Сгоревшие книги

Я ехал из длительной командировки, из Москвы в Нижний Новгород, по делам нашей компьютерной фирмы. Осень уже обжигала своей промозглой неотвратимостью, в воздухе пахло зимой, моросил колючий дождь и я уже стоял на перроне Курского вокзала, с чемоданом и практически не снимаемой сумкой Dr. Koffer, когда поезд степенно подкатил на посадку. Пройдя в вагон 1-го класса, не без труда добравшись до своего места, стряхнув капли дождя со своей куртки и забросив колесный чемодан на верхнюю полку, я с облегчением уселся в кресло. Народ прибывал, постепенно заполняя салон вагона своей суетой, запахами осени, деловитой поспешностью, от которых мне становилось уютно, как всегда бывало, когда возвращался домой. 

Работа была закончена. Вытянув уставшие ноги, я прикрыл глаза, потом еще раз взглянул наверх, убедился, что чемодан мой на своем месте и уже тогда полностью расслабился. Не смотря на свою деятельную натуру, которая легко переносила профессиональную деятельность программиста в вечернее и ночное время, сейчас мне жутко захотелось спать, что я и попытался сделать. Возня соседей, разноголосый говор, заливистый детский смех, совершенно не препятствовали плавному погружению в  сладкое забытье. Поезд тронулся и в этот момент я почувствовал, что кто-то, осторожно перешагнув мои ноги, так же осторожно уселся в соседнее кресло у окна, так как оно еще оставалось свободным. Поезд уверенно набирал скорость, но не смотря на мое полусонное состояние, шум состава и людской гул, с правой стороны, из кресла, мне послышался тяжелый, вымученный, похожий на стон мужской вздох. "Словно зверь со мной рядом едет, а не человек", - подумал я, не открывая глаз, но вся дрема улетучилась за мгновение. В нагрудном кармане куртки настойчиво заиграл сигнал вызова мобильного телефона. Я ответил. Звонила моя жена, Ирина. 

—  Да, все закончил. Уже в поезде. Я тоже очень соскучился... Хорошо, целую. До встречи!— Поговорив, положил телефон обратно в нагрудный карман и, не удержавшись от навязчивого желания посмотреть на обладателя "тяжелого, измученного вздоха", повернулся в сторону своего соседа и взглянул на него. Это был мужчина лет шестидесяти, может быть чуть старше, очень тучного сложения, с коротко стриженными седыми волосами. Он тяжело дышал, пуховик синего цвета раздувался на нем от каждого вздоха и делал незнакомца еще тучнее. По сравнению с этим "великаном", я казался тростинкой, хрупкой и ломкой. 

Но внимание мое привлекла не тучность мужчины, а множественные рубцы на его лице, возможно полученные от какого-то сильного ожога, или другой тяжелой травмы. Пристально разглядывать своего соседа было неловко, и я отвернулся, устремив свой взгляд вглубь салона. Табло температуры показывало двадцать градусов тепла, свет в салоне, бывало, прерывался на несколько секунд и за окном поезда, среди темноты, отчетливо мелькали огни фонарей, свет в пробегающих мимо окнах домов и бесконечно светились мобильные телефоны пассажиров. 

Мне захотелось читать, я вынул из сумки свою электронную книгу и открыл недочитанный роман Ремарка. Окунувшись с головой в описание боевых действий, характеров героев и ужасов войны, я не сразу почувствовал на себе прожигающий взгляд своего соседа у окна. Я повернулся в его сторону и поймал этот взгляд, какой-то безумный и в то же время растерянный. Мужчина не сводил глаз с моей электронной книги. Мне даже показалось, что он раньше вообще не видел ничего подобного. 

—  Извините за мое любопытство, —  вдруг нарушил тишину незнакомец, —  никак не могу привыкнуть к этим электронным машинкам. Вы так увлеченно что-то читаете. 

—  Да, люблю классическую литературу, —  ответил я. —  Хотя для подобного чтива обстановка не очень-то подходящая. 

—  Совершенно с вами согласен, —  быстро согласился со мной мужчина, —  серьезную литературу следует воспринимать серьезно, а это возможно лишь в полной тишине и уединении. Душно... 

Он принялся снимать свой пуховик, немного привстав из кресла, наконец это ему удалось и повесив его на крючок, мой собеседник снова тяжело вздохнув, сел на место. 

—  Меня зовут Виктор, —  представился он, —  а ваше имя можно узнать?

—  Сергей, —  ответил я. 

—  Очень приятно познакомиться, вы не сочтите меня за назойливого, надоедливого старика, просто очень хочется поговорить. Недостаток общения... 

—  Ну, что вы, я всегда не против пообщаться с хорошим человеком! С общением у меня тоже приличные пробелы. 

Мы некоторое время сидели молча, как будто подбирали и никак не могли подобрать тему для приятной беседы. Но я чувствовал всем своим существом, что мой новый знакомый прекрасно знает, о чем хотел бы поговорить и не просто поговорить, а излить накопившиеся, тягостные мысли, которые вероятно не давали ему спокойно жить, беззаботно спать. Весь он был переполнен какой-то гнетущей болью, засевшей в нем гигантским клещом. 

—  Вы живете в Москве? —  спросил я. 

—  Нет, я живу в Нижегородской области, вернее жил там... сейчас снимаю комнату в Нижнем Новгороде, —  ответил Виктор. — От брата еду, Игоря. Погостил недельку, 

теперь пора возвращаться, много дел накопилось. 

—  А у меня вечные командировки, —  улыбнулся я. —  Внедрение компьютерных программ, обучение сотрудников. Я сроднился с этим поездом "Стриж" и если меня долго не посылают в Москву, то сильно тоскую по этим переездам. Вот сейчас безумно тоскую по Иринке, жене. Мы ждем ребенка... 

—  Да я вас поздравляю! —  оживился Виктор, протягивая мне свою могучую руку. —  Это такой дар божий, такой дар!

—  Спасибо, дар...  —  поблагодарил я, заметив, что  руки моего нового знакомого тяжело пострадали, как и его лицо, рубцеватые руки со сморщенной кожей. 

Виктор поймал мой взгляд и печально улыбнулся. 

—  А мне не повезло с детишками, —  глухим голосом ответил он, —  я был один раз женат. И только один раз любил. Любил безумно. Такое чувство приходит лишь раз в жизни, настоящее, до самоотречения или не приходит совсем. 

К нам подошел молодой парнишка кондуктор, ловко проверил билеты и пожелав "Счастливого пути" отошел. Я предложил Виктору продолжить нашу беседу в вагоне-ресторане и отметить знакомство в более располагающей обстановке. Он охотно согласился, вынул из висевшего пуховика кошелек и мы переместились в ресторан. Сделав заказ, который состоял из двух салатов и грузинского вина, удобно устроившись в уютных креслах полупустого вагона, мой собеседник пристально посмотрел мне в глаза. Его взгляд последний раз вопросительно и пытливо пронзил меня, как бы спрашивая, "могу ли я довериться тебе, случайный попутчик? Стоит ли доверить свое самое сокровенное, сокрытое ото всей живой души - тебе, молодой, счастливый, не знающий страданий?". Виктор пригубил вина и уже без пытливых, недоверчивых взглядов на меня, начал свою историю - исповедь. 

 

Я женился когда мне исполнилось 40 лет, довольно поздно по нашим временам. 

Она была хороша собой, невысокая брюнетка Юлия, с печальными, карими глазами. Работала она инспектором отдела кадров нашего машиностроительного предприятия, а я инженером - технологом. Мы жили в съемной двухкомнатной квартире и жизнь наша на первых порах, казалась, переполнена счастьем и теплотой. Жизнь, состоящая из каждодневного благоговения и уважения друг к другу. Мы очень любили ходить на всевозможные концерты популярных исполнителей эстрадной, бардовской песни, в театры и на выставки. По вечерам, в любую погоду гуляли по нашей набережной, взявшись за руки, разговаривали обо всем на свете, просто молчали, а когда шел дождь, то никто из нас не раскрывал зонта. И от этой бесшабашности было безумно радостно и немного грустно на душе. И дождь, то усиливаясь, то ослабевая в своем порыве, казалось злился и недоумевал, отчего эта пара неспешно прогуливается и не убегает от него? А мы, мокрые и счастливые забегали в магазин, покупали вина и фруктов, возвращались домой, сбрасывали сырую одежду и голышом наслаждались вином и своей страстью, которая затухала уже глубокой ночью. 

Мы, конечно же, хотели ребенка, выгадывали благоприятные для зачатия дни, старались, как только могли, но беременность все не наступала. 

—  Нужно стараться еще больше, —  строго говорила Юля, а сама улыбалась. И карие глаза ее лукаво всматривались в мои голубые. 

—  Конечно, моя королева, я сделаю все для этого, приложу все усилия, —  отвечал я, вытягиваясь по стойке "смирно". 

"Не плохо бы нам провериться у врача", —  мелькнула тогда у меня мысль. 

Но водоворот повседневных дел, работа, чувства, закружили с прежней силой, увлекая и растворяя нас друг в друге. Мы вместе ездили на работу, вместе возвращались после трудовых будней и никогда, никогда не уставали друг от друга! Даже причин для ссор не находилось в нашей маленькой, уютной семье. 

Юлия была лишь недовольна тем, что ее любимый муж прокуривал всю квартиру табаком. Я много раз бросал, но видимо воля моя была такая слабая, что выдержать без сигареты хотя бы час, было нестерпимой мукой. И она справедливо гоняла меня на лоджию, постоянно грозясь отвезти к наркологу. Раньше я не был таким крупногабаритным как теперь. Лицо, руки, были в полном порядке, без этих страшных следов... Все бедствия начались с моей второй страсти —  любви, одержимости к книгам. Да, к простым книгам. К этим страницам, заключенными в разнообразные переплеты. К этим кладезям знаний, чувств, восторгов, душевных мук! Я не мог без внутреннего трепета, без содрогания души и сердца брать в руки эти сокровища! Когда открывая книгу, от запаха типографской краски и бумаги кружилась голова, как у молоденькой старшеклассницы от бокала шампанского! Я даже и сравнить не могу книгу и какую-то электронную, пластиковую, бездушную, мертвую коробочку, коих наводнилось по миру неисчислимое количество. Книга напрямую ведет беседу с тобой, ведет живой диалог с твоей душой и разумом, воспитывает твою сущность. 

И те люди, которым "скучно" читать, которые считают, что чтение, это пустое времяпровождение и баловство - духовно мертвы. Я верю, очень даже верю, что бумажные издания не исчезнут со временем и вся эта электронная, суррогатная литература не осилит истинной литературы. Иначе, нас ждет полное перерождение в планету андроидов! Пока еще есть шанс... 

                                                                                        

Юлия по началу не придавала никакого значения тому, что я собираю книги, много читаю, покупаю за одним книжным шкафом второй. Мы уделяли друг другу достаточно времени, чтобы не чувствовать никаких препятствий для нас, для нашей личной жизни. Она сама подолгу читала, а после чтения мы разбирали прочитанное, сидя на диване или просто на полу, накрывшись теплым одеялом, попивая ароматный кофе. К нам заезжал мой брат Игорь с сыном Витей, улыбчивым, любознательным пареньком двенадцати лет. Заезжали изредка, обычно по выходным, чаще всего по субботам. Игорь был вдовцом, младше меня на четыре года, такой же улыбчивый и любознательный как и сын, высокий, черноволосый, спортивный. Брат никогда не приезжал с пустыми руками. Постоянно угощал нас хорошим коньяком и шоколадом. Накрывался стол и мы, все вместе воссоединялись в большую и дружную семью. Витя подолгу смотрел на книги в темно-коричневых шкафах и глаза его разгорались от любопытства и нетерпения. Через какое-то время он поворачивался ко мне. 

—  Я возьму книжку, можно?

—  Конечно теска, любую, —  отвечал я, —  рекомендую Пикуля, ты любишь военно-исторические!

И племянник буквально летел навстречу сотен переплетов, открывал дверцу шкафа и несколько минут, изучив его содержимое —  выбирал. Это тешило мое самолюбие, я был очень рад, что мой племянник увлекается книгами и разделяет это увлечение со мной. Он кивал головой отцу, как бы спрашивая разрешение уединиться и получив одобрительный кивок в ответ, исчезал в соседней комнате, которая служила нам с женой спальней. 

—  Какая редкость, —  обращался я к брату, разливая коньяк по рюмкам, —  обычно в Витькином возрасте  не отходят от компьютера, а он как из другого мира.  Твое воспитание?

—  Я не запрещаю ему висеть в интернете, —  спокойно отвечал Игорь и у глаз его моментально собирались веселые лучики морщинок, —  он все сам понимает, в основном сидит там по учебе, переписывается с одноклассниками. Подружился с девочкой недавно, растет!

—  Ну, все - жених! —  одобрительно говорила Юля. 

Мы поднимали рюмки, произносили тосты "За подрастающего жениха", "За моего будущего сына", "За моральное и материальное спокойствие".  Жена прижималась к моему плечу и тепло, такое родное и любимое разливалось в каждой клеточке моего естества, что голова шла кругом и я готов был обнять целый свет, и целому свету раздать это тепло.  И от своего счастья становилось вдруг неудобно и будто стыдно перед братом. Казалось, что вот он, сидит напротив нас и тихо страдает, глядя на нашу любовь, такую откровенную и неприкрытую. Вспоминает так рано ушедшую на небеса свою супругу Наташу, которую тоже любил, но вида не подает и продолжает держаться бодрым и жизнерадостным, хотя уже прошло достаточно времени с момента ее смерти. Засиживались обычно мы до глубокого вечера. Игорь просил у меня гитару и начинал перебирать струны, извлекая трогающие за душу звуки, пел песни своего сочинения, пел Окуджаву, Высоцкого,  Галича. Квартира преображалась, становилась еще уютнее, музыка обволакивала, заставляя забыть обо всем на свете.  А я смотрел на книжные шкафы и мне казалось, что книги тоже все превращались в слух и все как одна впитывают в себя волшебные гитарные переливы. Племянник выходил из нашей спальни, двумя руками держа книгу, заложив пальцем место, где остановился читать и присев в кресло, задумчиво слушал отцовское пение. После гитары, на которой я так и не научился играть, брат поднимался с места, все благодарили друг друга за чудесный вечер и мы прощались. Я жал племяннику руку, клал в пакет выбранную им книгу и вручал ему. Стоя с Юлей у окна, мы провожали их взглядом до машины, махали руками, пока две высокие фигурки не исчезали в салоне автомобиля. 

 

А через какое-то время мы обратились в клинику по диагностике бесплодия, которую нам посоветовал мой брат, так как с зачатием ребенка никаких успехов не наблюдалось уже полтора года нашей супружеской жизни. Пройдя множество консультаций, врачей и анализов, нам поставили неутешительный диагноз — биологическая несовместимость. Мы были несовместимы и поэтому ничего не выходило! Шансов на рождение ребенка практически не было.  Я долго не мог прийти в себя, ошарашенный и подавленный таким печальным фактом, взяв неделю отгулов на работе, я начал пить водку. Но спустя пару дней обильных возлияний, вылил все спиртное в раковину, почувствовав, что лечу в бездонную,  черную пропасть, где боль только сильнее сжимала меня в своих беспощадных объятьях.  Юля иногда плакала, обнимала меня и успокаивала, как могла. Хотя успокаивать жену нужно было мне.  Но она оказалась сильнее меня, стойко перенесла этот удар судьбы и оправившись от такого приговора, зажила прежней жизнью.  А вот во мне что-то надломилось, что-то вылетело из моей души испуганной, крикливой птицей, и исчезло безвозвратно.  Я продолжал любить и не представлял жизни без этого неуловимого, прекрасного чувства, без Юли, без ее карих глаз, голоса. Но я уже становился другим человеком, отрешенность и пустота незаметно обступали меня со всех сторон. 

Они вглядывались в меня своими мертвыми, черными глазищами, шаг за шагом приближаясь все ближе, прислушиваясь к биению моего сердца. 

— Ты совсем растворился в книгах, — с обидой в голосе говорила жена, когда мы

лежали прижавшись друг к другу. — Так нельзя! Нужно больше находиться в этом мире.  Проживать книжный мир— просто наслаждение! Но у нас свой мир!

— Юля, я не могу справиться с собой, — отвечал я, — но я постараюсь стать таким как прежде, постараюсь... 

Она запускала свои тонкие, нежные пальцы мне в волосы и волна блаженства, неистовым потоком мурашек разбегалась у меня по спине. Жена прекрасно чувствовала эту мою надломленность и отчужденность и с каждым днем становилась тоже, как мне казалось, задумчивой и погруженной в себя.  К нам по-прежнему заезжали мой брат с сыном. Мы так же по долгу общались и слушали песни под гитару, гуляли все вместе по набережной, ходили на концерты и в театр.  Но непосредственность и легкость супружеских отношений притупились и мне уже стало казаться, что я выполняю скучную, тягостную обязанность семьянина.  Юля оставалась прежней, легкой на подъем, изящной супругой с тенью печали в карих глазах. После морозной и снежной зимы, не говоря жене, я стал подбирать дом за городом для покупки.  Кое-какие накопления у меня имелись, а жить в съемной квартире, дышать загазованным городом порядком надоело. Да и просто захотелось сменить обыденную, так тяготившую меня обстановку "каменных джунглей", быть ближе к природе.  Я надеялся, смутно и робко надеялся, что перемена мест вернет меня в прежнего "себя" и все будет как прежде.  Очень скоро я нашел по объявлению в интернете приличный комбинированный дом из камня и дерева, в два этажа. Он находился недалеко от города, в каких - то 40 минутах езды.  И договорившись с продавцом, быстро собрался и уехал с железнодорожного вокзала на смотрины. Весна уже вовсю хозяйничала по всем окрестностям, от души растопив залежавшиеся, угрюмые снега и озера воды полновластно затопили улицы. Было начало апреля. Благополучно добравшись до станции Линда, я проделал приличный путь до улицы Тихая, где находился приглянувшийся мне искомый дом. Промочив ноги по колено, но в хорошем расположении духа, я подошел к железной, серебристой   калитке и нажал кнопку звонка.  Хозяин, серьезный, худощавый мужчина моих лет, через минуту уже подводил меня к белостенному дому, на втором этаже которого величественно возвышался балкон из дерева.  Справа от дома находилась беседка с высоким навесом, чуть поодаль стояла баня в форме бочки и яблони, все несло в себе уют и покой размеренной сельской жизни.  Поднявшись по деревянным ступеням крыльца, миновав тамбур, я очутился в холле с огромным зеркалом в бронзовой оправе.  Справа располагался зал с камином из красного кирпича, перед которым на ворсистом ковре стоял круглый, деревянный столик и кожаный диван с креслами.  На втором этаже находились три спальни, одну из которых, самую большую, я сразу определил под свою библиотеку. Вся обстановка дома, дощатые полы, смолистый запах древесины, камин на нижнем этаже, расслабляли и умиротворяли мою душу. Захотелось упасть на кровать в одной из спален и лежать долго - долго, позабыв обо всем на свете, об этой бесконечной суете, о несправедливости жизни, о работе. А хозяин все рассказывал и показывал мне санузлы, кухню, балкон с кровлей, и я ходил за ним как привязанный, уже почти уверенный в том, что дом я куплю. Вернувшись к себе, в городскую квартиру и застав жену за питьем кофе с печеньем на кухне, оставаясь незамеченным ею, я несколько минут смотрел на нее прислонясь к стене. "Как  это здорово, что ты у меня есть... ", — подумал я и шагнул на кухню.  Юля обернулась, на мгновение в глазах ее промелькнул испуг от неожиданного моего появления. Но уже в следующую секунду она заулыбалась и отставив чашку быстро подошла ко мне. 

— А я уже начала переживать. На работе тебя нет, сказали, что ты отпросился... Дома тебя нет. И промок весь, — Юля опустила взгляд на мои сырые носки. — Ты где был?

— За городом, совсем не далеко, — ответил я, чувствуя, что сюрприз с покупкой недвижимости скрыть не удастся. — Мы с тобой много раз мечтали о своем доме, 

и я думаю, что он скоро у нас будет... 

— Правда? Свой дом! Как это чудесно... Наверное очень дорого, да? Присядь же, я принесу тебе джинсы и носки, снимай все сырое, сейчас будет кофе. 

Она вышла из кухни, а я сидел на стуле и стаскивал с себя намокшие носки с брюками.  Уже переодевшись, пил кофе и ел бутерброды с сыром, а жена стояла, прислонившись к подоконнику, в своем махровом, голубом халате и не сводила с меня глаз. Она всегда любила смотреть, как я ем и приходила от этого в какой-то гастрономический восторг. 

— С домом нужно еще немного подождать, — сказал я, вставая из-за стола, вытирая рот салфеткой. — Закончим с переоформлением и еще хозяин просил подождать нас не более месяца, пока сам не решит вопрос с жильем. 

— Конечно же, мы подождем.  Все так неожиданно... Новоселье! Я хочу кошку, пусть она первая войдет в наш новый дом! — с восторгом говорила Юля и лицо ее, и глаза, становились озорными как у маленькой девочки. Раскрасневшиеся щеки пылали, будто эта совсем взрослая девочка, минуту назад вошла с мороза. 

Я соглашался, что присутствие кошки будет очень кстати, тем более в новоселье, по старинной традиции, которая зародилась так давно, что и вспомнить было сложно, когда.  Во всяком случае, эти "мурки" несут добро и чистят энергетику жилища, поэтому выбор и покупку животного, я полностью возложил на супругу. 

Она отнеслась к своим обязанностям со всей серьезностью и вскоре в доме появилась пушистая, трехшерстная кошка, с серо-желто-белыми пятнами. 

Подходило время переезда. Все основное было собрано, упаковано, завязано в узлы и какая-то горечь и жалость сжимали сердце.  Быть может от расставания с жилищем, может от неясного предчувствия чего-то, чего я не мог понять, предугадать. А предугадать было бы в самый раз, вот сейчас, практически в это мгновение, сидя на узлах и чемоданах с коробками.  Все было бы по-другому, совершенно все. Но мы готовились переезжать, весна воодушевляла на безумства, на смену всего прошлого и ушедшего.  В назначенный день подъехал фургон и брат мой, с отрядом грузчиков взялись за работу. Юля стояла в подъезде, чтобы не мешать передвижению вещей и мебели, которой, впрочем, у нас было не так много, если не считать книжные шкафы.  Она держала кошку на руках, гладила ее, успокаивая, а та, дико взирала на все большими, серо-зелеными глазами, от ужаса непонимания происходящего. Через час все уже было погружено. Юля с кошкой и я, сели к Игорю в автомобиль и наша небольшая колонна уверенно тронулась в путь.  Так завершился наш жизненный этап в съемной квартире, где мы счастливо жили почти три года, жили с надеждой и любовью.  А теперь смена обстановки, собственный дом за городом и близость к природе, вселяли в нас новую надежду на новое счастье.  Но каким именно оно будет, это новое счастье, я отчетливо не мог представить.  В новом доме мы обустроились быстро, освоились и начали жить. Бывший хозяин даже оставил нам кожаную мебель перед камином и зеркало в бронзовой оправе.  Юля по началу была довольна совершенно всем, все ее радовало и умиляло. После работы мы часто сидели в зале перед растопленным камином, хотя в доме и без того было достаточно тепло.  Кошка обычно лежала на диване рядом с нами, лежала обычно на спинке, подняв лапки, и громко мурчала.  Она чувствовала себя на особом положении, ведь это ей выпала честь перешагнуть порог нового дома! Особой привязанности это животное к нам с Юлей не питало и придерживалась железного кошачьего правила — "Сама по себе".  Я сделал библиотеку, как и задумал, в самой большой спальной комнате на втором этаже.  Места вполне было достаточно, но аппетит мой начал расти с ураганной скоростью.  И я посчитал, что сделав вторую библиотеку, нам нисколько не станет теснее от этого. 

Жена уже не скрывала своего раздражения, она часто переходила с тихого разговора на крик и с яростью смотрела на книги, испепеляя их взглядом, превращая мысленно в труху. Я уходил курить на балкон, кровь приливала к моему лицу и я был на грани срыва. " У нее не хватило терпения. Она уже возненавидела и меня и мои книги", — думал я и смолил одну сигарету за другой. 

 

Мы даже не пытались поговорить об терзавших нас проблемах. В свободное время я уезжал в город, по объявлениям или просто через магазины покупал книги.  А потом еще долго возился с этими предметами своей страсти, просматривая каждую страницу. Раскладывая все по полкам, вытирая с них пыль. 

И благодарные тома собраний сочинений Лескова, Лермонтова, Пушкина и все остальные, казалось, с гордостью и благодарностью смотрят на меня с высоты шкафов, а я благоговейно отвечаю им улыбкой. Была суббота, июль месяц. Лето в этом году выдалось жарким и засушливым. Юля и я не вылезали из душа, или целыми вечерами пропадали на реке, вяло текущей и не глубокой, всегда прохладной. Вот и сегодня, вдоволь накупавшись и даже замерзнув, мы возвращались домой. Я держал Юлю за руку, мы разговаривали, о чем-то шутили, здоровались с проходящими соседями. 

— Который сейчас час?— спросила она. 

— Уже почти три часа, — ответил я. 

— Ты не забыл, что сегодня приезжает Игорь с племянником?

— Конечно нет, как я забуду, суббота все таки. 

— Ну, я должна напомнить, — с легким упреком сказала жена. — В последнее время ты стал рассеян и поглощен лишь своей страстью. 

— Не стоит волноваться, страсть сегодня отпустила меня в кратковременный отпуск, —смеялся я, — сегодня я беспристрастен!

Позже, около шести вечера все уже сидели за столом, пили хороший коньяк, закусывали.  Брат выглядел немного уставшим, но как всегда был общителен и весел.  Виктор повзрослел, мало разговаривал, стал более сдержан и серьезен. В этот вечер Игорь не играл на гитаре, больше разговаривал о работе, о своем назначении руководителем отдела снабжения в своей строительной компании. 

Он попросил оставить у нас на три - четыре дня Витю, так как срочно нужно было уехать по делам.  Я с радостью согласился, а потом мы топили баню.  Напарившись до сыта, с красными лицами, мы чаевничали и кряхтели от удовольствия. 

— Банька, что надо, — умиротворенно говорил брат, — в ней душа всегда раскрывается и тянет на откровенность!

Юля и Витя с пурпурными лицами, как от хорошего загара, допили чай и сомлев от банного и чайного жара отпросились пойти на верх вздремнуть.  Очень скоро разморило и нас с Игорем. Договорившись, что переночевав, утром он уедет по работе, мы тоже пошли на верх к спальням.  В эту ночь спалось крепко, дышалось легко и сны снились приятные и веселые, как в детстве. Утром погода переменилась. Стало чуть прохладнее, ветренее. Я проснулся, взглянул на электронные часы на тумбочке.  Они показывали 10. 15.  Юли в кровати уже не было.  Она обычно всегда вставала раньше, шла на кухню и готовила завтрак.  Надев халат, я вышел из спальни.  Соседняя дверь была открыта, кровати заправлены. "Брат уехал, а племянник, скорее всего внизу", — подумал я, спускаясь по винтовой лестнице на первый этаж.  На кухне Юля варила утреннюю кашу, Витя сидел за столом и судя по исходящему аромату пил кофе. 

— Доброго утра!— заметив меня, выпалил племянник. 

— Всем доброго утра!— ответил я и присел к столу. 

    Юля повернулась ко мне, поздоровалась. 

— А вот и опоздавший, — со строгой веселостью сказала она, — ну, почти опоздавший... Сегодня у нас пшенная каша, вкусная и полезная!

Мы все с огромным удовольствием позавтракали.  Потом я вышел на улицу, долго курил сидя в беседке и усилившийся ветер в разные стороны трепал мне волосы.  Я вспомнил, что супруга собиралась сегодня в Нижний Новгород на юбилей к подруге.  "Значит остаемся с племяшом одни.  Нужно занять его чем-то", — подумал я направляясь к дому.  Так мы и провели целое утро, день за игрой в нарды и шашки.  Я, конечно же, показывал Вите свою библиотеку, вновь приобретенные книги. Рассказывал об авторах и их биографиях.  Юля, как и хотела, уехала в город, пообещав долго не задерживаться.  Как мне показалось, она даже стала легче и моложе, после того как вырвалась из дома. 

Уже после обеда, когда я курил в беседке, меня окликнул сосед Дмитрий, пожилой, невысокий мужчина. Он предложил пройти к нему домой, на соседнюю улицу, чтобы посмотреть книги, которые он совсем не дорого продает, а некоторые может просто отдать. Попросив его подождать меня несколько минут, я вернулся в дом, нашел племенника на втором этаже в спальне, с книгой. Предупредив его, что отлучусь на час, быстро сбежал по лестнице и ушел к соседу. Он показал мне свою небольшую библиотеку, из которой я выбрал неполное собрание сочинение Стефана Цвейга и О. Генри. Все остальное меня интересовало в меньшей степени. Заплатив, я уже собирался уходить, когда на улице началась какая-то возня, послышались крики.  Мы с соседом вышли на крыльцо и увидели бегущих людей, многие были с ведрами. До нас отчетливо донесся пронзительный крик: "Пожар!".  Я почувствовал, как сжалось в комок что-то у меня за грудиной и ужасное предчувствие электрическим разрядом, за мгновение пронзило меня с головы до ног. "Они бегут на Тихую", — с ужасом сообразил я. Сбросив с себя оцепенение первых секунд,  я побежал. В воздухе уже чувствовался запах гари. 

Буквально за 2-3 минуты подбежав к своему дому, я увидел огромные, алые языки пламени на соседних сараях и домах.  Огонь поднимался до неба, черные клубы дыма застилали все вокруг, было невыносимо жарко. Люди таскали ведра с водой, лили не переставая, но огонь лишь перекидывался с одной крыши на другую.  Горели столбы с электропроводкой, где-то страшно визжали свиньи. Еще мгновение и кровля моего дома утонула в огне. Я бросился к калитке, вбежал в дом. Наша кошка как молния промчалась мимо меня, едва не сбив с ног и исчезла во дворе. Дым уже заполнил зал, жутко ело глаза. Но в эти страшные минуты  не думалось ни о чем, кроме как о своих книгах! " Нужно спасать их! Скорее спасать библиотеку! ", — пронеслось у меня в разгоряченном мозгу. Взбежав на второй этаж, ворвавшись в библиотеку, не обращая внимание на объятые пламенем стены и шкафы, я принялся вытаскивать уже горящие книги. Я слышал, как они кричат от боли! Видел, как они погибают одна за другой, превращаясь в черный пепел. А крик все еще разносился по пожарищу и я, своим помутившимся разумом не сразу понял, что это кричат не книги, а мой племянник взывающий о помощи! В ту же секунду на меня рухнул горящий шкаф, я упал, но все же нашел в себе силы подняться. Подбежал к спальне, открыл дверь — пусто. Лишь едкий дым и ослепляющий огонь, пожирающий стены и потолок. 

— Витя! Отзовись, — закричал я, пытаясь ворваться в другую спальню, но дверь не поддавалась. Всем телом несколько раз, налетев на нее, наконец-то вышиб. 

Племянник лежал на полу, совсем рядом. Он не двигался и уже не кричал. Одежда его, обгоревшая, прилипла к обожженному телу. Я поднял Витю на руки и быстро, на сколько хватало сил стал спускаться вниз. Увидев улицу, сделав несколько шагов, я упал. Кто-то из толпы принялся поливать нас из ведер. Оказывается, на мне горела одежда. В нос ударил тошнотворный запах горелого мяса и сознание покинуло меня. Как рухнула крыша дома, балкон, как нас оттащили подальше от этого ужаса, я уже не видел и не чувствовал. В тот жуткий пожар сгорело 12 домов и 15 сараев еще до приезда пожарных. Четыре человека погибло. В число погибших вошел и мой племянник Виктор.  Он отравился, надышавшись дыма, да и легкие его не выдержали этого адского жара. 

Меня спасли, я почти три месяца пролежал в больницах. Голова моя стала седая, словно припорошена снегом и вообще я здорово постарел, смотрюсь на все 60, а мне всего лишь 44 года... Не могу себе простить до этих пор, да и никогда себе не прощу, что не смог вовремя спасти племянника, если бы не бросился к своим книгам! Этот крик, его крик полный боли и отчаяния до конца моих дней будет раздаваться у меня в голове. А с Юлей мы развелись. Она не смогла жить со мной, после того, как я все рассказал ей. Всей правды не знает лишь мой брат.  Он переехал в Москву, напросился на переезд у своего руководства, потому что не смог больше жить в Нижнем. А я езжу к нему, постоянно езжу к нему... Пытаюсь хоть как-то поддержать его и рассказать, из-за кого на самом деле погиб его сын. 

Но мне не хватает духу признаться. Возможно позже...  Позже обязательно. Я бросил курить, потому что перестал выносить табачный дым, растолстел.  И книги... Я не брал их в руки после той трагедии, ни разу. Я поклялся себе, если вдруг брат простит меня, если это возможно— простить такое, то я вернусь к книгам. Если нет, то никогда и ни за что не прикоснусь к ним. 

 

Мы вышли в холодную темноту перрона на Московском вокзале, я и Виктор. Шли рядом, почти плечом к плечу, успев эмоционально породниться друг с другом. Как будто объединенные одной бедой на двоих, одной тайной, одной пронзительной исповедью, которая сделала из совершенно незнакомых людей, людей знакомых не один десяток лет. Виктор шагал, не глядя себе под ноги. Взгляд его был обращен вперед, но я чувствовал, что недавняя боль, клещом засевшая в его душе, уже ослабила свою мертвую хватку. 

— Я считаю, что вы не виноваты, — произнес я поворачиваясь к своему попутчику. — Не нужно винить себя. Это просто нелепая, страшная случайность, о которой вы не могли знать. 

Виктор замедлил шаг, внимательно посмотрел на меня и протянул свою могучую руку. Мы обменялись рукопожатием и, не говоря ни слова исчезли в тоннеле, разойдясь, каждый в свою сторону. Уже летом, спустя 6 месяцев, когда у меня уже родился сын и мы с женой прогуливались по нашему любимому скверу катив коляску, я обратил внимание на одиноко сидящего на лавочке мужчину. Он был крупного сложения, с короткой стрижкой, седоволосый. Я сразу узнал своего попутчика из Москвы и его железнодорожная исповедь снова всплыла у меня в памяти. Он смотрел в глубину сквера, иногда отвлекаясь, наклоняя голову вниз. 

И тут я увидел, что в своих крупных руках он держит раскрытую книгу. 

" Брат простил его, простил... ", ­— подумал я, невольно радуясь за человека, которого совсем не знал и о котором успел узнать так много...