Новое пальто.

Осень была холодной.
По ночам лужицы застывали, и лед крошился и таял днем лишь под колесами машин, проезжавших по дороге рядом с нашим домом.

Мама достала прошлогодне зимнее пальто, примерила на мне, улыбнулась, похвалила, что расту. Концы рукавов у меня были чуть ниже локтей.
Сколько мне тогда было? Точно не больше пяти, потому как в шесть лет, мама ушла от отца, и из того дома мы поехали с ней по частным съемным углам.
А ведь помню!

Помню, как в выходной, мы поехали с ней в райцентр, долго выбирали в двух магазинах из двух имеющихся в наличии в городе пальто.

Мама никогда не покупала ничего надолго, про запас. Брать на вырост она не хотела, но и на год тоже покупать было накладно.

Наконец пальто, что понравилось выбрали, упаковали в грубую бумагу, перевязали бечевкой, и мы с мамой и новым пальто поехали домой.

Мне хотелось сразу же пощеголять в обновке по улице, но мама мой выход определила на завтра.

А вот и завтра.

В детский сад я из-за принципа не ходил.

Проявлял в том возрасте такое упорство в своих протестах, что меня от детского сада освободили.

Мама работала начальником местного отделения связи, это отделение, иначе почта, находилась прямо напротив нашего дома, через дорогу. Я просыпался обычно около десяти часов,, прибегала мама, одевала меня, и уводила к себе на работу.

Иногда моя бабушка, а это выходило раза два, три в неделю, когда она была свободна от дежурства на работе, приходила к нам, и весь день отдавала мне.

Сегодня бабушка работала.

Я проснулся. Обычно, если мама приходила чуть позже, я дожидался ее еще в своей кровати, но только не сегодня. Пальто меня ждало в шкафу. Сейчас оденусь, и к ней, сам на почту пойду.

Мне нравилось у нее на работе.

Особенно нравилось, как ее сотрудницы штампуют письма и открытки.

Раньше писали много, и писем, и открыток. Даже для небольшого поселкового отделения связи их всегда было много.

И вот, сидит тетя за столом. Перед ней несколько стопок писем и открыток, они слева от нее. Прямо перед ней кусок толстой резины, чуть правее подушка со штемпельной краской. В правой руке у тети штемпельная печать.

Ну, поехали. Левой рукой письмо отправляется на кусок резины, взмах правой руки, печать стучит сначала по подушке, и сразу же бум – по углу письма проставлена яркая печать.
Бум-бум! Бум-бум! Бум-бум!

Согласованность движения рук коллеги моей мамы завораживало меня. Но это еще не все. Я с нетерпением ожидал, когда настанет очередь бандеролей и посылок. Это для меня еще интересней.

Сургуч.

Запах расплавленного сургуча мне очень нравился. И сама постановка сургучной печати казалась мне фокусом. Коричневый кусок из твердого, как кирпич материала, под действием огня становится податливым и жидким, капает густыми каплями на требуемую поверхность. Опа! Тюк сверху печатью. Какая красота!!!

Сургучная печать для меня была эталоном искусства. Да и, кроме этого, много чего интересного я отыскивал для себя в отделении связи. Там даже были сложены в кладовке телефонные переносные аппараты. Типа тех, что на войне применяли.

А я уже одеваюсь.

Ну, все, нижнее, что нужно из белья я надел, лезу в шкаф. Мое пальто висит тут на плечиках. Крупная клетка, большие пуговицы, нежный коричневый воротник. Пальто уже на мне. Надеваю шапку. Ботинки. Умел завязывать уже шнурки.

На улицу.

Потом к маме.
И вот она – беда!

На дороге лед. Тот, что в лужах, потоньше, уже раздавлен, но дорога сырая была с вечера, поэтому лед везде.

В те времена в государственных гаражах легче было отыскать десяток бочек автомобильного масла, чем одну уплотнительную прокладку. Поэтому машины обильно поливали дороги маслами. Масла, растекаясь по льду, и лужам покрывали их сверху наикрасивейшей радужной тонкой пленкой. Я переходил дорогу, любуясь радугой на земле.

Не перешел.

Поскользнулся, и проехал на попе остаток своего пути. Мама шла мне уже навстречу. И не знала, чего делать, ругать меня за испорченное новое пальто, или успокаивать меня. Я своим пальто собрал то масло, что встретилось на пути моего скольжения. Я не видел еще этого, но осознавал, что пальто мною испорчено.

Не знаю, были ли в то время химчистки. Мой ум до таких сложностей еще в то время не дорос. Наверное, в райцентре и были.

Мам же воспользовалась советами знакомых. Советы не обернулись добром. Вещь пришлось все-таки стирать. А после стирки и сушки, оно стало не большего моего прежнего пальто. Да и от пятен избавиться не удалось.

Мне, конечно, купили новую верхнюю одежку, я и не помню ее, не запомнилось она мне. А мною испорченное, я, по-моему, видел потом в конуре нашей собачки, Пульки. Хотя и это я только предполагаю. По крайней мере, мне хочется сегодня, что бы так оно и было. Пульку я очень любил.