Дед Епифан. Снова стонет...
Снова
стонет дед в кровати,
Ультрафиолет
некстати.
Солнце
здесь такое, дед
Сжег,
что только мог. Совет
Бабкин
он вчера не слушал.
«Я
и не такое кушал,
Что
мне солнечны лучи,
Загорать
могу в печи».
Бабка
спорить не хотела.
«Коль
сгоришь ты, пустомеля,
То
меня не тормоши,
Посмеюсь
лишь от души».
«Словно
в воду ты глядела,
Бабка,
ведьма ты всецело,
Ты,
как есть, бесовка, мать,
И
язык тебе подстать.
Нешто
сглазила некстати,
Так
болит и тут и сзади,
Кремом
хоть намажь, жена,
А
не то, на что нужна
Ты
мне. Чистая обуза.
Не
могу лечь ни на пузо,
Ни
на спину, впрочем, сесть
Тоже
больно. Знаю месть
То
твоя мне за гулянье,
Ведь
признал уже, болван я,
Язва
ты, ни дать не взять,
Чую,
эта вот кровать
Станет
для меня курортом».
«Жертва
да, но лишь аборта,
Ты
ж не слушал никого,
Ты
же сам ведь о-го-го.
Что
ж теперь винить супругу?
Это
лишь твоя заслуга.
Так
что ты лежи, болей,
Я
ж на пляже без затей
Поскучаю
в одиночку,
Без
тебя тоскливо очень,
Но,
куда ж деваться, слег
Ты
старик. Таков итог».
«Как
тебе тоскливо, видно
По
твоей улыбке дивной,
Просто
светишься, жена.
С
горя, нешто? Не слеза
На
твоей щеке? Ошибся?
Показалось.
Знамо, чипсы
Ты
сегодня ела. Вот
И
прилип кусочек тот.
Так
что рвать не стоит сердце,
В
горе очень не усердствуй.
МХАТ
рыдает, потерял
Он
такой потенциал».
«Не
твоя сарказм стихия,
Ты
скажи мне, в пиццерию
Ты
пойдешь в обед, иль нет.
Епифан,
я жду ответ».
«Да
какая пиццерия,
Когда
в сердце аритмия?
В
горло не пойдет кусок,
Коли
все болит. Не впрок
Яства
мне и разносолы.
А
помогут лишь уколы,
Мази
там, компресс, и да,
Ласка
и любовь твоя».
«Глупость
лечится иначе,
Дурь
твою же и тем паче,
Лаской
лишь разбередишь,
Разговорчивый
стал, ишь!
За
моря лететь, в постели
Что
б валяться, очумел ты.
Там
в аптечке Пантенол,
Так
намажься, балабол.
Через
час от твоей хвори,
Не
следочка, априори,
Не
останется. Лечись,
Завтра
едем мы в круиз».