Глупая...
И каждый раз она надеется,
Ступая улочкой кривой,
Что близкий сердцу милой встретится,
Что друг оплаканный – живой!
Между хрущевками седыми,
Как в ясный день небесный гром,
ЕЕ, пред лицами чужими,
Окликнет чудный баритон.
К губам бы сильные ладони,
Застыть на каменной груди,
Чтоб не корячиться от боли,
В предсмертных муках темноты.
Ждет истощенная подмоги,
Когда рассеется туман,
Чтоб верные найти дороги,
К пропавшим без вести годам.
Отдаться бы ночным видениям,
Манерам истинной любви,
Чтобы забылись похождения,
Воскресли добрые штрихи.
Как прежде, гладкие трущобы,
Скрывали чистых от дождей,
Чтобы водились разговоры,
За щелью кутаных дверей.
По каменистой женский облик,
Наощупь к пропасти идет,
Кто эту душу остановит?
Кто бесконечности сведет?
Который раз одна надеется,
Ступая улочкой кривой,
Что друг сердечный глупой встретится.
Что человек ее живой.
Ступая улочкой кривой,
Что близкий сердцу милой встретится,
Что друг оплаканный – живой!
Между хрущевками седыми,
Как в ясный день небесный гром,
ЕЕ, пред лицами чужими,
Окликнет чудный баритон.
К губам бы сильные ладони,
Застыть на каменной груди,
Чтоб не корячиться от боли,
В предсмертных муках темноты.
Ждет истощенная подмоги,
Когда рассеется туман,
Чтоб верные найти дороги,
К пропавшим без вести годам.
Отдаться бы ночным видениям,
Манерам истинной любви,
Чтобы забылись похождения,
Воскресли добрые штрихи.
Как прежде, гладкие трущобы,
Скрывали чистых от дождей,
Чтобы водились разговоры,
За щелью кутаных дверей.
По каменистой женский облик,
Наощупь к пропасти идет,
Кто эту душу остановит?
Кто бесконечности сведет?
Который раз одна надеется,
Ступая улочкой кривой,
Что друг сердечный глупой встретится.
Что человек ее живой.