Песня лешего

ПЕСНЯ ЖИЗНИ

***

Утра богиня – Заряница,

Дальжбога юная сестрица.

Как лебедь по небу плыла,

И косу на ходу плела.

 

Всему живому улыбалась,

Росой студёной умывалась.

Рукой взбивала облака,

И куталась в них как в шелка.

 

Сияет лик её в лучах,

Искрится озорство в очах.

Несёт она повсюду свет,

И каждый ею обогрет.

 

***

Над рощей птицы песни пели,

Листвой берёзки шелестели.

Приветствуя рожденье дня,

Кистями серьг своих звеня.

 

Одна берёзка выделялась,

В глаза то каждому бросалось.

От алых лент она пестрит,

Костром наряд её горит.

 

Тропинка к ней не зарастала,

Как ручеёк средь трав петляла.

Ходили к древу на поклон,

Просить ребёнка испокон.

 

Жила в берёзе берегиня, -

Лесная светлая богиня.

Одаривая благом тех,

Кто был в мольбах усердней всех.

 

***

Фигурка женская спешила,

По тропке к роще семенила.

Покрыта платом голова,

На свитке бисер, кружева.

 

Жена посадника Деяна,

Была дородна и румяна.

Царил в семье их мир да лад,

И был налажен их уклад.

 

Хозяйкой слыла расторопной,

Была с холопами не злобной.

Снискала женщина почёт,

Но всё никак не понесёт.

 

Богам на требы не скупилась,

Умила денно им молилась.

Но жизнь не зарождалась в ней,

Не дали Боли ей детей.

 

***

Умила пред берёзкой встала,

На ветку ленту повязала.

К стволу прижалася щекой,

И обратилась к ней с мольбой:

 

- К богам взываю светлым, мудрым,

Пусть слово будет моё путным.

Дитя прошу малое дать,

И злую хворь навек изгнать.

 

Берёзке низко поклонилась,

А после молча удалилась.

Богиня ей смотрела вслед,

Из глаз её струился свет.

 

Была услышана Умила,

С великим даром уходила.

К ней берегиня снизошла,

И искру жизни в ней зажгла.

 

***

По всем приметам уже ясно,

Жена посадника не праздна.

Деян пир шумный закатил,

Волхва в свой терем пригласил.

 

Старик с белесой бородою,

С сутулой, сгорбленной спиною.

Последним на гульбу пришёл,

И взором всех гостей обвёл.

 

Взгляд зацепился за хозяйку,

Ведун взял в руку мёду чарку.

Деян призвал всех к тишине,

А волхв вещал его жене:

 

- Должны два чада народиться,

И будешь ими ты гордиться.

Продолжит сын отцовский род,

Но прежде он хлебнёт невзгод.

 

Умила тут же побледнела,

А старче будто нету дела.

Он дальше речь свою ведёт,

И мудрых глаз не отведёт.

 

- Тебе дарует дочь богиня,

И суждено ей стать княгиней.

Величием богов затмит,

Так предсказание гласит.

 

Слова волхва добро сулили,

В тот вечер гости дружно пили.

Деян пророчеству был рад,

До ночи пировал посад.

 

***

Настал день родин, повитуха, -

Сухая, крепкая старуха.

Пришла Умиле помогать,

И роды в бане принимать.

 

Посадник места не находит,

По кругу он в хоромах ходит.

От повитухи ждёт вестей,

За дверью слышен плач детей.

 

Деян два свёртка принимает,

Старуха взгляд не поднимает.

Тревога в старческих глазах,

Сковал Деяна липкий страх.

 

- Молчишь? - Деян свёл грозно брови,

В лице старухи нету крови.

С малышки стягивает ткань,

И отступая, шепчет: «Глянь».

 

Посадник смотрит, понимая,

Что ножка девочки кривая.

Не бегать дочке никогда,

И быть хромой ей навсегда.

 

Богиня дала и забрала,

За что Деяна наказала?

А повитуха рядом ждёт,

Вдруг дочь посадник отошлёт?

 

- Я нарекаю дщерь Дарёной,

Богами будет пусть хранёной.

А сына будут звать Чаян,

Дал детям имена Деян.

 

А берегиня улыбалась,

Её пророчество сбывалось.

Богини-пряхи помогли,

Младенцам нить судьбы сплели.

 

ПЕСНЯ РАЗРУШЕНИЯ

 

***

Былинки к солнышку тянулись,

Под вздохом ветра стебли гнулись.

Тонул в ромашках белых луг,

Звучало пенье птиц вокруг.

 

Вдруг свит пронзительный раздался,

Клуб пыли облаком поднялся.

Несутся всадники гурьбой,

Оленя гонят пред собой.

 

От крови бок его лоснится,

Спасаясь, к лесу он стремится.

Рой стрел охотников летит,

Теряя силы, зверь хрипит.

 

Замедлив бег, олень споткнулся,

Могучий волот пошатнулся.

На землю зверь лесной упал,

И слёз ручей из глаз бежал.

 

Спешат охотники в добыче,

И радость в их победном кличе.

Вожак к оленю подскочил,

И в горло нож ему всадил.

 

Чаян был главарём ватаги,

Он полон мощи и отваги.

Молодчик дерзок и силён,

И внешностью не обделён.

 

Он праздно жизнь свою проводит,

Во всех забавах верховодит.

Пиров Чаян не пропускал,

На ловах днями пропадал.

 

Молодчик слишком своеволен,

Посадник сыном не доволен.

И наставления отца,

Проходят мимо молодца.

 

***

 

Головка русая склонилась,

Из уст девицы песня лилась.

Певунья ягоду рвала,

Почти лукошко набрала.

 

Витает земляничный запах,

Играет луч в еловых лапах.

Хор пчёлок-тружениц жужжит,

Над юной девушкой кружит.

 

Созрело лакомство лесное,

Налилось сладостью на зное.

Само в корзинку просит взять,

И с кустика быстрее снять.

 

Красавица стан распрямила,

Краюшку хлеба надломила:

- Вот, леший-батюшка, прими,

Гостинец мой себе возьми.

 

По лесу ветерок пронесся,

Деревьев треск и скрип разнёсся.

Птиц голосами лес запел,

И воздух будто загустел.

 

Лесной хозяин пробудился,

Средь сосен ближних затаился.

За девушкой он наблюдал,

И взглядом долгим провожал.

 

Она на ногу припадала,

По стежке медленно ступала.

Но, не смотря на свой недуг,

Затмила красотой подруг.

 

Глаза, что небо грозовое,

Изменчивое, штормовое.

В них буря злится и кипит,

И глубиной своей манит.

 

Лик красно-солнце целовало,

Веснушек россыпь разбросало.

Румянец алый на щеках,

Бросает тень ресниц размах.

 

Стройна фигурка и точёна,

Всем хороша была Дарёна.

Да тяжкий выпал ей удел –

Никто брать в жёны не хотел.

 

***

Вздыхала вечером Умила,

Над вышивкой лицо склонила.

Дочь рядом полотно ткала,

Узор диковинный плела.

 

Уж закатилось красно-солнце,

Трещит лучина на оконце.

И пляшут тени от огня,

Холодный свет луны тесня.

 

На сердце матери тревожно,

Ей усидеть на месте сложно.

Беду предчувствует оно,

Вернуться должен сын давно.

 

С утра на ловы он умчался,

Лишь плащ по ветру развивался.

Горяч был у Чаяна конь,

По жилам тёк его огонь.

 

Настало царство звёздной ночи,

Умила не сомкнула очи.

Молитвы обережьи, мать,

За сына принялась шептать.

 

Дарёна матушку обняла,

Из слёз дорожку вытирала.

Итак, вдвоём до зорьки с ней,

От брата прождала вестей.

 

Рассвет встречал дождём холодным,

Кольцом из туч, тяжёлым, плотным.

Метает стрелы бог-Перун,

Вдруг за забором ржёт скакун.

 

Холоп ворота отворяет,

Во двор конь взмыленный влетает.

Повисло на боку седло,

От бега лошадь повело.

 

К воротам кинулся посадник,

Что если там найдётся всадник?

Но лишь глухой поток дождя,

Как из ведра лил не щадя.

 

Минула долгая седмица,

Надежда гасла по крупицам.

Исчез бесследно молодец,

От горя стал седым отец.

 

Вернулись други, что с ним были,

Да только всё они забыли.

Не смог от них узнать Деян,

Где сгинул сын его, Чаян.

 

***

Бегут косули врассыпную,

Их топот тишь будил лесную.

Тонула чаща в гвалте птиц,

В норе укрылся клан лисиц.

 

Свистят охотничие стрелы,

Потрескивают самострелы.

От крови алая трава,

Росой заплакала листва.

 

Скрипел от боли лес дремучий,

И прокатился стон тягучий.

Обрушился на землю гром,

И потемнело вмиг кругом.

 

Дрожит земля как при ознобе,

Шумят деревья в дикой злобе.

И расступаются хрипя,

По людям ветками лупя.

 

Старик лохматый, мхом поросший,

Зелёной бородой заросший.

На посох, опираясь, шёл,

Тулуп его землицу мёл.

 

Пожаловал хозяин леса,

И спала черноты завеса.

Плескался гнев в его глазах,

В людей вселяя дикий страх.

 

Испуганно заржали кони,

И заметались, как в загоне.

Порвать уздечки норовят,

Копытами землю долбя́т.

 

Чаян в седле не удержался,

От боли вспыхнувшей он сжался.

С колен поднялся он с трудом,

И потянулся за мечом.

 

Руку поднял неспешно леший,

И зарычал он по-медвежьи.

Он на Чаяна указал,

Раскатисто ему сказал:

 

- Почто законы попрекаешь,

Зверьё без меры истребляешь?

Не голод в лес тебя ведёт,

С тобою рядом смерть идёт.

 

Ты словно ветер непокорный,

В своих бесчинствах злой и вздорный.

Кровавый стелешь всюду след,

Принёс ты лесу много бед.

За буйство ждёт тебя расплата,

Высокой будет твоя плата.

Ты не воротишься домой,

Отныне ты прислужник мой!

 

Затрясся леший в смехе диком,

Чаян же подавился криком.

Налилось сердце пустотой,

И взгляд стал мёртвый, неживой.

 

Старик степенно развернулся,

Чаян пред лешаком пригнулся.

Заклятью повинуясь, он,

Шёл за хозяином вдогон.

 

Семья и дом им позабыты,

Воспоминания все смыты.

Забыл, Чаян язык людей, -

Он ни к чему среди зверей.

 

ПЕСНЯ ЛЮБВИ

 

***

Сквозь ставни солнца луч прокрался,

До спящей девушки добрался.

Огладил белый, нежный лик,

И разбудив, поспешно сник.

 

Дарёна встала, потянулась,

В окошко солнцу улыбнулась.

Льняной надела сарафан,

И пояском стянула стан.

 

В поварню жаркую спустилась,

Парного молока напилась.

И завернув в платок пирог,

Дарёна, вышла за порог.

 

И взгляд наткнулся на Умилу,

Как тень та по двору ходила.

Осунулась от горя мать,

Умилы прежней не узнать.

 

Дарёна тяжело вздохнула,

К любимой матушке прильнула.

За руку тонкую взяла,

Её в покои завела.

 

И как ребёнка уложила,

Всё гладила, не уходила.

Ждала, когда глаза сомкнёт,

Глубоким, крепким сном уснёт.

Беда в их дом не постучалась,

Она злым вороном ворвалась.

Крылами чёрными взмахнув,

И в бездну горя утянув.

 

Клинками-перьями вспорола,

Насквозь пробила, проколола.

Крови́ и слёз смешалась соль,

В душу навек вселяя боль.

 

***

Заранок в свежести купался,

Пурпур небес в пруду плескался.

Лик солнца ясного горит,

Щегла трель дивная звучит.

 

В прохладе рощицы тенистой,

По травке мягкой и душистой.

Дарёна сникшая брела,

С собою узёлок несла.

 

Уж, проглядела, светлы очи,

И голос сорвала, нет мо́чи.

Чаяна девушка зовёт,

Вдруг братца милого найдёт!

 

- Чаян, - клич громкий разлетался,

И от деревьев отражался.

Но лес наполнен тишиной,

Лишь ветер шепчется с листвой.

 

Давно с тропы Дарёна сбилась,

И поняла, что заблудилась.

Раскинулся кругом гущак,

И ей не выбраться никак.

 

Она слёз горьких не сдержала,

Надрывно, громко зарыдала.

Умила не переживёт,

Коль дочка тоже пропадёт.

 

- Что тут случилась за кручина?

Спросил у девушки мужчина.

Из-за деревьев вышел он,

И был спокойным его тон.

 

Дарёна тотчас обернулась,

С глазами мшистыми схлестнулась.

Взгляд мо́лодец не отводил,

И ближе к ней не подходил.

 

Охотник, - поняла Дарёна,

В руке он держит лук из клёна.

Колчан, в нём стрелы, за спиной,

Рожок на поясе резной.

 

Дарёна молвит: «Заплутала»,

В испуге девушка дрожала.

А мо́лодец к ней сделал шаг:

- Не бойся, я тебе не враг.

 

- Иди за мной, - он приглашает,

На миг Дарёна замирает.

Ступила и от боли враз,

Град слёз полился вновь из глаз.

 

Охотник замер, оглянувшись,

Присел пред ней, щеки коснувшись.

- Нога болит? – вопрос зада́л,

Слезинку пальцами поймал.

 

Смутившись, девушка кивнула,

Глаза лишь шире распахнула.

Когда мужчина резко встал,

К груди своей её прижал.

 

Охотник бережно нёс ношу,

Дыханьем, обжигая кожу.

Любуясь девушкой тайком,

А в горле вырос точно ком.

 

Мужчина вышел на дорогу,

Путём известным только Богу.

Край леса впереди мелькнул,

Кольцо из рук он разомкнул.

 

Дарёна поклонилась в пояс:

- Спасибо, - дрогнул её голос.

- Тебе мне нечем отплатить,

Ну, разве хлебом угостить.

 

Платочек белый развязала,

Пирог охотнику подала.

- Кого же мне благодарить?

Решился мо́лодец спросить.

 

- Дарёной нарекли с рожденья,

Ей трудно скрыть своё волненье.

- А я Олесь, - он говорит,

Смарагдом взгляд его горит.

 

- Как мать с отцом тебя пустили,

Одну и в глушь, не запретили?

Аль ты Дарёна сирота,

И в лес ты ходишь неспроста?

 

- Мой брат, Чаян, на ловах сгинул,

Мужчина хмуро брови сдвинул.

- Хочу его я разыскать,

А ты не мог его встречать?

 

Олесь с сочувствием сознался:

- Мне братец твой не попадался.

Могу тебе я подсобить,

С тобой искать его ходить.

 

Подумай, не спеши с ответом,

Я буду ждать тебя с рассветом.

А не придёшь, тому и быть,

Олесь не смог досаду скрыть.

 

***

Протяжный вой: в нём боль с тоскою,

Обидой он пропитан злою.

Не человек, но и не зверь,

Стал обитать в лесу теперь.

 

По рощам и дубравам бродит,

Одним лишь видом страх наводит.

Лохматый, чёрный и мычит,

Но больше чудище молчит.

 

Лес от завалов расчищает,

Силки да петли убирает.

И лешего любой наказ,

Он исполняет сей же час.

 

***

Деян опять ни с чем вернулся,

Он за седмицу обернулся.

Окрестности все обыскал –

Никто Чаяна не видал.

 

- Сходи к волхву, - Умила просит,

Пусть руны он на сына бросит.

Хоть скажет: жив он, али нет,

- И не проси, - звучит в ответ.

 

- Уже забыла его речи?

Как он вещал нам недалече.

И чадам долю предрекал,

Посадник ей напоминал.

 

- Дочь колченогой народилась,

Напрасно ты богам молилась.

Не то, что князь, простой кузнец,

Не ступит с нею под венец.

 

А сын прославился пирами,

А не ратничьими делами.

«Остепенится» - думал я,

Надежду слабую тая.

 

Но мы лишь только полагаем,

Что ожидает нас, не знаем.

Коль предназначено судьбой,

Мы с этой справимся бедой.

 

***

Олесь Дарёну заприметил,

Он возле рощи её встретил.

Пришла! В нём радость разлилась,

По телу ветром пронеслась.

 

Пролеском по ветвистой тропке,

Олесь с Дарёной вышли к сопке.

Пригрело солнышко, жара,

Передохнуть пришла пора.

 

Журчит недалеко криница,

Ох, и студёна в ней водица.

К ключу Дарёна подошла,

В ладошки воду набрала.

 

Вкусна, да только стынут зубы,

Дарёна облизнула губы.

Вгляделась девушка в родник,

И не сдержала громкий крик.

 

Олесь немедля к ней примчался,

За руки ледяные взялся.

Дыханьем стал отогревать,

И нежные слова шептать.

 

- В воде я чудище видала,

Олесю девушка сказала.

- Косматый, будто бы медведь,

Всё что успела разглядеть.

 

К мужчине девушка прильнула,

От глаз девичьих ускользнуло.

Как он внезапно помрачнел,

И взгляд, что туча, потемнел.

 

***

Глаза в воде, с тоской смертельной,

С печалью острой и безмерной.

Приснились девушке во сне,

В них звёзды слёз на самом дне.

 

Так чудище смотреть не может –

Как будто что-то его гложет.

Так смотрит только человек,

Что обречён, страдать навек.

 

Ещё бы раз с ним повидаться,

И перемолвить попытаться.

Сердечко де́вичье стучит,

В груди сжимается, саднит.

 

На страх, сковавший, не взирая,

Идёт к ключу она, хромая.

Надежда страха в ней сильней,

Чем ближе, тем она бледней.

 

К кринице девушка ступила,

И камнем неживым застыла.

Лесной шатун припал к воде,

Собрались капли в бороде.

 

- Чаян, - зовёт сестра несмело,

И вмиг кругом всё зашумело.

Не буря и не круговерть,

Колышется земная твердь.

 

Что жилы корни дуба вздулись,

И ветки вверх его взметнулись.

Неведомо, как о́жил он,

Издав протяжный, тяжкий стон.

 

Лешак шалит озорничая,

Обличье древа принимая.

Могущественный володарь,

Лесного царства государь.

 

- Что надобно, тебе девица?

- Твоего холопа я сестрица!

- Пожаловала с чем сюда?

- Да, привела меня беда.

 

- Я братца долгий час искала,

Живым найти и не гадала.

А он родимый, вот живой!

Прошу, пусти его домой.

 

Дуб вековой шумит, качаясь,

В беззвучном смехе задыхаясь.

Листочки падают, кружась,

На землю полотном ложась.

 

- Не просто так, твой брат здесь ту́жит,

Он за дела худые служит.

Несёт он плату по вине,

Так можешь передать родне.

 

Дарёна на колени встала,

Смиренно лешему сказала:

- За братов грех, отвечу я,

И кара будет пусть моя.

 

Шумит, яри́тся ветер в кронах,

Согнув деревья все в поклонах.

Лес радостно зашелестел:

- Теперь, ты наша, - он запел.

 

***

Из елей изгородь живая,

Стоит хоромы укрывая.

Дарёна нынче в них живёт,

Хозяйство неспеша ведёт.

 

Сутра растапливает печку,

За тем выходит на крылечко.

А там Дарёну звери ждут,

Когда им лакомства дадут.

 

Орехи носят ей бельчата,

Медок – топтыжки-медвежата.

Таскают мыши в дом зерно,

Им короба, забив давно.

 

В печи Дарёна парит кашу,

А вечерами вяжет пряжу.

И день, и ночь – всегда одна.

В лесной избе заточена.

 

Лишь только вспыхнет в небе зорька,

Как на ногах уже Дарёнка.

Не скрылось от девичьих глаз,

Что гость бывает всякий раз.

 

Водой наполнена кадушка,

Дрова наношены в избушку.

И пуст с вечерею горшок,

Ей наготовленною впрок.

 

Не спит затворница лесная,

Ночного гостя поджидая.

Открылась в полночь в избу дверь,

Ну, всё, не скроешься теперь.

 

Дарёна тихо встала с ложа,

Пылает как при стуже кожа.

От неизвестности томясь,

Ступает, больше не таясь.

 

В сиянье месяца младого,

В дорожке света золотого.

Застыли силуэта два,

Дыханье слышится едва.

 

Не может быть, так не бывает,

Дарёна это понимает.

Сорвалось с губ её: Олесь?

Но как ты оказался здесь?

 

А он пугающе спокоен,

Обманчиво холоднокровен.

И набежала тень на лик,

На миг пред ней предстал старик.

 

Всё на места свои вдруг встало,

Лешак, - Дарёна осознала.

Олесь расплылся как туман,

Чтобы обнять девичий стан.

 

Ласкает шепот её шею:

- Молю, Дарёна, стань моею.

Мне боле нечего скрывать,

Хочу тебя женой назвать.

 

Трепещет девушка как птаха,

От возбужденья, не от страха.

И голос бархатный дрожит,

Когда, «согласна» говорит.

 

Ладонь владыка раскрывает,

Кольцом обручье он скрепляет.

Целуя сладкие уста,

И гладя де́вичьи перста.

 

Хрустальным звоном звёзды пели,

Они в глазах влюбленных тлели.

Сменилась радостью тоска,

В жестоком сердце лешака.

 

***

В короне из корней дубовых,

В одеждах золотых парчовых.

Дарёна во главе стола,

С Олесем мёд хмельной пила.

 

Посадник нынче привечает,

Он свадьбу дочери справляет.

Гостей собралось – полон дом,

Хватило места всем с трудом.

 

Дарёна светится от счастья,

В браслетах тонкие запястья.

Невесты краше не сыскать,

Жених красе такой под стать.

 

Три дня гуляли, пили, ели,

Хозяева́ яств не жалели.

И молодым несли дары:

Каменья, серебро, ковры.

 

Молва о свадьбе той гремела,

До порубежья долетела.

И много, кто тогда жалел,

Что на гулянье не успел.