Возвращение к… 3 (Глава 5)

Доктор, осмотрев всех больных в палате, вышел из нее и направился в свой кабинет. Это палата была последней в его утреннем обходе. Зайдя в кабинет, он в стопке, лежащих у него на столе больничных карт, нашел нужную, открыл, стал внимательно ее читать. Иногда, отрываясь от чтения, он пробегался по маленьких кучкам бумаг с результатами анализов, обследований, находил нужные ему, подклеивал в читаемую им карту, читал дальше. Дошел до конца. Положил бумаги на стол, откинулся на стуле, прикрыл глаза. В дверь постучали.

— Да! Войдите!

В кабинет главного врача отделения вошла старшая медсестра.

— Николай Владимирович, там к этому, к Осипову посетитель. Я знаю, что вы поборник дисциплины и режима. Тут без возражений. Но он из Москвы приехал. Друг детства, говорит. Росли вместе. Сегодня уже уезжает. До начала времени разрешенного для посещений больных он не сможет ждать, ему нужно будет уехать. Просится проведать сейчас старого друга. Как скажите?

— К Осипову, говоришь. К нему можно. Пусть пройдет. К нему можно. Жалко мужика.

— Что? Все так плохо?

— По мне — да! Ему в Европу надо, или в Израиль. Здесь больному уже не помогут. А там… В Европах… А там деньги нужны, и немалые. Которых, если судить по больному, у него нет. Пусть проходит. И по времени не ограничивайте его. Пускай сколько хочет, столько и пробудет у него. Я не против.

А Кирилл Осипов, которого имел ввиду доктор, лежал в палате на кровати, смотрел в окно и думал. Как-то странно все происходит. Совсем недавно, был молодым, крепким, здоровым мужиком. А сегодня больной и слабый. И что самое печальное, лечение не идет ему на пользу. Получается как-то все наоборот. Он чувствовал себя все хуже и хуже, слабел с каждым днем. Ничего не хотелось, не хотелось ни есть, ни спать. Даже думать сейчас не желания не было. Откинуться на подушку и просто лежать, мозоля глаза свои белизной потолка больничной палаты.

Дверь в палату приоткрылась, Кирилл почувствовал, что шаги от двери направляются к его кровати. Но поворачивать головы не хотелось. Небось нянечка, до туалета пройти предложить помощь хочет, или медсестра с очередным уколом. Боли стали повторятся чаще и были острее, вот и уколы делали все чаще и чаще, предваряя наступления болезненных ощущений.

Звук шагов стих у его больничной койки. Но шаги не женские были. Доктор, наверное вернулся, может чего спросить забыл или сказать не успел.

— Кирюха! Кирилл! — раздался негромкий, но очень знакомый по тембру голос.

Кирилл чуть повернул голову, пригляделся, подождал, пока глаза от статичной белизны отвыкнут. Знакомые черты. Взъерошенные чернявые космы, нос картошкой, брови вразлет, ямочка на подбородке, темные, под цвет бровей и волос глаза. Ба! Димка Маслов! Старый друг, друг детства, юности и молодости! Много лет назад, после страшной семейной трагедии, он бросил здесь, в этом городе все, и, забрав жену уехал. Уехал в Москву, к родной тетке. Редко, но все же иногда он приезжал сюда, они встречались, выпивали, вспоминали детство, юность, молодость. И оба искренне были рады этим встречам.

— Димка! Привет! Привет! Какими судьбами?! Рад видеть тебя!

— Ну судьба одна и та же. Немного раньше годовщины приехали. Но в этот именно день жена не сможет, не может, уезжает на два месяца по работе за границу, а потом у меня начинаются гастроли, которые отложить нельзя. Вот только пораньше немного есть возможность приехать. А ты чего? С какого такого лешего болячку себе подцепил? Это что за фигня? Я думал сегодня с тобой на речку съездим, раков половим, сварим на костерке, с пивком… Давай, поднимайся, поехали!

— Раков? — Кирилл не весло улыбнулся, Да рад был бы. Да чего-то сил нет. А рака пососал бы. Вкус раков уже забыл.

— А я с могилки к тебе домой приехал. Замок закрыт, не открываешь на звонок. Звоню по телефону — не доступен. Соседка вышла, спасибо, сказала, что с тобой и где ты? Жена после кладбища в себя приходит, а я сюда. К тебе.

Кладбище.

В голове у обоих промелькнули события, которым в этом году на днях исполняется двадцать лет. Страшная картина. Не дай бог кому-то испытать на себе подобное горе.

Самое страшное что может произойти в жизни человека, это пережить смерть своего ребенка. Дмитрию с женой судьба преподнесла именно такое испытание.

Дмитрий осмотрел друга. Да! Видимо что-то серьезное. В бывшем, крепком, пышущим здоровьем и силе мужике лежащего на кровати больном было тяжело Кирилла узнать. Худ, небрит, длинные темно-русые волосы давно не стрижены. Нос из-за худобы лица вытянулся, губы утончились, глаза глубоко впали.

Зашел в палату Николай Владимирович, главный врач, мельком глянул на Кирилла и его посетителя, потом снова посмотрел, на этот раз внимательнее на старого друга больного. Недоуменно покачал головой. Словно узнал его, но сомневался. Хотел пройти к кровати одного из других обитателей этой палаты, но снова глянул на посетителя, после чего решительно направился в его сторону.

— Здравствуйте! Вы меня извините, пожалуйста! Вы случайно не Дмитрий Маслов будете?

— Здравствуйте! Он самый. Им и буду. Ну знаете… Польщен! Польщен и удивлен!

— Это почему же?

— Да сегодня мало кто любит джаз. Уж в нашей стране в наше время точно. А кроме этой темы, вряд ли есть другая, которая вам подсказала мое имя и фамилию.

— Именно джаз. Как можно не узнать виртуоза-саксофониста? Но джаз не любят те, кто его ни разу не слушал и те кто делает вид, что не понимает его. Я не буду вам мешать, но когда станете уходить, уделите мне несколько минут. Уверяю вас, разговор будет совсем не о музыке, не о джазе. Хотя, если быть честным, я об этом бы с большим удовольствием поговорил бы о ней с вами.

— Хорошо. Обязательно зайду

Доктор по-видимому забыл, зачем приходил в палату, потому как после этого разговора он сразу же вышел.

А Кирилл, от совсем недолгой беседы со старым другом устал. По нему было видно. Говорил еле слышно, чуть шевеля губами, веки стремились сомкнуться. Дмитрий понял, пора ему уходить. Он легко потрепал приятеля по плечу, пожал безвольную, слабую ладонь Осипова, поставил пакет с гостинцами у прикроватной тумбочки, поднялся и, поклонившись остальным местным обитателям, вышел из палаты.

Доктор, встречая известного не только в нашей стране музыканта, вышел из-за стола, пожал руку вошедшему Маслову, пригласил присесть, рядом со своим столом.

— Извините, вы родственник Осипова?

— Нууууу, как бы да! Старый друг.

— Значит нет. Ну что ж, извините, я ошибся.

— Нет, нет, я готов выслушать вас. Кирюха вырос без отца, а мама его недавно умерла, насколько я знаю, он разведен, так что кроме меня, больше, наверное, и помочь ему некому. А вы меня ведь с этой целью пригласили к себе?

— Да! Ну ежели так, то слушайте. Дела его плохи. Не знаю сколько, может полгода пройдет, а вполне может быть в два раза меньше и его, увы, не станет.

— Погодите, погодите! У него что, рак? Его мама от рака умерла.

— Да! И я думаю, что даже за огромные деньги в нашей стране наша медицина вряд ли ему поможет. Есть замечательные зарубежные клиники. Но это очень дорого, очень и очень дорого! И никто не даст вам никаких гарантий.

— А что же делать теперь?

— Есть у меня один знакомый, воевали вместе. дД, да, воевали, представьте себе, выпало на нашу долю, повоевать, он не медик, он вообще к медицине не имеет никакого отношения. Он, ну как сказать-то, ну пусть так, изобретатель. Работал над одним проектом, испытал его, совершенствовал его дальше, и случайно заметил, что испытуемый в его проекте человек избавился от страшного недуга. Он не занимается лечением этой болезни, у него другие цели, но если я его попрошу, он постарается помочь вашему другу. Именно постарается. Другого я обещать не могу.

— Да, надо бы переварить полученную от вас информацию, но как я понимаю, времени на это мало.

— Вы правильно понимаете. Его практически нет. Этот человек, про которого я говорил, живет не в этом городе. А вашего друга нужно доставить на место, да и лучше бы было, если бы он был в состоянии самостоятельно передвигаться хоть на небольшие расстояния.

— Дней пять у меня есть?

— Я так понимаю, вы хотите помочь другу.

— Да. Но мне надо отвезти жену домой и вернуться сюда.

— Пять дней, я думаю, не критично. Но два условия. Первое, строжайшая секретность. Строжайшая! И… Он конечно не спросит с вас денег, но он серьезно тратится, работая над своим проектом. Так что, сколько сможете. Но это мое предложение, не его желание.

— О чем речь? Про первое, что там говорить, ради жизни друга, язык можно намертво припаять к небу. А второе… Тысяч пять-десять… Американских, я имею ввиду, достаточно?

— Да ну что вы!? Я думаю, что и одной за глаза хватит.

— Так мне приезжать через пять дней?

— Приезжайте. Я уверен, что смогу своего боевого товарища уговорить, Кирилла мы подготовим, как поприготовим и все необходимое для удобной его транспортировки до места, в вашей машине. И приезжайте только один. Никаких других лиц.

— Договорились!

Дмитрий встал, пожал руку поднявшемуся вслед за ним доктору, пошел к дверям, у них обернулся.

— Вам, как любителю джаза, подарочный набор из нескольких дисков с автографами всех участников нашего коллектива.

Он не очень весело улыбнулся и вышел.

Семья Масловых ехала домой. Жена плакала, тихо, но горько плакала всю дорогу до Москвы. События двадцатилетней давности давили на сердце и терзали душу. И так каждый год, примерно в одно и тоже время.

Есть такие раны, которые не заживают всю. Раны душевные.