Три обезьянки
Жанр:
Философское
Вид:
Наша жизнь с самого начала мироздания вычерчена на вековых каменных скрижалях, хранимых тысячелетним Древом Жизни - прародителем всего и вся. Нити судьбы переплетены так туго что и сделать ничего уже нельзя. Кого обидел ты, царствуя на троне или шутя со сцены, или тебя обидеть должен кто-то, мечом главу твою снеся на поле брани, а может, даже, молитву нечестивую в глаза тебе произнеся. Увековечь себя. Сложи голову на плаху и без стыда скажи: «Я был честен и честив, чего вам всем желаю».
Ударившему тебя по одной щеке подставь другую, пусть остатки хлеба враг отнимет, не препятствуй. Знай одно: всё имеет смысл. Царь, сказавший это, был абсолютно прав. К чему стремимся мы? К величию? К бессмертию? К экстазу? Кто же знал, что лицом смерти окажется ребенок в белом одеянии. Тот, который знает закон и суть вещей. Подойдя к обрыву, взглянет он на тех, кто хочет жить и кто кнутом друг друга погоняет, чтоб первым среди первых быть. В его глазах презрения нет. И нет, не сожаления это. А равнодушие. Простое понимание того, что так и быть должно.
Да, я помню, как всё было. Гул лопасти несущего винта город спящий разбудил. Тот странный серый, пыльный город, свисающий с утёса. Разрушенные стены небоскрёбов, треснутые стёкла, песком набитые глаза и брошенные куклы. Песчаный скальный город видывал не мало бед. Но старый храм, стоявший на краю Вселенной, до этого момента ни разу оцарапан не был. Храм был святыней, маяком надежды много сотен лет. Монах или солдат, шут или монарх - каждый находил в нем утешение. Но у снаряда нет души, как нет её у тех, кто жмёт на пусковой рычаг в летящем самолёте.
Ещё один солдат на Землю грешную спустился, пиная душу сапогами, жмёт автомат к груди. Щелчок затвора. Выстрел раз, второй. И пули вьются в поисках врага. Дуэль нового века такова, что сын удачи и наёмник корпораций стоит лицом к лицу с голодным сыном боли. А у того - и руки косы и ноги босы, но есть еще патроны для метаморфоза. Причин для поединка было много: золото, религия и нефть. Но что они на чаше рока стоят?
Стоп-кадр. Музыка затихла. Ребенок в белом одеянии, чьи помыслы всех безмятежней были, с постели приподнялся. Встав ногами босыми на землю, выжженную гневом чёрствых, расправив плечи, как атлант, взглянул он в сторону рассвета.
Луч Солнца землю озарил, которая была укрыта шершавыми бумажками, коих так жаждем все мы. Печальные глаза вождей, запечатлённые на них, нам счастья не приносят.
Ребенок это знал, по ним шагая, не замечая ни обмана, ни страха и ни злобы, ни даже, впитавшиеся в купюры тысячелетним царством, иллюзии и боли. Он выше был всех тех оков, что сковывал забавный этот мир и мир других.
Наёмнику в глаза глядит ребёнок чистый. Состраданьем мир его наполнен. Нет милосердия в глазах убийцы, и пули ждут его приказа, чтобы врага найти и уничтожить. Не может ребенок в белом одеянии ладошкой пули отвести от цели. Он не судьбу меняет, а лишь наблюдает. Он - наш смотритель.
У скального обрыва стоит дитя и беспристрастно смотрит на людей, которые по головам собратьев стремятся на последнюю вершину. Как сильные и злые затаптывают в грязь всех тех, чьи силы на исходе. Как матери чад своих толкают к пику, держась за молодых и сильных. Как старики, не нужные народам, клинки вонзают в спины обогнавших. Как нищие срываются с горы. На их костях построен будет новый храм из табака и алкоголя. В том храме проповедник будет лучезарный всеми управлять и не поймёт никто, где правда, а где ложь. В нем похоть будет править спящими умами. Спасенье не найдет никто. Из сна никто уж не вернётся.
И все же... Кто первый к заветной цели доберётся? Кто сможет захватить клочок «Святой земли», покрытую купюрами и звоном? Быть может, победитель нам известен?
Ребёнок в белом одеянии, чьи помыслы всех безмятежней были, в раздумья погрузился. Повернув голову на бок, узрел трёх мудрецов, сидящих в позе лотоса на троне с гримасами ужаса и боли.
Лоб первого венец терновый^1 украшал. Он дланями закрыл уста, чтоб не кричать от боли тех, кто праведность свою нарушил, забыв, зачем он в смертном мире нужен. Второй мудрец глаза свои прикрыл, чтоб зло не замечать, с его десниц свисала субха^2. Третий царь-мудрец с молитвенным старинным барабаном^3 закрыл руками уши, чтобы не слышать победу зла и скорби над народом там, снаружи.
Трое судей вынесли последний свой вердикт: «Всё в этом мире бренно. Прах к праху, пепел к пеплу. Всё подвержено забвению и та дуэль не исключение».
Смотритель понял для себя всю суть, кого из этих дуэлянтов двух забрать в блаженный мир ему необходимо. Ребёнок в белом одеянии, чьи помыслы всех безмятежней были, рукой дотронувшись к руке, повёл наёмника в блаженный, где нет ни страха, ни безумства. Где звезда рождает звёзды и планеты. Всё правильно в картине - голодный боли сын быстрее был на миг, нажавши на курок.
Но вот единственный вопрос остался - кто виновен в кадре этом? Кто был не прав, никто не знает. Один молчал, другой не видел, а третий ничего не слышал. Смотритель знал. Но он - лишь зритель.
1. Терновый венец - венец из ветвей растения с шипами (терниями), который, согласно Евангелиям, был возложен на голову Иисуса Христа римскими воинами во время Его поругания.
2. Субха - чётки, используемые в исламе.
3. Молитвенный барабан - цилиндр или валик на оси, содержащий молитвы и мантры, используемые в буддизме.
Ударившему тебя по одной щеке подставь другую, пусть остатки хлеба враг отнимет, не препятствуй. Знай одно: всё имеет смысл. Царь, сказавший это, был абсолютно прав. К чему стремимся мы? К величию? К бессмертию? К экстазу? Кто же знал, что лицом смерти окажется ребенок в белом одеянии. Тот, который знает закон и суть вещей. Подойдя к обрыву, взглянет он на тех, кто хочет жить и кто кнутом друг друга погоняет, чтоб первым среди первых быть. В его глазах презрения нет. И нет, не сожаления это. А равнодушие. Простое понимание того, что так и быть должно.
Да, я помню, как всё было. Гул лопасти несущего винта город спящий разбудил. Тот странный серый, пыльный город, свисающий с утёса. Разрушенные стены небоскрёбов, треснутые стёкла, песком набитые глаза и брошенные куклы. Песчаный скальный город видывал не мало бед. Но старый храм, стоявший на краю Вселенной, до этого момента ни разу оцарапан не был. Храм был святыней, маяком надежды много сотен лет. Монах или солдат, шут или монарх - каждый находил в нем утешение. Но у снаряда нет души, как нет её у тех, кто жмёт на пусковой рычаг в летящем самолёте.
Ещё один солдат на Землю грешную спустился, пиная душу сапогами, жмёт автомат к груди. Щелчок затвора. Выстрел раз, второй. И пули вьются в поисках врага. Дуэль нового века такова, что сын удачи и наёмник корпораций стоит лицом к лицу с голодным сыном боли. А у того - и руки косы и ноги босы, но есть еще патроны для метаморфоза. Причин для поединка было много: золото, религия и нефть. Но что они на чаше рока стоят?
Стоп-кадр. Музыка затихла. Ребенок в белом одеянии, чьи помыслы всех безмятежней были, с постели приподнялся. Встав ногами босыми на землю, выжженную гневом чёрствых, расправив плечи, как атлант, взглянул он в сторону рассвета.
Луч Солнца землю озарил, которая была укрыта шершавыми бумажками, коих так жаждем все мы. Печальные глаза вождей, запечатлённые на них, нам счастья не приносят.
Ребенок это знал, по ним шагая, не замечая ни обмана, ни страха и ни злобы, ни даже, впитавшиеся в купюры тысячелетним царством, иллюзии и боли. Он выше был всех тех оков, что сковывал забавный этот мир и мир других.
Наёмнику в глаза глядит ребёнок чистый. Состраданьем мир его наполнен. Нет милосердия в глазах убийцы, и пули ждут его приказа, чтобы врага найти и уничтожить. Не может ребенок в белом одеянии ладошкой пули отвести от цели. Он не судьбу меняет, а лишь наблюдает. Он - наш смотритель.
У скального обрыва стоит дитя и беспристрастно смотрит на людей, которые по головам собратьев стремятся на последнюю вершину. Как сильные и злые затаптывают в грязь всех тех, чьи силы на исходе. Как матери чад своих толкают к пику, держась за молодых и сильных. Как старики, не нужные народам, клинки вонзают в спины обогнавших. Как нищие срываются с горы. На их костях построен будет новый храм из табака и алкоголя. В том храме проповедник будет лучезарный всеми управлять и не поймёт никто, где правда, а где ложь. В нем похоть будет править спящими умами. Спасенье не найдет никто. Из сна никто уж не вернётся.
И все же... Кто первый к заветной цели доберётся? Кто сможет захватить клочок «Святой земли», покрытую купюрами и звоном? Быть может, победитель нам известен?
Ребёнок в белом одеянии, чьи помыслы всех безмятежней были, в раздумья погрузился. Повернув голову на бок, узрел трёх мудрецов, сидящих в позе лотоса на троне с гримасами ужаса и боли.
Лоб первого венец терновый^1 украшал. Он дланями закрыл уста, чтоб не кричать от боли тех, кто праведность свою нарушил, забыв, зачем он в смертном мире нужен. Второй мудрец глаза свои прикрыл, чтоб зло не замечать, с его десниц свисала субха^2. Третий царь-мудрец с молитвенным старинным барабаном^3 закрыл руками уши, чтобы не слышать победу зла и скорби над народом там, снаружи.
Трое судей вынесли последний свой вердикт: «Всё в этом мире бренно. Прах к праху, пепел к пеплу. Всё подвержено забвению и та дуэль не исключение».
Смотритель понял для себя всю суть, кого из этих дуэлянтов двух забрать в блаженный мир ему необходимо. Ребёнок в белом одеянии, чьи помыслы всех безмятежней были, рукой дотронувшись к руке, повёл наёмника в блаженный, где нет ни страха, ни безумства. Где звезда рождает звёзды и планеты. Всё правильно в картине - голодный боли сын быстрее был на миг, нажавши на курок.
Но вот единственный вопрос остался - кто виновен в кадре этом? Кто был не прав, никто не знает. Один молчал, другой не видел, а третий ничего не слышал. Смотритель знал. Но он - лишь зритель.
1. Терновый венец - венец из ветвей растения с шипами (терниями), который, согласно Евангелиям, был возложен на голову Иисуса Христа римскими воинами во время Его поругания.
2. Субха - чётки, используемые в исламе.
3. Молитвенный барабан - цилиндр или валик на оси, содержащий молитвы и мантры, используемые в буддизме.