СОЛНЦЕ СЕРДЦА

Почемумы не звёзды, Жанка?

 

Заголилась луна бесстыже,

звёзды падаютв лужи спьяну,

и мыс каждой звездой всё ближе,

и шепчу,обмирая: "Жанна…”.

 

Запах волн,аромат сакуры

кружат головы(не упасть бы!).

Ну какие ж выдевки, дуры

с вашим грёбанным "послесвадьбы”!

 

Сад камнейи драконав Сочи,

старый сторожс лицомяпонца…

Я возьмутебя этойночью –

или завтра не встанет солнце.

 

Но твоёзаклинанье:

– Нихиль! –

опускает снебес накамни,

и яснова засранецМихель,

начитавшийся Мураками.

 

Мир страстей– шутовскаятанка,

сочинённая пьянымдожем.

… Почемумы незвёзды, Жанка?

Ни упасть,ни сгоретьне можем.

 

     Снежана-Любовь

 

Провинциальный литкружок,

бубнёж –подобие молебна.

А имя девушки –Снежок,

и этостранно иволшебно.

 

В её глазищи засмотрюсь,

коснусь ладоньюбелой шали…

Ты, словно Киевская Русь,

полна величьяи печали.

 

Снежинки пляшутна лету,

будя старинныенапевы.

На мигповерю вчистоту

и милостьСнежной королевы.

 

Февраль навеки.

                              Теребовль,

где никогдане будетмая…

А имядевушки –Любовь,

но этогоникто незнает.                              

 

                     *   *   *

 

Вот ещёодин годпролетел

без свиданий,без адаи рая.

Каждой вещиположен предел;

подскажи, какмне жить,понимая,

 

что твойлёд непробить, невзорвать?

Несмеяна, мнехочется плакать!

Поминая японскуюмать,

укачу навосток илизапад,

 

остужу буйныйлоб наветру,

поищу забугром новойдоли

и когда-нибудь памятьсотру,

вырву скорнем чернобыльникболи.

 

Буду сноваи сновалюбить,

чтобы сердцестрадало ипело,

буду веритьв людей.Буду жить

сколько хватитменя –до предела.

 

  Мы – нагие Адам и Ева

 

Твои губы, лаская, дразнят,

потихоньку нам сносит крыши…

Яплюс ты – самый лучший праздник!

Рождество? Я о нем не слышал…

 

Вмеждуречье Любви иБлуда –

это даже шумеры знали –

раз в столетье возможно чудо,

как на первом невинном бале.

 

Ни креста, ни дворца, ни хлева –

только звездный костер над нами.

Мы – нагие Адам и Ева,

рядом – Бог. Мы всё время вхраме.

 

Инельзя ни на миг расстаться,

чтоб не сдать себя порознь Змею.

Сквозь густой аромат акаций

прямо к Солнцу пойдём, хмелея!

 

             Спасибо

 

Спасибо Павлуи Петру,

что мыпроснулись поутру,

не выспавшись,в мансарде.

Что небовымыл тёплыйдождь,

а солнцеплыло, словновождь,

верхом налеопарде.

 

За запахсена, щебетптиц,

за теньтвоих густыхресниц,

за долгийдень надаче,

за то,что весья неумру –

спасибо Павлуи Петру.

И Богу.И удаче...

 

        Гречанке Таис

 

Так как всё проявленное – майя,

я тебе лишь сказкой не солгу.

… Ночевала тучка золотая

в Персии, на маковом лугу.

 

Мир – мираж, реальность только снится.

Хочешь, расскажу один из снов?

Мчится шахиншах на колеснице…

пятится фаланга от слонов…

 

Чем оно окончилось, не знаю;

в памяти – короткий свист копья.

Опустилась тучка золотая,

оказались вместе – ты и я.

 

Те мгновенья были кратки, сладки –

я очнулся в облике ином.

Больше не гадаю по лопатке,

не дроблю доспехи топором.

 

Собираю, в интернете роясь,

шелуху и пыль времён и стран:

ропщут Вавилон и Персеполис…

Будда вразумляет Индостан.

 

Украину мерно месят танки,

президенты числятся в бегах!

Только глупый мыслит о смуглянке,

сжегшей древний город на югах,

 

что дарила свет кому придётся,

искренна, бесстрашна и легка…

Неужели нам не доведётся

снова

окунуться

в облака?

 

     Смуглыйангел

                      1

Ты навкус ина цвет– корица,

как маслины,черны соски.

Пусть тебеэта ночьприснится,

когда будеммы неблизки.

 

Да ия, пожилойи мудрый,

сладко вспомнюв иныхмирах,

как народине "Камасутры”

умирал натвоих холмах:

 

как дышалароматом "киски”,

мерно двигаясьв тактс волной,

твои губыи твойанглийский,

два крылаза твоейспиной…

 

А забуду– шепнёткорица,

как холмытвои хороши,

смуглый ангел,дитя, царица,

камасутра моейдуши!

          

                           2

Улеглась моябылая рана:

в старомзамке посредидорог

приложила рукик нейРоксана

(ине  только руки,видит Бог).

 

С лиройи мечами

                                  за плечами

до рассветавыступлю наюг,

и тебеотныне посвящаю

подвиги ипесни, нежныйдруг!

 

Ты менязабудешь, исцеляя

рыцарей, поэтови бродяг,

грешная весенняясвятая –

а покана грудько мнеприляг,

 

прошепчи трираза заклинанье,

голову моюв рукахсожми –

юное, бессмертноесозданье,

воплощенье солнечнойЛакшми!

 

                     *   *   *

Ларисе Ярославцевой

 

Весна, прибой.Невольник чести–

в бытусмешон, ввеках велик–

летит сквозьночь идождь кневесте,

оставив слеваГеленджик.

 

О раннемзавтраке мечтая,

небес касаясьголовой,

он эсэмэскушлёт: "Родная,

приеду в7:15. Твой…”.

 

Она неспит –как можно,Боже,

когда любимыйв трёхверстах,

бежит морозпо чуткойкоже

и ветервербою пропах?

 

Гони, ямщик,что быломочи

в Эдем,в последнююиз Мекк,

не слушай,что седокбормочет.

- Которыйчас?

- Которыйвек!

 

Гони какчёрт ибудь чтобудет,

кометой обгоняйрассвет!

Ни Мефистофелю,ни Будде

до нихсегодня деланет.

 

         Зимняя сказка

 

Как стобою теплои легко!

Мы стобою –жених иневеста.

С намиверба, сиреньи левкой–

потаённая Троицаэстов.

 

Все твоилепестки –изомну,

оборву, засмеюсьи заплачу,

подарю тебеНеман иЦну,

и персидскиебейты впридачу.

 

Станут вышеи кручедымы,

а насмешник-рассвет –бледно-розов,

и втеплице укроемсямы

от медлительныхфинских морозов.

 

Невесомые белыедни

побегут, какмурашки покоже.

Мы стобой всонном царстве– одни;

только ктоты? Непомню, оБоже…

 

Пророчество (Снежане А.)

 

Заливаются ангелы рядом…

Будет знать поэтический люд

топологию рая и ада,

пока эти сирены поют.

 

Нам с тобой

напророчили птахи

под мелодию струн неземных

неизвестность от Вены до Праги

и дорогу – одну на двоих.

 

Не ропща, девять жизней скитаться,

спать в стогах, умываться дождём,

понимать и цыган, и китайцев,

и над Доном построить свой дом.

 

В промежутках сложить книгу песен

о героях труда и войны,

звёздах, ангелах, поле и лесе;

замолчать, захотев тишины.

 

С холодами варить вязкий клейстер,

по весне пировать на ветру…

Наконец – по возможности, вместе

постучаться

к святому Петру.

 

          Семейная сага

                    1

Когда япарю вэмпиреях,

на землюменя незови:

стихия созвучий

                               сильнее

всего –даже богалюбви.

 

Однако безкос твоихдлинных,

без темногопламени глаз

я станубездушней машины,

забыв ивосторг, исоблазн.

 

Родная, лишьты –моя муза

и нашейгалактики ось.

Храни

          нассвязавшие узы

от тленья,как встарьповелось.

 

Умей, оставаясьжеланной,

на курсахсвоих успевать,

не мчатьсяна бойс Марьиванной,

Илюшке пеленкистирать.

 

Чтоб днейнаших пестраясвора

входила по-волчьи, следв след

в поэму,прекрасней которой

в анналаху классиковнет!

 

2

Слава Солнцу и Богу!

Посох дремлет в руке.

Если молод, в дорогу

выходи налегке.

 

Отзвенела дарами

соловьиная ночь.

В чистом поле, как в храме,

можно всё превозмочь.

 

В сердце крестная сила,

в небе – солнечный круг...

Счастье было, да сплыло,

ускользнуло из рук.

 

                  3

Забулдыга-вертопрах,

верный ветруда гульбе,

сколько бни блудилв степях,

возвращаюсь вновьк тебе.

 

В рюкзачке– одинКольцов,

клочья небана плечах.

Дом мой– руктвоих кольцо,

твое лоно– мойочаг.

 

Твои губыалым жгут,

твои груди– двахолма…

Пусть менясхоронят тут,

когда спуститпсов зима.

 

А когдас охапкойроз

на холмы придетВесна,

как Осириси Христос,

отрекусь от смерти-сна.

 

Как ликуетнаш земляк–

слышишь? –курский соловей!

Будь непраздна,мать-Земля,

и роди мне сыновей.

 

Чтоб вчелнах избороздить

галактический простор

и вплестиземную нить

в древнийпраздничный ковер,

 

солнцем сердца

                              обогреть

всё, чтовстретится впути…

А когдавернемся –встреть,

земляникой угости.

 

Опьянеем безвина –

от колодезнойводы.

Вечер. Сосны.Тишина.

Песня, ждущаязвезды…

 

                     *   *   *

Ты всегда со мной:  в простом букете,

сдвинутом на краешек стола,

песне, размышленье, лунном свете,

страсти, раскаленной добела.

 

Без тебя всё сумрачней и суше,

ас тобой, мой друг, и ночь светла.

Не рассорит вечность наши души,

даже если смерть возьмет тела.

 

Ина Марсе, ив созвездье Тигра,

под чужой, не русскою луной

ятебя узнаю инастигну,

иуслышу: "Здравствуй, сокол мой…”.

 

В туманностиМорфея

 

Марьям, втуманности Морфея

есть мир,где мыблизки стобой.

Там звёздыярче икрупнее,

там вечныйавгуст, сушьи зной.

 

Там притворятьсянет резону,

там я,забыв истыд, исон,

к твоимгубам, грудии лону,

как ножк магниту,устремлён.

 

Там зарекой стога,как горы,

и алыйвымпел нашесте,

и неоконченныеспоры

о коммунизмеи Христе.

 

А здесь– заботыо насущном,

семейство, дружбаи вражда.

Уже давноне тянетв кущи.

И всёже, всёже, иногда…

 

Когда дождиили морозы

ночами долгимикляну

или, вконецустав отпрозы,

гляжу наполную луну–

 

то вижуберег, поле,тени,

и надвоих намтридцать шесть,

поёт сверчокв душистомсене

и, значит,будущее –есть.

 

Бог неотринет оглашенных,

я неисчезну, акиобр…

И большенет иныхвселенных,

а мир,как встарь,един идобр.

 

                    *   *   *

                 Людмиле Долгановой

                                1

Милая, плановна завтране строй:

фишки смешаетнасмешливый Фатум.

Как утверждаетотшельник святой,

мир разрушается

                           с каждымзакатом.

А нарассвете творитсяиной,

только

         мудрец различает ихсразу.

Вот почемув тишинепод луной,

ангел мой,взвешивай каждуюфразу!

 

Благословляю наклонголовы,

алые губы,бессонные очи,

золото Трои,музеи Москвы,

пляски огней,языки многоточий.

Лучше бынам недойти доконца,

остановиться

                      у самогорая,

слушать вполухаслепого певца,

за полночьв детскиеигры играя.

Но ординарныземные пути:

мы соблазняемся,словно ребята,

чтоб нарассвете услышать:прости…

Пусть некончается

время заката!

2

Илия шлётгрозу

или стрельбаслышна?

Сна нив одномглазу,

выпью стаканвина.

Сяду писатьсонет,

выстрою строчкив ряд:

здесь, уменя –рассвет,

там, утебя –закат.

Где-тоорлы парят,

где-тошуршит снежок.

Древний Калининград,

юный Владивосток.

Сонная тишина,

золото зорьв крови…

Это моястрана,

ложе моейлюбви.

Дай мнеглоток огня,

женщина ссердцем льва!

Выстрел сразилменя

или твоислова?

"Наша любовь– лузга,

писем, поэт,не жди".

 

Там, утебя –снега.

Здесь, уменя –дожди…

 

 После Медового Спаса

 

После МедовогоСпаса

иволги плачутнавзрыд.

Время готовитьприпасы:

осень изокон сквозит.

Милая, конченолето!

Нету теплани нагрош.

Угомонись ипоэта

лаской хмельнойне тревожь.

Сяду одину камина,

рядом –бутылка вина.

В сердце,как вполе, пустынно...

Ты ужемне ненужна.

Катятся тучинад миром,

кажется нежностьсмешной.

Как говорят,не дожиру...

Встретимся новойвесной?

 

              Соловей

 

Зачарованный, жилне стеми,

как синдусами христианин–

но покинулчужое племя,

растопив "Агни-йогой” камин.

 

Соловей, несмолкай отныне,

заливайся навсе лады!

Посредине людскойпустыни

я напилсяживой воды,

 

стал отважени молодснова,

верен солнцу,дождю, мечте,

написав "ИринаЗубкова”

серебром насвоём щите.

 

Соловей поёткак понотам

о костре,что сгоритдотла.

Я когда-то былДон Кихотом,

ты тобосскойпастушкой была.

 

Нам дозволенопересечься

не надень, нена час– намиг,

изумиться, сплестись,обжечься

и сбежатьна страницыкниг,

 

в кисло-сладкую мякотьсливы,

образумившись наконец…

А покамы бесстыдноживы –

задыхаясь, ликуй,певец!

 

                  *   *   *

Пусть душаещё неледник,

но былогонет задора.

Мятный вкуслюбви последней,

сон некрепкий,как увора.

 

Принимаю всёкак счастье,

что, согрев,бесследно сгинет,

и, какв храм,спешу кпричастью

губ твоих,моя богиня.

 

Небо –то же,что приФете –

манит ввысьс нездешнимпылом.

За спинойне камни– дети:

не даютвзлететь надмиром.

 

Что нечаяли, обрящем–

бездны ада,тайны рая.

Захлебнёмся Настоящим,

взявшись заруки украя.

 

                   Пепел

 

Перемешались именаподруг

(котороеиз нихвсего больнее?).

Сожгу всеписьма; впамяти сотру

все бреднио ТобосскойДульсинее.

 

В остатке– толькопепел идымок…

Мчи, Росинант– клинокпокинул ножны!

А правда,что таиласьмежду строк,

кричит влицо, чтосчастье невозможно

 

и дажеесли встретится– уже

в ладоняхбудет нелюбовь, ажалость…

Как вернооседает надуше

осенним дымом

горькая усталость!

 

   Заметки переводчика

 

Называл твоёлоно –норкой,

одного лишьхотел, каккочет…

А теперьвот возжаюсьс Лоркой,

что по-русски звучатьне хочет.

 

Ведь испанскийязык –покруче

нашей севернойвязкой речи:

перед Богомсмиряться учит

и сердечныераны лечит.

 

Но итам, взолотой Кастилье,

хватишь досытапошлой прозы,

и вдуше пастушонкаВильи –

те жеомуты, теже грозы.

 

И егоне минуетстарость,

ни-че-го неоставив телу…

Дай женам, мертвякам, хоть малость–

чтобы сердцео прошломпело.

 

               Предутреннее

 

Пушистый снегна крышиночью лег:

привет Землеот МлечногоПути.

Ни ты, ни я не лотос и не йог–

нам вклетках тел

                                    несладко взаперти.

 

Из окондует, хочетсятепла –

и близким

                 вдруг становитсячужой.

А утромзазвонят колокола

про всехпропащих теломи душой…

 

Пусть падаютснежинки

                                             мнена плешь,–

там, впереди,немало тихихутр.

Налей винаи хлебанам отрежь.

… Каклотос свеж,

                                 а йогинсед имудр!

 

                *   *   *

Иназакатедней,

                            какнаисходелета,

любовьявиласьей:

                        смешеньеснаисвета,

 

пернатыхоблаков

                    итайныхструйКупалы,–

исталотаклегко,

                    каксдетстванебывало.

 

Исталотаксветло,

                           чтозадрожалигубы,

ивсердцепроцвело

                           простоеимяЛюбый…

 

Инетиныхимён–

                          лишьшорохидаросы,

датропкаподуклон,

                        гдедвоеходят,босы,

 

дажаркогобедра

                               игривоекасанье,

дашёпотдоутра,

                     данизкихзвёздмерцанье…

 

            Дюймовочка

 

В тёмно-русых твоих

                          заблудился, какв чаще,

а дочёрных, курчавыхдоберусь ли– Богвесть!

В пятьдесятощутить себяюным, пропащим–

это местныхбогов изощрённаяместь?

 

Но зачто? Кактебя, ялюблю этотберег,

запах йода,магнолий удушливыйяд,

древний рай,где отдэвов спасаютсяпери,

а огнисветлячков вЗазеркалье манят…

 

Ты –Дюймовочка, чтомне стобою делать?

Старый кротпрошлогоднюю встретилвесну.

Как осталасьдевчонкой всвои сорокдевять –

расскажи мнекак сказку,а тоне засну.

 

Обманул: незасну всеравно,

                                                 дорассвета

проблукаю поСочи отморя догор;

буду светром ночнымтанцевать менуэты,

поцелуев твоихнезадачливый вор.

 

А когдавсе дроздызапоют отебе же

и восстанетсветило, ленивогубя

дэвов, пэри,русалок ипрочую нежить, –

как  судьбу ивозмездие, встречутебя.

 

                   Мы – не пара

 

Под осенним ливнем промок до нитки,

уж простыл,да остыть не могуникак.

До утра торчать у твоей калитки–

mauvais ton* (доиграешься,старый дурак).

 

Куртуазнейший мэтр,никогда немачо,

кожей содранной

                             вдругощутивший май,

от грудитвоей

                       отлучённый, плачу:

дай!

 

Царь-девица,ландскнехт вбоевых доспехах!

Протрублю, какдревле, взаветный рог,

понимая: вовекне добьюсьуспеха –

но века– труха,шелуха уног.

 

По твоим владеньям пройду пожаром

ивозьму тебясилой, какзлой монгол,–

ничего невзяв. Яи ты– непара.

Возвращайтесь, величество,на престол…

_________

*Мове тон(фр.) – дурной тон

 

           Только больше гнева и любви…

 

Где меняносили злыесилы,

там теперьзыбучие пески.

Опустились весла,а ветрила

на востокумчались взапуски.

 

Созерцаю

                 в миреи покое

(страсти,как вода,ушли впесок).

Почему жесердце сладконоет,

когда тызаходишь начасок?

 

Между наминет любвии фальши–

не придешь,так проживуи без.

Но когдаты рядом,видно дальше:

за пределытверди инебес.

 

Загляни сомною вНеземное,

ужаснись, норук неоторви...

Нет итам нимира, нипокоя –

только большегнева илюбви.

 

                         Разговор

 

Копна волос– какспелая пшеница.

Потрогать… Нодержу себяв руках:

обидишься (деревняне столица).

Пьем кофе,говорим опустяках.

 

Твои магниты действуют несразу,

но тем вернее грянетпервый гром–

и оборвав на полусловефразу,

уже таращусь раненным орлом…

 

А тыуютно тонешьв старомпледе,

неспешно отвечаяна вопрос,

и понимаю,что небаба– леди.

Что мне"не светит” – духом недорос.

 

Да развея ктебе заэтим –эко,

кругом визбытке жаркихгуб ирук!

В людскойпустыне встретитьЧеловека,

припомнить смыслпростого слова"друг”…

 

Какой восторг– взаимопониманье,

доверие имыслей круговерть!

Что рядомс этим

                                 первое свиданье,

последняя любовьи дажесмерть!

 

Чужда игре,манерности ипозе,

ты – три в одном: сестра, женаи мать…

Ещё нескоро

                         мой последнийпоезд,

ещё невсё успелидосказать.

 

 

                     *   *   *

                                        Наталье Зайцевой

 

То, что не ведал с эпохи Союза,

      ведаю ныне.

Хочешь – не хочешь, теперь моя Муза –

      ты, Герцогиня.

 

Без перерыва поэмы слагаю

      в вольной манере,

и в сентябре расцветает, как в мае,

      ветка сирени.

 

Миру несут стихотворные строки

      правду и милость;

войны на Дальнем и Ближнем Востоке

      остановились.

 

Вечер. Твой образ мерцает с дисплея

      у изголовья.

… Видно, не зря называют евреи

      Бога – Любовью.

 

           *  *   *

 

Хорошо собраться у Бориса,

почитать друзьям свои стихи,

их сужденьям тонким удивиться,

вытащить в таверну «У ольхи»

 

всю компашку, напоить эспрессо,

вдруг забить на ЗОЖ и забухать,

ту или иную поэтессу,

воспылав, тащить к себе в кровать.

 

«Без твоей любви умру до срока…

ты – брильянт, все прочие – стекло!»

(каждый раз одна и та ж морока).

Это было, было, но прошло.

 

Стал Борис медлителен и странен,

как-то враз состарились друзья,

пьют не джин, а разве телиани,

и стихи пишу один лишь я.

 

Муза! Ты одна не изменилась

и тебе я верен до конца,

что ниспослан будет мне как милость

на глухой окраине Ельца:

 

вдруг взорвётся солнце очумело

и ещё одно – в моей груди!

Выпорхну из скрюченного тела

и узнаю, что там – впереди…