Я буду жить долго

Жила она кое-как, но получалось хорошо. 

    Вот удивительно: другие жилы рвут, карабкаются, руки-ноги в кровь обдирают, а результат нулевой. 

    А она... 

    В четырнадцать Инна неожиданно для всех, включая низкорослых родителей, «сдлиняла» до размеров модели. Да так пропорционально, что седьмой «А» первого сентября ахнул. Ахнул и разделился на два лагеря: лагерь восхищённых мальчиков и лагерь окрысившихся девочек. 

    

    В восемнадцать Инна удачно вышла замуж. И опять всё произошло без каких-либо усилий – будь то затяжные хождения за ручку или длительные переговоры с родителями на предмет благословения. Он был молод, красив, успешен в бизнесе, но главный его талант заключался в умении жить с удовольствием.

    Влюблённые и счастливые, Инна и Семён вместе прокутили несколько счастливых лет. Впрочем, надо сказать, что прокутили без особого ущерба бюджету и здоровью. Вокруг них – точнее, вокруг их достатка - сплотилась весёлая компания «навеки-преданных» друзей. В этом совсем не узком кругу Инна с Семёном и зажигали каждую пятницу-субботу, цепляя, как правило, ещё и воскресенье. И конечно, дважды в год, как и полагалось удачливому бизнесмену, Семён возил Инну на моря - с шиком и удовольствием прогуливать «излишки». 

    

    - Инка, я тут что подумал, - однажды за завтраком начал разговор Семён. - А если ты родишь, то останешься такой же красоткой? Или станешь страшная, как Ириха у Вовика? 

    - Чего это вдруг?

    Инна остановилась на полпути к кофе-машине и на мгновение задумалась.

     - И с какой стати мне становиться страшной?! Да я буду ещё красивее! - залихватски ответила она, по-привычке делая ударение на е. 

    

    - КрасивЕе! - передразнил её Семён. - Дурочка ты у меня, Инка! Но красивая…

    Семён закатил глаза и нежно притянул жену.

    - Такая красивая, что с ума сойти можно! Все мужики завидуют. И пусть! Хочу, чтобы всегда так было! И чтобы до слюней! Как у взрослых! 

    Семён нежно поцеловал жену и заглянул ей в глаза. 

    - Я хотел тебя попросить… То есть, хотел сказать… Давно уже…

    - Ты чего? – Инна отстранилась. – Нашкодил? Ты мне изменил? Прибью! 

    - Дурочка! Я только тебя люблю! Инка, ты только не смейся и говори сразу нет. Я… Ин, я сына хочу. Смешно, да?

    Семён сказал это и смущённо отвёл взгляд, словно хотел чего-то, неподобающее сильному мужчине. 

    - А потом и дочку, - добавил он, смущаясь ещё больше. - Только именно в таком порядке! – шутливо нахмурил брови Семён, пытаясь хоть как-то побороть смущение. - Что скажешь? Родим? 

    

    Вот так – планово, не особо отвлекаясь от полноценной жизни молодой красивой женщины, Инна родила сына. А ещё через два года и дочь.

    Указания мужа она выполнила полностью - и очерёдность детей соблюла, и внешне ничуть не подурнела - даже напротив: как и обещала, похорошела ещё больше. 

    Словом, жизнь её складывалась, как пазл для дошколёнка у пятиклассника. 

    Глядя на Инну, я откровенно завидовала. Впрочем, как и все её подруги. Ни тебе обременительного поиска истинного жизненного пути, ни изматывающего стремления к высокой цели, ни утопических идей о всеобщем благоденствии. Живёт себе счастливо - и в ус не дует (если можно про женщину так сказать). 

    

    Сейчас мне чуть стыдно за ту, хоть и не чёрную, но зависть: надеюсь, в том, что случилось с Инной позже, нет моей вины. 

    

    В какой-то момент жизни у Семёна появились параллельные женщины: сначала одна, потом другая, потом несколько одновременно. Я, случайно узнав, обиделась, было, за подругу, но тут неожиданно выяснилось, что у Инны тоже есть в загашнике, как она выразилась, Семёнозаменитель. Время от времени подруга рассказывала мне о воздыхателе, но как-то мимоходом. Даже в рассказах Инна не тратилась на него ни чувствами, ни временем. 

    Шли годы. Семёнозаменители приходили и уходили, гостя в Инкиной инкрустированной золотом спальне на правах провинциальных командировочных, пущенных нелегально - то есть, без прав. Со слов подруги, протекали измены «по-умолчанию» до неприличия обыденно. Впрочем, похоже, Семёна «параллельные» тоже особо не трогали, а потому разрушениями и апокалипсисом семейному счастью не грозили. Инна мне как-то даже рассказывала о похождениях Семёна - мир не без добрых людей, донесли. Но она очень не расстраивалась по этому поводу: 

    - Куда он от меня денется?! Семён же без меня больше недели прожить не может - с ума начинает сходить. Да и мне так удобнее. У него интрижка, у меня романчик, он в форме, я хоть куда - все при своих интересах. Кому от этого плохо?! 

    

    Плохо оказалось всем. 

    

    Семён и сам не понял, как в его жизнь пришла другая - такая же красивая, только моложе и желаннее. 

    

    - Ничего, - сказала Инна, позвонив мне однажды поздним вечером. 

    Она говорила спокойно, была рассудительна, но по тому, как долго она меня убеждала, что всё у них будет хорошо, я поняла - не меня, себя уговаривает. 

    - Семён же без меня и недели не может - начинает с ума сходить... 

    Всё стало окончательно ясно, когда бывшая параллельная, а с этого момента единственная, родила Семёну дочь. Он собрал вещи и ушёл. 

    Инна заболела. Всё, что в ней было истинно женского, что так прежде любил и даже боготворил Семён, возмутилось, взбунтовалось, набухло злокачественной опухолью и... бухнулось вырезанной ненужностью в таз. 

    

    - Ничего, - сказала мне Инна, когда я пришла в разорённый осиротевший дом. – Справлюсь.

    Внешне, ничего здесь не изменилось - все вещи стояли на своих местах, но горе выглядывало из-за каждой спинки кресел, из-за каждого шкафа, даже из-за ножек стульев. 

    - Ничего. Поживёт без меня, помается и вернётся. 

    Инна поправила косынку на блестящей - без единого волоска - правильно-овальной голове. 

    - А я пущу, - улыбнулась она нежно, видимо уже представляя, как открывает двери по-щенячьи заискивающему Семёну. - Прощу и возьму назад. Даже ничего не скажу - не упрекну ни разу. Он ведь без меня и недели прожить не может, начинает с ума сходить. 

    

    Потянулись страшные дни пути в никуда. Повзрослевший сын оловянным стойким солдатиком дежурил у кровати изрезанной вдоль и поперёк Инны и вытягивал... вытягивал её из темноты, в которую она периодически всё глубже проваливалась. 

    

    - Мне сейчас даже умереть нельзя, - как-то жаловалась мне Инна, когда ей стало чуть легче, и появлялись силы, чтобы позвонить. - Аннушка маленькая ещё... я имею ввиду... для одиночества. 

    Инна трудно и аккуратно подбирала слова, чтобы они не были очень страшными. 

    - Надо её хоть немного ещё подрастить. Семёну некогда - у него, говорят, новый бизнес... да и ребёнок... Нет. Мне сейчас никак нельзя умирать. Аннушка слишком мала. 

    

    Молчаливая любовь сына, помноженная на неюношеское упорство; мольбы облучённой умирающей Инны к Господу о судьбе недорощенной Аннушки - что в последний момент перетасовало карты в несчастливой колоде с единственным козырем, ведомо одному Всевышнему. Но однажды утром что-то оттолкнулось от точки невозврата и маятником качнулось в сторону жизни. 

    

    - Я выхожу на работу. 

    Сначала мне показалось, что у меня галлюцинации, и голос Инны в трубке звучит прямо с того света. 

    Последние месяцы подлый страх услышать «мамы больше нет» не позволял мне позвонить сыну Инны. Полгода назад врачи столичной клиники сказали ей: «Не ездите. Мы вас не хотим обманывать. Надежда, конечно, есть всегда, но... Не ездите». 

    

    - Ты меня слышишь?! Я выхожу няней к малышу. У него мама совсем молоденькая - ей ещё погулять хочется. Вот отец Тёмушки мне и предложил няней поработать. А я рада. Мне же ещё Аннушку доучить надо, а одежда да обувь столько сейчас стоят... 

    

    - Инна, ты как себя чувствуешь?! 

    

    - Всяко. Но... ты же знаешь, мне Аннушку не на кого оставить. А пока я жива - сделаю всё, чтобы она ущербной себя в школе не чувствовала. Вот завтра на работу выйду - начну на обновки ей зарабатывать. Не всё же на лекарства тратить! 

    Инна засмеялась. По-настоящему. Я отчётливо слышала не том конце провода смех и боялась верить своим ушам, но ещё больше боялась не верить. 

    - Какая ты молодец, - сказала я, судорожно подбирая слова, чтобы сказать что-то очень правильное и уместное в такой ситуации. 

    - Я стараюсь. Жаль только, что у Семёна, дела не очень. Говорят, с бизнесом у него что-то не заладилось. И ещё сказали, что пьёт. Жалко. Он ведь талантливый. И умный. Очень умный. 

    

    Как это часто случается, жизнь, диктуя бешеный ритм, вычеркнула из моего списка дел встречи с друзьями. Хорошо, хоть милостиво оставила пункт «звонок другу». 

    - Инна, привет! Как дела?

    - Нормально. А у тебя?

    А потом страну захлестнул кризис. Или не он виноват… Но времена настали такие, что большинство из нас, чтобы создать хотя бы видимость благополучия, бились в хлопотах-судорогах.

    Инна звонила всё реже. Я каждый раз радовалась, заслышав её голос: жива. 

    И вот однажды меня разбудил ночной звонок: 

    - Ты про этот кошмар уже слышала? - Она отравилась! 

    Инна, видимо, пребывала в шоке, потому что раньше позже десяти никогда меня не набирала - даже, когда ушёл Семён. 

    - Кто она? Ты хорошо себя чувствуешь? 

    - Мать Тёмушки! Мальчика, которого я нянчу! Она отравилась! Написала записку и выпила таблетки! Сегодня похоронили. 

    - Инна, ты где? Тебе нужна помощь? 

    - Нет. Я дома. С Тёмушкой. Он, хоть и живёт у меня третий месяц, но, видно, почувствовал что-то: капризничает третий день. И сегодня спать никак не ложится. Бедный Тёмушка. Бедный мой мальчик. 

    - Инна, я не понимаю… А почему он у тебя живёт? 

    - Не нужен никому. 

    Подруга замолчала.

    - Ты где? Инна, я тебя не слышу.

    - А я ничего и не говорю. Я думаю. Что мы с Семёном натворили! Всё казалось, что это ещё не жизнь, что всё ещё впереди. Я ведь даже толком не поняла, как дети выросли. А теперь смотрю на Тёмушку…

    В трубке стало тихо. Я не услышала – скорее догадалась, что Инна плачет. Чтобы отвлечь её от невесёлых воспоминаний, я не очень кстати спросила:

    - А отец? У Тёмы ведь есть отец!

    - У него бизнес какой-то сложный. Ему не до сына. Бедный Тёмушка, - Инна опять всхлипнула. - Мама по клубам порхала... прости, Господи, её душу грешную... Всё чего-то в жизни ей не хватало. Отец весь в работе…

    Инна помолчала. 

    - Они сначала Тёмушку на день, да на два оставляли, потом стали только на выходные забирать, а последнее время... Знаешь, он меня мамой зовёт. 

    Инна заплакала навзрыд, но я не осмелилась её остановить.

    - Господи, прости нас, - сказала она еле слышно, когда чуть успокоилась. - Прости и не допусти, чтобы дети за наши грехи расплачивались! И Семёна прости, Господи. 

    

    На следующий день я забежала проведать Инну. Бледненький большеглазый Тёма не слезал у неё с рук. 

    - Его мало любили, - сказала Инна, когда ей всё же удалось отцепить Тёму от шеи и положить в детскую кроватку. - Вот он и болеет часто. И от сверстников в развитии чуть отстаёт. А теперь ещё и это... 

    

    Время летит незаметно. Чужие дети отличаются от своих тем, что вырастают быстро и легко. 

    Инна мне позвонила накануне первого сентября: 

    - Завтра Тёмушка в первый класс идёт! Представляешь?! Мы уже до школы дожили! Приходи к нам в обед попраздновать, а?! 

    Инна заговорила тише, явно прикрывая трубку: 

    - Я думала, Тёмин отец придёт, а он позвонил и сказал, что не сможет. Деньги на подарок с шофёром передал. Он не плохой... только с фирмой у него последнее время какие-то проблемы. И с жёнами ему никак не везёт. Так ты придёшь? - опять звонко защебетала Инна. - Тёмушка такой красивый в новом костюме! 

    Голос Инны звучал так счастливо, что я не задумываясь и, даже не заглянув в график, выпалила: 

    - Конечно, приду! Обязательно! Кстати, как твоё здоровье? Мы так давно не виделись. 

    - Здоровье?! Да хорошо! Вся в хлопотах. Тёмушку весь год к логопеду водила - в эту школу не берут с дефектами речи, потому как школа супер-пупер! Зато мы теперь рыкаем, как тигры! Тёмушка... - глухо прокричала Инна, вероятно, отвернувшись от трубки. - Тёмушка, иди сюда, порычи тёте в трубку, как тебя научили. Не хочешь? А что? Стесняешься? У тебя же хорошо получается.... 

    Мы ещё долго болтали по телефону о завтрашнем ответственном дне, а потом Инна неожиданно, без перехода спросила: 

    - А помнишь, я просила у Бога, чтобы он дал мне время Аннушку подрастить?! Теперь Аннушка взрослая: завтра увидишь - не узнаешь. Надо же, как жизнь обернулась... А то, что Бог мне ещё и Тёмочку даст... 

    

    В трубке что-то зарычало. 

    

    - Во! Ты слышала? Нет, ты слышала? Умница, Тёмушка! Целый год учились!

    Инна что-то затараторила рычащему Тёмушке, он оставил в покое раскатистое эр, ответил Инне, и они оба звонко засмеялись.

     – Тёмчик, бегом на кухню, - услышала я в трубке приглушённый голос Инны. - А то чай совсем остынет.

    «Целый год походов к логопеду! А я дочь даже к стоматологу не могу вовремя отвести, - устыдилась я. - Завтра же запишу её к врачу. Нет, послезавтра - завтра не могу». 

    - Ты слышала? Такого раскатистого эр даже у Аннушки никогда не получалось. Ох, и все-таки я волнуюсь - как всё завтра пройдёт? Кстати, сын обещает всю школу проучиться на одни пятёрки! Так что я теперь буду долго жить - должен же кто-то завтраки отличнику готовить!