Весна

— Как думаешь, почему это всё? — Она глубоко затянулась сигаретой, не отрывая взгляда от горизонта. Внизу серели апрельские сопки, сразу за ними играл на солнце Тихий океан.
— «Всё»?
Она раздражённо смяла окурок о цветастую от лишайников поверхность булыжника.
— Ты же понял. Почему все умерли.
Он тоже затушил сигарету и отщёлкнул бычок. Тот закувыркался в пропасть. Они сидели на каменистом выступе самой высокой точки города. Если верить карте.
— Не все. Мы с тобой живы. Скорее всего, не только мы. Готов спорить, на Земле тысячи выживших…
— Из семи миллиардов, — перебила она. — Если на то пошло, я могу понять, почему погибли люди. Но животные, птицы… Они за что? Тоже нагрешили? Или это такая перезагрузка?
Он сглотнул. Медленно втянул ноздрями солоноватый морской воздух. С трудом разлепил пересохшие губы:
— Если это перезагрузка, то мы с тобой баги.
Она усмехнулась:
— Говори за себя. Я бы предпочла оказаться фичей.
Морозный ветер трепал её волосы. Совершенно незнакомая девица, не бог весть какой наружности. Заговорил бы с ней, не окажись она единственной, кого встретил за последнюю неделю? Единственной живой, потому что трупов он насмотрелся на десять жизней вперёд.
— Я видела, как умерла Вика. Моя сестрёнка. Забежала домой запыханная, глаза навыкате. Заикается и повторяет раз за разом, что там все мёртвые. Даже продавцы в магазине. Я стала расспрашивать, сама-то не выходила на улицу несколько дней — защита диплома на носу. Она только отмахнулась и направилась к холодильнику. Не разуваясь.  Вытащила бутылку с прокисшим молоком и одним махом выхлебала до дна. А там оставалось больше половины.
— Я тоже люблю слегка подкисшее молоко…
— А Вика — нет! Даже свежее никогда не пила. Поэтому я сразу поняла…
Она помолчала. Глаза наполнились влагой.
Он ждал.
— А потом Вика повторила: «Они там все мёртвые». Я видела, как мутнеют её глаза. Но продолжала тупо стоять в дверном проёме. Моя сестра умирала, а я просто стояла как тупая курица. Через минуту она свалилась со стула. Ничем не ударилась, ничего такого. Но не дышала. Изо-рта потекло молоко. Оно… оно отвратительно пахло. Воняло, кислятиной! — последние слова она прокричала ему в ухо.
— Я понял. Не ори. Сегодня Первое апреля. Шутить надо.
— Что? — она посмотрела него как на идиота. — Типа, «у тебя коленки сзади испачканы»? Ты рехнулся? Весь мир катится в жопу, а ты…
— Он уже укатился. Не заметила?
Она замерла, переваривая услышанное. Перед глазами стояла кухня, зеленоватый линолеум. И на линолеум всё лилось и лилось молоко. Оно частично свернулось и стало похоже на творог.
— Через четыре дня ливонцы искупаются в озере, — сказал он. Новая сигарета шевелилась вместе с губами в такт словам. Дрожащие пальцы не могли высечь огонь из спички.
Она повернулась и отшатнулась.
— В Чудском озере. Провалятся под лёд, — пояснил он. — 1242-й год. А у нас, погляди, ни одной льдинки. Весна…