По ягоды с блесной...
В траве по пояс прячется, гляди-ка,
Загустевая в собственном соку,
Не-я-года моя неврастеника,
Весьма своеобразная на вкус -
Сорви её, спаси её! За эт
Я расскажу тебе тебя и сны,
В которых свежепойманное лето
Под крылышком блесны
Марианна Боровкова
Иду, как перехожая калика,
в который раз к заветному цветку.
Меня манят плоды неврастеники,
неягоды в несобственном соку.
Мой тонкий мир разрушен до предела.
Съедают душу плесень, дурь и ржа.
А горсть неягод в рот – и полетела,
загустевая в ярких миражах.
На вкус они весьма своеобразны:
не для эстетов, коль напрямоту.
Вот только ешь всё больше раз от разу,
как будто тайно куришь наркоту.
А дальше всё звиздато, но чревато:
сидишь и ловишь лето на блесну…
И как итог – больничная палата,
где врач-невролог буркнет: - Ну, и ну…
Ну…, а потом, ничуть не беспокоясь
за разум свой, рассказываю сны,
где по ночам, в густой траве по пояс,
пью млечный сок неягодной луны.
Загустевая в собственном соку,
Не-я-года моя неврастеника,
Весьма своеобразная на вкус -
Сорви её, спаси её! За эт
Я расскажу тебе тебя и сны,
В которых свежепойманное лето
Под крылышком блесны
Марианна Боровкова
Иду, как перехожая калика,
в который раз к заветному цветку.
Меня манят плоды неврастеники,
неягоды в несобственном соку.
Мой тонкий мир разрушен до предела.
Съедают душу плесень, дурь и ржа.
А горсть неягод в рот – и полетела,
загустевая в ярких миражах.
На вкус они весьма своеобразны:
не для эстетов, коль напрямоту.
Вот только ешь всё больше раз от разу,
как будто тайно куришь наркоту.
А дальше всё звиздато, но чревато:
сидишь и ловишь лето на блесну…
И как итог – больничная палата,
где врач-невролог буркнет: - Ну, и ну…
Ну…, а потом, ничуть не беспокоясь
за разум свой, рассказываю сны,
где по ночам, в густой траве по пояс,
пью млечный сок неягодной луны.