Возвращение к… 3 (Глава 10)

Что за чушь?

Реальность медленно обволакивала Кирилла. Голова пока плохо соображала. Клочки и клоки белой субстанции еще стояли перед глазами. Он осмотрелся. Попытался осмыслить все то, что видит. Заброшенный, заросший бог знает чем, участок. Развалины какого-то кирпичного дома. И он, сидящий на траве у полуобвалившейся кладки, с воробышком в руках. Что это? Что было. Где он?

Над головой чирикали воробьи. Один из них летал рядом, и чуть не садился на затылок. Кирилл посмотрел на слетка. Вспомнился такой реалистичный бред в белом тоне. Он поднялся, посадил воробышка, как можно выше, на кирпичную кладку. От резкого движения, когда он вставал, загудело в ушах, закружилась голова. Он снова сел. Мозги начали проясняться, работать. Что там говорил Максим? Ничему не удивляйся, где бы ты не оказался, ничего не бойся. Страха нет, а вот удивление и непонимание есть. Обязательно вернись на фанеру, иначе он не сможет его вернуть обратно? Откуда он вышел? Из этого проема? Надо туда, откуда он только что вышел попробовать войти.

Кирилл встал, вошел в развалины, увидел бетонную лестницу, ведущую вниз. Он спустился в подвал. Дождался пока его глаза привыкнут к полумраку. Так, где он сидел? Примерно в метре от этой стены, на которой висел щит, и метра два от той стены. Где-то здесь. Ага, вот та самая фанера. А что там мешало ему в его сне, или бреде, или в видении. Кусочек острого кирпича, продавил нетолстую фанеру, он сидел на нем. До сих пор на его пятой точке присутствует небольшое место, которое он чувствует, куда давил этот кусочек.

Сесть? И ждать. Это проще всего. Но интересно. Где он? Куда он попал? Страх выветривался, а вот любопытство наоборот начинало распирать. Куда это место денется, если он отлучится на некоторое время? Мимо фанеры не сядешь. Ну-ка наверх, оглядеться, обдуматься. Где он?

Кирилл снова вышел из развалин дома наружу. Навалилась слабость, которая так же удивила его. Это была не та болезненная слабость, которая преследовала его в последнее время. Это была слабость от усталости. Он снова присел, и вдруг почувствовал, что очень хочет есть. Он голоден! А чувство голода он почти забыл. Вон яблоня. Нечто похожее на яблоню. Но плоды на ней висят. Он поднялся, подошел к плодовому дереву. Сорвал яблоко, надкусил, выбросил, кислота свернула его лицо в кусок бесформенной глины. Ладно. Не помрет от голода. Надо выйти из этих зарослей и оглядеться. Он пошел на просвет в чащобе из деревьев и кустарников.

Где-то недалеко от заброшенного участка был слышен шум автомобилей. Осипов решил пойти на эти звуки. Улица. Грязная, с многочисленным ямами и колдобинами на асфальте. Несколько крадущихся по такой дороге и припаркованных на обочине машин. Среди которых преобладали в основном отечественные, старых марок. Были заграничные. Но какое-то старье. Почти из середины прошлого века. Дыра какая-то, мелькнуло в голове. Но когда Максим его вез сюда и улицы были другими, и дома были другими, и машины катались современные. Что за ерунда. Позвонить надо, Димке, сказать что все в порядке. Он сунул руку в карман, но телефона не обнаружил. Вспомнил, что мобильный телефон отдал Максиму. Зато нашел несколько хрустящих банкнот. Димка дал. Кроме расчета со специалистом, на лекарство, на поесть, на попить. Вот и пригодятся. Надо найти банк, поменять. Какой к черту банк. Паспорта нет. Он обратил внимания на немногочисленных людей на улице. Что-то здесь не то. Какие-то они серые, однообразные. Одежда на них какая-то странная. Он решился, и подошел к парню, ближайшему к нему представителю племени рода человеческого.

- Извините, заблудился немного. Это что за город?

Паренек внимательно осмотрел спрашивающего.

- Это не город. Это рабочий поселок. Город там. Парень махнул рукой от себя вправо. До него на автобусе ехать надо. Или на электричке.

У Кирилла что-то щелкнуло в голове.

- Извините за странный вопрос. А какое сегодня число?

- Двадцатое июля.

Все правильно? Это дата их знакомства с женой, это дата... В этот день дочь Дмитрия съела несколько каких-то там таблеток, после чего умерла. Но что здесь не так?

- Я бы доллары хотел поменять. А меня паспорта нет. Не поможете?

- А на хрен я тебе нужен? Зачем тебе паспорт? Иди на площадь. Там в ларьке и поменяешь.

В ларьке?

- А как туда пройти.

- А вот прямо иди, не заблудишься.

Парень снова махнул рукой вправо от себя.

Кирилл поблагодарил парня, и двинулся в ту сторону, куда указал его первый здесь знакомый.

А вот и площадь. Кусок плохо асфальтированной дороги, немногим шире улицы. Этот кусок по периметру был обставлен торговыми палатками. Он направился к той, которая выглядела достойнее остальных.

Из окошка ларька на Кирилла глянула физиономия.

- Тебе чего?

- Да вот... Доллары не поменяешь?

- Сколько?

- Сто.

- Дай поглядеть.

Кирилл достал из кармана одну из банкнот. Физиономия взяла в руки сто долларов, осмотрела ее с двух сторон.

- Сгодится.

Перед Кириллом было выложено несколько фантиков, меньше всего похожих на деньги. Он взял бумажки в руки. Повертел их. Это были деньги. Но это были давно забытые всем народом банкноты.

- Что это?

- Чего? Что не нравится? Почти по курсу.

- Какие это деньги?

- Слышь, мужик! Ты чего? Наши, русские деньги. А тебе чем? Турецкими лирами дать что ли?

В голове у Кирилла что-то снова щелкнуло. Снова закружилась голова. Захотелось сесть прямо на асфальт.

- Какой сейчас год?

- Ну, мужик! Ты с дурдома что ли? Или после похмела крутого? Девяносто седьмой вроде как был. Бери деньги, можешь вон водовки взять у меня, освежи голову. А то забудешь как тебя звать.

Кирилл взял мятые банкноты, и медленно пошел через дорогу, на другую сторону площади. Подъехал к остановке автобус, мимо которой он шел, поток людей, вышедших из автобуса, поглотил его.

Минут пять спустя ларьковый меняла выскочил из своей палатки с крепкими, громкими матюгами.

- Ты чего? - спросил его сосед по торговой точке.

- Этот, придурком прикинулся, развел меня, как лоха. падла! Ты не видел, этот, в зеленой футболке, куда делся?

- Тот что торчал около тебя? Так он в автобус сел.

- Вот падлюга!

- Да что случилось то?

- Развел меня, отвлек, какой год, как зовут меня, я над ним смеялся, а он мне фальш втюхал.

- Покажи?

Сосед долго вертел сто долларов в руках. Понюхал, на свет посмотрел.

- А с чего ты взял, что фальшивая?

- Да ты год посмотри! Год! И смылся, сука! В город, наверное уехал.

А Осипов не уехал, он сидел на скамейке в сквере, неподалеку от площади. Переваривал в уме, то, во что он окунулся. Непонятно что за рабочий поселок. Незнакомый где-то там город, неблизкий от его родного. Это все чепуха. Но год!!! Двадцать лет отмоталось назад! Как такое могло быть!? Черт знает что! В съемках фильма какого-то, где каждый замечательно играет свою роль? Может это просто продолжение того бреда, с архивариусом. Да не похоже ни на сон, ни на бред. Чего здесь себя обманывать, зачем обнадеживать? Ничему не удивляйся! Вспомнилось ему снова. А чего он сидит, ломает голову себе. Все может быстро и просто закончится. Надо вернуться в тот подвал. Убрать из под фанеры кусок кирпича. Сесть на это место и ждать. Ежели есть дорога сюда, то должна быть дорога обратно. А может Максим просто гипнотизер. Манипулирует сейчас его разумом, а он сидит на фанере, раскачивается из стороны в сторону, и представляет себя в другом реальном мире. Почему он не чувствует признаков той болезни, которая мучила его столько времени? Невозможно болезнь вылечить за несколько бредовых видений. Нельзя. Так что это? А к черту все! В подвал. На кирпич. Прямо на него задницей, не дай бог промахнуться на несколько сантиметров. А там видно будет.

Кирилл поднялся со скамейки, полыхнуло в глазах что-то снова щелкнуло в голове. А что если действительно он в конце прошлого века. Зачем торопиться убегать отсюда? Может быть остались в этом времени какие-то дела, которые были в то время не сделаны, а ныне нужно все поправить. От осознанного стало не по себе. К черту все! Гнать эти мысли! Рожей не вышел чтобы такие глобальные задачи решать даже в рамках собственной судьбы и жизни. Он снова сел. Хотелось есть. Сильно хотелось есть. И немного тянуло в сон.

Сон.

Сон.

Эх, соня!

Соня?

Сонечка!

В этот день, в это год, произошло несчастье с дочерью его лучшего друга, Дмитрия. Двадцатое июля тысяча девятьсот девяносто седьмого года.