Остров Мак - Махон

Остров Мак-Махон

   Меня вызвал к себе начальник зимовочного состава 25-й САЭ Тябин Николай Иванович. Нужно доставить на остров Мак-Махон, который находится в шести километрах от станции «Молодежная», семь человек «от науки». Ученые облюбовали его не случайно: там располагается гигантская колония пингвинов Адели, у них уже появились птенцы.

   У подножия острова — лежбище тюленей Уэдделла и тюленей-крабоедов, у них тоже народились бельки, так что работы для биологов хватает.

   У нас в авиаотряде есть своя «лошадка» — вездеход Газ-74, на котором мы ездим на верхний аэродром выполнять техническое обслуживание самолетов. Машину я никому не доверял, сам был за рычагами. Когда машина в одних руках, то она всегда исправна. Вездеход оборудован в «полярный вариант», — кузов закрыт будкой, которую мы смастерили сами, она хорошо защищает от ветров и морозов.

   Дорога к острову накатанная, я не один раз ездил по ней и знал, что, примерно на полпути, предстоит пересечь трещину, которая тянется от берега и уходит далеко в море. Зимой ураганы, морозы и стоковый ветер делают свое дело: постепенно трещина забивается снегом, он спрессовывается, и получается прочный наст. На вездеходе я проезжал по нему беспрепятственно, нужно только разогнать машину.

   На правом сиденье гляциолог Саша Белявский изучает по карте трещины, разводья и промоины. Сквозь гул мотора он что-то говорит, но его не слышно, указывает рукой на карту, а потом — вперед: скоро трещина. Я кивнул, что все понял.

   На пути следования застругов не было — только ровная колея, по которой вездеход хорошо шел. Минут через пять я переключился на четвертую передачу. Вездеход летел, как на крыльях.

Опасное место ничем обозначено не было, просто накатанная колея сама вела к острову. Трещину впереди было видно издалека, — она резко выделялась темно-синим цветом.

   Мы проскочили настил, но в последние — не секунды, а мгновения — почувствовали, как твердь уходит из-под нас. Вездеход как бы завис в воздухе. Это длилось доли секунды, но я успел заметить, как побледнел Саша. Сила инерции вытолкнула машину вперед. Я остановился через несколько метров. Люди в машине сидели в закрытой будке и ничего не подозревали. Когда я открыл дверь, то все вылезли и подошли к краю обрыва. На месте снежного моста зияла пропасть!

   Возвращаться нужно теперь другой дорогой. Но мы отрезаны — трещина идет до самого берега, ее в любом случае придется пересекать.

Сейчас в разгаре антарктическое лето, началось интенсивное таяние снега, появились «снежницы» — это наполненные водой промоины: сверху снег, а внизу вода. Если вездеход провалится в такую яму, то никто уже не поможет. Поэтому нужна разведка: впереди машины — человек!

Приливы и отливы делают свое дело. Трещины увеличиваются, наст теряет прочность. Все это надо было учитывать, отправляясь в дорогу. Я нарушил заповедь водителя в Антарктиде: «Преодолевая самую хорошую трассу, помни, что она проходит над бездной». Антарктида не прощает даже малейшей ошибки.

   А остров Мак-Махон — совсем рядом. Он возвышается темной глыбой и манит к себе. Семь человек и я стоим молча и начинаем постепенно осмысливать происходящее. Все они бывалые полярники, и я понимаю, что сейчас в душе каждого из них. Как показывает анализ ЧП на станциях, наибольшее число их приходится на конец зимовки. Сказываются усталость и потеря бдительности.

Я объясняю ребятам, нужно работу не бросать, а ускорить ее, чтобы вернуться засветло на станцию. А выход мы обязательно найдем!..

   До самого острова теперь никаких трещин не будет. Вездеход подъезжает к лежбищу тюленей. Это тюлени-крабоеды и тюлени Уэдделла. Рядом с мамашами — бельки. Малыши только что народились и еще не поднимают голов.

   Мы оставляем вездеход и поднимаемся по ущелью вверх, где царство пингвинов Адели и поморников. Никто и никогда не нарушал их покоя, и вот пришел человек. Что он принес с собой?

   Еще в первую Антарктическую экспедицию Михаил Михайлович Сомов издал приказ: «Пингвинов не убивать!»

Сейчас Антарктида — заповедник. Всякая охота здесь запрещена.

Я на самой верхней точке. Отсюда видно, как вся поверхность острова пестрит пингвинами Адели. Здесь они полновластные хозяева, они бдительно не подпускают к своим гнёздам.

   Если ступить на их священную территорию, то на тебя тут же обрушится град ударов клювами и ластами, при этом пингвины издают гортанные звуки. Даже сородичи, не нашедшие своего клочка земли, безжалостно изгоняются постоянными обитателями — хозяевами.

   Наблюдать за ними интересно. Здесь своя жизнь, свои законы и правила. Каждая пара заботливо охраняет свое гнездо от посягательства соседей и поморников (большая серая птица с хищным клювом). Гнездом у них служат мелкие камешки, отколовшиеся от скал в результате воздействия постоянных ветров, изменяющейся температуры воздуха и влияния солнца. Колония насчитывает сотни тысяч птиц, и на всех камешков, конечно, не хватает. Нужно такой камешек украсть у зазевавшейся пары. Но гнездо тщательно охраняется. Воришка пускается на всевозможные хитрости: здесь и отвлекающие маневры, и прямая агрессия! Но на него набрасываются сородичи и прогоняют сквозь строй.

   Птенцов пингвины Адели выводят в разгар лета. Обычно их бывает два. И вот здесь начинаются хлопоты: нужно не только кормить и согревать малышей, но и постоянно охранять от нападения поморников. Впрочем, поморники оживляются еще раньше, после появления яиц. Они охотятся парами. Один выманивает пингвина из гнезда, другой немедленно пикирует на него сверху и выхватывает яйцо.

«Служба оповещения» у пингвинов работает круглосуточно.

   У меня сохранилась фотография: я сижу на вершине — внизу колония пингвинов, чуть повыше — поморник, который смотрит, что бы такое стащить…

   Для гнездования старые и опытные пингвины занимают лучшие места, но и у них без драк не обходится. Вовлекаются в свалку и соседи. Когда самка сидит на яйце, самец уходит на припай за добычей. Возвращаясь, он иногда ошибается и подходит к чужой жене, но та хранит верность и долбает нахала клювом. Настоящая жена криком напоминает о себе и супруг покорно идет к ней поменяться местами.

 …Солнце клонится к горизонту. Оно опустится за гигантский айсберг.

 Антарктическое лето и антарктические краски незабываемы. Но мне сейчас не до красок. Чувство тревоги и вины не покидает. Ведь я мог погубить и людей, и себя. И нужно возвращаться, искать безопасный выход и сделать это как можно быстрее, пока не зашло солнце. 

   «Наука» заняла в вездеходе свои места. Она пришла с образцами горных пород и с тушками как бы забальзамированных маленьких пингвинов, которые погибли от морозов и пурги, но хорошо сохранились.

   Я еду параллельно трещине, примерно метрах в десяти от нее, по направлению к берегу. Там она начнет сужаться, а значит, через нее будет безопаснее проскочить. Чем ближе к берегу, тем чаще стали появляться заструги. А на застругах машину не разгонишь.

Наконец, появилось небольшое ровное поле. Мои пассажиры перешли по насту на другую сторону трещины и начали искать безопасный участок. И вот, они обозначили вехами место.

   Я отогнал машину далеко назад и начал разгоняться: «Ну, родимая, давай! Выдай все, на что ты способна!»

   На этот раз мой Газ-74 проскочил трещину благополучно. Во всяком случае, я ничего не заметил. Я медленно приближался к ребятам, которые стояли на краю трещины и смотрели на ту же картину: и здесь снежный мост не выдержал и обрушился! Путь впереди был свободен. Вдалеке манили огни станции. Мы подъезжали к ней уже в сумерках.