворение Марины Цветаевой:

                О, чёрная гора,
                Затмившая весь свет!
                Пора — пора — пора
                Творцу вернуть билет.
                Отказываюсь — быть.
                В Бедламе нелюдей
                Отказываюсь — жить.
                С волками площадей
                Отказываюсь — выть.
                С акулами равнин
                Отказываюсь плыть —
                Вниз — по теченью спин.
                Не надо мне ни дыр
                Ушных, ни вещих глаз.
                На твой безумный мир
                Ответ один — отказ.

    Нам многого не понять здесь. Что Цветаева видела под Чёрной горой, затмевающей свет? Чьи вещие глаза смотрели на неё? Но какие потрясающие метафорические переливы мы видим здесь: люди — это акулы равнин! Волки площадей! Плыть — вниз, по теченью спин. Каждая фраза, каждый стих — это уникальная по своей поэтической силе метафора. Метафора призвана в первую очередь захватить читателя, поймать его и не отпустить, передать следующей метафоре. И при этом всё должно быть понятно. Не каждое слово, но общая канва, смысл, суть. В этом стихотворении чувствуется нота последнего отчаяния.

    Сама по себе метафора — это разновидность тропа. Троп — это общий термин, обозначающий замену понятий. К тропу также относится метонимия (замена слова другим, но сходным, смежным, подобным, по сути, синонимом, а не образом), сравнение, гипербола (преувеличение) и так далее. Но ни один из видов тропа не является столь сильным стилистическим средством, как метафора.

    Поиск красивой метафоры не так и сложен. Просто он зависит от того, что именно вы хотите подчеркнуть этой заменой. Например «созвездие Девы» можно красиво заменить на «созвездие женщины, не знавшей мужчин» — это хорошая метафора (хотя похоже на метонимию), которая пытается завуалировать истинное значение. У Гумилёва, к примеру, в замечательном «Укротителе зверей» всё стихотворение — сплошная метафора.

                Снова заученно-смелой походкой
                Я приближаюсь к заветным дверям.
                Звери меня дожидаются там,
                Пёстрые звери за крепкой решёткой.
                Будут рычать и бояться бича,
                Будут сегодня ещё вероломней
                Или покорней — не всё ли равно мне,
                Если я молод, и кровь горяча.

    Первые две строфы вводят нас в обстановку, мы вплываем в стихотворение, видим молодого смелого укротителя, привычно демонстрирующего публике своё искусство. Всё, кажется, вполне конкретно. Но…

                Только я вижу всё чаще и чаще,
                Вижу и знаю, что это лишь бред,
                Странного зверя, которого нет,
                Он — золотой, шестикрылый, молчащий.
                Долго и зорко следит он за мной
                И за движеньями всеми моими.
                Он никогда не играет с другими
                И никогда не придёт за едой..

    Вот и метафора. Пока нам непонятно, что это за волшебный зверь в грёзах укротителя. А Гумилёв развивает метафорический оборот дальше.

                Если мне смерть суждена на арене,
                Смерть укротителя — знаю теперь —
                Этот, невидный для публики, зверь
                Первым мои перекусит колени.

    Это вершина стихотворения, самый накал страстей и страшный обрыв. Зверь несёт укротителю смерть. Но что за зверь?

                Фанни, завял вами данный цветок.
                Вы, как всегда, веселы на канате.
                Зверь мой, он дремлет у Вашей кровати,
                Смотрит в глаза Вам, как преданный дог.

    Потрясающая метафора. До последней строфы в голову даже не приходит мысли о том, что стихотворение — о любви. А оно — именно о любви и ни о чём более.

    Сильные метафоры «населяют» стихи Олега Медведева. Например, смерть он изящно вуалирует, как поезд, идущий в небо на Сурхарбан (народный татарский праздник). «Ты засыпал под напев турбин, просыпался под храп коней…»

                Что ж ей тебя ждать, если не жизнь — мёд,
                Ей позвонят в пять, скажут, что ты мёртв,
                В пять тридцать пять ты сядешь в свой поезд.

    Тут присутствует и элемент метонимии: звонок девушке даёт знать о смерти ещё до того, как слушатель доходит до слова «мёртв».

    Итак, метафора и метонимия являются разновидностями тропа. Троп — это оборот речи или слово в иносказательном значении. Просто я так сильно вдался в метафоры, потому как они наиболее распространены и наиболее эффектны из всех других разновидностей. К тропам также относятся: гипербола (преувеличение: «реки крови», «море смеха»), литота (противоположность гиперболе; намеренное преуменьшение: «мужичок с ноготок»), перифраза (замена одного слова описательным выражением, передающим смысл: «царь зверей» вместо «лев»), олицетворение (прозопопея, персонификация, вид метафоры; перенесение свойств одушевленных предметов на неодушевленные: душа поёт, река играет…), синекдоха (вид метонимии, название части вместо целого или наоборот — Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спалённая пожаром, Французу отдана?)

    Поэты широко пользуются такими стилистическими фигурами, как сравнение (слово или выражение, содержащее уподобление одного предмета другому, одной ситуации — другой: «сильный, как лев»), аллегория (образное изображение отвлеченной мысли, идеи или понятия посредством сходного образа: лев — сила, власть; правосудие — женщина с весами), гротеск (изображение людей и явлений в фантастическом, уродливо-комическом виде и основанное на резких контрастах и преувеличениях), ирония (выражение насмешки или лукавства посредством иносказания), сарказм (презрительная, язвительная насмешка; высшая степень иронии), аллюзия (намёк посредством сходнозвучащего слова или упоминания общеизвестного реального факта, исторического события, литературного произведения: «слава Герострата»), антитеза (сопоставление или противопоставление контрастных понятий или образов: «Так мало пройдено дорог, так много сделано ошибок...»), антифраз (употребление слова в противоположном смысле: «герой», «орёл», «мудрец»), бессоюзие (асиндетон, предложение с отсутствием союзов между однородными словами или частями целого:

                Ночь, улица, фонарь, аптека,
                Бессмысленный и тусклый свет.
                Живи ещё хоть четверть века —
                Всё будет так. Исхода нет. (А. Блок),

    многосоюзие (полисиндетон, избыточное повторение союзов, создающее дополнительную интонационную окраску), градация (последовательное нагнетание или, наоборот, ослабление силы однородных выразительных средств художественной речи), инвектива (резкое обличение, осмеяние реального лица или группы лиц; разновидность сатиры), апофазия (автор меняет или опровергает высказанную им ранее мысль), метатеза (перестановка звуков или слогов в слове или фразе, комический приём: обветрится — обвертится, перепёлка — пеперёлка, в траве кузнел сидечик…), катахреза (сочетание несовместимых по значению слов, тем не менее, образующих смысловое целое: когда рак свиснет, поедать глазами...), оксиморон (сочетание контрастных, противоположных по значению слов: живой труп, гигантский карлик), параллелизм (тождественное или сходное расположение элементов речи в смежных частях текста, создающих единый поэтический образ), хиазм (вид параллелизма, расположение двух частей в обратном порядке: «Мы едим, чтобы жить, а не живем, чтобы есть»), парцелляция (экспрессивный синтаксический прием интонационного деления предложения на самостоятельные отрезки, графически выделенные как самостоятельные предложения: «И снова. Гулливер. Стоит. Сутулясь»), силлепс (объединение неоднородных членов в общем смысловом или синтаксическом подчинении: «У кумушки глаза и зубы разгорелись»), симплока (повторение начальных и конечных слов в смежных стихах или фразах при разной середине или середины при разных начале и конце: «И я сижу, печали полный, один сижу на берегу»), эвфемизм (замена неприличных, грубых, деликатных слов или выражений более неопределёнными и мягкими: вместо «беременная» — «готовится стать матерью», вместо «толстый» — «полный»), эллипсис (пропуск в речи подразумеваемого слова, которое можно восстановить из контекста), акромонограмма (повторение конца стиха в начале следующего стиха).

    Выделю в отдельный абзац такую интересную фигуру, как аппликация. Аппликация — это вмонтирование в текст литературного произведения общеизвестного выражения (пословицы, поговорки, прозаического или поэтического отрывка и так далее) в качестве прямой цитаты — ссылки или в ином, деформированном виде, например:

                Дохлая рыбка
                плывет одна.
                Висят плавнички
                как подбитые крылышки.
                Плывет недели,
                и нет ей ни дна,
                ни покрышки. (В. Маяковский)

                По-чешски чешет, по-польски плачет,
                Казачьим свистом по степи скачет
                И строем бьёт из московских дверей
                От самой тайги до британских морей. (В. Луговской)

    Аппликациями следует пользоваться аккуратно, чтобы заимствование не казалось просто банальным плагиатом. То есть цитата должна быть достаточно известна, чтобы её авторство не приписали вам; плюс к тому, её авторская принадлежность должна давать какую-то пищу для размышлений, должна быть причина, по который вы решились процитировать именно эту строку именно этого автора.

    Что ж, про стилистические фигуры, кажется, выговорился. Не забывайте, что это пособие — не литературоведческий словарь. Большей части стилистических фигур, существующих в русском языке, я вовсе не упомянул, чтобы не перегружать вас информацией. Теперь постараюсь доступно рассказать про неклассические способы украшения стихотворений, можно сказать, новомодные.


   4.3. Нестандартные украшения стихотворений

    В этом разделе будет немало повторений, потому что часть этой информации я уже изложил в разделе, посвящённом рифме. В частности, я рассказывал про муфтолингвы, имена собственные и иностранные слова. Но теперь я остановлюсь на каждой из этих тем гораздо подробнее.
   
    Словообразование (неологизмы). Итак, изобретайте новые слова, не стесняйтесь. Главное, чтобы был понятен их смысл. Новообразованные слова мы можем найти и у Бродского:

                Тихотворение моё, моё немое,
                Однако, тяглое — на страх поводьям…

    И хотя в русском языке слова «тихотворение» нет, мы инстинктивно понимаем, что оно означает. У Цветаевой новообразование имеет целью стать рифмой:

                Есть час на те слова.
                Из слуховых глушизн
                Высокие права
                Выстукивает жизнь.

    Глушизна — это нечто страшнее глухоты. Это пропасть, где исчезает звук. Точно также у Цветаевой встречаются изобретённые ей вершизны. Окончание «зн» тут придаёт элемент удивительного величия.

    Уже поминавшийся мной Вилли Мельников, конечно, превзошёл всех, кто пытался заниматься словообразованием до него. Муфтолингвы Мельникова уникальны и по построению, и по смысловой нагрузке.

                Шприцешпилем пророс
                Немоскрёб
                в небосредство от гроз
                и от злоб,
                не доставши до стаи
                взлетайн,
                не прося: не растай,
                claud nine!

    Немоскрёб — огромное молчаливое здание, небосредство, взлетайна — тайна полёта, шприцешпиль… Мельников изобретает такие глубинные, удивительные слова, причём в этом словобезумии ни на йоту не отходит от канонов классического русского словообразования. Отмечу, что тут мастерски вставлено рифмующееся английское словосочетание «cloud nine» (девятое облако). Вот ещё примеры муфтолингвы, выдранные из разных стихотворений Мельникова:

                В китах кипит адреналим:
                там хороводолаз без шлема,
                и досказательство своим
                считает предопредилемма.

                Пергамент цвёл Кумранскою отвагой;
                страдал бесплотно плотник Назаредкий...
                ...Прости Скандинаивному варягу
                камней друидеальную расцветку.

                Попробуйте на мне пронзённо выпасать
                Безглазерных прицелов наготочья:
                Их ствольно-нарезную гипоснасть
                Принять, как краснотворное не прочь я.

    В общем, муфтолингвы являются частным случаем контаминации, которой пользовались и поэты-классики:

                В Академии поэзии — в озерзамке беломраморном,
                Ежегодно мая первого фиолетовый концерт. (И. Северянин)

    Общий случай контаминации может включать не только словообразование из привычных нам слов, но и фразообразование из фразеологизмов и цитат: «Чем дальше в лес, тем третий лишний», например.

    Мельников, конечно, максималист. Не стоит пытаться в подражание ему перенасыщать стихотворение муфтолингвами и новыми словами. Но порой к месту, как у Цветаевой или Бродского, придуманные вами термины будут смотреться замечательно красиво. Экспериментируйте на здоровье!

    Умелый пример использования словообразования применяет Олег Медведев:

                То, в чьих лучах ни свет ни заря,
                А звонче, чем динамит,
                Песня Скитайского словаря
                По всем вокзалам гремит.

    Скитайский — это помесь китайского (такой словарь, конечно, есть) и скитальского (такого словаря нет, но почему бы и нет?). Смысл вкладывается двойной, и очень даже красивый.

    Другой разновидностью неологизмов (собственно, новообразованных слов) является так называемая заумь. Вещь специфическая и лишённая во многом смысловой нагрузки, заумь не может быть рекомендована к частому использованию. Но в юморных стихах она очень даже уместна. Заумь отрицает в литературе русский язык как средство общения и декларирует поэтический язык, непонятный даже самим его сочинителям.

                Лельга, оньга, эхамчи!
                Ричи чичи чичичи!
                Лени нули эли али!
                Бочикако никако.
                Никакоко кукаке!
                Кукарики кикику!
                Папа пупи пигиги!
                Мород, мород, миучали
                Капа, капа, кап!
                Эмч, амч, умч!
                Думчи, дальчи, дольчи! (В. Хлебников)

    Вот образец близкой к зауми прозы конструктивиста Алексея Чичерина:

    Кремль мерк. Крем вер мрел изо рва морем рваного рёва; кремнёвое, кроме мозгового мора — орало роем ёмких рокотов, безтравых травм, орав пролеточных боровов и трамвайных Варавв. Соборов лококольные тики икали и калеными грецкими китонами грели грехи хилых — в 7 всем всеношня. Веисённия сени, веисёлыя, лысыя, яркия, учуявшия кующаго ярь ярилу, ликовали о лицах весенних все; рыскали, жиреюще рея ярились, прокураты, к поюшкам сердечников и ниц.

    Элементы зауми, как игрового начала в поэзии, имеются в фольклоре, в детских считалках и дразнилках.

    Элемент стилистического разнообразия стихотворения метатеза также является методом словообразования. Это перемещение в словах слоговых частей, меняющее звуковой, а иногда и смысловой облик слова. Например: леригиозный вместо религиозный; шуточные, например «порочный малосёнок», «бронетёмкин Поносец» и так далее. На принципе метатезы построены известные строки в стихотворении Самуила Маршака «Вот какой рассеянный»:

                Глубокоуважаемый
                Вагоноуважатый!
                Вагоноуважаемый
                Глубокоуважатый!
                Во что бы то ни стало
                Мне надо выходить
                Нельзя ли у трамвала
                Вокзай остановить.

    Иностранные слова (варваризмы). Об этом я уже писал много подробнее, чем о муфтолингвах. Тем не менее, повторюсь и расскажу о всякой иностранщине ещё подробней. Чемпионом в подобной практике, как ни удивительно, является всё тот же Мельников. Правда, не рекомендую заниматься подражанием, потому как его творчество — вещь весьма специфическая и несколько аномальная.

                Я заплутал в деепричаще —
                в лесу dream`учем-трехсосновом.
                Кетцальпинист молчит кричаще,
                с Wehr`шин сорвавшийся к основам.

    Немецкое и английское слова, вписанные в муфтолингвы, выглядят весьма интересно. Но Мельников — полиглот, он пишет свои сумасшедшие стихи на девяносто восьми языках. Не все столь способны. Приведу пример грамотного использования иностранного слова в целях получения правильного слога:

                И в преддверие выстрела в тощий живот
                Улыбается древний старик Моисей,
                Не расстрельная рота, и даже не взвод,
                Просто zoldat, отъевшийся на колбасе,
                Безусловно, баварской.

    Как вписать в размер двусложное слово с ударением на первый слог, да так, чтобы оно подчёркивало единоличие убийцы? Солдат было бы хорошим словом, но вот ударение не туда падает. И мы вставляем немецкое zoldat, которое имеет нужное нам ударение (во-первых) и замечательно вписывается в «немецкую» тему песни (стихотворения).

                Забудь меня, Фоскальзи, забудь похотливый норов,
                И музыку в стиле «love», и белое «Chevalier»…
                Ведь где-то тебя в толпе глазами ищет фотограф,
                И «Лейка» в его руке достойна всех королев.

    В этом примере слова уже не просто иностранные, но, в принципе, общеупотребительные именно в иностранном своём написании. Музыка в стиле «love» — это вроде как соул; слово «Chevalier» эффектно заменяет банальное слово «вино». А «Лейка» заменяет слово «фотоаппарат», никак не вписывающееся в стихотворение. Вообще, иностранные слова придают поэзии современный вид, позволяют умело использовать темы, которые не приняты в русской классической поэзии. Например, вот так:

                И в доме уютном над дверью при входе,
                Свои вспоминая грехи, —
                Повесь рукодельную вывеску, вроде
                «Welcome to Silent Hill»!

    Вы смотрели фильм «Сайлент Хилл»? Теперь придётся посмотреть.

    Это были примеры из моего собственного творчества. Тем не менее, этим приёмом широко пользуются и другие современные поэты. Вот два подобных примера:

                Но все в этом мире живо репитом,
                Все возвратится вновь —
                Сталь под плащом, медь под копытом,
                Шляпа на бровь. (О. Медведев)

                Ты не гляди, не гляди назад,
                Покидая сей хмурый край.
                Утро встает, ты его солдат,
                Твое дело — «Drum links, zwei, drei». (О. Медведев)

    Слово «репит» (повторение) красиво вписывается в стихотворную строку первого стихотворения. Во втором немецкий отсчёт подчёркивает чеканный солдатский шаг.

    Игра слов тоже очень эффектно иногда вплетается в иностранную речь русской поэзии.

                Я-то буду за Стиксом не в первый раз —
                Я знаю, что стану там
                Железной собакою дальних трасс —
                Бездомным Грейхаундом… (О. Медведев)

    Грейхаунд здесь — это «Grayhound», английская марка автобуса. Но в то же время это порода собак — вот и получается «железная собака дальних трасс».
   
    Вульгаризмы. Вот об этом я ещё не писал. А нужно, потому как вульгаризмы тоже порой замечательным образом применимы в поэзии. Конечно, можно под вульгаризмами понимать банальный русский мат, который широко использовал в своей поэзии, например, Барков. Но это не показатель. Грубые, разговорные, порой неправильные слова и выражения должны применяться в первую очередь для усиления выражаемой мысли, для более эмоциональной характеристики персонажей. В знаменитых «Стихах о советском паспорте» Маяковского есть строки:

                К любым
                            чертям с матерями
                                        катись
                Любая бумажка.

    Это классический вульгаризм, подчёркивающий резкое отношение автора к раскрываемой теме.

        Ты навернёшься, как герой, с собой забрав тяжёлый танк,
        По меньшей мере, чёрный дым увидишь вскользь сквозь щелку глаз.
        Тебя случайно подберёт усталый старый маркитант,
        Не даст исчезнуть в тишине и успокоиться не даст.

    Здесь вульгаризм «навернёшься» подчёркивает бытовое, тупое отношение к смерти, «будто-это-так-и-надо».

    Иногда вульгаризмы призваны не подчеркнуть какое-то отношение, а просто «заткнуть» дырку в стихотворном размере. Я уже рассказывал про вредность словечек типа «уж», вульгаризмы порой смотрятся в подобной роли несколько лучше.

                Я Лаокоон, блин, в серых узлах дорог,
                А я выпью еще, блин, — сделаюсь сыт и пьян,
                Так молния с неба ёкнула в бугорок,
                Так кончились песни — можно порвать баян. (О. Медведев)

    Здесь вульгаризм «блин» не только служит художественным средством, наравне со словом «ёкнула» подчёркивающим народный оттенок песни, но заодно затыкает брешь, нехватающий слог в размере (до цезуры — амфибрахий, после цезуры — дактиль, очень умело смешано, кстати).

    И напоследок ещё несколько слов о мате. Многие современные поэты и писатели (последние чаще) начинают с гордостью говорить, что мат — это неотъемлемая часть языка, без которой они обойтись, конечно же, не могут. А вот Толстой как-то обходился. И Гоголь. И Некрасов. Мнение о нормальности использования мата в поэзии является оправданием собственной пошлости. Всего пару раз в жизни я встречал случаи, когда мат в стихотворении был к месту. Мат — это не вульгаризм. Мат — это очень специфический и сложный элемент языка. Если человек не способен выразить свои чувства без мата, он просто не владеет языком. Мат применим только в особых, узкоспециализированных случаях. Так что, прошу, поэты, пишите красиво. Без мата и пошлятины. Дополнительным материалом по этой теме может послужить моя статья-приложение к «Учебнику» «Мат в поэзии: к месту и не только». В ней подробно и развёрнуто рассмотрено, в каких случаях мы можем себе позволить употребить нецензурную лексику и не выйти при этом за грань.

    Обходясь без мата, тем не менее, иногда можно поймать ту тонкую грань, которая разделяет пошлость и иронию. Примером тому может служить замечательный поэт Марк Фрейдкин, который мастерски и чуть похабно юморит почти в каждой песне, но не теряет своего очарования. Знаменитую песню «Тонкий шрам на любимой попе» в исполнении Андрея Макаревича вы, наверное, слышали. А чего стоит чудесная «Песня о всеобщей утрате девственности»!

                Света М.
                Слишком много прочла поэм,
                И с катушек слетел совсем
                Слабый девичий мозг.
                В мыслях блажь:
                Мол, придёт к ней прекрасный паж,
                И невинный её корсаж
                Тронет, тая, как воск.

                Игорь К.
                Под пажа закосил слегка,
                И встречала она рассвет
                Уж не девушкой, нет.

    Смешно, и не без вульгаризмов. Но — не пошло.

    Малоупотребимые слова. Ещё одним средством украшения стихотворения являются малоупотребимые, редкие слова и выражения, которые, быть может, заставят читателя полезть в энциклопедию, посмотреть их значение, таким образом, имея образовательную функцию. К этой же категории я, в принципе, отношу и имена собственные, нечасто употребляемые нами в обиходе.

                Странник, взнуздай своего буцефала,
                Кнопку нажми, за сиденье держись.
                Улочки Ура в шумерских кварталах,
                Смуглые женщины, новая жизнь.
                Первые княжества, первые страны —
                Даже Египта — и то ещё нет…
                Если же будешь ты в будущем, странник,
                Милым элоям привет.

    Читатель, незнакомый с тем, кто же такой буцефал (здесь — как имя нарицательное, то есть просто могучий конь), поинтересуется этим. Точно так же он заинтересуется, где располагался Ур (Месопотамия), кто такие шумеры и, конечно, кто такие элои. Человеку же эрудированному, знакомому с этими понятиями будет приятно осознать свою эрудицию, проверить её в деле.

                И потекли по венам потоки красных рек,
                Удавы, сколопендры, дипсады и киты,
                А графу Сен-Жермену пошёл двадцатый век,
                И набожные венгры нарекли его святым.

    Тут мы эффектно «ловим» читателя на имени Сен-Жермена, а также на сколопендрах и особенно на дипсадах. Точно помню, что нигде, кроме всемирной сети, я значения этого понятия не нашёл, и то лишь в паре мест одно и то же списанное друг у друга определение. На всякий случай, дипсады — это породы фантастических змей, которые якобы (по Фассалии) водились в пустынях Ливии.

                Пусть оно спит алым на белом —
                Мой антидот,
                Будет надежней, чем парабеллум —
                Не подведет. (О. Медведев)

    Не считая двух блестящих рифм (особенно «белым — парабеллум»), в этом четверостишии мастерски переплетаются современный медицинский термин «антидот» (противоядие), несколько устаревшее и замененное ныне словом «красный» слово «алый», а также название пистолета.

    Особым видом использования имени собственного в стихотворении является сфрагида — упоминание в стихотворении имени поэта, автора данных стихов. В античном мире был известен поэт-эпиграмматист Фокилид, который во многие эпиграммы вставлял строку: «И это сказал Фокилид». Вот газель узбекского поэта XV века Алишера Навои, в последний бейт включено имя автора:

                Робко пальцами коснулся нежных губ ее слегка,
                Будто соловей крылами — алой розы лепестка.
                Озерцо в пушинках ивы — нежное её лицо,
                Будто зеркало в рябинках легкой ржавчины — щека,
                Позолоченные хною дуги царственных бровей —
                Два блистательных павлина в нежных тенях цветника.
                В море зла лишь злым отрада, а иным не место в нём.
                Не цвести царице сада в пустыре меж сорняка.
                Ты от кубка в час похмелья жадных губ не отрывай:
                Только в нём найдёт забвенье тот, чья жажда велика.
                Так прими же неизбежность мир покинуть, Навои,
                Выведи любовь и верность из мирского тупика.
                    (пер. Т. Спендиаровой)

    Не буду приводить более примеров, потому как полагаю, что всё с этим понятно. Развивайте свою эрудицию и передавайте её читателю.

    Современные и устаревшие (архаизмы) слова. Язык, как я уже говорил, не стоит на месте. Следовательно, появляются новые общеупотребительные слова, порой сленговые, но не являющиеся вульгаризмами. Почему бы не использовать их в поэзии, раз мы используем их в нашей ежедневное речи? Как писал Александр Васильев:

                Тинэйджер ты или пейджер,
                Диггер ты или ниггер,
                Рейвер ты или плеер,
                Мне давным-давно параллельно.

    Это, конечно, не лучший образец, но в него «натолкано» столько новомодных словечек, что я не смог удержаться.

                Но девушка на башне раскрыла гримуар,
                Из праха вызывая мифических химер.
                Лилось вино из чаши на предков Валуа —
                Своеобразный флаер, пославший на хрен смерть.

    Модное и современное слово «флаер» каким-то диковинным образом сочетается с фамилией французской королевской династии и названием чёрной книги заклинаний.

                Диод мерцает, касания ловит сенсор,
                По самописцам змеится вязь,
                В стальной кювете твои полсердца
                Остывают, сочась. (О. Медведев)

    Лабораторные термины тоже относятся к современным: диод, сенсор, кювета. При этом тут присутствует и устаревшее слово «вязь». Ещё пример:

                Но увидевший свет на востоке
                К телескопу прижмётся лицом:
                Там проносится Люк Скайуокер
                С электронным своим кладенцом. (А. Алексеев)

    Во-первых, тут классная рифма со словом «востоке», во-вторых, тут замечательно использовано сочетание «электронный кладенец», очень удачно для характеристики оружия из «Звёздных войн».

    Современные слова гораздо проще использовать, чем устаревшие, потому что первые довольно легко и естественно вписываются в нашу ежедневную речь. Последние же употребить грамотно и к месту не очень-то и легко. Архаизмы хорошо получается употреблять, к примеру, в традиционных цитатах. То есть если мы цитируем Библию, то правильнее, конечно, старорусское «не убий», чем новое «не убей». Цитировать можно и из «Слова о полку Игоревом», и из откровений Иоанна Богослова, не важно. Просто же впихивать в стихотворения устаревшие слова — это неправильно. Ну разве можно сказать: «я глядел ей в очи и пил пиво»? Вряд ли. Очи, ланиты и выя должны сочетаться со смыслом стихотворения, с его сюжетом и временными рамками, ограничивающими этот сюжет. Блестяще использовала устаревшие слова, искусно, по-русски, Марина Цветаева. Посмотрите, как гармонично:

                Не отстать тебе. Я — острожник.
                Ты — конвойный. Судьба одна.
                И одна в пустоте порожней
                Подорожная нам дана.

    Или:

                Удержать — перстом не двину.
                Перст — не шест, а лес велик.
                Уноси свои седины,
                Бог с тобою, брат мой клык!

    Острожник воспринимается нами именно как заключённый того времени, конца XIX века, не позже. Кроме того, в первом примере мы видим отличный пример аллитерации с буквосочетанием «ож».

    Подводные камни в использовании архаизмов следующие. Прошу вас, уважаемые поэты, не забивайте «нехватку» слогов частицами вроде «уж»! Это архаизм, который категорически не вписывается в современную поэзию, лишь загрязняя язык! Кроме того, не заменяйте в целях получения правильного слога слова «эти» на «се», «этот» на «сей» и так далее. Это тоже неоправданное и глупое использование архаизмов. Собственно, вообще, чем меньше в тексте частиц и других вспомогательных частей речи, тем лучше! Аккуратно пользуйтесь современными и устаревшими словами: если между ними нет гармонии, стихотворение не стоит и выеденного яйца.

    Иллитераты. Это речевые звуки, не передаваемые буквами или обозначаемые ими условно, — призыв к тишине, свист, отплевывание, хрип, храп, всхлип и так далее. Так, например, произносимые кучером звуки, при которых лошадь останавливается, записывают условно «тпру!», свист записывается как «фью!», чихание — «апчхи!». Примеры:

                Порой дождливою намедни
                Я завернул на скотный двор...
                Тьфу! Прозаические бредни,
                Фламандской школы пёстрый вздор. (А. Пушкин)

                За плугом плуг проходит вслед,
                Вдоль — из конца в конец.
                — Тпру, конь!.. Колхозники, ай нет?..
                — Колхозники, отец... (А. Твардовский)

    Игра слов. Одним из наиболее интересных спецэффектов является игра слов. Для того, чтобы «поймать» красивую игру слов, нужно иметь очень развитое чувство языка и большой словарный запас. Блестящая игра слов часто встречается в поэзии Константина Арбенина. Например,

                Мой Боливар двоих не переварит,
                За перевалом будет передышка…

    Боливар — переварит. Смыл кристально ясен, а форма изложения совершенно замечательная. Другая цитата из Арбенина, даже несколько из одной песни:

                Ложь я видел не раз…
                Ложь я видел не раз…
                Ложь я видел, не разоблачая…
    Или
                Уповаю на вас,
                Уповаю на вас,
                Уповаю на воспоминания…
    Или
                Повинуется бес,
                Повинуется бес,
                Повинуется беспрекословно.

    Кроме Арбенина, очень многие мастерски использовали игру слов, чтобы подчеркнуть что-либо. Кстати, мельниковские муфтолингвы — это тоже разновидность игры слов.

    Разновидностью игры слов, связанной с рифмой, являются омограммы, о которых можно прочитать в разделе «Занимательное стихосложение». Здесь же приведу лишь один пример омограммы:

                О туман! — и куда? —
                от ума — никуда.
                С ума тошно мне,
                суматошно мне.
                Пост уже. Поп. Русь.
                По стуже попрусь,
                по этапу тьмой
                поэта путь мой… (Д. Авалиани)

    Как видим, в омограммах соседние (иногда перекрёстные) строки пишутся освершенно одинаково, разный смысл достигается различным разбиением на слова и расстановкой знаков препинания. Кстати, прекрасным упражнением для тренировки игры слов являются так называемые волноходы, о которых можно прочитать в разделе «Занимательное стихосложение».

    Часто для придания стихотворению эффектности перед ним ставится так называемое мотто, то есть краткое изречение, которое определяет основной тон произведения или общее его настроение. Мотто — нечто вроде эпиграфа, часто оно является цитатой из классики или латинским афоризмом, иногда является посвящением кому-либо. Мотто обязательно должно соответствовать стихотворению, его употребление должно быть обосновано.

    Подведу итог этому разделу. Самое главное правило украшения стихотворений: никогда не перебирайте с украшением! Иностранные и сленговые слова, муфтолингвы, имена собственные и энциклопедические термины ни в коем случае не должны затемнять собой смысл стихотворения, его суть. Всего должно быть в меру! Используйте украшения только там, где они и в самом деле помогут что-то выделить. Не пихайте их во все щели! Помните это, и всё будет просто замечательно.


   4.4. Построение предложений

    Одним из важнейших способов создания красивого стихотворения является грамотное и красивое построение стихотворной фразы. Наиболее простым способом построения является случай, когда каждая строка является законченным предложением, либо одно предложение объединяет две строки и завершается в конце второй.

                Поднялась стезёю млечной,
                Осиянная — плывёт.
                Красный шлем остроконечный
                Бороздит небесный свод. (А. Блок)

    Именно так начинают писать большинство поэтов. Но это уж слишком просто. Гораздо эффектнее разбивать строкою фразу посередине, стараясь и в стихотворной речи составлять сложноподчинённые предложения, какими мы обыкновенно пользуемся в прозаической речи. Абсолютного совершенства в этом достиг, как я считаю, Иосиф Бродский.

                Имяреку, тебе — потому что не станет за труд
                Из-под камня тебя раздобыть, — от меня, анонима,
                Как по тем же делам: потому что и с камня сотрут,
                Так и в силу того, что я сверху и, камня помимо,
                Чересчур далеко, чтоб тебе различать голоса —
                На эзоповой фене в отечестве белых головок,
                Где наощупь и слух наколол ты свои полюса
                В мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок;
                Имяреку, тебе, сыну вдовой кондукторши от
                То ли Духа Святого, то ль поднятой пыли дворовой,
                Похитителю книг, сочинителю лучшей из од
                На паденье А.С. в кружева и к ногам Гончаровой,
                Слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы,
                Обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделей,
                Белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы,
                Одинокому сердцу и телу бессчётных постелей —
                Да лежится тебе, как в большом оренбургском платке,
                В нашей бурой земле, местных труб проходимцу и дыма,
                Понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке
                И замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима.
                Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.
                Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
                Вниз по тёмной реке уплывая в бесцветном пальто,
                Чьи застёжки одни и спасали тебя от распада.
                Тщетно драхму во рту твоём ищет угрюмый Харон,
                Тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно.
                Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
                С берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.

    Это стихотворение я привёл здесь полностью по очень простой причине. На его примере можно разобрать больше половины всех поэтических приёмов, описанных в этом трактате. Но посмотрите, в первую очередь, на построение. Гигантское первое предложение, сложное, наполненное не только перечислением, но и сложнейшими речевыми оборотами, переносами и предложными рифмами! Смогли бы вы написать так? Вторая часть заметно отличается от первой — потому она и заметна. Несколько недлинных предложений в двух строфах. И самое коротенькое — последнее, завершающее. По сути, мораль.

    Кроме потрясающего построения стихотворения, тут можно видеть почти все помянутые мной приёмы, стилистические фигуры, имена собственные и даже инициалы, энциклопедические слова, вульгаризмы и слова устаревшие, всё, что угодно. Такой маленький учебник поэзии в одном стихотворении. В общем, такой перенос части фразы из одного стиха в другой, из одной строфы в другую не имеет полноценного русского названия. Яков Зунделович в словаре поэтических терминов 1925 года издания применяет к нему французский термин enjambement.

    Иосиф Бродский не раз ещё обращается к сложным, длинным, перегруженным информацией фразам.

                Белые стены комнаты делаются белей
                От брошенного на них якобы для острастки
                Взгляда, скорей привыкшего не к ширине полей,
                Но к отсутствию в спектре их отрешённой краски.
                Многое можно простить вещи — тем паче, там,
                Где эта вещь кончается. В конечном счёте, чувство
                Любопытства к этим пустым местам,
                К их беспредметным ландшафтам и есть искусство.

    Если в первом стихотворении («На смерть друга») замечательные построения фраз вписаны в чёткий пятистопный анапест, то во втором размер практически не соблюдается, что, тем не менее, не мешает стихотворению быть очень даже красивым.

    Замечательные построения можно встретить у Цветаевой:

                Всё перебрав и всё отбросив
                (В особенности — семафор!)
                Дичайшей из разноголосиц
                Школ, оттепелей… (целый хор
                На помощь!) Рукава как стяги
                Выбрасывая… — Без стыда! —
                Гудят моей высокой тяги
                Лирические провода.

    Не могу не отметить, что скобки и тире являются довольно простым способом продлить фразу, вставить в её середину что-либо, не имеющего прямого отношения к сути. И Бродский, и Цветаева широко пользуются этим приёмом.

    Стремитесь к длинным, сложным предложениям. Разбивайте их на строки. Режьте, кромсайте, всё, что угодно. Пишите красиво!А о том, как строить предложения не следует, можно прочитать в статье «Замечательная стилистика» этого учебника.


   4.5. Стилистический мусор

    У молодых поэтов есть одна хроническая болезнь. Им с завидной регулярностью то не хватает слогов, чтобы попасть в размер, то этих самых слогов слишком много. Иногда просто не хватает слов, чтобы выразить мысль, иногда, наоборот, мысль так запутывается лишними словами, что уже никак не понять, в чём суть. В результате в стихотворениях появляется огромное количество всяческого словесного мусора, который портит стихи, мешая адекватному их восприятию.

    Самым вредным стилистическим мусором являются частицы. Например, частица «уж». Я уже поминал её раньше. Если вам не хватает слов, вставьте какое-нибудь слово, несущее смысловую нагрузку, но никак не архаичную частицу, чаще всего неприменимую в контексте. Все слова вроде «тот», «тут», «уж», «се», «он» относятся именно к такой категории. «Взял тут Коля пылесос и убрал ту кучу роз». В этой строфе совершенно лишнее «тут» и ещё более ненужное «ту». Лучше переиначьте всё фразу, используйте другие речевые обороты, слова, но избавьтесь от словесных тараканов. Запомните: длинные красивые слова смотрятся гораздо лучше.

    Частицу «уж» допустимо использовать в наше время разве что в устоявшихся словообразованиях: «Ну, что уж теперь вспоминать…» или «Куда уж тебе!», «Вы уж постарайтесь!». Но никак не в значении «уже». «Уже» и «уж» — это два разных слова с разной смысловой нагрузкой.

    Опять же, ранее шла речь об архаичных местоимениях «сей», «сия», «се». Они употребимы, подчёркиваю, только в стихотворениях в стиле ретро, стилистически имитирующих манеру стихосложения двухвековой давности. Заменять «этот» на «сей» в современном стихотворении нельзя. Да и вовсе, использовать чрезмерно больше количество местоимений (особенно «тот», «этот») — дело вредное. Следует избавить произведение от изобилия вспомогательных частей речи. Повторяюсь: чем меньше предлогов, союзов, частиц и местоимений, тем лучше.

    Слово «тут» в литературной речи предназначено исключительно для обозначения географического местоположения какого-то предмета. Применительно ко времени слово «тут» я считаю недопустимым. Разве что в фольклорно-юморной теме. Кстати, слово «здесь» — это более литературный вариант, чем «тут».

    Ещё есть такая мода. Упомянул в первой строке героя по имени Пётр Петрович Петушков. И далее в каждой строке будет тупо повторяться местоимение «он». Принадлежность какой-либо вещи этому самому Петру Петровичу будет по десять раз обозначаться местоимением «его». Зачем? Это словесный мусор. Если эти повторения не несут на себе какой-то ударной нагрузки, то они не имеют смысла, потому как и без них прекрасно понятно, кто и что делает в стихотворении. И чего не делает.

    Полагаю, что продолжать нет смысла. Пишите так, как вам пишется. Главное, чтобы ваши стихи пережили вас.

        ГЛАВА 5. ЗАНИМАТЕЛЬНОЕ СТИХОСЛОЖЕНИЕ

    В этом разделе я использовал несколько замечательных идей из книги «Занимательное стихосложение» Николая Шульговского (М. 1926). Не могу сказать, что Шульговский был гениальным поэтом. Но он был великолепным учёным-литературоведом; его книги о стихосложении могут послужить учебниками, которые помогут как начинающему поэту, так и сложившемуся автору. Раздел «Занимательное стихосложение» посвящён стихотворениям, которые не всегда имеют высокую художественную ценность, но зато представляют собой интереснейшие образчики поэтических развлечений.

    Стихи загадочной формы. К таким стихотворениям относятся акростих, месостих, телестих и тавтограмма.

    Акростих (краестишие, краегранесие, краестрочие, началестрочие, иместишие) — это стихотворение, в котором начальные буквы каждой строки, читаемые сверху вниз, образуют какое-нибудь слово или выражение. Если они образуют имя, то акростих называется номограммой. Чаще всего в акростихах зашифрованы именно имена, то есть подобные поэтические экзерсисы являются посвящениями. Вот пример акростиха-номограммы, в котором зашифровано имя и фамилия девушки:

                А вам, божественная леди,
                Никто перечить не посмеет!
                Актёрствует весёлый ветер,
                Сбивая в гроздь воздушных змеев,
                Тревожит шумные вершины.
                Алеют флаги над скалою,
                Сурово щурятся мужчины,
                Искатели ковчега Ноя.
                Я — не искатель, я — алхимик,
                Глиссандо алчущий на струнах.
                О, как прекрасно Ваше имя,
                Рисуемое новой руной,
                Ещё никем не повторённой,
                Лишь мною брошенной на ветер
                И незаметно принесённой
                К ногам моей прекрасной леди.

    Естественно, содержание стихотворения должно соответствовать образу того, кому оно посвящено. Акростихи писать непросто. Но, с другой стороны, они имеют жёсткие ограничения по начальным буквам, которые несколько успокаивают полёт фантазии. Вот пример более простого акростиха, посвящённого поэзии:

                Пишу о чем-то вдохновенно,
                О Боже! снова в раж вошёл —
                Экстаз творения нетленный
                Зачем-то вновь меня нашёл.
                И что б там ни было вокруг,
                Я весь во власти дивных мук! (А. Бердников)

    Бывает акростих и пословным (Герману Лукомникову):

                Готическая Ересь: Розенкранц,
                Минхерц — Авторитет Немецкий Узок.
                Ликует Ум! Как Обухом, Миманс
                На Исповеди, Как Охотник В Уток!.. (Г.Седельников)

    Не увлекайтесь акростихами. Всего должно быть в меру.

    Месостих (мезостих) — это стихотворение, в котором буквы, образующие «загадочное» слово, располагаются не в начале, а выстроены посередине стихотворения. Оригинальной формой является так называемый стих-лабиринт, в котором буквы «шифра» образуют какую-нибудь фигуру, расположены по диагонали или ещё по какому-либо закону. Попробуем зашифровать, к примеру, слово «любовь»:

                Лишённые последнего приюта,
                Поющие величественно гимны,
                Параболой мы движемся на юг, но
                На юге холода, и иже с ними.
                Вершится Валтассаров скорый пир…
                …Осудит нас львиноголовый мир.

    По содержанию получается дурь дурью (потому как экспромт), но зато наискось читается слово «любовь». Оно составлено из 1-ой буквы 1-ой строки, 3-ей буквы 2-ой строки, далее 5, 7, 9, 11 буквы соответственно. В некоторых месостихах буквами считаются и пробелы. Кроме того, слова можно шифровать лесенкой, просто линией (например, 3-я буква каждой строки), и так далее. Кстати, разные источники по-разному трактуют понятие месостиха. Классический словарь Квятковского трактует месостих как стихотворение, в котором буквы, образующие «загадочное слово», могут располагаться только вертикально, то есть оно образовано только вторыми, или третьими, или десятыми буквами каждой строки. Стихи же, написанные, как вышеприведённый, называются в такой трактовке именно стихами-лабиринтами. Пример более классического месостиха можно прочитать ниже («Алеет закат...»)

    Телестих — это стих, в котором последние буквы каждой строки образуют слово или фразу. Разновидность акростихов.

                Произнося чудесный чистый звуК,
                Вишу на колокольне. ВысокО!
                Неоднократно сам звенеть хотеЛ,
                Разлиться песней сердца далекО,
                Но мой язык во власти чьих-то руК.
                Вздохнул бы я свободно и легкО,
                Когда бы сам, не по заказу, пеЛ. (И. Чудасов, «Колокол»)

    Смешивая месостихи и акростихи, можно получить, к примеру, такую форму (сонет, кстати):

                Алеет Закат. КрасоТою пленён:
                Колор, ОтблеСк, линИи, тени.
                Рисую С сомнЕнием Вечное тленье:
                ОткрыТо ли зНанье Античных времён?

                СравнИтся лИ с жизНью моё рисованье?
                Такие ШтрихИ ль? А гАрмония есть?
                ИспачКаны хОлст в Чём попало и честь.
                ХандрА. На риСунке — Убожество. Дрянь я.

                ИспраВить нЕльзя Дурака — и опять
                Творю: Очень Надо. ЗАкатов штук пять
                РазмеТил и сНова иСтратил.

                Играю Всё… КсЕния, мОжешь, прости,
                Мне с дЕтскоЙ любоВью сплести мезостих,
                (ЕстесТвеннО, не о зАкате)? (И. Чудасов)

    Собственно, вариантов зашифровки различных слов и имён множество. Бывают стихи-лабиринты, в которых наискось как справа-налево-сверху-вниз, так и слева-направо-сверху вниз читается одна и та же фраза; зашифрованные слова выстраиваются лесенками, квадратами, треугольниками, звёздами в середине стихотворения, в общем, как угодно. Например, четырёхкратный акросонет Глеба Седельникова, посвящённый Марине Цветаевой:

                Медовым эхом,золочёным сноМ
                АгАтовая даль,без дна трАвА...
                РаспРавлено крыло напеРекоР...
                ИзвестИю о пагубностИ жизнИ!
                Невесты Неземные сНы и стоН —
                Ангар концА,поэмА без поэтА!..
                Целующее блиЦ Церковных ниЦ,
                Воюющих дароВ Воздушный зоВ,
                ЕжеминутноЕ бровЕй броженьЕ!..
                Течёт арТерии отвеТный свеТ —
                АртистА вызывает векА веткА:
                Ещё,Ещё,евангельское сЕрдцЕ,
                В Венке терновом, эру заяВиВ,
                Аорты от Христова РождествА!..

    А бывают и шестикратные, и десятикратные!
    Ещё встречаются акростихи, где первыми словами, а не буквами каждой строки образуется какая-либо фраза.

    Своеобразной разновидностью акростиха является абецедарий (алфавитный стих). В нём первые буквы всех слов или строк последовательно составляют алфавит в обычном или обратном порядке.

                Азъ словом симь молюся Богу
                Боже вьсея твари и зиждителю
                Видимыимъ и невидимыимъ!
                Господа духа посъли живущаго
                Да въдъхнетъ въ сьрдце ми слово
                Еже будетъ на успехъ вьсемъ... (азбучная молитва, X в.)

    Абецедарий может быть как построчный (приведен выше), так и пословный:

                Архангельск. Бури Воют Глухи.
                Деревья Еле Живы. Зло
                Их Крутят Ледяные Мухи.
                На Окнах Пятна. Рассвело.

                Сердито Тучи Улетели.
                Февраль — Холодная Цена.
                Чердачные Шуршите Щели!
                Эскадра Южная Ясна. (А. Котов)

    Очень редко встречается обратный абецедарий, в котором первые буквы представляют собой алфавит не от А до Я, а наоборот, от Я до А:

                Я Ящерка Ютящейся Эпохи,
                Щемящий Шелест Чувственных Цикад,
                Хлопушка Фокусов Убогих,
                Тревожный Свист, Рывок Поверх Оград.
                Наитие, Минута Ликованья,
                Келейника Исповедальня.
                Земная Жизнь Ещё Дарит, Горя,
                Высокое Блаженство Алтаря. (Д. Авалиани)

    Более подробно о буквенных и слоговых акростихах, телестихах, месостихах, стихах-лабиринтах, построчных, пословных и обратных абецедариях можно прочитать в лекции №7 Т.Б.Бонч-Осмоловской по курсу комбинаторной поэзии «Последовательности. Буквенные последовательности: абецедарии и акростихи. Мезостихи и телестихи. Фонетические последовательности. Усложненные и множественные акростихи. Лабиринты», а также в статьях Ивана Чудасова «Акростих в русской поэзии конца XX века» и «Акростих в творчестве В.Хлебникова».

    Тавтограмма — это стихотворение, где все слова начинаются с одной и той же буквы. Например:

                Ленивых лет легко ласканье,
                Луга лиловые люблю,
                Ловлю левкоев ликованье,
                Легенды ломкие ловлю.
                Лучистый лён любовно лепит
                Лазурь ласкающих лесов.
                Люблю лукавых лилий лепет,
                Летящий ладан лепестков. (В. Смиренский)

    Российский поэт Иван Чудасов написал целый цикл тавтограмм почти на каждую букву алфавита, тем самым доказав, что это вполне возможно. Одной из самых монументальных тавтограмм считается грандиозная латинская поэма монаха-доминиканца Плацениуса «Pugna porcorum» («Битва свиней»), все слова в которой начинались на букву «p» (1530-й год). Тавтограммы также бывают концевые (все слова заканчиваются на одну букву) и начально-концевые (все слова и начинаются, и заканчиваются на одну букву). Вот пример начально-концевой тавтограммы:

                Мельчаем мельком, мудрствуем, мудрим.
                Моргаем мозгом, мыслим — мягким местом.
                Мычим мессиям, мимоходом — месим.
                Мстим мастерам, мешаем молодым.

                Манкируем миром, мытарствуем, мучим...
                Маразм маскируем молчаньем могучим. (Б. Гринберг)

    Ещё одним видом трюковой поэзии является липограмма — стихотворение, в котором начисто отсутствует один или несколько звуков (например, «Соловей» Державина написан без звука «р»). Наиболее сложным типом липограмм является гиперлипограмма или моновокализм — стихотворение, в котором употребляются только определённые гласные. Например, гипрерлипограмма «О»:

                Молодость — словно сон:
                Только вот рос, рос —
                Скоро срок похорон,
                Скоро погост, снос.

                Плохо, хоть волком вой.
                Но, поборов боль,
                Вновь той дорогой в свой
                Город, хоть он — ноль.

                Молодость — столько снов!:
                В космос!, в поход в ночь!,
                Бодрой тропой слонов
                Гордо точь-в-точь мочь!..

                Долог сон? Скромно стон,
                Скорбно-больной вздох…
                Короток… Что потом?
                Только Господь Бог… (И. Чудасов)

    В другой разновидности гиперлипограммы (моноконсантизм) автор оставляет только одну согласную (Л).

                Алла, алло! Аллеи
                Алое лили еле.
                Лилии ли алели?
                Или алели ели?

                Оле ли еле-еле
                Лили елеи ало?
                Лиле ли? Лии? Леле?
                Алое лило Алле! (И. Чудасов)

    В конце концов, разные типы можно и смешивать. Вот, к примеру, тавтограммная гиперлипограмма:

                Сто сорок солнц. Сплошь соль со склонов.
                Ссох скос. СволОчь с соломой стог?
                Со сгонов скот сполз сворой сонной,
                Сполз скопом, сольно — сколько смог…

                Смолк сбор со стоголосой склокой,
                Сноровкой спорой, скоростной…
                Со стоном сдох совхоз стоокой
                Совой. Совковость — смог сплошной.

                Совхоз — с Содомом стойко сродство,
                Со смоквой. Соткой слободской
                (Собор со стойлом) — спорно сходство —
                Со скользкой сошкой, со скобой. (И. Чудасов)

    Потрясающим опытом комбинаторной поэзии являются так называемые анагрифы. Анагриф — это стихотворение, полностью составленное из определённых букв, взятых из какого-либо слова или фразы. Прекрасным примером подобного стихотворения является анагриф «Харитонову», написанный Борисом Гринбергом (посвящение поэту Евгению Харитонову):

                ХАРИТОНОВУ

                НОВАТОР:
                Утро — ворота в аорту Харона.
                Ворон у трона, ворона — на трон.
                Ворон хранит, а ворона хоронит...
                В ухо отраву. Тиару, хитон
                и на траву. Ни вина, ни овина.
                Тихо. Но варит оторва отвар,
                хвори, вину, рану, норов отринув...
                Воину — урна, а вору — товар...

                ТИРАН:
                Хоти, но в тон,
                А-то... урон!

                ХОР:
                Трохи рун, а хитов — вороха.
                Ох и врун, а руно-то труха!

    Как видим, Гринберг использует исключительно буквы, содержащиеся в заглавии «Харитонову». Вообще, Гринберг является одним из ведущих поэтов, пишущих в жанре комбинаторики; он является изобретателем нескольких новых форм комбинаторной поэзии. Например, меня лично просто потряс такой опыт, как метаметаграмма. Сам Гринберг признался, что это один из наиболее сложных его стихотворных опытов.

    Такое стихотворение, когда оно читается справа налево, обязательно требует сквозных рифм перед цезурой. Заметьте, что смысл стихотворения, в зависимости от того, как его читаешь, совершенно противоположный!

    Сходным с криптой типом игрового стихосложения является эпомонион. Он является чем-то средним между криптами и визуальной поэзией, воспринимаемой лишь на бумаге.

    Далее эпомонион продолжается и вертикально вниз, и горизонтально по схеме:

    Ещё одна трюковая форма стихосложения — палиндром. Палиндромы читаются одинаково с одним и тем же смыслом с обеих сторон.

                ...Кони, топот, инок,
                Но не речь, а черен он.
                Идем молод, долом меди.
                Чин зван мечем навзничь... (В. Хлебников)

    По сути, палиндром — это, что называется, глупость, нелепица, что и видно из вышеприведённого примера. Потому что он имеет только прикладное значение. Если вы написали стихотворение-палиндром, вы можете гордиться этим, но поверьте — я ни разу не встречал стихов-палиндромов, наполненных смыслом. Некоторые источники называют разновидностью палиндрома палиндромон — стихотворение, составленное из отдельных слов-палиндромов. Я не встречал подобных примеров в литературе и склонен считать, что палиндромон — это, по сути, то же, что и палиндром.

    Близки по принципу к палиндрому, но, конечно, много проще анаграммы, то есть стихи, строки которых представляют собой перестановки букв в соседней строке (или слове, или двустишии). Конечно, аналогично словам и фразам-палиндромам существуют слова и фразы-анаграммы. Стихи-анаграммы встречаются не так часто. Вот, к примеру, двустишие-анаграмма Валерия Брюсова

                Что нам весна или за ней дано?
                Одна мечта: знай сон и лей вино!

    Существует также понятие омограммы. Омограмма — это каламбурное стихотворение, в котором соседние строки пишутся совершенно одинаково, и разнообразие смысла достигается различным разбиением на слова и расстановкой знаков препинания. Чаще всего омограммные строки являются парными, но бывают и перекрестными. Первым в истории стихотворением с элементом омограммы стало каноническое державинское:

                О, как велик, велик На-поле-он!
                Он хитр, и быстр, и твёрд во брани;
                Но дрогнул, как к нему простёр в бой длани
                С штыком Бог-рати-он.

    В основной своей массе омограммы двустрочны и представляют собой строгое побуквенное переразложение какой-либо фразы или слова, отчего получается новое прочтение исходного текста. Сталкиваясь, эти прочтения дают поразительный эффект.

                Небеса ликуют —
                Не беса ли куют? (С. Федин)

                У сына колки
                усы, наколки. (С. Федин)

    Иногда омограмму превращают в своеобразный вид загадки: выбирается любая из двух строк, буквы записываются без пунктуации и пробелов, и в этом случае должны быть угаданы оба варианта прочтения, что придаёт ей выразительную двусмысленность. Например: НЕТУЖИВЫХОДНАМЕСТЬ (Нету живых, одна месть. / Не тужи! Выход нам есть. Д. Авалиани). К концу XX века омограммы достигли небывалого уровня сложности, к примеру:

                Пойду, шаман, долиною —
                пой, душа, мандолиною!
                Верти, кали, искри, жаль
                вертикали и скрижаль.
                Горда ль
                гор даль?
                Ниц, шея гнись.
                Ницше, ягнись.
                Получу, человечек,
                получучел-овечек.
                О труп, о раб,
                о ум, о тать! —
                от рупора б
                о, умотать —
                иди, кто ранен адом алым…
                И диктора не надо малым. (Д. Авалиани)

    Более подробно об омограммах можно прочитать в статье Ивана Чудасова «Несколько наблюдений над омограммами».

    Оригинальным анаграммоподобным опытом комбинаторного стихосложения являются встрои. Обыкновенно это одностишия или двустишия, иначе говоря, небольшие стихи. В качестве примера несколько встроев Бориса Гринберга:

                СкромНЫе
                весны
                (скромные сны, кроме весны)

                ПОсетиТЕЛИ
                (потели сети посетители)

    К встроям близки также волноходы (или волноломы). Волноходы основаны на игре слов, когда сливающиеся при быстром произношении слова образуют что-то новое, не всегда видимое на бумаге. Например:
   

    Первое из этих двух стихотворений («Икар») относится не к «чистым» волноходам, а к так называемым змеевикам. Змеевики, в отличие от волноходов, могут включать в себя несколько других поджанров комбинаторики, в том числе омограмму и логогриф (в данном случае). Лично я не отношу волноходы к поэзии, тем более к высокой. Но это, опять же, отличное упражнение для тренировки. Особенно волноходы полезны для практики в игре слов.

    Интересным примером трюкового стихосложения является анацикл — стихотворение, написанное таким образом, что его можно одинаково читать как сверху вниз слева направо, так и снизу вверх справа налево. Анацикл читается в обоих направлениях не по буквам (как в палиндроме), а по словам. В отличие от стихотворения-реверса, порядок изложения, рифмы и рифмовка сохраняются. Анациклические стихи — крайне редкое явление даже для экспериментальной поэзии.

                Laus tua, non tua fraus, virtus, non copia rerum
                Scandere te fecit hoc decus eximum.
                Eximum decus hoc fecit te scandere rerum
                Copia non, virtus, fraus tuf nou, tua laus.

    В переводе этот латинский анацикл значит: «Подвиг твой, а не преступление, добродетель, а не богатство позволяют тебе возвыситься о этой исключительной славы. До этой исключительной славы позволяют тебе возвыситься не богатство, а добродетель, не преступление, а твой подвиг». В русском языке анациклы встречаются крайне редко, к примеру:

                Жестоко — раздумье. Ночное молчанье
                Качает виденья былого,
                Мерцанье встречает улыбки сурово.
                Страданье —
                Глубоко — глубоко!
                Страданье сурово улыбки встречает...
                Мерцанье былого — виденье качает...
                Молчанье, ночное раздумье, — жестоко! (В. Брюсов)

    Более подробно о буквенных, слоговых, словесных и фразовых палиндромах, а также об оборотнях и кругооборотнях можно прочитать в лекции №4 Татьяны Бонч-Осмоловской по курсу комбинаторной поэзии: «Одиночные перестановки элементов текста меньшего порядка в текстах большего порядка. Палиндромы. Буквенные палиндромы. Оборотни. Палиндромы имен собственных. Нестандартные палиндромы: круговертни и кругооборотни. Слоговые, словесные и фразовые палиндромы. Палиндромы Голенищева-Кутузова, Брюсова. Палиндромы Минаева, Н. Полевого». Об анаграммах, спунеризмах и тому подобном можно прочитать в её же лекции №3 по курсу комбинаторной поэзии: «Анаграммы. Буквенные анаграммы слов и фраз. История анаграммы и каббала. Анаграммы имен собственных и их значение. Экзотические анаграммы: антиграммы, миниграммы, контпетри и спунеризмы».

    В целом, все акростихи, месостихи, телестихи, тавтограммы и липограммы, палиндромы и анаграммы относятся к комбинаторной поэзии. В комбинаторной поэзии смысл на 90% подчинён сложнейшим техническим формам стихотворения. Комбинаторная поэзия хороша в качестве упражнения и позволяет увеличить, к примеру, словарный запас и умение играть словами. Высокой поэзией я подобный жанр — хоть убейте — назвать не могу. Тем не менее, если вас интересует эта тема, воспользуйтесь ссылками на лекции о комбинаторной поэзии в заключительной части учебника.

    Нельзя обойти вниманием так называемый логогриф — стих, основанный на убывании начальных звуков. В поэзии логогрифические стихи встречаются довольно редко в виде фрагментов

                На фабрике «Победа»
                Во время обеда
                Случилась беда —
                Пропала еда!
                Ты съел? — Да!

    Подобной игрой со словами отличается ропалический стих — древняя игровая форма стиха, в котором слова постепенно увеличиваются в своем слоговом объеме; первое — односложное, второе — двусложное, третье — трехсложное, четвертое — четырехсложное. Таким образом, стих как бы расширяется в виде палицы.

                Жизнь — игра желаний мимолетных,
                Есть — пора мечтаний безотчетных,
                Есть, потом, — свершений горделивых,
                Скук, истом, томлений прозорливых;
                Есть года жестоких испытаний,
                Дни суда глубоких ожиданий... (В. Брюсов)

    Оригинальным трюковым жанром является фигурный стих — стихотворение, строки которого визуально образуют какую-либо фигуру или предмет — звезду, конус, сердце, крест, пирамиду, ромб и так далее. Фигурный стих был в ходу в европейской поэзии барокко, а также не был обделён вниманием и русскими поэтами: первые фигурные стихи в России составляли виршеписцы ещё на заре русской поэзии — в XVII веке, когда стихотворная «алхимия» была в большой моде. В этом жанре написал несколько образцов (в виде лабиринта, креста, сердца) и один из крупнейших стихотворцев того времени Симеон Полоцкий. В XVIII-XIX веках к фигурным стихам обращаются Державин, Сумароков, Ржевский, Апухтин, Рукавишников и некоторые другие поэты. В целом, фигурные стихи — не более чем стихотворная забава, в которой форма преобладает над содержанием. По этой причине высокохудожественных образцов создано крайне мало. Как пример, стихотворение-треугольник Апухтина:    

    Более подробно о фигурных стихотворениях, снежных комах, ропалических стихах и других визуально-поэтических опытах можно прочитать в лекции №8 Татьяны Бонч-Осмоловской по курсу комбинаторной поэзии: «Последовательности количества элементов текста меньшего порядка в элементе текста большего порядка. Ропалические тексты: буквенный ком, слоговой ком (Авсоний, Брюсов), словесный ком. Лавина. Фигурные стихотворения». В целом, если вам интересна комбинаторика и визуальная поэзия, вы можете обратиться не только к лекциям и учебникам, но также к блогам ведущих поэтов комбинаторного жанра: Бориса Гринберга, Павла Байкова, Евгения Харитонова.

    Ещё пара слов о центоне. Центон — род литературной игры, стихотворение, составленное из известных читателю стихов какого-либо одного или нескольких поэтов; строки должны быть подобраны таким образом, чтобы все стихотворение было объединено каким-то общим смыслом или, по крайней мере, стройностью синтаксического построения, придающего ему вид законченного произведения. Являясь стихотворной шуткой, центоны всегда бывают тем комичней, чем лучше знаком читатель со стихотворениями, из которых взяты нужные строки. Вот анонимный центон, составленный из стихов разных басен Крылова:

                В июне, в самый зной, в полуденную пору,
                Сыпучими песками в гору, («Обоз»)
                Из дальних странствий возвратясь, («Лжец»)
                По улицам слона водили,
                Как видно, напоказ, —
                Известно, что слоны в диковинку у нас, —
                Так за слоном толпы зевак ходили; («Слон и Моська»)
                Какой-то повар-грамотей
                С поварни побежал своей, («Кот и повар»)
                Со всех дворов собак сбежалося с полсотни,
                Как вдруг из подворотни («Прохожие и собаки»)
                Проказница мартышка,
                            Осёл,
                            Козёл
                Да косолапый Мишка
                Затеяли сыграть квартет. («Квартет»)
                Когда в товарищах согласья нет,
                На лад их дело не пойдёт,
                И выйдет из него не дело, только мука.
                Однажды лебедь, рак да щука... («Лебедь, рак и щука»)

    Весёлым и подобным центону типом стихосложения является макароническая поэзия — сатирическая или шуточная поэзия, в которой комизм достигается смешением слов и форм из разных языков. Название возникло в Италии. Хорошим примером является текст известной песни «Stop narcotix» Доктора Александрова:

                Curante parafini daravento primavera,
                j'ai suis a la del country — Pedro Tarantas.
                garanto damages furtuapai caballero,
                jujaga amgaziga j'ai vrai smoking Ganjibas.

    Сродни центону такой игровой жанр, как буриме — стихотворение, написанное на заранее данные рифмы. Буриме существует как род салонной игры. Благодаря этому, буриме по большей части бывает экспромтом и обладает всеми его художественными особенностями. Художественные приемы, проявляемые в процессе создания буриме, — в использовании заданных рифм, — могут быть обнаружены и при создании обыкновенных стихотворений, ибо во многих случаях, поэтическое вдохновение идет от найденной рифмы. При восприятии буриме, когда рифмы известны заранее, эффект построен на неожиданности, — и, вместе, естественности замысла по отношению к заданным рифмам.

    Черты буриме могут быть обнаружены в обычной поэтической речи. Это относится к стихотворениям, где использованы банальные рифмы. Как и при восприятии буриме, рифма в этом случае заранее угадывается. Использование банальной рифмы может быть удачным только тогда, когда оно являет черты внутренней необходимости, а не принудительности формальной. Осуществляется это так же, как и при создании буриме: в неожиданности и вместе естественности замысла по отношению к банальной рифме. Пример банальной рифмы (горе — море, печаль — даль), внутренно оправданной всем замыслом художника, находим у Валерия Брюсова:

                Когда встречалось в детстве горе
                Иль безграничная печаль, —
                Все успокаивало море
                И моря ласковая даль.

    Блестящее использование банальной рифмы (морозы — розы) встречаем у Пушкина: он нарочито подчеркивает ее банальность и тем самым дает ей совершенно неожиданное применение, — а неожиданностью применения самая банальность уже преодолевается:

                И вот уже трещат морозы
                И серебрятся средь полей...
                Читатель ждет уж рифмы «розы»,
                На, вот, возьми ее скорей.

    А ещё однажды я столкнулся с ещё одним интересным экспериментом, который однозначно подходит под определение «занимательное стихосложение». Я даже не знаю, как назвать этот жанр, и потому придумал для него специальный термин полусловник. Полусловник — это стихотворение, слова в котором не полные, а оборванные, но при этом сохраняется как суть стихотворения (причём не нужно лезть в словарь для понимания отдельных слов), так и его технические параметры, такие, как рифма и размер. Единственным найденным мной примером в данном жанре стали стихотворения Андрея Болкунова:

                — Я тя лю!
                — Я тя то!
                — В гу целю!
                — Да ты что!
                — Ты мне ла!
                — И ты мне!
                — Само гла,
                Что мы вме!

                — На века
                Лю дру дру!
                — И пуска
                Быва гру.
                Я не хлю,
                Помню, что
                Я тя лю...
                — Я тя то!

    Помимо Болкунова, элементы полусловников можно встретить у многих поэтов, но стихотворения, полностью написанные таким оригинальным методом, я встретил только у него.

        ГЛАВА 6. ОСОБЕННОСТИ АРТИКУЛЯЦИИ И СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ОШИБКИ

    А бывает так: поэт написал замечательное стихотворение, совершенное технически, читает его с выражением, а все вокруг покатываются со смеху. Дело в том, что можно совершенно неосознанно допустить артикуляционные ошибки. Артикуляция — это, по сути, произношение. Какое же отношение оно имеет к написанию? Иногда поэт пишет так, что как ни читай, получается либо пошлость, либо бред. А на бумаге выглядит красиво. Каноническим считается пример известной советской поэтессы Веры Инбер, которая в поэме про Степана Разина (изданной!) написала следующее: «Отруби лихую голову…». Полагаю, понятно, что получается при прочтении. В ответ на это замечательный поэт N ответил эпиграммой:

                Ах, у Веры, ах, у Инбер, ах, такой высокий лоб,
                И смотрел бы, и смотрел бы, и смотрел бы на неё б.

    Приведу сейчас ещё несколько примеров подобных ошибок, которых стоит избегать. Замечательный бард Александр Карпов рассказывал, что, сидя в жюри на одном фестивале авторской песни, он слушал девочку, которая проблему женского одиночества выразила словами «И цел к утру мой чёрный хлеб…» Все остальные недоумевали, почему Карпов покатывался со смеху.

    Не менее замечательный бард Алексей Нежевец как-то исполнял со сцены песню Виктора Третьякова «Тюбик». В песне есть строка: «Люблю — и баста!». Нетрудно догадаться, как спелась эта строка у Нежевца, и после концерта к нему подошёл гомельский исполнитель Игорь Сильченко, подколов его этим моментом. На следующий день на концерте закрытия сам Сильченко пел песню, в которой встречается строка «Когда любови с нами нет…» У Сильченко вышло «Когда любовь, весна, минет…», чем его, в свою очередь, впоследствии огорошил Нежевец. Отмечу, что тут ошибка не только исполнителя (хотя его в первую очередь), но и автора, который пишет строки, в которых можно допустить такую оговорку.

    Как-то мне рассказали о замечательной фразе, встреченной в песне одной девушки на очередном фестивале: «Искала, выбирала я тебя…» Из чего, из чего выбирала?…

    На фестивале в Орше некий молодой человек довольно высоким голосом спел в своей песне строку: «Он с оргазмом смотрел на меня…» Все, кто стоял у него за спиной, сложились от хохота. А жюри недоумевало, почему все смеются. Мы у него потом спросили. Оказалось, что строка звучит: «Он с сарказмом смотрел на меня», а распространение звука по помещению искажает его, и получается вот такая штука.

    Бывает и иначе. Порой получается не пошлость, а просто какое-нибудь прикольное слово, вызывающее смех. Например, у Иващенко и Васильева в песне «Пескарики» есть строки: «плывут у бережка реки…». Но при исполнении бережок и река сливаются, и сами авторы признались, что после концертов к ним частенько подходили люди и спрашивали, кто такие бережкарики. И даже записки присылают: «Спойте песню про бережкариков».

    Другим примером может быть известная поп-композиция «Вены-реки» в исполнении Анастасии Стоцкой. К словам-то в поп-музыке прислушиваешься редко, они не слишком важны. Но всё же… Стоцкая сильно сливает слова в строке «Реки любовь от меня прочь умчали». Получается странный глагол «прочумчать». Что такое чумчать?

    В общем, чтобы в ваших стихах не чумчали бережкарики, необходимо после написания несколько раз себе с выражением это прочитать. Или кому-нибудь другому. Чтобы понять, как это слушается. Ещё общая рекомендация: мнение ваших родственников и друзей о ваших стихах предвзято и не имеет никакой ценности. Правду вам скажет только малознакомый человек.

    Теперь о стилистических ошибках. Наиболее часто встречается в поэзии так называемая амфиболия — двусмысленность; фраза или предложение, которое вследствие некорректного построения может быть понято неверно или двояко. «Как только с трибуны сошла доярка, на неё тут же залез председатель», «Дубровский убил медведя, и Троекуров приказал снять с него шкуру». Старайтесь избегать подобных оборотов по понятной причине. Поэтическим примером амфиболии может служить следующее:

                Брега Арагвы и Куры
                Узрели русские шатры. (А. Пушкин)

    Возникает невольный вопрос: кто кого узрел?

    Молодые поэты частенько допускают более грубую стилистическую ошибку — анаколуф. Это синтаксическая несогласованность членов предложения, допущенная автором по небрежности, либо задуманная как стилистический (часто — комический) приём. «Мне совестно, как честный офицер» (А. Грибоедов). Анаколуф может позволить себе применить как приём только очень грамотный человек в целях имитации неграмотности. Следите за падежами и родами в стихотворении. Отговорки, что это написано от души и иначе нельзя, — это бред сивой кобылы. Писать и говорить надо в первую очередь грамотно.

    Нередко поэты неоправданно используют солецизмы — неправильные языковые обороты, тем не менее, не нарушающие смысла высказывания (например, «Сколько время?» — это неграмотно, хотя мы так частенько говорим). Солецизмы допустимы в поэзии только для создания какого-то стилистического эффекта, может быть, разговорной речи.

    Ещё одной распространённой стилистической ошибкой является какология (да, смешное слово, но что поделаешь!). Какология — это неправильное сочетание слов в предложении («одержать успех» вместо «одержать победу» и т.п.). Не менее часто говорят «поднять тост». Запомните, прошу: поднять можно бокал, а тост можно только произнести!

    Часто поэты перенасыщают свои стихи всяческими клише. Например, «золотая осень», «мама — самый родной человек». Это всё, конечно, верно, но настолько уже избито — до умопомрачения. Рифмы вроде «любовь — кровь», в общем-то, из той же серии. Призываю: ищите новые, не использованные до вас образы, новые темы, новые вариации старых тем. Ведь мир, по сути, бесконечен, бесконечно и количество образов. Приведу, как пример, красивые строки о женщине:

                Я позабыл честь
                Ради твоих ног…
                Бог, в сущности, есть.
                Ты, например, Бог. (А. Алексеев)

    Каково, а? При банальной фразе «Бог есть» мы думаем совершенно о другом. А тут, обыкновенно, будто в качестве случайного примера: «ты, например, Бог».

    Кстати, о Боге. Я вас искренне прошу: лучше не пишите на эту тему, тем более, если не уверены в своих силах. О Боге написано столько отвратительных стихов, сколько не написано даже о любви. И каждый бумагомаратель считает своим долгом написать о Боге. И в стихах их много нового и прекрасного, только вот новое не прекрасно, а прекрасное не ново. В качестве противопоставления можно привести блестящее и невероятно сильное стихотворение о Боге, пожалуй, самое сильное, что я встречал — «Давайте придумаем нового Бога» Дмитрия Растаева.

                …Он будет распят на обычной берёзе,
                У тысячи Родин без срока отобран.
                На самом суровом славянском морозе
                Стеклянными станут священные рёбра…

    В стихотворении Растаева — не банальный пересказ Библии или своего отношения к религии. Тут — взгляд со стороны. Случайного прохожего. И потому — необычайно страшный и верный. Более подробно о поэзии с религиозным уклоном и её особенностях можно прочитать в этом учебнике в статье «Поэзия с религиозным уклоном».

    Наконец, одной из наиболее распространённых ошибок является авторская глухота — явные стилистические и смысловые ошибки в художественном произведении, не замеченные автором. Причины этих ошибок объясняются по-разному: результат небрежности или неряшливости писателя, порой они возникают непроизвольно, когда увлечение главной задачей вытесняет из поля внимания отдельные детали. Вот несколько примеров:

    у Лермонтова:
                И Терек, прыгая, как львица
                С косматой гривой на хребте...

    (грива растет только у льва и не на хребте, а на шее);

    у Фета:
                О первый ландыш! из-под снега
                Ты просишь солнечных лучей.

    (из-под снега вырастает подснежник, а не ландыш, который появляется уже в разгар весны);

    у Уткина:
                Не твоим ли пышным бюстом
                Перекоп мы защищали?

    (советские войска в гражданскую войну не «защищали», а штурмовали Перекоп).

    Иначе говоря, если вы о чём-то пишете, постарайтесь как можно доскональнее разобраться в объекте ваших поэтических исследований и не допускайте подобных ляпов.

        ГЛАВА 7. ПОЭТИЧЕСКИЙ ПЕРЕВОД

7.1. Вступление
7.2.Размеры и схемы рифмовки
7.3. Разные советы: как я перевожу

   7.1. Вступление

    Однажды я вспомнил, что знаю английский язык. Я учил его в школе целых одиннадцать лет — имею ли я право его забыть? Нет, конечно. Но отсутствие практики превратило мой английский из языка в воспоминание. Нужно было как-то восстанавливать навыки. Конечно, первой попыткой стало чтение неадаптированной литературы на английском языке. Но что я запоминал из этого? Лезть в словарь за каждым незнакомым словом было лень, а слов таких встречалось множество. Но, как писал кто-то из классиков, существовал другой путь.

    Задолго до вышеописанных событий ко мне в руки попала замечательная книга «Американская поэзия в русских переводах», Москва, «Радуга», 1983. О, какие там были стихи! Эдгар По, Генри Лонгфелло, Уистен Хью Оден, Уолт Уитмен, Эдвин Робинсон. А уж о переводах я просто молчу: Константин Бальмонт, Валерий Брюсов, Михаил Зенкевич, Корней Чуковский, Бунин, Анненский, Михайловский… И я сравнивал переводы с оригиналами, тем более, что в книге было приведено несколько вариантов каждого перевода.

    Спустя годы, когда я сам решил заняться переводами, я вспомнил эту книгу. Мой опыт поэтического перевода не столь велик, зато оригинален: я перевожу не с других языков на русский, а с русского — на английский. Это сложнее, поверьте мне. Но гораздо интереснее. По крайней мере, словарный запас чужого языка растёт не по дням, а по часам.

    Позволю себе в качестве вступления привести свой собственный перевод с русского на английский стихотворения Даны Сидерос «Мультяшки».

          Dana Sideros. Cartoons

          I'm lazybone and my name is Tom, unlucky cat, a discordant tone,
          The greatest talent to catch a stone with my unsuccessful head.
          Your name is Jerry, a little trash, you have a skill to contrive a crash
          Upon my head, you are vile and brash, and sometimes a little mad.

          We’ve settled down in Texas state, somewhere on Houston tectonic plate,
          And viewers make us a perfect rate from five then to six o’clock.
          You tear my moustache out and I entice your nose with a poisoned pie,
          We’re bored with it, but we are to vie: spectators don’t think it’s mock.

          The yard is littered with trip-wire mines, large-toothed cattraps, carnivorous bines,
          But we are friends, cause we only mime this enmity, hatred, spite.
          So each of us gets a weekly cheque, though a scriptwriter forgot to check
          That Jerry’s a very short-lived chap, for him it’s a flying kite.

          So hope’s concealed in a droll grimace, in every jump, the eternal race,
          Without pathos in random phrase, in this everlasting fun.
          You make a snare with a machine press, we turn a house in junk and mess,
          We run: it seems that there is no death we are therefore we run

          Дана Сидерос. «Мультяшки».

          Я буду, конечно, бездельник Том — не самый удачливый из котов,
          Умеющий вляпаться, как никто, в какой-нибудь переплёт.
          Ты будешь Джерри — грызун и дрянь, известный умением кинуть в грязь
          И изворотливостью угря; коварный, как первый лёд.

          Мы будем жить для отвода глаз в каком-нибудь Хьюстоне, штат Техас,
          И зрители будут смотреть на нас с пяти часов до шести.
          Ты выдираешь мои усы, я сыплю мышьяк в твой швейцарский сыр,
          И каждый из нас этим, в общем, сыт, но шоу должно идти.

          Весь двор в растяжках и язвах ям, вчера я бросил в тебя рояль,
          Но есть подтекст, будто мы друзья, а это всё — суета.
          Нам раз в неделю вручают чек. Жаль, сценарист позабыл прочесть,
          Что жизнь мышонка короче, чем... короче, чем жизнь кота.

          Надежда — в смене смешных гримас, в прыжках, в ехидном прищуре глаз,
          В отсутствии пафосных плоских фраз, в азарте, в гульбе, в стрельбе...
          Ты сбрасываешь на меня буфет кричу от боли кидаюсь вслед
          бегу и вроде бы смерти нет а есть только бег бег бег

    В последней строке можно было сделать «We are so we run run run», что было бы ближе к оригиналу, но мне понравилась аллюзия на известную фразу Декарта «I think, therefore I am» («Я мыслю, следовательно, я существую»), и я изменил концовку.

    Но вопрос не в этом. Вопрос — в правилах поэтического перевода, которые я сам для себя вывел и призываю вас тоже им следовать, потому что это позволит вам переводить с одного языка на другой красиво, адекватно и правильно.


   7.2. Размеры и схемы рифмовки

    На самом-то деле, правил поэтического перевода совсем немного, но они жёсткие. Если их не соблюдать — ничего путного не выйдет. Итак, самое важное: соблюдение размеров и схем рифмовки. Размер и рифмовка в стихотворном переводе должны жёстко соответствовать размеру и схеме рифмовки автора. Есть в оригинале пятистопный ямб — и в переводе должен быть пятистопный ямб. Если в оригинале схема abab, то и в переводе должна быть такая схема. Сонет можно переводить только как сонет, а оду — только как оду.

    Больше всего от неумелых переводчиков, вольно трактовавших авторскую задумку, настрадался знаменитый «Ворон» Эдгара По. У «Ворона» очень чёткий музыкальный ритм и рифмовка. Напомню:

              Once upon a midnight dreary, while I pondered weak and weary,
              Over many a quaint and curious volume of forgotten lore,
              While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping,
              As of some one gently rapping, rapping at my chamber door.
              "Tis some visitor," — I muttered, — "tapping at my chamber door —
              Only this, and nothing more."
                        (E. A. Poe)

    …и так далее, всего 18 куплетов.

    Так вот, переводили его раз 15-20, точно сказать не берусь. Но многие из этих переводов поражают своей непродуманностью. Например, Сергей Андреевский в 1878 году опубликовал в «Вестнике Европы» перевод «Ворона», выполненный четырёхстопным ямбом! Андреевский оправдывал это необходимостью сохранить в первую очередь атмосферу стихотворения, жертвуя техникой. Последующие переводы — Пальмина, Кондратьева, Оболенского — тоже выполнялись четырёхстопным ямбом. В 1885 году был опубликован даже прозаический «перевод» неизвестного автора. В целом, от этого страдали многие англоязычные стихи практически до конца XIX века. Первым адекватный и хороший перевод «Ворона» сделал Бальмонт в 1894 году:

              Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,
              Над старинными томами я склонялся в полусне,
              Грезам странным отдавался, — вдруг неясный звук раздался,
              Будто кто-то постучался — постучался в дверь ко мне.
              «Это, верно, — прошептал я, — гость в полночной тишине,
              Гость стучится в дверь ко мне».

    Впрочем, ещё в 1890 Мережковский также создал перевод с соблюдением размера оригинала, но тот перевод не отличается качеством с поэтической точки зрения. Самый лучший, с моей точки зрения, перевод осуществил Михаил Зенкевич:

              Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,
              Задремал я над страницей фолианта одного,
              И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,
              Будто глухо так затукал в двери дома моего.
              «Гость, — сказал я, — там стучится в двери дома моего,
              Гость — и больше ничего».

    Полный вариант оригинала можно прочесть, например, на lib.ru. Там же можно найти и множество вариантов перевода, как хорошие, так и плохие. С переводом Зенкевича рекомендую ознакомиться особо.

    Как мы можем заметить, в стихотворении должен быть сохранён размер (четырёхстопный пэон III или — кто-то считает и так — восьмистопный хорей с цезурой после 4-ой стопы) и схема рифмовки:

                  aa
                  bc
                  dd
                  dc
                  ec
                  c

    В этой схеме я учёл и сквозные рифмы в середине строки. На самом деле, не во всех столбцах «Ворона» схема рифмовки такова. Например, уже во втором столбце:

                  aa
                  ac
                  dd
                  dc
                  ec
                  c

    Отличие крошечное — нет одной сквозной рифмочки, но я считаю, что даже такие нюансы нужно обязательно учитывать. Приведу ещё один пример — стихотворение Генри Уодсворта Лонгфелло «Excelsior!»:

              The shades of night were falling fast,
              As through an Alpine village passed
              A youth, who bore, mid snow and ice,
              A banner with the strange device,
              Excelsior!

              His brow was sad; his eye beneath,
              Flashed like a falchion from its sheath,
              And like a silver clarion rung
              The accents of that unknown tongue,
              Excelsior!

    …и так далее. В переводе Вильгельма Левика это стихотворение звучит так:

              Тропой альпийской в снег и мрак
              Шёл юноша, державший стяг.
              И стяг в ночи сиял, как днём,
              И странный был девиз на нём:
              Excelsior!

              Был грустен взор его и строг,
              Глаза сверкали, как клинок,
              И, как серебряный гобой,
              Звучал язык для всех чужой:
              Excelsior!

    Левик достаточно сильно отклоняется от полного словарного соответствия оригиналу, зато великолепно передаёт настроение и, что крайне важно, полностью сохраняет ритм стихотворения Лонгфелло.

    Иногда возникают сложности. Например, стихотворения, построенные на эффектах звукоподражания или комбинаторных конструкциях, практически никогда не удаётся перевести адекватно. Так, например, палиндромическая или анаграмматическая поэзия, по сути, непереводима. В 1969 году французский поэт-экспериментатор Жорж Перек написал своё величайшее произведение — роман «Утрата» («Исчезновение», «La Disparation»). В огромном произведении, написанном на французском языке, полностью отсутствует самая распространённая в нём буква — «е». Этим безумным приёмом Перек зашифровал в романе тот факт, что его родители погибли во время войны, отец — на фронте, а мать — в Освенциме. Таким образом, в его романе язык теряет самую дорогую свою букву, как он потерял самое дорогое для себя — родителей. Роман был аж дважды переведен на русский язык и издан в 2004 году, причём в одном из переводов, выполненном Валерием Кисловым, липограмматическая составляющая была полностью соблюдена, отсутствовала самая распространённая буква русского языка — «о» («Исчезание»). В качестве примера приведу более простой вариант — стихотворение всё того же Эдгара По «The Bells» («Колокола»).

    Заканчивается стихотворение и вовсе игровой феерией:

    Переводя это стихотворение, Бальмонт не смог передать элементы звукописи. Многократно повторяемые слова «bells», «time», «rolls», «tinkle» призваны вовлечь читателя в колокольный перезвон на разные голоса. А вот Валерий Брюсов в своём переводе всё же попытался сымитировать хотя бы настроение, которое хотел передать По:

    Эффект звукописи Брюсов передаёт «звонким» словом «звон».

    Впрочем, существуют и очень смелые опыты перевода комбинаторных стихотворений. Например, ниже следует перевод моновокализма «The Russo-Turkish War» К. Ч. Бомбо в переводе Ивана Чудасова. В этом стихотворении — как в английском, так и в русском — употребляется только одна гласная — «a».

              Wars harm all ranks, all arts, all crafts appall :
              At Mars’ harsh blast, arch, rampart, altar, fall!
              Ah! Hard as adamant, a braggart Czar
              Arms vassal swarms, and fans a fatal war!
              Rampant at that bad call, a Vandal band
              Harass, and harm, and ransack Wallach-land.
              A Tartar phalanx Balkan’s scarp hath past,
              And Allah’s standard falls, alas! At last. (C. C. Bombo)

              Вражда, как лава: запах, жар распада.
              Атака Марса — арка в прах, алтарь.
              Ах, слава враз зажгла — встал к массам Царь,
              Вассала звал: «Вам та страна — награда!».
              Гналась вандала шайка (жажда праха!),
              Рвалась ватага всласть к захватам стран.
              Татар фаланга шла за грань Балкан —
              Да (ах, расплата!) пал штандарт Аллаха. (И. Чудасов)

    При переводе белых стихов достаточно соблюдать размер. Отмечу одно: если в оригинале стихотворение — белое, не рифмуйте его. Это тоже будет нарушением авторского замысла. Верлибры переводить и того проще. По сути, можно пользоваться любыми словами и ничего не соблюдать. То есть переводить стихи точно так же, как переводят прозу. Единственно, что замечу: при переводе жёстких слоговых форм (например, хокку — трёхстишие, 5+7+5 слогов) количество слогов и в самом деле стоит сохранять.

    Подведу итог: авторский размер и схему рифмовки при переводе соблюдать нужно обязательно.


    7.3. Разные советы: как я перевожу

    За исключением комбинаторных произведений, в поэзии содержание главенствует над формой. Поэтому задача переводчика — передать не только и не столько форму, сколько настроение и содержание стихотворения-оригинала. Поэтому при переводе важно отталкиваться от исходного текста.

    Существует несколько методов перевода. Чаще всего перевод осуществляется следующим образом: сначала переводчик при помощи словаря делает подстрочник стихотворения. Иногда словарь не требуется — при достаточном знании языка. Иногда подстрочник делает совершенно другой человек. Например, либретто к культовому мюзиклу «Собор Парижской богоматери» бард Юлий Ким писал по лежащему перед ним дословному подстрочнику, сделанному профессиональным переводчиком с французского. В общем, сначала делаете подстрочник, потом занимаетесь технической рифмовкой. Дело малоувлекательное, потому что напоминает написание стихов по заданному шаблону. Собственно, это оно родимое и есть. Тут есть замечательное правило: чем точнее ваш перевод, его лексика и построение фраз соответствует оригиналу, тем лучше. В прозаическом переводе это сделать достаточно легко, а вот в поэтическом, требующем соблюдения размера и рифмы — сложно. Тем не менее, не относитесь к переводу халатно. Перевод должен не только отражать то, что хотел сказать автор, но также быть совершенным с точки зрения языка стихотворением, которое можно прочесть, не зная, что это перевод, и восхититься.

    А теперь я расскажу вам, как перевожу сам. С русского — на английский, будучи от природы носителем русского языка. Это сложнее, но гораздо увлекательнее, утверждаю я. Конечно, в моих англоязычных переводах много допущений, позволительных разве что в поэтических текстах, но эти допущения не столь страшны, как могли бы быть. Я стремлюсь к максимальной передаче мироощущения автора и к чёткому соответствию авторскому тексту.

    1. Сначала я обязательно разделяю исходное русскоязычное стихотворение на катрены (куплеты, столбцы, шестистишия — нужное подчеркнуть). Особенно это имеет значение, если исходник написан не в столбец, а в строку. В качестве примера приведу свой перевод стихотворения Оксаны Белецкой «Елена»:

    Дан приказ, извините за пафос, веком: здесь нельзя отбояриться — «не по мне». А за эту б Елену сражаться грекам, но Елена сейчас на другой войне. Здесь не «если б да кабы», а только «надо», не бывает поблажек и полумер, а Елена записана в Илиаду — «полевой подвижной», вот и весь Гомер.

    That's the order of epoch — excuse my pathos — there’s no way to escape, saying "Stop! No more!” Though her war must be Trojan, but — holy Jesus — Helen spends spare time at another war. There is no "if” or "when”, only "do it faster”, that’s no time for indulgence: you don’t forget: she is placed to the "Iliad” by honest Master as a unit mobile, an idle splat.

    …и далее. Суть в том, что сначала я разбил стихотворение на катрены:

          Дан приказ, извините за пафос, веком:
          здесь нельзя отбояриться — «не по мне».
          А за эту б Елену сражаться грекам,
          но Елена сейчас на другой войне…

    Затем я переводил покатренно. Это и в самом деле удобно. Перевёл первый куплет — сверился с оригиналом, прочёл вслух, поправил что-нибудь.

    2. Далее я приступаю собственно к переводу. Конечно, для полноценного перевода на английский мне не хватает словарного запаса. Тем не менее, я не пишу подстрочника: я смотрю в словаре только те слова, которых не знаю, причём не все подряд, а только значимые и характерные. Возвращаясь к Дане Сидерос и её «Мультяшкам»:

          …Весь двор в растяжках и язвах ям, вчера я бросил в тебя рояль,
          Но есть подтекст, будто мы друзья, а это всё — суета…

    Здесь есть явные значимые слова, к сохранению которых в переводном тексте следует стремиться: двор, растяжка, язва, яма, бросать, рояль, подтекст, друг, суета. Совершенно не обязательно получится сохранить их все, но к этому стоит стремиться.

    3. Весьма непросто соблюсти рифму. Очень непросто. Размер и ритм — довольно легко, а вот рифму… И здесь вступает… «Яндекс-словарь». Впрочем, можно взять и большой словарь английского языка, но это сложнее. Всё очень просто. Например, нам нужна рифма на слово «mines» (мины), а ничего адекватного на английском и соответствующего смыслу стихотворения мы придумать не можем. Тогда я захожу в онлайновый словарь и вбиваю заведомо несуществующее слово с подобным окончанием: к примеру, «qine». В ответ «Яндекс» выдаёт мне огромное количество слов, сходных по написанию: bine, cine, dine, fine, line, nine, pine, sine, tine, vine, wine, множественно число от которых (если добавить –s) будет рифмоваться с «mines». Можно подумать, какие ещё написания могут служить рифмой: например, вбитое наугад «lyne», дало мне слова «dyne» и «syne», которые тоже во множественном числе рифмуются с исходным словом. Можно искать и более длинные вариации типа «define» и так далее.

    Вообще, стоит искать красивые словосочетания, демонстрирующие богатство вашего словарного запаса: «…The yard is littered with trip-wire mines, large-toothed cattraps, carnivorous bines…», что буквально переводится как «…двор усеян минами-лягушками, кошачьими ловушками с огромными зубьями и плотоядными лозами…». В оригинале — «…весь двор в растяжках и язвах ям…».

    4. Есть ещё несколько мелких «заковырок», которые стоит учитывать при переводах. Например, английские кавычки выглядят так: "”, а русские — так: «». Но при этом если в русский текст идёт вставка одной маленькой английской цитаты или слова, употребляются кавычки, соответствующие большей части текста, то есть русские. Соответственно, в английском тексте нельзя забывать о соблюдении правил не только орфографии, но и синтаксиса. И типографики — тоже.

    Помимо того, тщательно следите за именами собственными и географическими названиями, чтобы у вас не вышла «Ромео и Юлия» вместо «Ромео и Джульетты». Суть в том, что многие имена и названия в русском языке имеют традиционное написание (как и в английском). Так, к примеру, известный путешественник XIX века Ричард Бартон в неграмотных переводах превращается в Рихарда Бёртона, а меж тем переводчику стоило просто заглянуть в БСЭ и удостовериться в точности своей транскрипции.

    Много казусов подобного плана происходило с классическим стихотворением Эдгара По «Ulalum». Константин Бальмонт назвал свой перевод «Улялюм», как и Виктор Топоров, а вот Валерий Брюсов — «Юлалюм». Последняя — брюсовская — транскрипция наиболее верна, так как в истории есть указания, что сам автор произносил это выдуманное им имя как «Юлалум». Поэтому если вы переводите стихи живущего ныне поэта и у вас возникают какие-то сомнения, найдите время и силы с ним связаться и выяснить все вопросы напрямую.

    И всё равно, главное — не уйти от оригинала слишком далеко, сохранить его дух — весёлый, печальный или в какой-то мере философский. Стихотворение — крик не разума, а души, и передать чувства автора — нужно.

    Вот, наверное, и всё о переводах. Если мне что-то ещё придёт в голову, я обязательно об этом напишу. Переводите на здоровье — и на свой родной, и на чужие языки. Если это и не даст ничего мировой литературе, то это многое даст как минимум вам.

    Кстати, если вам интересны мои переводы, то вы можете почитать их на моей страничке переводов.

        ЗАКЛЮЧЕНИЕ

    Это, пожалуй, всё. Нет, конечно, о поэзии можно говорить ещё часами, днями, неделями. Можно приводить тысячи примеров, можно ввести в текст ещё несколько сотен специфических терминов, можно построить сложные классификации и так далее. Но я ограничусь тем, что уже написал. Я очень надеюсь, что написал я несложно, как и стремился, без лишней зауми. В этом пособии есть «официальные» данные, то есть общепринятые нормы, которые признаны литературоведением, которые излагаются в ВУЗах или пишутся в учебниках. Есть тут вещи, которые я придумал сам, потому что мне кажется, что так правильнее. В заключение приведу список литературы, с которой стоит ознакомиться для того, чтобы окончательно почувствовать себя поэтом.

    Рекомендуемая к прочтению литература

    1. Леонид Каганов «Вредные советы поэтам. Как не надо писать стихи», эссе. В нём Каганов подметил множество ошибок, которые допускают молодые поэты в своём творчестве — от того, в каком виде посылаются стихи на конкурсы, до тематических штампов. Очень рекомендую ознакомиться.
    2. Николай Шульговский «Занимательное стихосложение» (М. 1926). Эту книгу можно найти в библиотеке.
    3. Николай Шульговский «Теорiя и практiка поэтическаго творчества. Техническiе начала стихосложенiя» (М. Вольфъ, 1914). Эту книгу можно найти в библиотеке.
    4. Cайт о рифме http://rifmoved.ru. Там очень, очень много полезной информации о рифме, её видах, применении и так далее.
    5. Можете почитать учебник стихосложения с примерами на сайте www.rifma.com.ru. Очень полезный сайт, и стихи там в большей степени выложены вполне достойные.
    6. Александр Квятковский. «Поэтический словарь». Наиболее полный и серъёзный словарь поэтических терминов, который когда-либо издавался. Его полностью можно найти на сайте http://feb-web.ru/feb/kps/kps-abc. Там же можно найти замечательный двухтомный словарь литературных терминов под редакцией Николая Бродского: http://feb-web.ru/feb/slt/abc. Тоже могу рекомендовать.
    7. И, конечно, стихи. Много, много хороших стихов. Читайте всех авторов, которые приведены в качестве примеров в этом пособии. Не пожалеете! Помимо них, обязательно обратите внимание на молодых поэтов, популярных ныне в Живом Журнале. Многих из них я не побоюсь назвать гениальными и поставить в один ряд с Пушкиным, Тютчевым и Цветаевой. Это Аля Кудряшева, Вера Полозкова, Дана Сидерос и другие.
    8. Интересующимся комбинаторной поэзией могу порекомендовать курс лекций Татьяны Бонч-Осмоловской, который можно найти здесь: http://www.ashtray.ru/main/texts/experlit/expind.htm и её же книгу «Введение в литературу формальных ограничений», изданную в 2009 году в Самаре.

    Есть ещё несколько правил.

    1. Не слушайте мнение о собственных произведениях своих друзей и родственников. Они никогда не скажут вам правды. Они будут судить вас только предвзято. Единственный человек, способный оценить ваше творчество, — это посторонний.
    2. Не пишите в стол, выносите свои стихи на публику, принимайте участие в фестивалях и конкурсах. Стол вам не судья!
    3. Если вы написали стихотворение — будьте уверены в том, что вы написали плохое стихотворение. Убогое и бездарное. Если вы думаете, что написали что-либо достойное, то вам никогда не написать лучше.
   
    Вот теперь точно всё. Good luck, mister Bond!

    1. Краткий словарь литературоведческих терминов; Тимофеев, Л.И.; Тураев, С.В.; Изд-во: М.: Просвещение, 1978 г.
    2. Квятковский А. П. Поэтический словарь / Науч. ред. И. Роднянская. — М.: Сов. Энцикл., 1966. — 376 с.
    3. Шульговский, Н.Н. Занимательное стихосложение.— Л.: Время, 1926.- 136 с.- Указ. авт. стихотворений, помещ. в кн.: с. 134.— Тираж 4150 экз.— Рекл. соч.
    4. Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под ред. Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского. — М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925. Т. 1. А-П. — II, 576 стб. Т. 2. П-Я. — Cтб. 577-1198.
    5. Бонч-Осмоловская Т.Б. Введение в литературу формальных ограничений. — Самара: Бахрах-М, 2009. — 560 с.
    6. Каганов Л. Статья «Как не надо писать стихи», сайт http://lleo.me.
    7. Cайт о рифме http://rifmoved.ru.

    В пособии использованы стихи, тексты песен, проза и ссылки на следующих авторов: Дмитрий Авалиани, Денис Александров, Алексей Алексеев, Алексей Апухтин, Константин Арбенин, Архилох, Николай Асеев, Белла Ахмадулина, Анна Ахматова, Александр Баль, Константин Бальмонт, Мацуо Басё, Владимир Бенедиктов, Андрей Бердников, Александр Блок, Андрей Болкунов, Иосиф Бродский, Валерий Брюсов, Иван Бунин, Александр Васильев, Владимир Вишневский, Игорь Вишняков, Сергей Вольский, Александр Востоков, Владимир Высоцкий, Александр Габриэль, Александр Галич, Генрих Гейне, Гиппонакт, Гомер, Гораций, Борис Гринберг, Игорь Губерман, Николай Гумилёв, Данте Алигьери, Гаврила Державин, Янка Дягилева, Евгений Евтушенко, Сергей Есенин, Геннадий Жуков, Василий Жуковский, Николай Заболоцкий, Георгий Иванов, Михаил Исаковский, Леонид Каганов, Римма Казакова, Антиох Кантемир, Николай Карамзин, Александр Карпов, Александр Квятковский, Яков Козловский, Алексей Кольцов, Григорий Конисский, Борис Корнилов, Андрей Котов, Иван Крылов, Аля Кудряшева, Михаил Кузьмин, Кирилл Левич, Михаил Лермонтов, Михаил Ломоносов, Генри Уодсворт Лонгфелло, Уильям Лоуэнфелс, Владимир Луговской, Евгений Лукин, Аполлон Майков, Осип Мандельштам, Хорхе Манрике, Манъесю, Анна Маркина, Самуил Маршак, Михаил Матусовский, Владимир Маяковский, Олег Медведев, Лев Мей, Вилли Мельников, Наталья Моисеева, Видади Молла, Александр Морозов, Алишер Навои, Алексей Недогонов, Николай Некрасов, Мола Непес, Иван Никитин, Владимир Онуфриев, Жан Пассора, Виктор Пелевин, Владимир Пинаев, Эдгар Аллан По, Вера Полозкова, Симеон Полоцкий, Александр Пушкин, Дмитрий Растаев, Роберт Рождественский, Николай Рубцов, Иван Рукавишников, Шота Руставели, Кондратий Рылеев, Сафо, Михаил Светлов, Игорь Северянин, Глеб Седельников, Дана Сидерос, Тим Скоренко, Владимир Смиренский, Фёдор Сологуб, Эдмунд Спенсер, Александр Сумароков, Александр Твардовский, Николай Тихонов, Алексей Конст. Толстой, Иван Тургенев, Павло Тычина, Фёдор Тютчев, Уолт Уитмен, Иосиф Уткин, Афанасий Фет, Марк Фрейдкин, Омар Хайям, Евгений В. Харитоновъ, Хафиз, Велимир Хлебников, Марина Цветаева, Николай Цыганов, Алексей Чичерин, Джеффри Чосер, Иван Чудасов, Василий Чуевский, Корней Чуковский, Уильям Шекспир, Георгий Шенгели, Михаил Щербаков, Александр Щербина, Кристина Эбауэр.

    В пособии использованы стихи иностранных поэтов в переводах: Константина Бальмонта, Валерия Брюсова, Викентия Вересаева, Юрия Верховского, Анны Глускиной, Василия Жуковского, Михаила Зенкевича, Ивана Кашкина, Натальи Коровенко, Вильгельма Левика, Михаила Лозинского, Веры Марковой, Сергея Маршака, Шалвы Нуцубидзе, Сергея Протасьева, Владимира Рогова, Осипа Румера, Ильи Сельвинского, Константина Симонова, Татьяны Спендиаровой, Арсения Тарковского, Николая Ушакова, Ивана Чудасова, Корнея Чуковского.