Дороги не расскажут. Ч 2. Лида. Г 7. Дорошиха.

                ДОРОГИ НЕ РАССКАЖУТ.

                Часть 2.
                Лида.

                Глава 7.
                Дорошиха.
                (14 октября 1941)

                7.1 Даниловское.

            Не смотря на большое количество подготовленных, с помощью населения, оборонительных полевых укреплений на Ржевско-Вяземском рубеже, на Калининском направлении катастрофически не хватало регулярных войск. В бой вступали небольшие гарнизоны, за ранее обреченные на поражение, иногда слабо усиленные ополчением, плохо вооруженные и не подготовленные к боевым действиям. Не доукомплектованные части и подразделения лихорадочно начали стягиваться к Калинину лишь после 11-12го октября по всем возможным транспортным направлениям, когда над городом уже реально нависла угроза быстрой оккупации. А сдавать город было нельзя, сдача Калинина обрывала связь Москвы и Ленинграда, что было бы еще одной катастрофой, сильно ослабляющей оборону столиц.
            Подразделения ополчения, были направлены под Даниловское 12го октября. Они прибыли на помощь малочисленному воинскому заслону, стоящему на Старицком шоссе уже как два дня, приблизительно к четырем часам вечера. Защитники Старицкого шоссе, чуть ли не  сразу, вступили в бой с авангардом немецких войск, движущихся на Калинин, менее чем, через пару часов после прибытия на позиции.    Заранее подготовленный, привлеченным населением, к обороне рубеж, принял прибывших не подготовленных гражданских, где без них в пустых окопах находился не доукомплектованный взвод красноармейцев. Только рассыповшись по окопам, не успев еще замерзнуть, бойцы оборонительного рубежа услышали, как передовой дозор вступил в бой. Группа немецкого авангарда состояла из нескольких мотоциклетных экипажей, трех бронетранспортеров, и трех машин с автоматчиками. Связной из дозора сумел добежать до основных оборонительных укреплений пока сопротивление дозорных было подавлено немцами. Немцы не стали форсировать события и разместившись на бровке леса, просто стали вести легкий, беспокоящий обстрел из крупнокалиберных пулеметов бронетранспортёров, позиций ополченцев до подхода основных сил. Затем, когда немецкие силы были сконцентрированы, начался тяжелый бой. Телефонная связь с Тверью не была нарушена, и о появлении немецкого авангарда в городе стало известно уже в начале шестого вечера.
            Заслон у деревни Даниловское танками был пробит сходу, разбив порядки обороняющихся на две отдельные зоны обороны. Противотанкового вооружения в рядах обороны Даниловского не было. Но ополченцы сумели сжечь несколько танков врага бутылками с горючей смесью. Танковая и моторизованная колонна не стала задерживаться на уничтожении нашей, в основном гражданской, плохо вооруженной, живой силы. Их войска двинулись по шоссе дальше к Твери. Но бой, под Даниловским, кипел весь вечер, местами всю ночь, и утро следующего дня. И уже когда ожесточенные бои трясли землю на подступах к железной дороге у Пролетарки, отдельные, оставшиеся в живых к тому времени, группы обороняющихся на первом тверском оборонительном рубеже солдаты и ополченцы, покинули его, когда не осталось ни вооружения, ни боеприпасов, ни сил. Крестный Лиды, как и многие его товарищи, так и остался навсегда под Даниловским. Как и многие его товарищи, он пропал без вести в первом же бою.

                7.2 Случайные встречи.

            Не смотря на не затихающую канонаду, как только Лида легла в кровать, она сразу уснула мертвецким сном. Усталость двух последних дней была беспредельна. Ей ничего не снилось, сон был глубокий и мимолетный. Только закрыв глаза, она почувствовала, как кто-то трясет ее за плечо. Девушка открыла глаза, как будто всю жизнь просыпалась от первого прикосновения… 
            - Лидочка, тебе вставать надо. - Марина Николаевна трясла ее за плечо. – Тебе на завод идти, времени уже шесть, вставай милая, умывайся… Я тебе завтрак собрала.
            Девушка, почти во сне, села на кровать.
            - Как будто совсем не спала. – пробурчала она себе под нос.
            Глухое уханье не очень далеких взрывов перерезали непонятные сверлящие звуки, которые Лида еще не понимала. Этих звуков она еще никогда не слышала. Стрекотание было коротким и еле слышным, но оно резало фон глухого буханья разрывов снарядов.

            …У проходной было много мужчин. Они были разного возраста, с преобладанием пожилых, то собрались сотрудники охраны Вагонного завода. Половина одеты в униформу охраны, но половина тепло и по-граждански.
            Лида встала у одной из дверей проходной завода. Через минуту из этой двери вышел пожилой дядечка и обратив внимание на молодую девчушку, сурово на нее посмотрев:
            - А ты чего здесь делаешь… Завод не работает, не знаешь, что ли. Иди домой, а то какой ни будь шальной снаряд прилетит, не дай Бог…
            Курочкина ответила мужчине суровым взглядом.
            - Я знаю, зачем здесь стою. – не грубо, но и без боязни ответила                Лида, опять уже который раз, не узнавая свой голос, свои мысли. Она бы никогда раньше не стала так, по ее представлению грубо, разговаривать с людьми, тем более со старшими.
            Мужчина, не ожидая такого ответа, немножко помедлив:
            - Ну, как знаешь…
            Не спеша отошел в сторону.

            Построение. Затем, прямо с машин, выдача оружия и, как ни странно, военного обмундирования, опять построение. Лиде оружие не дали, вчерашний офицер, как теперь выяснилось, командир данного полувоенного формирования пояснил, что ей оно не положено, да и, как выяснилось позже, на всех бойцов винтовок и не хватит.    Уже через час не многочисленная рота строем, в две шеренги, выдвинулась на линию обороны в сторону деревни Дорошиха...
            Войсковая разведка еще вчера вечером наблюдала по берегу Волги и по шоссе Москва – Ленинград, в направлении Медного, передвижения немецких подразделений, и определила расположение артиллеристских батарей, начавших вчера артобстрел города, недалеко у деревни Черкассы. Именно эти батареи били по городу и Вагонному заводу весь вечер и всю ночь беспокоящий неторопливый обстрел.    Сейчас, когда полувоенное подразделение заводской охраны не ровным строем шло от центральной проходной завода к железной дороге и деревне Дорошиха, артобстрела уже не было приблизительно с час. Это было немножко странно и не понятно, как будто у немцев кончились боеприпасы. Но это было конечно не так, немцы просто готовились к наступлению.
            Вдоль железнодорожной ветки, отходящей от путей Москва – Ленинград, располагались пакгаузы, принимающие материалы, которые в мирное время прибывали на Вагонный завод по железной дороге. Крайний пакгауз от насыпи дороги расположился в отдалении приблизительно метров двести. Армейское командование части, занявшей оборону на рубеже Дорошиха, расквартировало у этого высокого склада полевой госпиталь. Когда рота охраны подходили к госпиталю, возле него дежурили две машины скорой помощи, готовые к доставке раненых в городские больницы. Здесь ополченцы расположились на отдых, а командиры направились в штаб для получения приказа и определения задачи подразделениям.
            Ополченцы уже минут двадцать курили возле импровизированного госпиталя. Лида подошла к столу рядом с которым стоял открытый шкаф и в нем было сложено много готовых к применению бинтов флаконы с йодом, зеленкой, фляжки со спиртом. С минуту она рассматривала все это медицинское добро, затем у медсестры спросила неуверенно:
            - А нельзя ли мне из этого всего укомплектовать полевую сумку медицинскую. Я вот от этих военных.
            Санитарка взглянула на «военных», потом на Лиду, на ее бровях отразилась жалость.
            - Какие вы военные… Ох, Господи… - она пошла к скорой помощи. Лида осталась стоять одна.
            Через пару минут женщина в белом халате возвращалась с медицинской сумкой.
            - Пользоваться то бинтами, медикаментами то умеешь – не уверенно спросила женщина.
            - Да, да, конечно, конечно, я же в медицинском институте учусь, а с июня в госпитале в Москве работала. У нас там раненных потоком все это время везли. И из Смоленска везли, и с под Ельни везли, …ой откуда только не везли сердешных… А я там медсестрой и днем, и ночью… - затараторила довольная Лидочка, превращаясь в добрую избалованную девчонку, как в не далекое мирное время, как будто и не было нескольких последних… прожитых… страшных… дней.

            Лидочка очередной раз проверяла содержимое своей сумки, плотней и аккуратней укладывая в удобные места бинты и медикаменты, и в самый низ пряча фляжку со спиртом, что бы ее не увидели ее войны.
            В это время к медсанбату десяток бойцов принесли троих раненных.  Санитарки их принимали и начинали перевязывать.
            - Откуда это – спросил одного из бойцов доктор.
            - Да час назад шальной снаряд прилетел, перед концом артобстрела. За всю ночь никого, а под утро… вот – ответил до боли знакомый голос. Лида глянула в его сторону. А солдат продолжал. – одного наповал, а этих… - Солдат взглядом показал на раненых - Командир сначала думал, что немцы в атаку пойдут – сидели на позициях, ну а сейчас приказал их сюда… пока затишье.
            - Саша – это ты…?
            Солдат взглянул на Лиду.
            - ...А ты здесь откуда.
            - А я вот, в ополчении… Я санитарка… в роте…, по-моему, я правильно сказала. – кокетливо произнесла девчонка.
            - А я думал, ты к своим домой ехала.
            Лида помрачнела. Она моментально перестала быть маленькой. Она отвела в сторону сухой взгляд, ее взгляд стал даже дерзким.
            - …А я домой и ехала. – две, три секунды оба молчали – …но у меня теперь никого нет... – грубовато сказала Лида. К горлу опять подступил комок. – …  у меня теперь и дома нет… - Она повела головой пошевелив свои роскошные волосы, пытаясь не заплакать.
            Александр понял, что у девушки случилась беда.
            - Роднов, пошли, нам быстрее возвращаться надо, а то от командира взбучку получим.
            - Иду, иду, сейчас. Рад был тебя увидеть, Лида. Может еще встретимся.
            - А... ты уже уходишь. ... Саша. – опять, как девчонка, дернувшись схватить Сашу за руку, спохватилась Лидочка.
            - Так, приказание выполнено, надо возвращаться на позицию. – уже на бегу крикнул солдат.
            Лида хотела еще что-то сказать удаляющемуся Александру, но так и не смогла подобрать слов, и только взглядом проводила бойцов, поднимающихся на насыпь железной дороги, и затем исчезнувших за ней.
            А Лида растерянно смотрела им в след, внутри немножко, ну самую малость, обидевшись на Сашу, который так быстро ее покинул.


            По нашим окопам, которые находились в ста пятидесяти, двухстах метрах за железной дорогой Москва – Ленинград уже долго долбила немецкая артиллерия.   Взрывы ложились часто и густо, наверно вся артиллерия, обстреливающая Заволжский район вчера вечером и ночью, теперь работала по позициям нашей редкой обороны.  Ополченцы охраны Вагонного завода рассредоточились вдоль насыпи железнодорожного полотна и дожидались окончания артподготовки немцев, чтобы занять место в окопах, а до них еще надо было добежать. Лида одной рукой держалась за холодный рельс. От каждого не далекого взрыва она вздрагивала всем телом, не желая этого делать, чувствуя удары через землю и воздух. От близких взрывов сдавливало голову, которую некуда было деть. Вдруг, как в полусне, наступила тишина. …Тишина конечно не наступила, но поднятая взрывами земля начала оседать, опять стало слышно биение собственного сердца, и рядом лежащие солдаты резко поднимались на ноги и убегали за насыпь железной дороги в сторону линии обороны. Они это делали, но в воздухе не было звуков шагов и шелеста их одежды, уши отказывались слышать обычные, обыденные звуки, команда командира «Вперед» прозвучала где-то очень далеко, как в банке из-под огурцов, хотя он был совсем рядом. Ведь перед выдвижением на позиции он приказал санитарке не отходить от него ни на шаг. Лида вскочила на ноги, и в полной тишине, закинув сумку с бинтами за спину, без шелеста земли под ногами, ни о чем не думая помчалась к окопу. Через три десятка шагов слух начал возвращаться, до окопов еще бежать и бежать, а солдаты ополчения уже скрываются в его чреве…
             Подбегая к окопу, Лида видела вдалеке, идущие на них приземистые машины странной формы с торчащими палками и много, много бегущих по полю людей, слегка пригибаясь к своему оружию и укрываясь за ревущими странными машинами. Ополченцы, подбегая к окопу, сходу прыгали вниз, ни на миг, не задерживаясь на открытом пространстве. Уже какое-то время Курочкина бежала одна.  Оказавшись у краю окопа начала искать место, где бы удобней спуститься, на секунды задержавшись на бровке окопа. В нескольких метрах от себя она услышала резкий свист, и увидела рядок вставших вертикально фонтанов земли, с глухим легким уханьем. Она ойкнула. В следующее мгновение воздух опять засвистел, свист молниеносно нарастал, был грубее... Но в тот же миг... :
             - ...Ты чего, дура... - из окопа выскочил военный с офицерской шпалой на петлицах, и, сгребая девчонку в охапку, сваливает ее в окоп, и сваливается на нее сам сверху. В это время один за другим встают два взрыва, танки уже успели прицелиться. Военный был огромным и тяжелым как медведь, не смотря на свою прыть. Он полностью закрыл Лиду своим большим телом сверху, на лицо девчонки все равно долго сыпались кусочки земли, а зубы заскрипели. Не торопясь наступила окопная тишина.
             - Ну, ты слезай, тяжело же. - Произнесла Курочкина, не в силах открыть засыпанные землей глаза. Военный быстро поднялся.
             - Тебе это не танцплощадка, красавица, что бы больше такого не было, ясно. - Приказным грубым тоном прозвучал красивый командирский голос.
             - Да я только слезть хотела, да тут негде.
             - Да лесенок здесь точно нет...
             Лида села, подбирая к коленям в рейтузах задравшуюся юбку, а в воздухе опять засвистело, и через секунду, другую поднялись еще два, не далеких взрыва, и опять полетела земля. Военный опять обнял ее за плечи, слегка накрыв сверху собой. Лида пальцами прочищала глаза, стряхивая с них землю и сплевывая ее изо рта.
             - Да не трогай ты меня... - повела она плечами, освобождаясь из объятий бойца - чего лапаешь... - Она подняла взгляд на военного.
             Офицер улыбался, лукаво смотрел на ее грязное лицо. Лида на коленках чуть, по инерции отползла от него, не имея возможности оторвать взгляд от красивого лица командира, в званиях она не разбиралась.
             - Откуда ты упала, красавица?
             Лида, молча, смотрела на бравого военного.
             - Откуда ты сюда свалилась то. Чего ты здесь делаешь... Оглохла что - ли.
             - Санинструктор, где тебя черти носят? - Лейтенант, командир, роты ополчения, согнувшись, чтобы не вылезать фигурой выше бруствера окопа подошел к  Курочкиной. - Товарищ капитан, разрешите забрать нашего санинструктора, лейтенант  Смирнов, командир роты ополчения, приданы вам на помощь.
             Капитан Васильев убрал улыбку с лица. Слегка помедлив с ответом:
             -  Да… Хороша подмога. Забирай, лейтенант. Да не теряй ее больше, такую красивую... 
             - Не подскажите, где блиндаж с командиром батальона.
             - Иди туда по окопу метров сто, а там вниз, в балочку. - показал     Капитан направление к штабу, проводив их взглядом. Затем опять вылез на бруствер и в бинокль продолжил наблюдение за атакующими. Васильев со своей малочисленной, на этот день ротой, появился здесь вчера вечером, железнодорожный состав, который их привез к Дорошихе, ехал уже под огнем артиллерии врага, с недоукомплектованными воинскими подразделениями, чтобы хоть как-то усилить оборонительные порядки. Ночью с группой разведчиков, он делал вылазку до деревни  Черкассы, определяя по отблескам залпов стреляющих орудий расположение немецких батарей. Разведчик подбирался к стреляющим орудиям до двадцати метров, но в бой вступать не стал ввиду малочисленности разведгруппы, правда, по возвращении, все равно притащил языка в звании младшего офицера. Он сейчас знал расположение батарей, складов боеприпасов и отдельных орудий, все вражеские батареи были нанесены на карту его планшета. Сведения еще в пять утра, по возвращении группы, были доставлены в штаб обороны города им лично, где по его наблюдению царила некая паника, но подавить их было не чем, ни артиллерии, ни авиации в районе  Калинина не было. Город совершенно не был готов к обороне, город совершенно не был готов, к тому, что враг окажется у его ворот.
            Опытный разведчик с болью в холодной голове оценивал сложившуюся ситуацию. Рассудок его не мог молчать и он без всяких приказов, как делал всегда, на свой страх и риск, разрабатывал операцию по наземному подавлению вражеских батарей, безжалостно уничтожающих город и боевые порядки слабой советской обороны, держащей на этом рубеже врага уже целые сутки.
______________________________________

            Земля устала. Несколько часов шел бесконечный бой. Не кончающийся артобстрел с лавами немецких атак, не раз переходящих в короткие контратаки обороняющихся и рукопашный бой. Военные действия покрыли окопы и подступы к ним невероятным количеством убитых людей, солдат и ополченцев, чаще одетых в гражданские одежды, и вероломных фашистов сгинувших на этой земляной цитадели. То там, то сям стояли либо горевшие, либо не горевшие немецкие танки и бронетранспортеры. Один танк прорвался через пустые окопы, но его сожгли бутылками с горючей смесью, когда он пытался переехать железнодорожные пути, так он и стоял, дымя внутренностями.

            ...Снаряд попал в ствол дерева стоящего чуть ли не на бровке окопа.  "Осколочный" ударил в ствол на метр выше земли. Разрыв был не громкий, как будто лопнула большая консервная банка, сильно ударившаяся о стену. Ствол столетней сосны затрещал и медленно начал валиться в сторону немцев, навстречу прилетевшего снаряда, пока крона с шелестом не легла на землю, хлестко ударив отстреленным комлем по брустверу и краям окопа. Густое облако шрапнели накрыло прилегающее пространство окопа, с бруствера которого, после взрыва, начали сползать в глубину траншеи убитые солдаты. Шрапнель обильно продырявила их тела.
            Через минуту по обезлюдевшему участку окопа опять ползла Лида. Она пыталась найти живых, но не могла, все бойцы по которым девушка переползала на карачках, были мертвы. Здесь был и тот старик, который не пускал ее через проходную завода, после первой бомбежки. Сначала она пыталась поаккуратней, коленками и руками, нажимать на их тела, но у нее это не получалось, а ползти вперед надо, их же там много и проверить надо всех, а вдруг кто-то жив. Так и пришлось санитарке ползти через них миленьких, пропитав рейтузы, юбку и свою шинельку их кровью. 
            Вдруг она услышала стон. Стон негромкий и близкий, но откуда Лида поначалу никак не могла понять. Но в следующий миг она обратила внимание на руку бойца, пристегнутую к откосу окопа большим металлическим осколком с острыми краями прямо поперек ладони, ниже мизинца наискосок к указательному. При этом сам боец лежал под другим убитым солдатом. Лида изо всей силы за плечо перевалила убитого солдата в сторону на спину. Под ним стонущий боец. Он лежал на животе, спина его была в крови, в шинели видны отверстия от осколков, голова повернута на бок. Лида туда-сюда качнула осколок, торчащий в ладони солдата, вместе с тремя пальцами осколок вылез из земли, рука бойца повалилась вниз. Указательный палец тоже был отрезан на половину нижнего фаланга, но еще болтался на остатках кожи.   Лида в запястье перетянула жгутом культяпку кисти, намочила кусок бинта спиртом, и промокнула культяпку кисти, начала суматошно бинтовать грязную руку солдата, а бинт моментально краснел… вновь наложенный бинт опять краснел… Закончив с рукой, девушка перевернула солдата, пытаясь его посадить, чтобы расстегнуть шинель и добраться до спины и вдруг увидела перед собой… Сашу из поезда... На миг она замерла, шепотом произнеся: «Саша?..» и вспомнив обрывки его не малого поступка и их случайной встречи несколько часов назад, когда она не смогла смущенно удержать его, убегающего на позиции, за руку. Воспоминания всплывали из глубины сознания, как будто прошли после этого уже годы. Затем поправила шапку сидевшему перед ней, такого знакомого, и не знакомого солдата и начала расстегивать ему шинель…

            Саша Роднов – долговязый и худой, но от этого было не легче, когда  Лида тащила его за плечи шинели по окопу уже метров тридцать, из последних сил отталкиваясь от земли или от тел, где земли под ногами не было. Отталкиваясь и ногами, и локтями, не встретив, ни одного живого, бойца, она тащила его к штабу, в балочку не попадали снаряды из танков, стрелявших прямой наводкой, поэтому там было, немного безопасней. Она четко понимала, что где-то рядом стреляют винтовки, звук их выстрелов нельзя было перепутать с другим оружием, значит рядом наши, значит сейчас помогут. Но окоп после бесконечно долгого боя, по крайней мере, так казалось, совсем обезлюдел. В это время в окопы с убитыми солдатами, начали спрыгивать наши солдатики в чистенькой новой форме, не тронутой землей, смешанной с кровью. Санитарка про себя смекнула: «Пополнение – опять...».
            - Ну-ка, родненькие, давайте-ка вы трое взяли парня, и во-он к тому крайнему бараку за железкой понесли быстренько… - скомандовала Лидочка первым попавшимся бойцам, только что спрыгнувши в окоп.
            Двое взяли Сашу за руки, один за ноги и потащили к месту, которое указала санитарка, Лида, тяжело дыша, двинулась за бойцами, поднимаясь на насыпь железной дороги. Но оглянувшись на окоп, на, то там, то сям, встающие клинья взрывов, спускаясь с железнодорожного полотна, в первой же лощине, за железкой, остановила солдат.
            - Вот что мальчики, вы тащите его к медсанбату, он как раз за этим домом, передайте его врачу, только обязательно передайте, а я, пожалуй, обратно вернусь, за это время еще кого ни будь перевяжу. Ну, давайте мальчики побыстрее, да попросите там бинтов и спирта для Лиды, там поймут. Быстренько ребятки.  Быстрее... - Шапка с головы Саши где-то потерялась.
            Лидочка три, четыре секунды проводила солдат взглядом, а затем поднялась на насыпь железной дороги и, пригибаясь, от воронки к воронке, вернулась в окоп. Спрыгивая в траншею сходу...


            В этот день позиции нашей обороны на Дорошихе отразили еще две мощные атаки фашистов. Бой затих только в седьмом часу вечера. В окопы несколько раз подходило новое подкрепление, состоящее из вновь сформированных подразделений ополчения. Подходили подразделения, сформированные из отступающих солдат,  они были не до конца вооружены, винтовки они забирали у убитых. Подходили и подоспевшие в Тверь, разными дорогами, подразделения войсковые. И не было сил, и не было живых, что бы очищать окопы от убитых. И уже пошли вторые сутки, как не могли фашисты прорвать не глубокие окопы у Дорошихи.

                7.3 Не спокойная ночь.

            Вечером, часам к девяти в окоп доставили гречневую кашу с мясом. Лида никогда в жизни не хотела так кушать, как в этот вечер, но узнала она об этом только тогда, когда один из солдат передал ей котелок с кашей, пахнущий невероятной вкуснятиной издалека, когда она очередной раз вернулась из полевого госпиталя. Потом в блиндаже, где находился штаб, ее напоили крепким сладким чаем, и предложили место для сна недалеко от буржуйки. Она не могла отказаться, она очень хотела спать...

            Лида очнулась от мощного взрыва, который как землетрясение сотрясал землю. Она села на нары, сонно громко спросив в пустоту красного полумрака открытой буржуйки.
            - Что случилось...
            - Надо идти смотреть - ответил кто-то из командиров и быстро, тенью, двинулся на выход из блиндажа.
            Лида накинула на плечи великоватую ей шинель и тоже последовала из землянки. Когда она выходила через низкую дверь блиндажа, в районе деревни  Черкассы раздался очередной ошеломляющий взрыв. Черное ночное небо осветил кровавый гриб, встающий над деревней, где в небе еще не погас взрыв предыдущий.  Гремели более слабые взрывы, затем в тылу у немцев заговорили автоматы, было понятно, что там прошел короткий, но ожесточенный бой…
            - Не уж-то у него все-таки получилось, сказал один из офицеров, стоящий рядом с Курочкиной в окопе.
            - А что это такое? - Слегка испуганно спросила Лида.
            - ...Это... Это то, что очень нужно девочка. - Весело ответил офицер и стал осматриваться по сторонам. Он с минуту осматривался внимательно во все стороны, как будто чего-то, ища и нюхая. - Видишь, канонада то затихает... Ну, молодец Васильев. Ну, черт... Недаром про него легенды ходят.

            Уже два часа вражеская артиллерия молчала. Солдаты имели возможность, не боясь шального снаряда поправлять окопы. Лида, не таясь страхом, опять сходила в медсанбат за медикаментами. В лощину за железную дорогу были эвакуированы из окопов многие, многие убитые солдаты. Из полевого госпиталя вывезли почти всех тяжелых раненых. Это был глубокий вздох для нашей израненной обороны. В тоже самое время перестали рушиться здания города.

                7.4 ...Не брошу.

            Ровно в четыре часа утра, на Волжском берегу, в трехстах, четырехстах метрах от левого фланга нашей обороны, в темноте, завязался тяжелый бой. Всем было понятно, что это прорывается наша диверсионно-разведывательная группа, наделавшая столько шума на немецких артиллерийских позициях. Именно поэтому немецкая артиллерия молчала, Видимо урон после этих взрывов был серьезным.
            Немедленно навстречу прорывающимся разведчикам выдвинулся заранее сформированный взвод. В последний момент Лида выскочила из окопа и изо всех сил кинулась за убегающими в темноту солдатами...

            В темноте зажигались пути трассеров. Никто не посылал Лиду в этот бой, но она не имея представления об уставах, о приказах, о субординации, и подчинении, все это время действовала только своими чувствами. Всем своим слабым девичьим существом она чувствовала, что нужна там безмерно. Сколько времени шел встречный бой определить было трудно. Немецкий заслон, встретивший на этом направлении наших разведчиков, оказался зажатым между выходившей разведгруппой и подразделением, выдвинувшимся на выручку разведки. Бой шел в полной темноте, поэтому контакт был практически рукопашный, солдаты входили в оружейный контакт на расстоянии нескольких шагов, как правило, на слух. В плен никто никого не брал, противники просто уничтожали друг друга. Раненые оставались в бою пока не погибали или не теряли сознание. Фрицы видимо были невероятно злы на совершенную ночью диверсию, поэтому пока шел бой к месту обнаружения разведгруппы и текущих горячих ночных событий начали подтягиваться другие немецкие подразделения, в темноте залязгали гусеницы бронетехники. Среди наших оказалось много раненных, а ночной бой, слегка затихая, начал разгораться вновь. 
            Лида с бойцом разведгруппы, закинув руки раненного Васильева на плечи, тащили его в сторону наших окопов. В темноте послышались немецкие голоса, затем слух разобрал и тяжелые шаги врагов. Солдат сбросил руку командира со своего плеча:
            -  Тащи капитана ближе к Волге... Отобьюсь - вернусь. - Не громко прошептал боец.
            Васильев "ухнул" от внезапной боли, повалившись одной стороной на землю. Разведчик отскочил на несколько шагов в сторону и дал по голосам не длинную очередь, затем сделав еще несколько шагов, удаляясь от раненого командира, опять дал очередь в темноту. По нему был открыт огонь немецкими солдатами. Перестрелка продолжалась, удаляясь и удаляясь от Лидочки и раненного командира, и прекратилась метрах в тридцати от них. Было понятно, что солдат пал в бою, отвлекая на себя немцев. Лида замерла как мышка. Васильев был в сознании.     Они молчали. В это время метрах в пятидесяти от места, где они лежали, опять завязалась перестрелка, теперь наши, отходящие солдаты, начали обстреливать немцев, которых отвлек своей жизнью погибший герой.
            Лида понимая, что помощи ждать не откуда, схватила капитана за плечи гимнастерки и, изо всей силы, упершись сапогами в землю, дернула большое тело Капитана на себя. Раны опять причинили сильному человеку нетерпимую боль.    Скрежеща зубами, он тихо крякнул. Следующему движению Лиды он помогал ногами.
            - Девочка, приказываю, брось меня... Дай свой пистолет... Приказываю, уходи... 
            - У меня нет пистолета...
            Затуманенное сознание Васильева: "Раз не пистолет, значит карабин".
            - ...тогда карабин.
            - Да нету у меня оружия, молчи дурак.
            - Как ты... с офицером... разговариваешь...
            - Молчи дурак, ослабеешь. Я в званиях все равно ничего не понимаю.
            Васильев замолчал. А Лида шепотом: "Еще - раз... Еще - раз... Еще... Еще... Ещ... Е..." Далее сознание ушло из Васильева...

            Сколько Лида тащила командира, она не знала, уже давно девчонка потеряла ориентацию во времени и пространстве. Курочкина просто тащила командира в сторону окопов, как она думала, внимательно по началу прислушиваясь к начинающимся и заканчивающимся перестрелкам. Она чувствовала его слабое дыхание, и поэтому не сомневалось, что он жив. Но сил уже не было совсем. Лидочка остановилась. Лида проверила пульс капитана. Ища его запястье, рукой попала на кобуру. "Так у него же… есть оружие" - мелькнула мысль в мозгу Девушки. Курочкина расстегнула кобуру и достала из нее наган. Ей был знаком этот пистолет, как раз из такого пистолета она с закрытыми глазами выстрелила два раза в тире, когда с  Зиной однажды, приблизительно год назад ходила сдавать нормы "готов к труду и обороне". Зина имела значок Ворошиловского стрелка, Лида, выстрелив второй раз, больше держать эту тяжелую железку, в своих ручках, не хотела. ...Девушка пощупала пальцами барабан... в нем был один патрон, как взводить курок она знала.   Лида Сунула наган обратно в кобуру. "Еще - раз... Еще - раз... Еще - раз..."
            Санитарка опять услышала тяжелые шаги. Шаги были слышны со стороны ног капитана. Лида, находясь на коленках, стала присматриваться в уже разбавленную приближающимся утром темноту. Она отчетливо увидела очертания вражеских солдат, их было двое. Она замерла, надеясь, что они пройдут мимо, но рука потянулась к кобуре офицера. Кобура оказалась не застегнутой, она аккуратно вынула пистолет и, взяв его двумя руками, направив на немцев, стала взводить курок. До ближнего немца от Лиды было менее пяти метров. Пистолет щелкнул, обозначив взведенный курок, немцы тут же обратили внимание в сторону щелчка, но в это время Лида выстрелила...
            Ближний немец замер и нажал на курок своего автомата, падая дав из него длинную очередь. Второй фриц, видимо пытался выстрелить, замешкался, что-то у него пошло не так, шмайсер дал осечку. Он по новой передернул затвор, но Лида в этот момент вскочила на ноги и с криком: "А-а-а-а-а..." - побежала на фашиста и ударила его пистолетом по лицу изо всей своей девичьей силы. Фриц отшатнулся назад. Она опять его ударила по лицу рукояткой пистолета. Перед очумевшим сознанием Лиды встал пикирующий немецкий бомбардировщик, в кабине страшного самолета она видела почему то именно этого фашиста, именно этот фашист, в этот миг, оказался виновен в смерти ее милых близких, в разрушении ее города, она готова была вцепиться ему в горло, у нее не было ни капли страха перед этим огромным мужиком с автоматом. Когда девушка хотела ударить его третий раз, фашист сумел перехватить ее руки, он толкнул ее, Лида упала. Изо всей мужицкой силы без разбора фашист ударил девчонку ногой, одетой в кованый сапог.  Лидочка быстро поползла на карачках, под ее руками оказался немецкий автомат убитого фрица. Автомат Лидиного врага так и не работал, он выхватил кинжал и попытался воткнуть его в спину Лиде, но так как девочка в это время на карачках перемещалась в темноте, немец промахивается, попадая, со всей дури, ей в бедро. Ровно в это время Лида разворачивается, наводит ствол шмайсера на врага и, забыв обо всем, зажмурив глаза, нажимает на курок... Шмайсер покорно дал неприятную сверлящую очередь, выплюнув остатки магазина... 
            …Когда Лида открыла глаза, она почувствовала, как ее палец по-прежнему жмет на курок вражеского молчащего автомата. Рядом с ней лежит страшный фриц с блестящим в темноте клинком в сильной руке...
            Лида сидела, не двигаясь, она не знала, не понимала, что произошло, где она. Но все это произошло в пятидесяти метрах от наших окопов, через минуту рядом с ними оказались наши солдатики…

                7.5 Не отправленные письма.

            К тому времени когда санитарку, на руках, солдаты притащили в полевой госпиталь, она потеряла много крови. Разрезанные: шинель, гимнастерка, рейтузы, были обильно залиты кровью. Кровь хлюпала в сапоге раненной ноги Лидочки. Девушка была на гране обморока. От самой попы, почти до коленки нежное бедро девушки было разрезано и очень глубоко. Целый час зашивали Лидину рану. Над ней хлопотали и медики, и солдаты, за прошедший, бесконечно длинный, день для всех она стала как родная.   Раненные, когда узнали, что Лида лежит на операционном столе, переживали за ее здоровье, больше чем за свое, многих из них она вытащила из боя, а перевязала еще больше. После операции врач заставил ее выпить мензурку разбавленного спирта, которым девчонка чуть не подавилась.
            Под утро, на очередной машине, Лиду хотели везти в госпиталь. Но оказалось, что немцы за вчерашний кровавый день, четырнадцатое октября, уже захватили половину Пролетарского, Центрального и Московского районов, где и находились все основные больницы города, и еще не было известно, что успело произойти ночью. Везде кроме Заволжья и Затверечья шли ожесточенные уличные бои до последнего солдата. А немецкая артиллерия в Черкассах по прежнему молчала, захлебнувшись ночными взрывами. Девушке объяснили, что ее повезут в Бежецк. Она наотрез отказалась так далеко уезжать, попросив врачей отвести ее к крестной в поселок Вагонников, объяснив водителю, куда ему надо ехать. Сильно возражать не стали, тем более она не была военнообязанной.
            К дому Тарасовых полуторка с медицинским крестом на дверце кабины подъехала, когда уже рассвело. Водитель, подставив свое плечо, помог Лидочке до хромать до крыльца дома, а санитар сильно постучал в окно…

            Курочкина лежала на полуторной кровати на животе раной вверх. Марина  Николаевна все бегала вокруг замученной крестницы, смахивая надоедливые слезинки, стараясь угодить любому ее желанию, любому ее движению, которых у, бывало ранее капризной, Лиды почему-то и не было вовсе. Марина Николаевна вообще не знала Лидочку такую. Открытая девочка стала замкнутой. Доброе лицо стало озабоченным. Словоохотливость, которую трудно было остановить, куда-то исчезла, теперь слова из нее надо было добывать, не хотела Лида говорить, в глубине глаз жила безграничная ненависть к проклятым фашистам. Лида перестала быть девочкой, она становилась сильной женщиной которая не простит врагу поругание страны. Соня готовила кашу, и чистила от пера только что зарезанную курицу, чтобы сварить Лидочке куриный бульон. Пригревшись в тепле топящейся печки Курочкина быстро уснула. Под одежной вешалкой на табуретке лежала Лидина боевая сумка с медикаментами для перевязки и лечения приблизительно на неделю, а на одежной вешалке по прежнему висела авоська с очень белыми не отправленными письмами, и не знали женщины, что теперь с ними делать. 

            Еще три дня в Калинине кипели уличные бои. Превосходство по численности атакующих на отдельных направлениях доходило до 20 кратного.  Пятнадцатого октября в правобережных, южных районах города остались только очаговые места сопротивления не сдающихся советских подразделений, само правобережье полностью оказалось оккупировано фашистами. Дорошиха еще три дня не пускала через себя немецкие войска, перемалывая и перемалывая атакующих. Остатки малочисленных героических подразделений обороны, оставили город только 17 октября.

            Продолжение по ссылке: http://www.proza.ru/2016/12/22/1385 

Русаков О. А.
12.12.16
Бежецк