Рождество

Крупными хлопьями снег сыпался с неба, покрывая город светлой пеленой. Многоголовая толпа в теплых пальто, извечно спешащая куда-то, текла по улицам. Серые прохожие угрюмо смотрели себе под ноги, на грязный снег. Стоило всего лишь поднять глаза и перед тобою открылись бы цветастые огни города, блестящая мишура, разноцветные витрины магазинов, из которых слышался чудный запах имбирных пряников, горячего шоколада и карамельного латте. Доносился детский смех. Золотые и серебряные игрушки на витринах магазинов, огоньки, весело переливающееся разными цветами: от золотого до алого.

Но прохожие упорно не замечали сказки, чуда, настоящего, а не напечатанного в журнале и не купленного за деньги. Все подарки стали притворством, детское волшебство было поглощено глянцевым чудом, даже елки были искусственными. Звон тарелок с золотой каёмкой позабыл свою торжественность, подарки не радовали вовсе.

Подороже, пожирнее, побогаче, да набить бы свои желудки.

Я снова окинул улицу взглядом и направился в ближайший сквер, подумывая, на что бы потратить деньги, которые остались от издания моей последней книги. Да, типография уже какой месяц не принимала мои работы, и я уж потерял былую пылкость. И вот, в голове подсчитывая свои сбережения, я добрел до скверика, выискал скамью, и, очистив ее окоченевшей рукой от снега, сел. Пар пушистым полупрозрачным облаком вылетал изо рта, и терпкий мороз кольнул меня. Я сидел в осеннем пальто и в легких ботинках, совсем не подходящих по погоде. Эта зима выдалась действительно скрипучей, морозной, в отличие от позапрошлого года. Этой зимой снег выпал рано и уже в начале ноября приятно хрустел под ногами. Детишки вытаскивали санки, взрослые — теплые куртки и шарфы.

Декабрь — самый праздничный месяц — обрядили ёлочными шарами, гирляндами, пряниками, игрушками, и вот город уже не узнать. И все же праздника в народе не было, не было пламени, бенгальского огонька. Не было чуда — да и сейчас нет. И огорчает это меня, и сплю неспокойно, и взять в руки ручку и блокнот не могу. Слова вместе не собираются, все какой-то разлад. Горожане потеряли что-то важное, частицу доброты, но при этом этого никто упорно не замечал.

Толпа благоговеет лишь перед петлёй, плахой или колом.

Кому нужны чудеса?

Минуты шли, город становился всё более притворно-праздничным, светящимся и ненастоящим. А я сидел в сквере, размышляя о том, где бы раздобыть чуда на последние деньги. Этой рождественской ночью мне хотелось увидеть искреннюю улыбку. И ни секунды не думая о своем благополучии, я помчался в кондитерский магазин. Это и правда были мои последние гроши, но я отдал их с удовольствием, притом что сам я сладкое не ем. Через несколько минут мучительного выбора торт и два пакета самых разных и самых вкусных, по заявлению продавца, конфет были у меня в руках. Оставалось ещё пара купюр. Вдруг на витрине магазина я заметил куклу, прекрасную и нарядную: ее благородное лицо с широко распахнутыми голубыми глазками, пухлые розовые губки, по-детски любопытный острый носик, вздёрнутый вверх, щёчки, покрасневшие будто от мороза, исшитое золотой тесьмой порфирное платье, шляпа, столь же богато украшенная вышивкой, поразили меня. Вся она была волшебной и праздничной. Здравым умом я, конечно, понимал, что кукла мне эта не нужна, но сердце твердило обратное. Глядя на куклу, не хотелось оставлять её одну в этом искусственном празднике, и большие глаза ее будто просили купить и забрать с пыльной витрины. Я — человек поддающийся, управляемый своими чувствами и, не думая о завтрашнем дне, я направился к кассе. Продавец положил куклу в коробку, затем обернул алой атласной лентой и завязал бант. С осторожностью я взял пакет с куклой — не хотел разбить или помять.

И без волнения — твёрдо и смело — я направился в Детский дом №57.

Почему именно туда? Я там вырос, там написал свой первый рассказ, там первый раз влюбился. Всю свою жизнь я разделял на две части: жизнь в детском доме и жизнь после него. Жизнь там была светлой и печальной. Каждый праздник не был наполнен теплом до конца, не был волшебным. А для детей, для меня в то время, отсутствие чуда было худшей вещью. И именно сегодня я колдую волшебной палочкой и вселяю в сердца волшебство.

Из знакомых окон двухэтажного здания лился теплый желтый свет, слышалась музыка и разговоры. Перед входом я помедлил секунду — прошло больше 30 лет. И всё же в звонок позвонил. Некоторое время к двери никто не подходил, я уж подумал что мне не откроют совсем. Но внезапно замок повернулся. Передо мной стояла приятная женщина лет 75. Она укутала голову шерстяным шарфом, откуда выглядывала прядь прямых седых волос, которые когда-то давно были цвета спелой ржи. Глаза её были исполнены добротой, как и 30 лет назад, и на щеке была та же родинка. Женщина долго меня рассматривала из-под очков в толстой оправе, а потом прильнула ко мне и обняла.

— Сашка… ох, Сашка, это ты приехал! — восклицала Галина Яковлевна.

Щеки ее раскраснелись на морозе, и лицо будто снова стало молодым и гладким.

Эта женщина была мне не родной, но матерью. Она работала воспитателем и учителем, и всю мою несамостоятельную жизнь помогала мне, приносила книги, учила жизни, и я даже помню, как она похвалила мой первый рассказ. Те тёплые чувства взыграли вновь.

Наконец Галина Яковлевна пригласила меня внутрь. Коридоры выкрашенные в лазурный совсем не изменились, и перед входом всё так же висели рисунки ребят.

Я отложил свои пакеты с конфетами и снял пальто.

— Как поживаешь то хоть, милый, скажи? Мы с тобой уж давно не видались, думала, что позабыл старушку.

Я рассказал ей про то, что пишу книги до сих пор, пожаловался ей на издателя, про жизнь свою «последетдомовскую» выложил всё без утайки. Галина Яковлевна улыбнулась знакомой улыбкой, как тридцать лет назад. Ее глаза все так же блестели, и огонёк в них не угас.

— Давай я провожу тебя к ребяткам, они обрадуются наверняка… — Галина Яковлевна пошла по темному коридору вперёд, к свету.

Дети абсолютно разных возрастов сидели на ковре и смотрели телевизор, который транслировал репортаж Первого канала. Когда я вошел, они окинули меня взглядом и начали рассматривать, как котята, когда появляется в доме кто-то чужой. Галина Яковлевна рассказывала ребятам про меня, параллельно успевая накрывать на стол и расставлять чашки.

— А у меня для вас кое-что есть, — дети повернулись в мою сторону, смотря на пакет с конфетами и упаковку торта. Круглолицая девочка лет десяти улыбнулась, кто-то хлопнул в ладоши.

— Тихо, дети, тихо… Давайте сперва за стол сядем, а потом уж всё и отведаем.

Ребята мигом побежали за стол и заняли свои места.

И открылся семейный дух всего праздника. Не было фальши.

Дети рассказывали что-то, искренне и беззаботно смеялись.

Один мальчик, кажется, Женя, поведал мне, по секрету, волнуясь, что тоже хочет стать писателем.

В их доме не было богатства, вместо этого в их доме была семья. И вел себя каждый как брат или сестра: рыжеволосая девочка лет 11, как я потом узнал её зовут Марфа, помогала шестилетнему Стёпе забраться на высокий стул. Девочка мне напомнила куклу, что я купил. Ее медные волосы спадали на плечи, такой же остренький и любопытный носик был вздёрнут вверх. Я подозвал Марфу к себе и вручил подарок. Девочка робко достала куклу, и на лице её расплылась улыбка. Улыбка диковинная, такая, какую можно увидеть лишь единожды, искренняя и ласковая.

— Спасибо! — Марфа радостно засмеялась и принялась показывать куклу своим друзьям. Всем ребятам она обещала дать поиграть.

И вот, наконец, она отложила подарок и начала помогать разливать ароматный чай по кружкам.

Старшие помогали младшим, младшие старшим. Здесь я увидел веру в волшебство, в глазах детей было чудо, забота и дух Рождества. Звон чашек, блюдец и смех слились в единую мелодию, приятную слуху. Ребята радовались простому, несложному, понятному. Своему окружению, людям, семье. И трудно было поверить, что я был когда-то частью всего этого отдалённого, но знакомого.

Около двух ночи я вернулся в свою квартирку и спать не собирался.

На душе была легкость, я даже забыл об окоченевших пальцах рук.

Я взял стопку листов и ручку, и к утру увесистая папка бумаг была отправлена издателю.

На следующий день раздался звонок из типографии. Мой рассказ напечатают.