Жюстис
1816 год
- Мамочка, расскажешь сказку? - белокурый синеглазый мальчик, похожий на ангелочка, по-хозяйски забрался на колени к присевшей отдохнуть маме и нежно обнял, положив голову ей на плечо.
Клэр погладила сына по голове, медленно, еле поднимая руку... Они очень устали, её руки прачки - с красными воспалёнными суставами и обезвоженной кожей на длинных тонких пальцах. Вдове солдата, сложившего голову под знамёнами Бонапарта в далёкой заснеженной России, оставшейся с двумя детьми, жить не сладко.
- Да, мой ангел. Какую ты хочешь? - она поцеловала пятилетнего Анри в макушку.
- Мама, а расскажи лучше про неё, - Мари, сидевшая рядом, показала рукой на большую картину на стене. - Сколько себя помню, она всегда с нами, но ты никогда ничего о ней не рассказывала.
Клэр с нежностью посмотрела на двенадцатилетнюю дочку, как две капли воды похожую на неё саму в детстве. Смотря в её глаза цвета безоблачного неба, на ровный аккуратный носик, пухлые губки и белые локоны, она видела... себя - счастливой и беззаботной, ведь тогда были живы и родители, и два брата, погибшие потом на полях сражений... и родной дом, где по воскресеньям матушка готовила куриную похлёбку и пекла большой ароматный пирог с яблоками.
- ... никогда ничего о ней не рассказывала, - как эхо, повторила Клэр и все посмотрели на портрет юной красавицы, ставшей для Нуари полноправным членом семьи.
Синие, как цветы льна, глаза в обрамлении пушистых чёрных ресниц, римский профиль чуть повёрнутого лица с нежным овалом, красиво очерченные чувственные губы, пряди белокурых волос, выбившиеся из-под высокой причёски - ей казалось не больше семнадцати, но вид не был безмятежным, напротив, что-то тревожило смотрящих на портрет молодой дамы: то ли выражение лица - слишком серьёзное для такого юного возраста, то ли зловеще отражающиеся в прекрасных глазах блики огня в очаге.
- Когда-нибудь вы узнаете её историю... - загадочно сказала Клэр.
- Мама, а помнишь того неприятного месье, который хотел купить картину? - вспомнила Мари.
Конечно, она всё прекрасно помнила...
***
- Мадам Нуари, вы ведёте себя очень глупо, - услышав после долгих уговоров очередной отказ, Огюст Катель, известный в Париже коллекционер старинных портретов, повысил голос: - Если вы не хотите думать о себе, подумайте о детях. На те деньги, которые я вам предлагаю, можно безбедно жить целый год! И даже не работать. Я в недоумении, - высокий, плотного телосложения мужчина лет сорока пяти, с крючковатым носом и злыми глазами, из которых сейчас сыпались искры, развёл руками. - Что вам ещё нужно?
- От вас - ничего, - зазвенели стальные нотки в тихом голосе Клэр. - Я не продам картину, мсье Катель. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Уходите, - и она открыла дверь.
Словно желая ударить женщину, мужчина поднял трость, но потом с силой сжал её обеими руками, будто хотел переломать, и на прощание прошипел:
- Вы ещё пожалеете, мадам.
***
На прежнюю работу, которая очень нравилась Клэр - в цветочную лавку на набережной Сены - она уже никогда не вернётся. Мадам Лепаж попросила свою бессменную цветочницу немного посидеть дома, но вот прошло два долгих года, а её так и не позвали. Клэр искала любую работу, ведь рассчитывать она могла только на себя - родственников не было, разве что семья золовки, но жила она в далёкой Тулузе.
Хорошо, хоть Мари присматривала за братцем, развязывая маме руки. Квартирка, которую они снимали в предместье Парижа, забирала львиную долю дохода, и перебивавшейся случайными заработками Клэр всё труднее становилось её оплачивать.
Тогда она приняла решение вернуться на родину - в Шеврёз, в их с Николя старый домик, из которого когда-то переехали в столицу в поисках лучшей доли. Печально вздохнула. Сегодня утром, посмотрев на себя в зеркало, ещё молодая женщина тридцати лет ужаснулась, увидев там измождённое лицо с тёмными кругами под некогда небесно-голубыми, а теперь потерявшими блеск глазами, тусклыми соломенного цвета волосами, бывшими совсем недавно белокурыми локонами, выпирающими скулами вместо нежного овала, и тощую, ещё недавно стройную и соблазнительную, фигуру.
Клэр работала с утра до вечера на местных фермеров: весной помогала с посадкой, летом и осенью - в уборке урожая, зимой ухаживала за животными. Этот год выдался неурожайным, с едой было совсем плохо. На крошечном клочке земли у дома она посадила кое-что из овощей и зелени, но этого хватало разве на то, чтобы не умереть с голода. А с недавних пор Клэр, вместе со своей соседкой - боевой и всегда весёлой Коллет, подрабатывала прачкой.
Идя утром в прачечную, которая располагалась в центре деревни, женщина с интересом смотрела по сторонам. Места здесь были поистине чудесные: с холмов лились ручьями изумрудные леса, заканчиваясь у берегов речушки Иветт; под красными черепичными крышами чётко выделялись на фоне голубого неба казавшиеся сказочными домики крестьян; замок Шато-де-ла-Мадлен, обнесённый крепостными стенами, нависнув всей тяжестью над обрывом, расположился на краю деревни, а в её центре - старинный монастырь Сен-Сатурнин; в долине возвышался замок Дампьер, и блестели под лучами осеннего солнца воды тихой Ремарди; возле фермы Сен-Любен стояли часовня и старая церквушка святого Мартина, в которой Клэр крестили.
Раньше, до революции, в Шеврёзе было людно и весело: ежегодно проводились ярмарки, о которых в детстве ей рассказывала матушка. Матушка... Клэр вспомнила её добрые глаза, тихий голос, которым однажды она поведала тайну...
Женщина остановилась и посмотрела на небо, затем быстро перекрестилась и, сложив молитвенно руки, что-то горячо прошептала.
***
- Ну, если не время для картины, то может, время для сказки, - в который раз попросил Анри.
"Слава Богу, что здесь никто не знает о картине, и никто нас не донимает," - вздохнула Клэр и начала рассказывать сказку о прекрасной принцессе.
На следующий день ни свет ни заря в окошко постучала Коллет:
- Собирайся, соня, сегодня убирают виноград на ферме Сен-Любен, можно заработать.
Через пять минут на дороге появились две женские фигуры.
Урожай выдался небогатый, половину пришедших работников отправили обратно, но соседкам повезло - им дали один ряд на двоих, и вскоре гроздья ароматного белого винограда стали быстро перекочёвывать с лозы в корзины. У Клэр на сердце стало так радостно, что она даже тихонько замурлыкала детскую песенку:
Alouette, gentille alouette,
Alouette, je te plumerai.*
Поднеся собранный виноград к хозяину фермы, она вдруг замерла, заметив рядом с ним старого знакомого, которого она меньше всего ожидала увидеть - господина Кателя. Снова этот мерзкий коллекционер! Женщина, поставив полную корзину, быстренько заменила её на пустую, желая остаться незамеченной, но тут же услышала:
- Мадам Нуари, а почему вы ничего не говорите? А потом скажете, что я не оплатил вашу работу, - пожурил месье Любен работницу.
- Вы, мадам?! - удивление и зловещая радость мелькнула в глазах парижанина.
Клэр не знала, куда ей деться от этого пронизывающего насквозь взгляда. Она молча кивнула и поспешила на участок. Настроение пропало, и остаток дня прошёл в переживаниях. Нехорошее предчувствие овладевало ею всё сильнее...
Но ни в следующий день, ни после, коллекционер не переступил их порога. Клэр уже было вздохнула с облегчением, но наступило воскресенье и стук в дверь, которого так боялась напуганная женщина, всё же прозвучал.
И снова - просьбы, угрозы... снова просьбы, и неизменное "нет" в ответ. Хлопнув дверью, Катель ушёл, напоследок пригрозив:
- Вы пожалеете, мадам! И очень сильно...
Вскоре по деревне пронеслась новость: в бывшем пустующем аристократическом особняке поселился какой-то парижанин. Даже не расспрашивая, Клэр поняла, кто это.
Поговаривали, новый владелец навёл порядок, отремонтировал большой зал и спальню, и частенько наведывается из столицы, благо до неё было каких-то тридцать лье.
А ещё через месяц в домик на краю деревни ворвались судебные исполнители и молодой, с дерзким наглым взглядом пристав объявил:
- Мадам Нуари! За неуплату налогов вы и ваша семья должны немедленно освободить дом. Он опечатывается, имущество конфискуется, а вам по решению суда даётся тридцать дней, чтобы уплатить налоги и получить разрешение в него вернуться. Если по истечении данного срока вы не внесёте в королевскую казну указанную сумму, дом будет продан с молотка.
Дальше Клэр всё видела как в дурном сне: плачущих детей, себя, наскоро собирающую скудные пожитки, которые им разрешили взять, и хищные глаза Кателя, положившего в карман пристава мешочек с монетами и спокойно забравшего картину.
***
- Наконец-то ты моя! - радости коллекционера не было предела и, лишь переступив порог, он дал волю чувствам - жадно покрыл поцелуями лицо на портрете, а затем, пройдя в зал, торжественно сказал: - Теперь ты будешь жить здесь.
Огюст Катель повесил предмет своих мечтаний на самом видном месте и ещё долго стоял, любуясь белокурой прелестницей. Ужиная, поднял бокал красного вина и произнёс:
- За тебя, самая желанная в мире женщина!
И спать решил в зале, чтобы быть к ней ближе. Постелив наскоро на диване, счастливый коллекционер долго лежал, не отрывая глаз от изображения, пока не уснул...
Луна заглянула в окно и осветила картину: пламя в очаге засверкало, а изображённая на портрете красавица ожила... Вот её взгляд остановился на спящем человеке, и две огненные слезы, выкатившись из прекрасных глаз, упали на пол...
***
Ночью на церкви зазвонили в колокола.
- Пожар, пожар!
Сонные крестьяне выбегали испуганные на улицу:
- Что горит? Где?
- Старый дом в поместье, который парижанин купил! - прокричал кто-то.
Клэр тоже выбежала с Коллет, которая их приютила на время, и долго смотрела, пока зарево, поднявшееся до неба, не начало стихать.
- Вы хотели узнать историю картины? – спросила Клэр детей, выбежавших следом: - Пойдёмте. Вы сейчас увидите её сами.
Они втроём подошли к поместью и стали ждать, пока приехавшие на карете пожарные закончат свою работу. Стихия отступила, и вскоре из дома мимо Нуари пронесли обгоревший обезображенный труп их обидчика.
Крепко сжав детские ладошки, Клэр с детьми вошла в дом и направилась в зал, переступая через чёрные головешки обуглившейся мебели и того, что ещё вчера было домом.
На чёрной от дыма и копоти стене висела их картина, совершенно нетронутая пожаром. А с портрета смотрели добрые синие глаза. Словно ожидая их прихода, белокурая красавица, чуть улыбнувшись уголками губ, отвела взгляд, посмотрела на огонь и застыла вполоборота, как прежде.
- Это ваша далёкая прапрабабушка, ставшая ангелом-хранителем нашего рода, - так начала Клэр рассказ о тайне семьи. - Ваш прапрадедушка - придворный художник, рисуя портрет невесты Шарля де Люния, герцога де Шеврёз, влюбился в неё. И она ответила взаимностью. Влюблённые бежали. И даже успели обвенчаться. Но вскоре были пойманы, и в тот же день нашего далёкого предка предали страшной казни. А ночью случился пожар, в котором погибли все, кроме неё, - затаив дыхание, дети слушали рассказ. - Она родила ребёнка, и больше не вышла замуж. И сохранила этот портрет, нарисованный её любимым. С тех пор картина передаётся из поколения в поколение. Храните её, дети, чтобы ни случилось.
2016 год
- А следующий репортаж - из пригорода Парижа - живописного городка Шеврёз, известного своими старинными памятниками архитектуры, замками и историческими тайнами, с ежегодного фестиваля джаза. Жаннет?
- Аннет? Как видишь, я нахожусь возле замка Меридор, который был построен в 1883 году. На этом месте прежде находилось аристократическое поместье, известное с XIII века и неоднократно частично разрушавшееся во время феодальных распрей и военных конфликтов. А однажды даже сгоревшее.
В фестивале принимают участие не только музыканты, но и местные художники. Хочу вас познакомить с одним из них - талантливым, подающим надежды Клодом Нуари. Меня лично поразил вот этот портрет юной красавицы у очага. Клод, расскажите о ней.
- На самом деле, это старинная картина, доставшаяся мне по наследству. И в этом году я решил выставить её на всеобщее обозрение.
- Наверное, такую красоту предлагали у вас купить?
- О, да. И много раз. Но это наша семейная реликвия, и она не продаётся ни за какие деньги.
- А у неё есть имя?
- Да. "Жюстис."*
*Жаворонок, славный жаворонок,
Жаворонок, я тебя ощиплю.
*Жюстис (justice) с французского - справедливость