Вертеп Карабаса Барабаса
Крысиный хоровод по франкфуртским кварталам,
хлебнёшь от этой песенки, спасенья в этом мало.
За барами, хоралами сгорают люди лампы,
в трущёбах какафония танцуют негры мамбу.
Народ теснится в мерзости,
бубнит под нос от злобы:
Здесь нет телячьей нежности,
здесь люди крысоловы.
Все предаются нежностям, опасному веселью,
вертепы да ущелья замызганы постели.
Сквозь окна дым от кутежа, да жалкие мажоры,
и жизнь на всех всего одна сродни аля декора.
И глядя в эту пустоту,
бубню под нос от злобы:
Здесь нет телячьей нежности,
здесь люди крысоловы.
В душе от тленья гарево, и день в пустую прожит,
Берлинские чугунные квартальчики тревожат.
Вверху погасли звездочки, жуёт шеврон неон,
внизу стоит дешёвое большое "Казино"
Всю ночь идёшь окрестностью,
бубня под нос от злобы :
Здесь нет телячьей нежности,
здесь люди крысоловы.
хлебнёшь от этой песенки, спасенья в этом мало.
За барами, хоралами сгорают люди лампы,
в трущёбах какафония танцуют негры мамбу.
Народ теснится в мерзости,
бубнит под нос от злобы:
Здесь нет телячьей нежности,
здесь люди крысоловы.
Все предаются нежностям, опасному веселью,
вертепы да ущелья замызганы постели.
Сквозь окна дым от кутежа, да жалкие мажоры,
и жизнь на всех всего одна сродни аля декора.
И глядя в эту пустоту,
бубню под нос от злобы:
Здесь нет телячьей нежности,
здесь люди крысоловы.
В душе от тленья гарево, и день в пустую прожит,
Берлинские чугунные квартальчики тревожат.
Вверху погасли звездочки, жуёт шеврон неон,
внизу стоит дешёвое большое "Казино"
Всю ночь идёшь окрестностью,
бубня под нос от злобы :
Здесь нет телячьей нежности,
здесь люди крысоловы.