Енгибарову - от зрителей

    Шут был вор: он воровал минуты -
    Грустные минуты, тут и там,-
    Грим, парик, другие атрибуты
    Этот шут дарил другим шутам.

    В светлом цирке между номерами
    Незаметно, тихо, налегке
    Появлялся клоун между нами
    Иногда в дурацком колпаке.

    Зритель наш шутами избалован -
    Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
    И кричит: "Да разве это клоун!
    Если клоун - должен быть смешной!"

    Вот и мы... Пока мы вслух ворчали:
    "Вышел на арену, так смеши!"-
    Он у нас тем временем печали
    Вынимал тихонько из души.

    Мы опять в сомненье - век двадцатый:
    Цирк у нас, конечно, мировой,-
    Клоун, правда, слишком мрачноватый -
    Невеселый клоун, не живой.

    Ну а он, как будто в воду канув,
    Вдруг при свете, нагло, в две руки
    Крал тоску из внутренних карманов
    Наших душ, одетых в пиджаки.

    Мы потом смеялись обалдело,
    Хлопали, ладони раздробя.
    Он смешного ничего не делал -
    Горе наше брал он на себя.

    Только - балагуря, тараторя,-
    Все грустнее становился мим:
    Потому что груз чужого горя
    По привычке он считал своим.

    Тяжелы печали, ощутимы -
    Шут сгибался в световом кольце,-
    Делались все горше пантомимы,
    И морщины глубже на лице.    

    Но тревоги наши и невзгоды
    Он горстями выгребал из нас -
    Будто обезболивал нам роды,-
    А себе - защиты не припас.

    Мы теперь без боли хохотали,
    Весело по нашим временам:
    Ах, как нас прекрасно обокрали -
    Взяли то, что так мешало нам!

    Время! И, разбив себе колени,
    Уходил он, думая свое.
    Рыжий воцарился на арене,
    Да и за пределами ее.    

    Злое наше вынес добрый гений
    За кулисы - вот нам и смешно.
    Вдруг - весь рой украденных мгновений
    В нем сосредоточился в одно.

    В сотнях тысяч ламп погасли свечи.
    Барабана дробь - и тишина...
    Слишком много он взвалил на плечи
    Нашего - и сломана спина.

    Зрители - и люди между ними -
    Думали: вот пьяница упал...
    Шут в своей последней пантомиме
    Заигрался - и переиграл.

    Он застыл - не где-то, не за морем -
    Возле нас, как бы прилег, устав,-
    Первый клоун захлебнулся горем,
    Просто сил своих не рассчитав.

    Я шагал вперед неукротимо,
    Но успев склониться перед ним.
    Этот трюк - уже не пантомима:
    Смерть была - царица пантомим!

    Этот вор, с коленей срезав путы,
    По ночам не угонял коней.
    Умер шут. Он воровал минуты -
    Грустные минуты у людей.

    Многие из нас бахвальства ради
    Не давались: проживем и так!
    Шут тогда подкрадывался сзади
    Тихо и бесшумно - на руках...

    Сгинул, канул он - как ветер сдунул!
    Или это шутка чудака?..
    Только я колпак ему - придумал,-
    Этот клоун был без колпака.