Сорок девять дней

    Суров же ты, климат охотский,-
    Уже третий день ураган.
    Встает у руля сам Крючковский,
    На отдых - Федотов Иван.

        Стихия реветь продолжала -
        И Тихий шумел океан.
        Зиганшин стоял у штурвала
        И глаз ни на миг не смыкал.

    Суровей, ужасней лишенья,
    Ни лодки не видно, ни зги,-
    И принято было решенье -
    И начали есть сапоги.

        Последнюю съели картошку,
        Взглянули друг другу в глаза...
        Когда ел Поплавский гармошку,
        Крутая скатилась слеза.

    Доедена банка консервов
    И суп из картошки одной,-
    Все меньше здоровья и нервов,
    Все больше желанье домой.

        Сердца продолжали работу,
        Но реже становится стук,
        Спокойный, но слабый Федотов
        Глотал предпоследний каблук.

    Лежали все четверо в лежку,
    Ни лодки, ни крошки вокруг,
    Зиганшин скрутил козью ножку
    Слабевшими пальцами рук.

        На службе он воин заправский,
        И штурман заправский он тут.
        Зиганшин, Крючковский, Поплавский -
        Под палубой песни поют.

    Зиганшин крепился, держался,
    Бодрил, сам был бледный как тень,
    И то, что сказать собирался,
    Сказал лишь на следующий день.

        "Друзья!.." Через час: "Дорогие!.."
        "Ребята!- Еще через час.-
        Ведь нас не сломила стихия,
        Так голод ли сломит ли нас!

    Забудем про пищу - чего там!-
    А вспомним про наш взвод солдат..."
    "Узнать бы,- стал бредить Федотов,-
    Что у нас в части едят?"

        И вдруг: не мираж ли, не миф ли -
        Какое-то судно идет!
        К биноклю все сразу приникли,
        А с судна летел вертолет.

    ...Окончены все переплеты -
    Вновь служат,- что, взял, океан?!-
    Крючковский, Поплавский, Федотов,
    А с ними Зиганшин Асхан!