Макарыч

Макарыч стоял, как в тумане. Ветер теребил совершенно седой вихор. Кто-то тихо говорил, рядом плакали какие-то женщины. Выступил майор из военкомата. События мелькали в голове отрывочно, как в старой киноленте, и Макарыч никак не мог понять, где его внук Колька. Потом раздались выстрелы.

- «Почему?» - подумал старик и в голове стали мелькать события из прошлого.

Николай Макарыч был токарем. Знал толк в металле и, будучи классным специалистом – станочником, ещё в советские времена не редко получал грамоты и даже небольшие премии. В родной Стахановке Макарыча знали все горожане, и кого ни спроси, если нужно было починить любой механизм, все отвечали одно и то же, «Макарыч – это наш городской Левша!». Макарыч, откровенно говоря, был рад подобной известности. Во-первых, он мог хоть немного подзаработать в качестве приятного дополнения к скромным доходам. А, во-вторых, он считал, что подобная известность, как наследство перейдёт к сыну Митьке вместе с желанием трудиться на заводе. Митьку жена Тамара, по мнению Макарыча, баловала, что легко было объяснить, всё-таки единственный сынок. Сам же напротив, считал, что сын обязан был пройти все тяготы жизни. Макарыч прошёл всю Великую Отечественную, начиная её подростком с помощи партизанам и, закончил сыном полка победой в Варшаве, вернувшись в родную Стахановку настоящим мужчиной семнадцати лет отроду. Казалось бы, герой войны, красавец Николай нарасхват для городских вдов. Но Макарыч ждал свою единственную на всю жизнь любовь и очень хотел сына. Лишь в конце шестидесятых, когда в городе открыли педагогическое училище, будучи без малого сорокалетним мужчиной, с очень крепкой фигурой и потрясающей шевелюрой на голове, Макарыч встретил Тому.

- Ну, вот и дождался - подумал Николай, в первый раз увидев будущую жену. Его ни сколько не смущала приличная разность в возрасте. Надо заметить, тогда самому Николаю больше тридцати лет никто не давал, и покорить сердце Тамары удалось сразу, что было не удивительно. Нельзя сказать, что у неё не было ухажёров, точнее говоря, были попытки со стороны робких воздыхателей. Но каждый, кто узнавал, что девушка приглянулась Макарычу, тут же отказывался от мысли оказать ей хоть малейший знак внимания. Николай Макарыч, кроме внешности крепкого и высокого красавца, обладал жёстким и не уступчивым характером. Не то, чтобы постоянно спорил, нет. Но доводы Макарыча, как правило, были более аргументированными. Да и много ли сможешь спорить под острым взглядом почти двухметрового богатыря, к тому же с безукоризненной репутацией среди населения небольшого городка. Надо ещё учитывать, что Макарыч встретил Тому, уже даже не в тридцать пять лет и уступать её никому не желал. Понимая к тому же, что вряд ли ему ещё раз улыбнётся такое счастье. Свадьбу сыграли в заводской столовой. Скромно, без размаха, но с удовольствием. Друзья и коллеги Николая искренно радовались за молодожёнов. Даже заводское начальство, что было огромной редкостью для того времени, выхлопотало в горисполкоме для молодой семьи новую однокомнатную квартиру.

А дальше были будни. Через год родился Митька, чему Макарыч безумно радовался, и, всякий раз, возвращаясь с работы, целовал жену и сына, приговаривая:

- Митька, я из тебя сделаю лучшего токаря! Ты будешь настоящим рабочим, как твой батька!

Тамара редко спорила с мужем. Не боялась, просто знала, как мудрая женщина, что сын выберет свою дорогу, не важно, кем он будет работать и по какой специальности, лишь бы стал хорошим и счастливым человеком. Митька рос смышлёным мальчуганом и с ранних лет проявлял интерес к музыке и технике. И если к первому интересу сына Макарыч относился скептически, то вот любовь Митьки к технике приветствовал. Как и то, что после окончания школы сын успешно отучился в техникуме, став, если ни токарем, как того хотел Макарыч, а первоклассным слесарем для работы с какой-то роботизированной техникой. Кстати, в отличие от отца, Митька рано женился, дело молодое, всякое может быть. Макарыч немного ворчал, а когда родился внук, да ещё и Колька, радости деда не было конца. Одно огорчало, в армию в любом случае идти пришлось. Да, для Макарыча не было другого пожелания сыну. Отдать долг Родине, святое дело. Только вот призвали Митьку в Афганистан, что само по себе заставляло тревожиться. Но Макарыч, с напускным спокойствием обнимал жену Тамару всякий раз со слезами читавшую письмо от Митьки:

- Да, не тревожься, Тома! Скоро вообще закроют эту лавочку с Афганистаном. Вернётся Митька, Колька вон заждался. Год с лишним отца не видел.

А потом тот день. Офицеры из части Митьки и военкомата, фуражки в руках и страшные слова:

- Ваш сын погиб при исполнении интернационального долга…...

Тогда, видимо, и появились первые заметные проседи у Макарыча. Тогда же Макарыч первый раз в жизни напился и рыдал, а с утра увидев свою одним днём постаревшую и убитую горем Тому, понял, что ему теперь воспитывать Кольку. И как в воду глядел. Жена сына Антонина, не выдержала испытания, рано овдовев, стала пить, а потом и вовсе исчезла. Говорят, уехала с каким-то очередным собутыльником на заработки.

- Да, и шут с ней - думал Макарыч. Воспитаем с Томкой Коляню и без неё!». 

Если честно, даже, если бы Антонина вернулась, Макарыч ни за что не отдал бы ей внука. Внук рос красавцем и богатырём в деда, на радость бабушке Тамаре. Она души не чаяла в обоих. Колька был похож на деда абсолютно, вплоть до того, что также смешно чихал. Надо отметить, что, благодаря председателю горсовета, Макарычу, как ветерану, выделили большую двухкомнатную квартиру. Кроме того, тот же председатель горсовета, помог Макарычу приобрести автомобиль. Правда, Макарыч настоял на своём и приобрёл старую, но ещё очень крепкую «Победу». Ему было абсолютно всё равно, что судачили по этому поводу соседки, откровенно улыбаясь, когда высокий и ещё очень крепкий Макарыч с трудом вылезал из маленького для его фигуры салона изделия советского автопрома. «Победа» была его мечтой, а что думали по этому поводу,  не особенно трогало. Гораздо больше заботили печальные известия, что завод могли закрыть. Пенсии Макарыча и Тамары хватало, чтобы жить по минимуму. А Колька подрастал, и впереди было обучение в школе. Хорошо, что в конечном итоге кому-то из финансовых нуворишей, наводнивших страну в бурные девяностые годы, пришла в голову идея переделать завод в новое коммерческое предприятие. Да, и администрация города порекомендовала всё ещё крепкого Макарыча на должность начальника цеха. Дело он знал. Сложного ничего по сравнению с изготовлением советской продукции родного завода не было. Работал, каждый день приезжая на работу на старой «Победе», чем откровенно удивлял хозяев шикарных импортных машин. Всё было бы хорошо, здоровье позволяло работать даже допоздна. Макарыч любил работу в принципе. Денег ни то, чтобы было много, но хватало. Колька, по мнению Макарыча, ни в чём не нуждался. Кстати, Макарыч мечтал увидеть внука продолжателем рабочей династии, но Колька интересовался лишь рисованием. Рисовал он, надо сказать, не плохо. Но Макарыч совершенно не представлял, как можно заработать красками и кисточками. Поэтому ворчал всё больше и чаще, сокрушаясь, мол, что за молодёжь, забыли традиции дедов. Колька обнимал деда. Это было так необычно. Два огромных, совершенно одинаковых внешне богатыря, только один седой, умудрённый опытом, но всё ещё крепкий практически восьмидесятилетний старик и его двадцатилетний внук Колька. Бабушка Тамара с любовью и нежностью смотрела на своих мужчин, часто повторяя про себя: «Какие же они одинаковые, мои Николаши».

Когда Кольку забрали в армию, остался Макарыч совсем один. Врач, извиняясь, говорил, мол, тромб, а так, ещё пожила бы Ваша бабушка. Макарыч горевал, конечно, но не сдавался. Ходил на могилы сына Митьки и Тамары, изредка в гараж посидеть за рулём на водительском месте своей старенькой «Победы». Ему казалось, что она его слышала и понимала:

- Ты, смотри мне, Победушка, не скучай, вот вернётся Коляня из армии, я тебя ему подарю. Он, конечно, не слесарь, но может хоть покрасит», А потом шёл домой и ждал звонка Коляни из армии.

Колька вернулся заметно повзрослевшим. Дед радовался внуку, Немного выпили, сходили на кладбище, а потом Макарыч спросил:

- Коляня, а теперь что будешь делать, мне то уж скоро восемьдесят? Может на наш завод, как его теперь, акционерное общество? Я словечко замолвлю. Время такое, я хоть на здоровье не жалуюсь, да, кто его знает. Ты забери себе, кстати, гараж с моей «Победой». Только пока не помру, мою Победушку, не продавай. Пусть себе стоит.

Коля обнял деда.

- Не беспокойся. Ты ещё меня на ней прокатишь. Представляешь, как мы будем выглядеть? В твоей Победушке два двухметровых богатыря!

Макарыч заулыбался, но грустно добавил:

- Это вряд ли. Машина моя давно отбегала своё.

Так и жили вдвоём. Макарыч немного ворчал из-за Колькиного пристрастия к рисованию. Тот всё бегал по утрам куда-то, вроде как на работу. А сам Макарыч пристрастился к рыбалке. Он, конечно, изменился внешне, но совсем не критично. Время будто щадило его за его многочисленные потери и тревоги в жизни. Уже и соседки все отправились на кладбище, а Макарыч держался. Отпраздновал очередной юбилей, но как заведённый вставал в шесть утра и, попив чаю с любимым ржаным хлебом, отправлялся в парк на прогулку, либо на рыбалку. А вечером с ворчанием встречал Коляню:

- Ты вот всё пропадаешь где-то! Весь краской пропах, хоть бы с дедом посидел. Коль, ты женись, что ли! Может, я ещё правнука на руках подержу. Мне хоть и много лет, но руки не слабые. Хочешь, я тебя на руках поборю? Давай! Что, испугался?

Внук всегда соглашался и, поддаваясь деду, отдавал первенство старику.

- То - то же, Колька! Есть ещё у меня кое-где порох. Не подумай, только ничего дурного.

И смеялся довольный шуткой.

Колька был весь в деда и внешне, и по характеру. И ждал, как Макарыч в своё время, свою единственную любовь. Так и вышло. Дождался Макарыч женитьбы внука. Одно огорчало. Девушка была и красивая, и рукодельная, чем-то даже напоминала ему покойную жену, но не местная. Хотя, если задуматься, когда это кого останавливало. И у Макарыча жена была приезжей. Ко всем прочим сходствам, ещё и звали невесту Кольки Тамарой. Макарыч и на свадьбе сказал:

- Совет вам и любовь! Если, Коляня, ты Тому выбрал, значит, жена твоя будет хорошей.

Всё было бы хорошо, да, уехала Тома неожиданно, будучи уже на седьмом месяце беременности к заболевшей матери в свой Донецк. Говорила:

- Деда Макарыч, ты не переживай и не волнуйся, я если, что и там рожу! Маму надо навестить. Я скоро вернусь.

А там такое началось! Война. И был Колька весь на взводе. Вечерами у телевизора нервно смотрел последние новости. Каждый день обстрелы. Деда не мог оставить, да, и на Донбасс пока не пускали. Сидел целыми днями в гараже, что-то мастерил и красил, будто бы торопился. Макарыч не мешал, не хотел лишний раз тревожить внука. Только однажды Колька вернулся сильно взволнованным, повесил ключи от гаража на крючок в прихожей и сказал:

- Дед, ты прости меня! Я к Томке поеду. У них там совсем плохо. Мне дали разрешение в военкомате. Надо её вывезти. Скоро рожать будет, ты не переживай. Я вернусь!

Макарыч лишь посмотрел на ключи от гаража и заплакал. Колька обнял деда и добавил:

- Только у меня просьба, в гараж без меня не ходи. Договорились? Дождись меня.

Простились тихо. По-мужски крепко обнялись. А потом, что не водилось за Макарычем, он как-то неловко перекрестил внука.

Колька, хоть и не каждый день, но старался звонить. Макарыч всё спрашивал, когда внук вернётся обратно. К тому же жена Кольки родила сына и пока перебралась с матерью в Ростов. Колька просил деда не волноваться, обещал скоро вернуться. Пока же не мог, ссылаясь на какие-то важные дела. Потом стал звонить реже. А после вовсе замолчал. Макарыч целый год ходил на железнодорожный вокзал, всё высматривал среди приезжавших пассажиров высокую фигуру любимого внука. В военкомате ничего путного ответить не могли, а Макарыч и без них понимал. Шёл по улице и негромко шептал отрывистые фразы:

- Донбасс – это русская земля. Колька мой – настоящий защитник. Только бы вернулся.

А потом, как тогда, звонок в дверь. Макарыч сразу всё понял. Такой протяжный, тягучий звук. В прихожую вошли военные. Долго молчали. Макарыч посмотрел в глаза знакомого майора из военкомата, и тот сообщил:

- Николай Макарыч, Ваш внук Николай Дмитриевич погиб при исполнении воинского долга….

Кольку хоронили всем городом. Закрытый гроб. Цветы, венки, траурные речи. А Макарыч всё не мог понять. Почему так и где его Колька? Может это ошибка, всякое бывало на войне, уж он-то точно знал.  Стоял, как в тумане. А потом эти выстрелы. Прощальный салют.

- Нет больше Коляни – Макарыч заговорил и посмотрел на выцветшие фотографии жены Тамары и сына Митьки.

- Вы уж присмотрите там за ним. Да, чего уж. И я скоро к вам, помогу. А то засиделся тут.

Макарыч взглянул на фотографию улыбающегося Кольки, хотел что-то сказать и осёкся. За руку кто-то тихо взял и тут же прижался к его ноге. Макарыч вздрогнул от неожиданности и посмотрел вниз. Светловолосый мальчуган, со смешным вихром на голове смотрел смело снизу вверх на старика:

- Деда, привет! Это я. Митька. Приехали к тебе с мамкой.

Только теперь Макарыч увидел жену внука Кольки Тому. С кладбища пришли молча. Макарыч знал, что Тома сама разберётся со всем хозяйством в квартире и прилёг отдохнуть. Утром встал тяжело, но понимал, что и невестке тяжело. После завтрака спросил разрешения Тамары прогуляться с правнуком. Та без раздумья разрешила. Макарыч взял ключи от гаража и сказал Митьке:

- Чего уж, теперь твой папка не обидится, пойдём, Митюша, я тебе настоящую «Победу» покажу. Машина такая.

Мальчишка суетливо засобирался, при этом спросил:

- Деда, а ты меня покатаешь?

Макарыч тут же ответил:

- Митька, да, ты сам за рулём будешь сидеть! Я разрешаю. Это ведь по-настоящему машина папки твоего, значит и твоя.

Малыш схватил прадеда за руку и потащил на улицу. Но Тамара добавила:

- Макарыч, я всё же с вами. Может сынок и меня прокатит.

Макарыч открыл замок и обомлел, когда по его просьбе знакомый из соседнего гаража выкатил автомобиль. Перед ним стояла, как новенькая его «Победа». Лишь слегка в пыли. Машина была отремонтирована, выкрашенная в яркий, любимый Макарычем, синий цвет, с современными колёсами. Двигатель, словно соскучившийся по работе, довольно урчал. Макарыч смотрел на крышу своей «Победушки». На него с огромной фотографии улыбался он сам, семнадцатилетний пацан в военной форме, только что вернувшийся с войны сын полка.

А на капоте гордо сияла надпись:

«Дед, спасибо тебе за Победу!»