Сиянье, потерянное в океане ночи

Царь изучает свои владения. Поступь тверда, в глазах вдохновение.

Уютные кирпичные дома - свитера и строгие дома цвета туч с холодными стеклами голубого отлива –

все здесь тепло сердцу и радо его приветствовать.

Мозаика окон, слегка размытых в мягкости своего сиянья.

Празднично белый свет фонариков и изящный туманный свет больших фонарей рассыпается бабочками и бросает на пейзаж призрачно легкую фату невесты. Монарх улыбается ночи и просит разделить с ним дальнейший путь.

Кремовые дома. Молочные колонны.

Пустое кафе, столики. Зонтики; ванильные с оттенком лимона. Навевают мысль о мороженном, тающем во рту,  тонком звуке ложек в хрустальных вазочках и весёлом смехе друзей, болтающих ни о чем.

Блеск витрин, ярко-красное платье, изысканный сервис.

Силуэт царя расплывается. Правитель не знает преград и идёт по ковру блестящих крыш машин. Вот уже бежит, поднимаясь все выше. Нет, летит, окрылённый ночью!

Буквы вывесок разрезают картину. 

Пальмы стоят у входа в какой-то отель. Прозрачность зеленных листьев делает частью себя тёплый рыжий свет.

Кисть рисует охрой стену, что подсвечивается множеством 

искреннее трепетных свечек.

На балконах домов цветы сплетаются завитками и сливаются с узором колонн да корпусов фонарей. Они осторожно и заботливо ограждают от ветра крохотную, драгоценную искру, тихо горящую под стеклом.

Всю необъятную роскошь свободы ночного убранства собой укрывает черный потолок. Алмазы звёзд слетают с небосвода в виде светлячков и кружатся над водной гладью вместе с тополиным пухом в лунной серебристой дымке. Мерцают бледные васильки, остролучные георгины и колокольчики. Ивовые ветви тянутся к воде, будто что-то ищут в своем отражении.

Оркестр стрекочет волнительный, но размеренный вальс. И вот монарх пускается танцевать с миражами в такт течению реки, которая стелется ещё неизведанной дорогой.

Он видит белоснежных птиц с крыльями, как у ангелов, летящих над рекой.

Он мчится за ними.

Хотя бы краем глаза разглядеть! 

На миг.

Хотя бы чуть-чуть 

полюбоваться!

Но они теряются из вида за мелькающими деревьями. Царь отстаёт, устаёт все сильнее. 

Больше он их не увидит.

Пейзаж размывается, мимо проносятся новые и новые места, города, страны, сменяются времена суток, года. Монарх медленно проходит по местам, что кажутся знакомыми до боли. Небо окрашивается красным. В облаках пепла и пыли, в зеркалах бензиновых луж отчётливо видны призраки прошлого. Щемящая грусть расскажет о том, что когда-то воздух здесь был чище, цвета ярче, и громко звучал смех молодых людей. Перед их ногами склонялся весь мир, их радость была до отчаяния легка и абсурдна, а сердца открыты. 

...

Картина бледнеет, выцветает. Все 

происходило недавно, но так далеко от сегодняшнего дня. Кажется, будто бы это не было реальностью, а лишь отрывком сна.

Комната.

Правитель взмахивает головой, стряхивая с себя звездную пыль воспоминаний. Слеза упала, издав глухой звон. 

Подобен привидению.

Его сегодняшний день - это 

отстранённость от внешнего мира.

Мягкий рассеянный белый свет, потерянный в темноте.

Пронизывающее одиночество.

Он прошел насквозь чужие обрывки памяти, не сумев оставить ничего о себе. Никто не ждёт.

В наушниках звучит простая песня об утративших путь в океане, о сильных чувствах, о боли, о поиске, о счастье. Музыка становится частью восприятия,

определяет его и, напротив, отражает. Становится частью самой жизни.

Стоит снять наушники - здесь лишь тишина, нарушаемая только скрипом бесцельно покачивающихся шагов царя рухнувшей империи.

Он подходит к окну.

Существует ли ночь, в которой нет страха? Или страх - это неотъемлемая составляющая жизни?

Яркое темно-синее небо. Такое же бескрайнее, как морская стихия. Сиянье фонарей. Пейзаж, приглушённый полупрозрачными белыми занавесками. Плавное и лёгкое движение. Прикосновение к ткани.

Проходящий нитью через все существование мотив о руке, что тянулась сквозь пустоту пространства, не находя опоры, но задев отзвук красоты. Такой же светлой и приглушённо печальной, как это сиянье, потерянное в ночи.