ОСТРОВА В ОКЕАНЕ
Острова в океане
Виктория Лесниченко
Острова в океане, острова в океане.
Шумно птицы взлетают с насиженных мест.
Им уже отплывать на заре утром ранним,
И команду свою собирает Эрнест.
Вы возьмите меня медсестрой или коком,
И глубинную бомбу смогу я поднять.
Что ты, девочка, что ты, ступай себе с Богом,
Тут мужская работа, должна ты понять.
Острова в океане, острова в океане,
Эти боши сожгли деревушку дотла.
Вы попали в засаду и Томас был ранен,
Но успели закончить свои вы дела.
Ах, мужская работа, мужская работа,
Смысл высокий, присущий обычным словам.
Так нельзя, оставайся, ну что ты, ну что ты…
Томас Хадсон уходит к своим сыновьям.
Острова в океане, острова в океане…
Я его обнимаю и Бога прошу –
Пусть останется жив он и мужем мне станет,
Хочешь, нового сына ему я рожу.
© Copyright: Виктория Лесниченко 2021
Свидетельство о публикации №121031800612
Виктория Лесниченко
Острова в океане, острова в океане.
Шумно птицы взлетают с насиженных мест.
Им уже отплывать на заре утром ранним,
И команду свою собирает Эрнест.
Вы возьмите меня медсестрой или коком,
И глубинную бомбу смогу я поднять.
Что ты, девочка, что ты, ступай себе с Богом,
Тут мужская работа, должна ты понять.
Острова в океане, острова в океане,
Эти боши сожгли деревушку дотла.
Вы попали в засаду и Томас был ранен,
Но успели закончить свои вы дела.
Ах, мужская работа, мужская работа,
Смысл высокий, присущий обычным словам.
Так нельзя, оставайся, ну что ты, ну что ты…
Томас Хадсон уходит к своим сыновьям.
Острова в океане, острова в океане…
Я его обнимаю и Бога прошу –
Пусть останется жив он и мужем мне станет,
Хочешь, нового сына ему я рожу.
© Copyright: Виктория Лесниченко 2021
Свидетельство о публикации №121031800612
Пусть живым возвратится и мужем мне станет
Но по смыслу все же подходит больше мой вариант, поскольку Томас Хадсон, раненый в ногу, УЖЕ вернулся на Кубу и умирает, а моя ЛГ обнимает его и просит не умирать и просит Бога оставить ему жизнь, чтобы она могла родить ему нового сына взамен погибших. Младшие сыновья Хадсона, как и самого Хемингуэя, погибли в автокатастрофе, а старший пилотом на войне. У Хадсона и Хемингуэя даже имена кошек совпадали, он писал о себе и своих переживаниях по поводу гибели сыновей,
интересно…
а я пишу поэзию как музыку на слух
прямо в живую онлайн и с листа
даже без размерностей и такта
полная импровизация и джаз-банд…
)
виртуоз блин…
)
удачи!
На этот стих у меня ушло минут 40-50, из них последние минут 10 плакала, когда придумала нижний катрен. Жалко стало Хадсона и себя, и Хемингуэя.
А править свои стихи терпеть не могу. Только через несколько дней начинаю замечать недостатки, а так в упор не вижу.
А еще мне очень нравится роман «По ком звонит колокол» и нравится, как звучит его английское название «For Whom the Bell Tolls».
случается по разному…
это очень важно во время создания картины иметь особое настроение
это передаётся всегда через мощную ауру произведения и придаёт живучесть в океане искусства…
К кому это обращение?
Хочешь, нового сына ему я рожу.
К островам? Почему в ед. ч.? Надо «Хотите».
К читателю? А почему героине нужна его санкция для родов?
К герою? Почему не в 3 лице — «хочет»?
Дорабатывайте стихи, не выкладывайте в виде тяп-ляп. Льстиво и на пургу напишут, что прекрасно. Но хотите серьезных стихов — работайте над ними. Вам понравится, если в ресторане Вам подадут полусырое мясо? Вот и тоже не выкладывайте недоработанное. Это же Ваше лицо как автора. Не пойдете же на улицу, недонакрасившись? Вот и тут наводите штрихи
Пусть останется жив он и мужем мне станет,
Хочешь, нового сына ему я рожу.
Девушка обращается к Богу, что тут непонятного?
Она просит у Бога сохранить жизнь Томасу.
И, обращаясь к Богу, говорит «Хочешь, я рожу ему нового сына взамен погибших. Только сохрани ему жизнь, и я буду любить его вечно. Ибо он настоящий мужчина».
Все вам, мужчинам, разжуй да растолкуй.
К островам моя ЛГ точно не обращается, вы просто надо мной подшучиваете.
Острова в океане, острова в океане.
Шумно птицы взлетают с насиженных мест.
Им уже отплывать на заре утром ранним,
Им — это птицам?) Или островам?) Или насиженным местам?
Но успели закончить свои вы дела.
Инверсия некомильфо. Стихи в идеале должны литься плавно, как речь А кто в речи так слова расставляет? Искусственность ощущается, ммм? Покрути строку.
каким ты тут боком — много согласных на единицу текста; мелодика теряется; плюс 3-е местоимение «ты» на строчку — перебор, некрасиво.
Что ты, девочка, что ты, ступай себе с Богом
сразу снимается куча слабостей
Но за замечание спасибо, учту в дальнейшем.
Я не совсем согласна, что стих должен всегда литься гладко и быть абсолютно понятным читателю. Мне очень нравятся стихи, в который есть какая-то загадка, недосказанность.
Иногда смысл стихотворения проясняется только в последних строках, иногда вообще остается неизвестным, допуская несколько трактовок и объяснений.
Для примера попробую написать нечто подобное, чтобы никто ничего не понял, но было красиво.
Попробую.
Не ходи за мною следом, не ходи.
Не боюсь тебя я вовсе, не боюсь.
Серой тенью душу мне не береди,
Не серей она, чем боль моя и грусть.
Ты игрушки мне ломаешь, ну и что ж,
Их ведь выбросить давно пришла пора,
Только гордость, гордость девичью не трожь,
Не гони ее, как кошку со двора.
Есть в душе моей такие уголки,
Ни за что тебя туда я не пущу.
Ты никто, ты только тень моей тоски,
Не узнаешь ты, о ком сейчас грущу.
Я могу придумать, что вообще ничего не будет понятно.
Тебе как автору решать… Просто этот переход от птиц к «им» — он чересчур плавен.
Именно всегда. Насчет непонятности — одно дело многозначный символизм. Другое — туман ни о чем. Хотя и такое всегда было в моде среди людей с испорченным вкусом. Вот как это высмеивал Мережковский:
-Какое очарование! Какое пение! Что мне за дело до смысла? Вся красота — в звуках, в подборе гласных и согласных…
И он причмокнул верхней губой от удовольствия. Все повторяли два стиха Проперция, не могли насытиться их прелестью. Глаза у них загорелись. Они друг друга возбуждали к словесной оргии….
Юлиану было совестно и вместе с тем забавно смотреть на это сладострастное опьянение звуками.
— Надо, чтобы слова были слегка бессмысленны,-заключил Лампридий с важностью,-чтобы они текли, журчали, пели, не задевая ни слуха, ни сердца,- тогда только возможно полное наслаждение звуками. («Смерть богов»)
20 веков великий ритор Квинтилиан в своем пособии по владению Словом:
2.5.10-12 "… мысли и выражения несобственные, темные, надутые, слабые, низкие, подлые, непристойные…не только от всех почти одобряются, но, что всего хуже, и одобряются единственно потому, что они дурны. Ибо речь правильная, естественная, кажется им не заключающею в себе великого ума; а тому, что отступает от здравого рассудка, как неким изящнейшим и изысканнейшим красотам удивляются: подобно как иные безобразными и чем-либо уродливыми телами пленяются более, нежели теми, которые из природной целости ничего не потеряли; и как те, кои пленяясь наружностию того, кто выщипывает на щеках до последнего волоса, кто голову прикрывает странною прическою, лицу придает искусственную белизну, находят в нем более благообразия, нежели сколько дала ему неискаженная природа: как будто красота тела может происходить от развращения нравов".
8.2.18 «Есть даже и такие, кои нарочно стараются быть темными: и порок сей не новый… Отсюда родилась сия отменная похвала: это прекрасно; я и сам этого не понял»
И все это тупиковые направления; многие писали без смысла… И в итоге очень быстро забылись.
russkiiyazyk.ru/orfografiya/pravopisanie/kak-pishetsya-po-moemu-ili-po-moemu.html
Опять придираюсь?
Вика, лучше б Вы писали 14 часов, но написали безупречно. Ходи-береди, пущу-грущу — фу, это 200 лет назад было простительно. Теперь — еще сносно на 50 катренов 1-2 глагольные. Но никак не на 3 строфы
«Первая обязанность стихотворного критика — не писать самому плохих стихов. По крайней мере — не печатать» (М. Цветаева)
Если Вы найдете у меня сопоставимые кучи глагольных рифм и т.п. косяки — имеете полное право критиковать.
Я Вам помогу: вот мои вирши, ищите косяки:
Устало говорит, что дело вкуса, когда налет на сердце не прожег. Его широкий круг настолько узок, что собственно не круг, а так — кружок. Он не любитель пролетариата и держится подальше от богем. Но те, кто в теме, кто по жизни рядом, его не перепутают ни с кем. Он косности не любит толстокожей, слоновой кости, эстетичных краг. Считает, что херней страдать негоже. В быту при этом сказочный дурак. Не водит броневик, не рвет аорты. Зато сказал — и все, впаял печать. И спас лицо, звереющее в морду, заставив пореветь и помолчать. Он заставляет сердце человечье омыться удручающей тоской. Его глаза, как плачущие свечи — за здравие сойдут, за упокой… От слов его незрячий прозревает, убогий критиканствовать спешит, хромой пегас — как лошадь ломовая. В стихах нагромождают этажи умело изощренные вопросы, а звучный ненаиграный напев легко спасает душу от фиброза. Ведь сам он, ни хрена не огрубев, упрямо видит мир чуток иначе: где пять углов, косится под шестым. И даже по-вийоновски варнача, выносит приговоры запятым. Он точно знает: боги не горшени, с посредниками вечно бьет горшки. Не выбирает громких выражений, когда с небес звучит команда: Жги! Он за ночь выпивает море сплина — и тем его судьба предрешена, она горчит, как красная калина, как жизнь и смерть героя Шукшина. И время по теории Эйнштейна безумно ускоряет бойкий ямб. Он графоман практически идейный: скорей издохнет, чем пропустит штамп. Когда найдет украденную фразу в красивых строчках искренних друзей, он тихо ощущает как-то сразу, что выше низкой жизни этой всей. Что разучился быть словесным жмотом. Его талант — в душевной широте. На вы с попсой, бросает вызов модам. В походах сам и тактик, и стратег. И ржавчина планеты Железяка, и соль замаринованной Земли. Ему насрать, что с ним бывает всяко — да лишь бы строки ярче зацвели. В своей стихии он Великий Зодчий — заоблачные зАмки на века. Его ненорматив настолько сочен, как выход из немого тупика. Томится мир в его душевном тигле, десятки тысяч раз перекипев, чтоб все непосвященные постигли, насколько концентрирован напев. Он сам себе сосновый треугольник и параллелепипед типа гроб. Его душа — танцующий раскольник. Ритм жизни — очевидный психотроп. Не может жить без этих грязных танцев, бессмыслицы разнузданного па. Его душа упертого спартанца твердит, что графомания — судьба.
То мертвая вода, то вновь живая срывается тогда с дрожащих уст. Он понимает: бывших не бывает… Родимый дом души — терновый куст. И вот он еженощно лезет в нору, хотя давно не верит чудесам, лирическому томному минору — он это начесать сумеет сам. Товарищ песня, луковое горе — все ауры не снимутся без слез. Певец парадоксальных категорий. Его строка — наотмашь и взахлест. К тому же графоман асоциален — он выговор, насмешка и укор, и сколько бы любовь ни отрицали, всегда найдет слова наперекор. Порой слепцом бывает востроглазым, умеет разозлиться и посметь, да так, что голос станет трубным гласом, затянет небо выдутая медь. И станет видно, свят ли тот, кто светел. И в ком натужный свет в натуре тьма. Ведь он за все слова давно ответил вопросу не для среднего ума. Как говорится, не было б таланта — бездарность не для красного словца. Биндюжников полна его шаланда, ведь души прибегают на ловца, поскольку знают — с ним и в пьяном глюке подсмыслов в каждом слове на трактат. А сизый нос идейного — не флюгер, а полиграф блистательных цитат. Цена катренов — множество окурков. Он сам — как горстка пепла после них. Развенчивает квазидемиургов — героев старомодных ветхих книг. Он раскрывает тайны подворотен, дворов чудес и донной глубины, хотя и сам при этом что-то вроде типичной обезбашенной шпаны. Стихи — и наслажденье, и расплата, аттракцион кошмаров, страшный суд. Герои все душою — как мулаты: от бесов ангелицы их несут. Он видит вдохновенье цветом мака, выпаривает верный опиат. Под ложечкой огонь. Терпи, бумага! Мозги и рвут, и мечут, и скрипят. Сам на себе рисует обелиски. Он реквием, ходячий некролог, внушающий тревогу мирным близким, как взгляд без розоватых поволок. Провидцы смерть пророчат Карфагену — лишь он один оплакивает Рим. Нормальным людям служит аллергеном. Слезами душит.
Так вот и творим.
Это высшая форма веры…
Вздох повысился на полтона.
Меры сводятся к полумерам.
В стороне от чужого счастья.
Рядом, располовинив горе.
Над собою безмерно властен —
Предрассудкам людским покорен.
Вой от собственного нельзя — и
Подвыванье от милых кличек.
Сам себе уже не хозяин,
приручившему — безразличен.
Сладость вновь переходит в горечь,
Вечно давишься этой фразой.
Изливаешь из уст легко речь,
«Я люблю» не сказав ни разу.
Страстность в свежем своем напоре —
И рутинность под ряской лет, но…
Все проходит — никто не спорит.
Но любовь — никогда бесследно.
Безответная вера… Боже!
Что обыденней? Что святее?
Лик мадонны лучится строже.
Зря молитву в разгар затеял.
Вы все поняли, мона, вижу!
Да, любовь… Откровенно — ересь.
Только нет этой веры выше.
Сам никак вот не разуверюсь…
*********
Как улыбка ее двояка!
Ну кого она не затронет?
Вечный странник, седой бродяга
Улыбнется в ответ матроне.
Что приличной замужней даме
Зачастивший старик-художник?
Обходивший дворы годами,
Чтобы кануть в свой мир ничтожных?
Не прижившийся среди Борджа
И не ставший своим у Сфорца.
Да, бастард, но для них подпорчен
Больше духом не царедворца.
Меркнут ценности их регалий.
Но опала не катастрофа.
Я — творец. Значит, уникален.
Князь сочтен и пронумерован.
Ноги спутали сети улиц,
Сеть кругов бытового ада.
Но уж если соприкоснулись,
То и рая уже не надо.
Словно милостыню, уронит…
Нет, улыбку, при чем тут деньги?!
Сколько жалости и ироний
Излучали ее оттенки…
*********
Миллионы и миллиарды…
Да, без низших нельзя, кто спорит?
Но вот искра небес в бастарде…
Бог ошибся в своем отборе —
Или наш противоестествен?
Ох, софистика, черт бы с нею…
Но мы все постигаем в детстве:
Мир и люди куда страшнее,
Чем посмертные ад и черти,
Божья воля и гнев Господень.
Пусть рожденьем клеймен до смерти —
От сословных цепей свободен.
Пусть закон освящает семьи.
Грезить узами как-то глупо.
Все ведь нынче живут со всеми,
Но никто никого не любит.
И все реже сердца надбиты,
А разрыв очага все чаще.
Так что нет на судьбу обиды —
От любви я. От настоящей.
Не от ангела Гавриила.
Мать земная — не недотрога…
Что б писанье ни говорило,
Но в грехе этом нет порока.
Чище ли от расчетов, партий,
Узаконенных проституток?
Если так — отчего в бастарде
Божий дар? Это ли не чудо?
Не грешны и не виноваты
В том, кем мы в этот мир явились.
Это Промысел, а не фатум.
В испытаньях Господня милость.
Благородный ли гениален?
Божья искра — небес кровина.
Кем могли бы стать, но не стали —
В этом наши грехи и вины.
*********
Божий холст распростерт над нами.
Мир людей — что-то вроде рамок
Их дела — только лишь орнамент.
Не комедия и не драма.
Все цветастое столь нелепо…
Яркость Солнца, игривость радуг
Не прекрасней ночного неба
И глубин этого квадрата.
Юность — время для встреч, а зрелость…
Да, прощанье одно сплошное.
Что же искра так разгорелась,
А душа вдохновенно ноет?
*********
Да, Мадонна, бывает… Встретил.
Умолкаю. Не дым, не копоть —
Только дымка нужна в портрете…
Божьей искоркой нелегко быть,
Но трудней выглядеть холодным,
Дым держать в себе, истлевая.
Вновь и снова марать полотна.
Да, прекрасна! И как живая!
Красоту передать непросто.
Но задача куда сложнее…
Вспомнил басню. Лиса и гроздья
Высоко-высоко над нею.
На портрете уловки лисьи
аппетитов волков не скрыли.
Те, кто пО сердцу не пришлись ей —
Сплошь кислятина мин на рылах.
Улыбнется она устало —
неизменно одно и то же.
Рассекретила, разгадала.
И голодный скулеж итожит:
Виноград, безусловно, зелен.
Кожа-рожа, ан нет изюмин.
Рассобачились, оборзели.
Каждый в злобе своей безумен.
Дамы, зависть… Склоняют, бредят.
Тот, кто знает жизнь, разберется:
Фон её красоты в портрете —
Человеческих душ уродство.
Я завишу от настроений,
Как поденщики от погоды.
Смех и грусть, свет и полутени.
Дни и ночи.
Проходят годы.
********
Вот Господь, а вокруг 12.
Вот я сам — и леонардески.
Им непросто за мной угнаться,
Не поверив в себя по-детски.
А мои маяки исчезли.
Впереди только тьма густая.
Знает Бог, как же тяжко, если
Хоть и тщатся — не дорастают.
Где любовь, там всенепременно
Предан кем-то или кому-то.
Ведь за каждым из нас — измена.
В каждом Петр жив. И жив Иуда.
Кто-то ищет мастеровитей.
А в итоге, себя утратив,
Бесконечную кару видит
В омертвляющей дух награде.
*********
Без страданий и жизнь пустая,
И труды над холстом – впустую.
От превратностей не страдает,
Кто превратно жизнь не трактует.
Тот, чей штрих сотрясал устои,
Не случайно не понят теми,
Кто времен своих был достоин.
Мудр, кого недостойно время.
Жизнь – препоны. Одна, другая…
Мастер — стало быть, искра Божья.
Ко всему в жизни привыкая,
В небо собственный путь проложит.
Над забвением по канату
Вроде жалкого акробата…
До поры удержаться надо.
Но придет час и в вечность падать.
Мир не вздрогнет, когда сорвется…
Смерть — банальность, не в этом ужас.
Страшен чувства взаимный отзвук.
Засыпает привычность, рушась,
Все, что видится нам обоим
Бездной глупости и рутины.
Пульсы кажутся смертным боем.
И становится ритм единым…
Хватка чувства тогда мертвее.
Зажимается горло туже.
Но второе дыханье веет.
И в картину вдыхаешь душу.
*********
Краски смешаны, как в реторте
7 металлов для трансмутаций.
Тяжело состязаться с чертом.
С Богом смертному как тягаться?
Чтоб мгновенье в веках застыло,
Чтоб любой у картины замер…
Где набраться такого пыла?
Образ вечно перед глазами.
Ртуть стекается капля к капле.
Мысли сводятся все к тому же.
То ли сам был судьбой ограблен,
То ли даму увел у мужа.
В вечность… то, что не спал пока что
С нею — алиби нет глупее.
С кем в веках ее свяжет каждый?
Нет коварней прелюбодея,
Чем влекущий не тело — душу.
Да и Муза не лучше беса.
В вечность виза — за это нужен
Ей талант… и душа в довесок.
***********
Мрак настойчиво лижут свечи.
На холсте меньше белых пятен.
Да, Мадонна, никто не вечен.
Хронос злобен, жесток, всеяден.
Блекнут краски в увядших лицах.
А искусство наивно столь же,
Как попытка живого слиться
С мертвым…
Тем, что живет чуть дольше.
Тело подчинено закону.
Духу хочется благодати.
Я бы с Вас написал икону,
Но хотите ли в результате
Затесаться в сонм шлюх владычьих,
Возбуждающих богородиц?
Приложившись к портретам, тычет
Пальцем, видя таких, народец.
Человек – агнец и козлище.
Проповедуй или свирепствуй —
В красоте дух спасенья ищет,
Тело тянется к непотребству.
Какофония двух мелодий…
Неразрывные, но чужие.
Есть душа не у всякой плоти,
А вот плоть у любой души есть.
*********
Беззаветно в любви лаская,
Недолюбленными жестоки…
Женский дух, если неприкаян,
Выход страсти найдет в итоге.
Сколько было кровопролитий,
Где политика – только повод.
Ибо женщина не политик.
Но она превзойдет любого
Кондотьера и полководца
В кровожадности – видел, знаю.
И наружу тогда прорвется
Тоже страсть, но совсем иная…
Всякой даме присуща властность.
Но не всякий слуга покорен.
Манит сила прекрасных глаз нас.
Слезы – пытка и казнь в укоре.
Там, где власть красоты слабеет,
Прелесть власти влечет сильнее.
Счастье, что отыскал в себе я
Силу быть столь смиренным с Нею.
*********
Всплески уличных мордобитий,
Бури войн, что на истребленье…
Хуже мир, где нудят: терпите.
Где ты серости вечный пленник.
Беспорядки — ну скарб растащат.
Смертный бой – всадят в грудь железо.
Нет, Мадонна, ничуть не слаще,
Где насиловать душу лезут
Возомнившая тупорылость
И ущербная серость массы.
Где ущербность и тупость вскрылась —
Замолчать, оболгать, размазать,
Уничтожить без угрызений.
Трудно людям жить в царстве Зверя.
Души мертвых найдут спасенье,
Души мертвые – нет, не верю.
*********
Жизнь бросает в чужие души,
Как кукушка в чужие гнезда.
Полыхнет страсть – и снова стужа.
Грудь полна – жаль, что затхлый воздух.
А сердца почему-то глуше,
Где пытаешься сжиться ближе.
Научившись о чуждом слушать,
Отвыкаешь о важном слышать.
*********
Где творенье – всей жизни дело,
Недосказанность неизбежна…
Нет для вечной любви предела.
Даже смерть толком не рубеж нам.
Вот и я ненадолго спасся
От сует и всего мирского,
Заточив себя в Амбуазе.
Живописной чужбиной скован.
Отгорели глаза в Тоскане.
И остатки тоски истлели.
Все, как в воду Луары, канет,
Что чадит еще еле-еле.
********
Чувство — зеркало. Смотрим оба
С 2 сторон — и друг друга видим.
Кто в желаниях плоти робок,
Тот дерзает в своем наитьи.
И портрет, что икон святее,
5-й угол души украсил.
Взгляд, как в зеркало — молодеет
Угасающий в Амбуазе…
Отраженье души в картине.
Долгожданный миг встречи близок
Смерть – удел донны Герардини.
Вечно жить будет Мона Лиза.
прошлый твой мир из холодных ночных нейлонов, на автомате прочитанной чепухи, слов по Т9, холодных и непреклонных…
живы лишь слезы и повод для них — стихи.
их не напишут ни роботы, ни компьютер, чтобы развеять тоску, отвратить беду. мертвая зона от них зацветет уютом, ведра кровищи рассеются на лету. Кэрри блеснет и померкнут все звезды с рампы. выключится и растает ночной софит. а из кавычек и скобочек дифирамба выйдет живое, имея румяный вид. все те сюжеты, которые так жестоки – на автомате штампует их жизнь всегда – преобразятся, красивее став в итоге. мир губит пошлость, спасает – лишь красота.
бархатна рифма, причудлива нынче мода. в прошлом унылые осень-дефис-зима. я не изношен, не списан и не измотан. материальчик пощупав, суди сама.
можно быть стервой, а можно быть реалисткой и воплощать сокровеннейший идеал. быть недоступной — и самой родной и близкой, нежной святыней для храма из одеял.
градусы чувства не скроешь — и я не прячу. жесткость в сюжете? но я и ему назло ласков и тих, откровенен, и даже вкрадчив… ну а реснички сметают пыль лишних слов с губ, воспаленных и ярких, как модный глянец, будто бы соль оживающих в нас морей…
хочешь? ты видишь, как много стихов в кальяне сердца поэта? кури его поскорей! пусть на губах остается горчинка меда, струйка молочно-душистого табака.
жизнь повседневна, не все в ней решает мода. к счастью, к несчастью — однако не все пока. а интуиция робота у Т9 не угадает, когда написать «люблю».
сущность любви не в искусственной красоте ведь. можно привлечь, только шансы равны нулю, где речь заходит о том, чтоб в ночи и в утре вместе, друг другу и пО сердцу, и к лицу. можно до времени фальшью мозги запудрить, но вдохновению в ней не найти пыльцу, чтобы не месяц, не те 9,5 – вечно хотелось в медовых ночах вдвоем. жизнь растерзать и делиться с тобою львиной долей животного нечто, чего с огнем в людях не сыщешь… инстинкт в чем-то мотыльковый. пламя искать в Ней, чтоб жизнь не казалось мглой. ну а бояться при этом совсем другого: стать для Нее, для крылатой такой, иглой.
мир полон фальши, подделок и имитаций. сплошь иллюзорность и вычурность напоказ. к счастью, есть нежность — бессмысленно и пытаться это подделать. сложней, чем мужской оргазм.
так что просохнут и нежно вспорхнут ресницы, гладя эффектами бабочек в животе.
девочка спит. пусть ей ласковый сон приснится.
нежность. живая. моя.
с ней. всегда.
везде.
Ищите, могу еще притащить. Найдете — буду признателен и учту. Я только потому обрел какой-то навык, что всегда избегал лести, а к критике прислушивался.
Далее.
« унылой чередой струятся дни. все ниже без тебя восходит солнце. росток
надежд в душе моей поник. не видится тепла за горизонтцем».
Здесь рифма –« солнце-горизонтцем». Послушаем по этому поводу классика – Владимира Маяковского. Один поэт, описывая советский герб, срифмовал «свисток – серп и молоток», на что Маяковский резонно заметил, что если бы у у этого поэта была пушка, то получилось бы «пушка — серп и молотушка».
Так и у Вас- если допустимо «солнцем- горизонтцем», то можно и «солнышком – горизонтишком», «огнищем- горизонтищем», «сосулькой – горизонтулькой», почему нет.
Не люблю хвастунов.
Я хочу, вот я здесь со стихами. Где в этом хвастовство?
Вот это хвастовство — я столько-то строф в секунду и т.д. Хотя бы там косяк на косяке. А где у меня хвастовство? Я жду указаний на ошибки, как договорились.
А я не люблю, когда за слова не отвечают. и спрыгивать с темы пытаются, давая задний ход.
А что до молодого — я Вам в отцы гожусь. Так что эти понты неуместны. Ищите и обрящете.
А по сути — я думаю, на сайте найдутся специалисты, которые найдут стилистические и другие недостатки в выставленных здесь Вами стихах, которые Вы позиционируете как безукоризненные, как «безупречный образец поэтического искусства».
Вы кто такой?
Расскажи, мил друг, как ты сейф взломал
Мёллера, однако.
И в германскую видно воевал,
Знатный был вояка.
Два Георгия получил, вашбродь,
Тем я не горжуся.
Ты послушай, брат, ты стрелять погодь,
Может пригожуся.
Горжуся-пригожуся, взломал-воевал) Сильно) Уж не вы ли специалист?) Ну рискните — есть подозрение, что «специалисты» мигом увянут, если их позорище затронуть)
Короче.
poetov.net/pages/rules.html
Вот правила. Я не вижу ограничений на объем комментов и на самопиар. А мнение какого-то графомана и что там у него принято — это мне вообще безразлично. Так что я буду комментить что захочу и в каком пожелаю объеме. А Вы мне уж точно не указ и не авторитет — с такими виршами детям на смех — горжуся-пригожуся, стилист вы наш гениально-непризнанный)
Вы утверждаете, что Вы не нарушили никаких правил портала.
Это ложь. Вы нарушили следующее правило:
«Всем участникам данного сайта запрещается:
3.1. Оскорблять участников сайта в любой форме: запрещено проявление любой грубости, личных оскорблений и нецензурных высказываний как в отношении юридических, так и конкретных физических лиц. Пользователи должны соблюдать уважительную форму общения.»
Наличие у Вас определенного уровня техники стихосложения не дает Вам права оскорблять и унижать других авторов.
И потому, Сударь, с прискорбием сообщаю Вам, что Вы – ПОДОНОК.
Вы обозвали уважаемого мной автора колхозником, малограмотным, дегенератом — я это ОБОСНОВАЛ. Ибо он вправду безграмотен. И это не оскорбление, а констатация факта. Или это пишет грамотей и интелигент?
Наш БОГ един и никогда ни кем непобедим! (НИКЕМ СЛИТНО!)
poetov.net/61638-nash-bog-edin-i-nikogda-ni-kem-nepobedim.html?list_context=users
А Соловьи не поют водиночку*… (так! не в одиночку!)
poetov.net/58295-a-solovi-ne-poyut-vodinochku.html?list_context=users
В заголовках АШЫПКИ
А врешь ты!!! Сказано было — я пишу для элиты, а не для кур. А вот К ВИКТОРИИ КУРИЦУ ОТНЕС УЖЕ ТЫ) То есть это ты таковой ее считаешь и оскорбил.
И если я подонок, то ты подонок лживый и бездарный.
Это совершенно из иной оперы. Серп и молот — это ОФИЦИАЛЬНЫЙ ГЕРБ, МОЛОТ там ОФИЦИАЛЬНО, а не молоток. И Маяковский возражает именно против склонения не молота как такового, а в сочетании с СЕРПОМ.
«солнышком – горизонтишком», «огнищем- горизонтищем» — извините, тут ОБА СЛОВА В ОДНОЙ ГРАММАТИЧЕСКОЙ ФОРМЕ, ПОТОМУ нежелательно. Но можно, как покажу ниже.
У меня только ОДНО: СОЛНЦЕ -ГОРИЗОНТЦА. Отличная рифма. А ОФИЦИАЛЬНО Солнце в паре с именно ГОРИЗОНТОМ — этого нет.
Так почему я не могу применить уменьшительное от ГОРИЗОНТ? Вот объясните свою логику? Где сказано не о конкретном серпе и молоте, а ВООБЩЕ, что уменьшительная форма неприменима?
Так вот Вам у самого Маяковского, если Вы не знаете элементарного:
www.culture.ru/poems/21305/za-chto-borolis
Говорят,
что иной братишко,
заработавший орден,
ныне
про вкусноты забывший ротишко,
под витриной
кривит в уныньи.
братишко-ротишко
Есть вопросы еще?
Обе «претензии» смехотворны и мимо, жду еще потуг) Только умоляю, не срамитесь, как с молотком)
Неужели Вы так неразвиты, что не понимаете, в каком контексте сказано?)
Непомерная (почти бесконечная) длина Ваших комментариев, Михаил, есть продукт Вашего самолюбования и отражает размер вашего преувеличенного мнения о своих достоинствах, а потому данная дробь, отражающая Вашу истинную сущность, стремится к нулю.
Истинно интеллигентным людям свойственно приуменьшать свою талантливость и значимость, а неинтеллигентным — преувеличивать(Эффект Даннинга — Крюгера).
Умение хамить — вот в чем Вы преуспели.
— Городские ваши нравы порочны,
Соблазнили меня, право, нарочно.
Словно опытный игрок, блефовали,
Нераспущенный цветок вы сорвали.
poetov.net/59082-baryshnja-krestjanka.html?list_context=users
Нарочно-порочно, сорвали-блефовали)
Все ясно)
Научитесь сперва писать не на столь явно графоманском уровне) Явите свою интеллигентность и разум в деле. А до тех пор все это — ущемленные эго бездарей, которых ткнули в их позорище. А возразить нечем, лишь уныло гундеть мне на смех, какой я плохой)
Плевать — на литпортале важен литнавык, а что там такая-то графомань думает обо мне — честно, вообще индифферентно.
Какая ты молодчинка.
Художник. Блин.
Спасибо, Странник.