Сказка…

Написана совместно с Ириной (Z@R@)

 

 

 

Жил-был усатый Зайчик. Он был обычным Зайчиком, такой же ушастый, как и все, такой же беленький, и хвостик был пумпочкой, как и у всех зайчиков. Одним он отличался от своих собратьев, наш Зайчик обладал большими, пышными усами. Прямо Семен Буденный в заячьей шкуре. Жил Зайчик за кустиком терна, куда ни одна хитрая, наглая лисья морда не сунется. Волк пробовал, да нос себе оцарапал, да лапу поранил, ходит теперь, хромает. Медведю все нипочем, он все может, да только зачем ему заяц, да и поясница немного болит. . .

— Неправильно ты сказку рассказываешь! Никакая у меня не хитрая, да к тому же еще наглая морда. Очень даже симпатичная мордочка. Некоторым нравится. Волк не о куст нос с лапой поранил, охотники по пустым бутылкам палили. Волк у нас любопытный, посмотреть подкрался, нос высунул, а тут осколок от бутылки. Нос лапой прикрыл, а тут второй осколок. А у тебя не поясница, а задница болит, как раз из-за тернового куста. Сел ты Мишка, на него, хотел по-маленькому, а с испугу получилось и по-маленькому и по-большому.

— Сама тогда рассказывай! Ишь ты, умная какая!

— Да нет уж, коли начал, давай продолжай!

… жил себе не тужил, но вот однажды в лес приехали охотники. Охотники и до этого не раз приезжали. Да все курам на смех. Приедут, напьются, и давай палить во все стороны, тут главное по макушкам деревьев не прыгать, да не летать над ними, над охотниками. Но в этот раз приехали особенные охотники, закодированные. Приехали, все как обычно, машину поставили, огонь развели, шашлык начали жарить. Только ели они шашлык не под водку, а под минеральную воду. Наелись, думать начали, что дальше делать. По пластиковым бутылка из под минеральной воды стрелять не интересно, начали охотники к настоящей охоте ружья готовить по-настоящему.

Испугались звери, разбежались кто куда. Лиса в деревне, в курятнике на насест между петухом и курочкой пристроилась. Сидит, дрожит. Волк с испуга овечью шкуру на себя нацепил, к овечьему стаду прибился. Лишь медведь не испугался. Сидел себе в малиннике, сладкой ягодой лакомился…

— Снова врешь, Потапыч! Не в курятнике я была, а в конуре у пса знакомого…

— У любовника!

— Нет, у… у знакомого! Волк шкуру на себя не натягивал. Откуда у него шкура. Он прошлогодние рога лосиные подобрал, на голову пристроил, да козлом прикинулся…

— А ему и прикидываться нечего, он и так козел, волчара поганый!

— … те, козлы, по глупости своей не признали в самозванце волка, приняли. А ты не в малиннике сидел, а в берлоге лежал, стонал, да лапу сосал и не знал ничего, потому не испугался. Спер ты, Мишка, улей с пасеки, меда обожрался, опух, обкусанный пчелами, вот и страдал от обжорства да от пчелиного яда.

— Да что же ты за выскочка такая! И кто вам сказал, что медведи в берлоге лапу сосут? Медведи в берлоге, как в постели с женой лучшего друга, сами в струнку и лапы по швам! Все, не буду больше ничего говорить, сама рассказывай!

— А я расскажу. Мне скрывать нечего. Помнишь подружку мою, Патрикеевну, так вот за ней и увиливал тот пёс, в чьей конуре ты меня видел. А так как Патрикеевна еще с волком крутит, с тем что на южной стороне леса по ночам воет, она-то попросила сбегать к псу и поговорить с ним по поводу их встречи на лесной опушке. А я что? Я ничего! Сбегала, назначила свидание и поминай как звали!! А ты любовник, любовник!!! Что то, Мишка, от меда совсем опухли твои глазки – видишь то, чего и нет вовсе!!! Я, может и выскочка, но с весьма очаровательным хвостиком!!!

— Ну так чего, мне дальше продолжать, или сама сказывать станешь?

— Да ладно, Потапыч, ты хоть и врешь все, но занятно врешь, продолжай сам.

Ну значит так дальше было.

Проверили охотники ружья, настроили их, а куда, в какую сторону идти, какое направление выбрать решили жребий бросить, каждый из охотников выбрал свое направление, и запустил в ту сторону пластиковую бутылку. Чья бутылка дальше улетит, туда и пойдут за добычей. Дальше всех свою бутылку забросил Петрович, самый опытный из охотников, и улетела она как раз за тот терновый куст, где прятался известный заяц. Пошел Петрович за бутылкой, заглянул за куст, и обомлел. Из-за куста на Петровича смотрела усатая заячья мордашка. И усы у зайца были совсем не заячьи, человечьи, огромные, пушистые, с завитушками на концах.

Вернулся охотник к товарищам, бледный, слова сказать не может.

— Ты чего? — спрашивают его товарищи, — Что случилось? Али на медведя напоролся.

— Лучше бы на медведя, а тут белочка пожаловала, белочка, в образе усатого зайчика.

— Какая белочка, Петрович! Ты же не пьешь! Ты же бросил.

— Резко видно бросил. За куст заглянул, а там заяц, не простой заяц, усатый заяц, усы как у Семена!

Охотники начали вспоминать всех усатых Семенов, не вспомнили ни одного.

— Какого еще Семена?

— Семена Михайловича!

Охотники начали вспоминать всех усатых Семенов Михайловичей, не вспомнили ни одного.

— Какого еще Семена Михайловича? Ты точно можешь объяснить?

— Не могу, трезвый не могу, развязывать надо. Под стакан расскажу.

— Так откуда стакан-то, на сухую приехали…

— Это вы, молодежь, ничего про запас не держите, а у меня всегда в запасе есть.

Достал Петрович трехлитровую банку с самогоном из багажника, налакались охотники, по еловым шишкам попалили, и уехали восвояси.

Лесное зверье с облегчением проводило охотников и зажило своей лесной обычной жизнью.

Мораль?

Мораль проста — обычная русская водка сохранила мир у зверья куда больше, чем вся деятельность всех участников движения «Гринпис». Но все равно водка — зло!