сентябрь, 2020
Муза.
Страшный живой мертвец
не ловит людей, сторонится взглядов и вежливых слов,
достаёт огромную плеть
и стегает мою спину – заревом красным полыхает небесный свод;
Кровью закат обрамляет небо,
Бог подарил облакам слёзный конъюнктивит —
от дождя и метели спасает вера,
любовь и надежда — от них мой мертвец зубоскалится и рычит;
Станет устало разглядывать месиво тела,
по привычке рутинно мыть плеть и жертвенный стол,
я лежу на полу, только кисти остались целы —
мой палач ухмыляется и готовится в новый бой,
Теперь уповаю на руки – в них вся моя сила,
ими дышу и целую стихами твои имена, но без спины и стержня
не протяну как раньше, не проживу и сгину,
я упаду в канавы и заползу в буреломы жертвы:
Там возбуждённый труп будет трогать мои рукава,
и тянуть из меня по слогу гимн о любви и жизни,
рвоту вкусных эпитетов подавя,
я начну танцевать на костях из своего хребта и заодно отпирую тризну,
Бог закричит, что всё не по плану, давай по новой,
мы с мертвецом виновато потупим головы и достанем кнут,
нам придётся бросать игрушки, бросать свободу
писать матюги на кладбище — на похороненных не плюют;
Как полоумный полубольной Герострат подожгла доверие и обманула историю,
оставшись в устах полупьяных питерских хипстеров в интеллигентной маске,
я читала им про Бога и холодный Борей, они — про свой эскапизм и приятеля Борю,
а мертвец плюется на кисти и ждёт за спиной с новым сценарием казни.
Муза.
Страшный живой мертвец
не ловит людей, сторонится взглядов и вежливых слов,
достаёт огромную плеть
и стегает мою спину – заревом красным полыхает небесный свод;
Кровью закат обрамляет небо,
Бог подарил облакам слёзный конъюнктивит —
от дождя и метели спасает вера,
любовь и надежда — от них мой мертвец зубоскалится и рычит;
Станет устало разглядывать месиво тела,
по привычке рутинно мыть плеть и жертвенный стол,
я лежу на полу, только кисти остались целы —
мой палач ухмыляется и готовится в новый бой,
Теперь уповаю на руки – в них вся моя сила,
ими дышу и целую стихами твои имена, но без спины и стержня
не протяну как раньше, не проживу и сгину,
я упаду в канавы и заползу в буреломы жертвы:
Там возбуждённый труп будет трогать мои рукава,
и тянуть из меня по слогу гимн о любви и жизни,
рвоту вкусных эпитетов подавя,
я начну танцевать на костях из своего хребта и заодно отпирую тризну,
Бог закричит, что всё не по плану, давай по новой,
мы с мертвецом виновато потупим головы и достанем кнут,
нам придётся бросать игрушки, бросать свободу
писать матюги на кладбище — на похороненных не плюют;
Как полоумный полубольной Герострат подожгла доверие и обманула историю,
оставшись в устах полупьяных питерских хипстеров в интеллигентной маске,
я читала им про Бога и холодный Борей, они — про свой эскапизм и приятеля Борю,
а мертвец плюется на кисти и ждёт за спиной с новым сценарием казни.