В муках рождается поэт

Многие десятилетия увлечения стихосложением, при этом безразличное отношение к поэзии, думаю, не частое явление. Поэтому и хотелось разобраться в самом себе, почему чуть ли не вся жизнь оказалась тесно связанной с этим хобби. Ведь были и другие увлечения, полностью загружавшие моё свободное время. Это и спорт (точнее, физкультура) с погоней за разрядами; это и шахматы, которые я не держал за спорт, но с головой погружался в изучение дебютной теории; это и мистика, сконцентрированная на «Тайной доктрине» Елены Блаватской; это и различные собирательства – филателия, нумизматика, книги. Но все эти увлечения были относительно краткими – от года до пяти лет. А вот стихосложение захватило в раннем детстве и продолжается до сих пор, конечно, с многолетними интервалами.

Эпизод первый

Мой сосед по дому и приятель с раннего детства Толька Дюжев (дворовая кликуха – Толян) всегда следовал за мной, как тень, и постоянно «смотрел мне в рот», хотя и был старше меня почти на год. Ничего в этом удивительного не было. Слабоват он был на голову. Дважды бывал второгодником - во втором и шестом классах, не утруждал себя чтением книг. Постоянная моя помощь ему в выполнении домашних заданий никакого проку не имела. Во всех делах он был моим ведомым. В одном я отдавал ему должное - он обладал врождённым поставленным ударом по футбольным воротам. Вот Толяне и довелось стать «крестным отцом» моего стихоплётства.

Произошло это, когда, если мне не изменяет память, у меня за плечами было лет двенадцать. Толян мучительно зубрил заданный в школе стих какого-то классика и поливал бранью и этого поэта, и всю поэзию в целом: - Вот уродятся такие рифмачи! А нам зубри и зубри! И кто только придумал эти самые стихи?!

- Что ты против стихов-то имеешь, - ответствовал я Толяне. Интересная же игра - слагать стихи. Ничуть не хуже, чем кроссворды и шарады разгадывать.

- Вот ты и попробовал бы сочинить что-нибудь, а я посмотрю, как у тебя это получится.

Это предложение запало мне в душу. Решил я, что «не Боги горшки обжигают», обязательно что-нибудь сварганю. Например, про Алку, которая во дворе числилась «невестой» Толяны. И сварганил. Толян был первым слушателем и "комментатором". Он хлопал в удивлении глазами, шмыгал носом, никогда не свободным от соплей, и смог только вымолвить: - Классно! Я б так не смог.

После этого и пошло – забава оказалась заразной. Писал и про наши дворовые дела, и про школьные, и про пионерские забавы. Иногда пытался всерьёз писать и патриотические стихи. Нужно отдать должное Толяне: он был единственным моим слушателем и никому не рассказывал во дворе о моей «поэзии». Стихи писал на вырванных тетрадных листочках и складывал в ящик письменного стола. Однажды один из серьёзных стихов мне самому настолько понравился, что я решил послать его в редакцию «Пионерской правды», благо жанр и тема вполне соответствовали формату этой газеты. Попытка не удалась. Признав «несомненное наличие таланта», настоятельно рекомендовали записаться в литературный кружок Дома пионеров и «совершенствовать там своё поэтическое мастерство». Это был первый удар по самолюбию начинающего поэта.

Тут же вскоре последовал и второй. Моя мама, далёкая от поэзии и подобных увлечений, при очередной уборке очистила мой стол от разрозненных тетрадных листочков с правленными-переправленными текстами, написанными карандашом. И я наконец-то почувствовал себя свободным от тягостного увлечения.

Эпизод второй

Но увлечение неожиданно вернулось лет так через шесть-семь. Закончил я школу, не поступил в институт  по конкурсу. Но полученных экзаменационных оценок мне хватило для поступления в техникум той же специальности, что и институт. По сравнению со школой меня здесь больше всего поразило совместное обучение с девчонками. В школе-то оно было раздельным. Нет-нет, поразило не сравнительная близость с инакополыми коллегами (в этом отношении иммунитет был приобретён в постоянных дворовых играх). Поразила крайне низкая школьно-умственная способность моих соучениц. Такого количества двоечников, в основном за счёт женской половины группы, я никогда не видел в школе.

Из этой половины только одна Маша Болдырева была, как тогда говорили, хорошисткой. К тому же она отличалась серьёзностью поведения, какой-то взрослостью и рассудительностью. Остальные девчонки варьировались от стабильных троечниц до непробиваемых двоечниц, подобных моему другу детства - Тольке. Тогда мне это трудно было объяснить себе, а сейчас понимаю. Семнадцати-восемнадцатилетние девушки, обуреваемые бушующими потребностями в любви и замужестве просто не могли сосредоточиться на освоении таких спецпредметов, как «Организация и производство строительных работ», «Каменные конструкции», «Геодезия» и тому подобное. Вскоре это подтвердилось и в жизни нашей группы. На первой же практике на строительстве многоэтажного жилого дома забеременела наша соученица. В группе никто из ребят не относился к ней серьёзно, даже игнорировали, а на стройке нашёлся и на её долю любвеобильный каменщик. Кажется, она так и недоучилась, родив незадолго до диплома.

Эта особенность техникумовского обучения и способствовала новому всплеску моего стихоплётства. Только теперь единственным жанром для меня стали сатирические стихи и эпиграммы, а героями – наиболее типичные студентки нашей группы. Письменных свидетельств того периода моего творчества опять же не осталось, но в памяти застряла пара эпиграмм. Первая посвящена крайне слабой ученице, отличавшейся излишне стройным станом и высоким ростом. Вот эпиграмма и относилась к голове этой девушки:

Ты на почтенной высоте,

воздетая, как на кол.

Но вот умишка-то в тебе,

как будто кот наплакал.

Героиней другой эпиграммы была красивая и слабо успевающая девушка. В глаза прежде всего бросалась её необычно изломленная фигура с сильно откляченной круглой попой и обильный макияж. Конечно, в то время макияж был не столь изысканным, как сейчас, всё больше подручными средствами пользовались модницы. Я, постеснявшись, решил отметить в эпиграмме только вторую особенность героини:

Если вдруг на горе людям

Иссякнут залежи угля,

Мы достаточно добудем

под глазами у тебя.

Под стихами и эпиграммами я ставил подпись, составленную из первых пар букв нашей сдружившейся троицы. Кроме меня, в эту троицу входили Славка Евграфов и Борис Рубанович, который при знакомстве с кем-либо, представляясь, обязательно добавлял: «Прошу не путать с Рабиновичем». Нет, мы не были закадычными друзьями, не проводили совместно время вне техникума. Безболезненно расстались после защиты дипломов. Пару раз состоялись у меня встречи с Борисом после окончания учёбы, но он сам прервал наши общения, честно сообщив, что ему очень нравится моя девушка. Со Славкой встретились только после службы в армии - столкнулись на вступительных экзаменах в институт и перед тем, как идти на экзамен, посидели в кафе и отметили нашу встречу.

Только они и знали истинное имя автора стихов и эпиграмм, тем не менее почему-то меня довольно быстро расшифровали. Естественно, появились обиженные на меня. Помню ещё такой случай. Была в нашей группе очень яркая, фигуристая, с чертовщинкой в блестящих глазах, жгучая брюнетка, довольно свободная в своём поведении девушка, которую все называли с моей «лёгкой руки» Хайкой Веркиной, поменяв местами первые буквы имени и фамилии. Ей я посвятил довольно большой стих. В нём воспевалась её красота, чёрный локон на фарфоровой белизне её лба и прочие прелести.  Но заканчивался стих такими словами (только они и остались в памяти): « …но тсс, молчу! Пусть только я один из группы нашей знаю, что баба ты для всех своя». Ну как тут не обидеться навсегда?!

Последствием моей «известности» стало приглашение в литературный кружок, возглавляемый преподавательницей русского языка и литературы. Я даже не знал о его существовании, так как эти предметы в нашей группе, сформированной из молодёжи, уже имеющей среднее образование, не преподавались. Получил я записку, опять же на тетрадочном листе. Читаю стих, в котором староста литературного кружка приглашает в этот кружок и одновременно пытается убедить меня, что я совсем не такой (плохой), каким изображаю себя в своих стихах. Дескать, я лирик, натянувший на себя маску циника. В своём стихотворном отказе я ещё более цинично представляю «свою сущность» и заканчиваю стих словами, что лирика – это шелуха и пустозвонство, а по мне всё проще: «…понравилось? - купил и положил в карман».

Два года в техникуме – два года моего сатирического стихоплётства.

Эпизод третий

Нет, двумя годами направленность моей поэзии на сатирическую тематику не обошлась. После защиты диплома в техникуме прошло всего месяца три и эта тематика получила дополнительное питание после моего призыва в Советскую Армию. Только героями стихов и эпиграмм стали мои непосредственные и прямые начальники – сержанты, старшина роты, замполиты. Не уживался я с ними. Написал даже одну длиннющую поэму, посвящённую своему командиру отделения, младшему сержанту, призванному за год до меня из сельской местности Харьковской области. Парень он хороший, с мягким характером, но серенький. Поэма была не сатирическая, а юмористическая, без всяких издёвок. Выход моя желчь находила в стихах, посвящённых старшине и замполиту.

И опять по независящим от меня причинам моё увлечение стихоплётством стало известным командиру взвода. Лейтенант тут же дал мне поручение раз в неделю выпускать «Боевой листок» с острыми эпиграммами на нерадивых солдат взвода. Оформлял листок профессиональный художник - тоже солдат нашего взвода. Нам было поручено самим находить героев и их кандидатуры согласовывать с командиром. Слава Богу, ребята на нас не обижались, понимая нашу подневольность. А в качестве компенсации за такую внеплановую загрузку командир иногда освобождал нас от строевой подготовки или даже очередных нарядов на кухню или уборку территории.

Все свои поэтические творения я фиксировал в толстой крупноформатной тетради с коленкоровым переплётом (тогда за девяносто шесть копеек). К концу первого года службы тетрадь была почти наполовину заполнена. Хранилась она всегда «под рукой», то есть на моей полочке тумбочки, вместе с принадлежностями для бритья, иногда книжками, взятыми в библиотеке и купленными в книжном магазине. Другая полочка принадлежала пареньку, занимавшему «второй этаж» надо мной в нашей «двуспальной» кровати. Жили мы с ним дружно. К моему задиристому характеру вполне подходили его молчаливость, полуграмотность, постоянное согласие со мной во всех вопросах. Этим он напоминал мне всё того же Тольку Дюжева. Был у него один недостаток, доставлявший мне некоторые дополнительные неудобства – частенько я обнаруживал располовиненным флакон моего «Тройного» одеколона. Таким образом мой сосед время от времени без закуски боролся со своей депрессией.

К концу первого года службы мы расстались. Я получил по паре лычек на погоны и назначен командиром отделения новобранцев в той же воинской части – школе по подготовке младших военных специалистов. Сосед же мой в звании ефрейтора был направлен для продолжения службы на какую-то точку того же военного округа. Одновременно с его (и остальных солдат нашего взвода) отъезда пропала моя тетрадь со стихами. Кто-то захотел увековечить моё имя в своей памяти. Опять у меня не осталось и следов этого этапа моего стихоплётства. Может, потому мне и не писалось более в последующие два года службы, хотя бывали недобрые встречи с новыми командирами и замполитами.

До сих пор меня удивляет тот факт, что ни во время учёбы в техникуме, ни во время армейской службы ни разу не возникала потребность в сочинении лирического стихотворения. А ведь у меня была постоянная девушка – москвичка, которая и тогда упрекала меня в сухих письмах и сейчас не забывает упрекать в этом меня (будучи женой). Не вдохновляла меня на лирику и подруга первого года моей воинской службы – прекрасная девушка, большая умница и верный друг. Значит, до лирической поэзии на этом этапе жизни я ещё не дорос.

Эпизод четвёртый

И время лирической поэзии пришло. Долго оно добиралось до меня – после окончания срочной службы прошло аж восемнадцать лет, то есть вообще никаких стихов не писал двадцать лет! И накатило! Как всегда это бывает, случайно. Я уже солидный человек – творческий и административно руководящий одновременно. Хоть и при маленьком, но собственном кабинете. Иногда, кроме сотрудников моего отдела, ко мне заглядывает приятная во всех отношениях сотрудница соседнего отдела. Обычно сидим, покуриваем и толкуем о жизни. В этот раз она ни с того, ни с сего завела разговор о Владимире Высоцком. Он в то время активно выступал со своими песнями, с успехом играл «На Таганке», был очень популярен среди молодёжи и театралов. Я уже не относился ни к тем, ни к другим, поэтому знаком с Высоцким был только по записям его песен на ленточном магнитофоне моего юношески молодого шурина. Короче, по незнанию относился к этому поэту весьма прохладно. Моя собеседница заливалась соловьём, описывая талант и необыкновенную работоспособность Высоцкого: - Ты представляешь, при его загрузке в театре, постоянных выступлениях со своими песнями в разных дворцах культуры и клубах он ещё умудрился написать триста стихотворений и песен!  

Так как последнее прозвучало особенно акцентировано, то я в основном на это замечание и среагировал: - Подумаешь, триста! Если по вечерам писать по стихотворению, то в год получается более трёхсот.

- Как всё это просто – в день по стихотворению!- прозвучало в мой адрес с откровенной усмешкой.

- А что, раз плюнуть, - сказал я с ответной усмешкой, заводя собеседницу. – Хочешь, на спор напишу за рабочую неделю пять стихов? Каждый день по стиху буду тебе приносить.

- Готова спорить. А на что пари будет?

- Я готов на желание, а ты сама выбирай.

- Тогда я тоже на желание.

- Всё, бьём по рукам. Завтра приношу тебе первый стих. Только вот что. Дай мне тему для первого стиха, а дальше уж я сам буду придумывать.

Подруга почесала в затылке, сделала задумчивое лицо и оживлённо сказала: - А напиши что-нибудь под Высоцкого, раз уж мы о нём разговор завели.

Так и порешили. Этот эпизод я художественно отобразил в своём стихотворении «Спор на интерес». Первым стихом, как мы и договаривались, стал «Я всю жизнь обитал на Таганке». В подзаголовке указал: «Под Высоцкого». Стих был встречен подругой с восторгом, неподдельным удивлением и уже слышанными мной в детстве словами: «Я бы так никогда не смогла». Жанр юмористический, но это уже сдвиг от привычных мне эпиграмм и сатирических стихов. Остальные четыре стиха не помню, но что они были лирическими, факт. Спор мною выигран! И опять возродилось желание писать стихи.

Потом при поездке на трёхнедельный отпуск в Палангу был написан небольшой цикл стихов пейзажного жанра. Очень уж меня вдохновляло мрачное и холодное ноябрьское море, пустынный пляж, водоросли, выброшенные прибоем на песок, и капельки янтаря в них. Потом ещё и ещё. В связи с большой загрузкой на работе, интенсивной работой над диссертацией времени для стихоплётства оставалось мало. Но пару десятков стихотворений этого полуэпизода написал. В основном это пейзажная и любовная лирика. А назвал я этот период полуэпизодом потому, что в течении трёх лет движущим мотивом стихоплётства была моя подруга - визави в споре. После этого наступило затишье в моём стихосложении лет на семь и … новый полуэпизод приблизительно на три года. И снова неспешно между дел написано пара десятков стихов любовной и пейзажной лирики, навеянной в основном новой музой.

Таким образом был заложен фундамент из сохранённых в тетради сорока стихотворений для пятого, длящегося по сей день эпизода моего стихоплётства.

Эпизод пятый

Наконец-то я стал владельцем компьютера! Сын приобрёл себе новенький, более современный, а устаревший сбросил «с барского плеча» своему отцу. А отец, то есть я, подкупил монитор, «мышку», с помощью сына подключился к провайдеру, с помощью соседской девочки-старшеклассницы обзавёлся электронной почтой и аськой и приготовился к самостоятельному плаванию в бескрайнем море интернета.

Пользоваться компьютером я более или менее научился за три года работы в одной уважаемой конторе за десять лет до описываемого события. В этой конторе каждый сотрудник, кроме уборщицы, имел у себя на столе современный компьютер. Но уборщица не имела и своего стола. Зато у неё был очень мощный пылесос с увлажнителем и рядом разных навесных приспособлений. Мне как уважаемому сотруднику в этой не менее уважаемой конторе всячески помогала в освоении новой для меня техники молодая секретарша главы конторы, она же племянница принятого мною на работу к себе в отдел сотрудника в прежней моей трудовой жизни. Более или менее на уровне слабого пользователя освоил ворд и эксцель. Учиться печатать на клавиатуре мне даже и не пришлось, так как смолоду имел у себя дома портативную печатную машинку и часто её использовал, даже с небольшими финансовыми доходами. А вот с интернетом познакомиться мне до сих пор не удалось. Теперь я приступил к освоению этой terra incognita.

В январе 2008 г., блуждая по интернету, наткнулся на поэтический сайт Артбулл. Пробежался по выставленным материалам и решил, что хранящиеся в моём загашнике стихи никак не испортят страницы этого портала. Зарегистрировался и загрузил не помню уже какой стих из сорока покоящихся в тетради. Меня поразило чуть ли не моментальное появление отзыва на стих. Автором первого в моей жизни печатного отзыва на мой стих, причём отзыва положительного, даже очень положительного, была женщина, которую я поныне считаю повивальной бабкой моей поэзии. Нет, не подумайте, что бабкой она была в прямом смысле. Она была мамой дошкольника, принадлежала (и до сих пор, естественно, принадлежит) к поколению, последовавшему за моим поколением, да ещё с гаком. Так как эта дама стала моей своего рода путеводной звездой на многие годы бытия в интернете, назову её условно Дамой N. Она не только постоянно комментировала все размещаемые мною стихи, но и стала мощнейшим стимулом написания новых стихов, значительная доля которых посвящена была именно ей. И её некоторые стихи из немногочисленного списка меня поразили своей смелостью, неожиданностью, неординарностью тем и подачей материала. Началась новая и очень мощная стадия моего стихотворчества. Дама N была активным и уважаемым пользователем сайта, что вскоре отразилось на отношении ко мне других пользователей. Я стал пользоваться всё большим признанием и уважением среди других стихотворцев. Но моё пребывание на Артбулле оказалось недолгим.

Был на сайте поэт из Запорожья. Хоть список опубликованных им работ не доходил до двадцати штук, писал он, должен признать, мастерски. С таким байроновским шиком, остроумием. Пользовался бешенным успехом среди женской половины пользователей сайта. К моему великому огорчению в толпе его поклонниц заметной фигурой была и Дама N. Меня это, конечно, раздражало. Это не ревность, но было неприятно, что «моя избранница» занимается каким-то низкопоклонством перед этим выпендрялой. Над моими упрёками она только посмеивалась. Всё кончилось неожиданно и кардинально. Во время вооружённого конфликта между Россией и Грузией из-за Южной Осетии этот запорожский тип опубликовал злобный стих с оскорблениями в адрес России и с изъявлением  готовности ехать туда и самолично резать москалей. Я ответил резкой эпиграммой, которую, к сожалению, не нашёл сейчас в своих архивах. Запорожец, назначенный к этому времени модератором сайта, ответил оскорблениями и угрозами в мой адрес. В результате этот тип был забанен админом навечно. Вскоре и я «самоликвидировался» и отправился по просторам интернета в поисках более подходящего под мои вкусы сайта. Моей спутницей в этом путешествии стала Дама N.

Много пройдено сайтов. Некоторые были просто проходными – не нравились по разным причинам. На других задерживался долго. Упомяну некоторые из них: Общелит, Стихослов, Что хочет автор, Изба-читальня, Ты – поэт, Стихи для тебя, Фабула. В этом случае просил Даму N тоже зарегистрироваться. После недолгого ворчания она соглашалась и регистрировалась. К большому моему сожалению моя спутница перестала писать стихи. Может быть, и я был частично виновен в этом. Если бы не выдернул её за собой из Артбулла, где у Дамы N было много хороших знакомых, свой коллектив, то, глядишь, она и сегодня бы радовала нас отличными стихами. Мне так и не удалось вернуть её в поэзию.

Добрёл я до «Нового автора» и решил здесь «позондировать почву». Сайт, конечно, уступал в своей, так сказать, технической вооружённости почти всем перечисленным: относительные сложности с загрузкой иллюстраций, отсутствие возможности загружать аудиозаписи, нет распределения стихотворений по жанрам (как это сделано для прозы) и др. Зато сразу понравилось, что он совсем новенький, пользователей немного, обстановка более или менее миролюбивая. А то мне уже осточертели «бодания» на всех пройденных сайтах. В этих внутренних баталиях я написал десятки стоящих запоминаний эпиграмм, несколько сатирических стихов, даже пару пародий. Хотелось отдохнуть в литературной тиши. К тому же меня очень по- доброму встретили «старожилы». И стихи мои были сразу одобрены, а их к этому времени накопилось у меня более двухсот, и обратили особое внимание на мои попытки объяснять некоторые теоретические основы стихосложения и приветствовали их. Поподробнее об этом.

Я уже говорил в начале этого труда о своем постоянном желании докопаться до основ увлёкших меня хобби. Так было и с шахматами, и с мистикой, и с нумизматикой. Один пример из этого последнего увлечения. Иногда попадались мне вместо монет наградные знаки. Фалеристикой я не увлекался, но такие награды лежали в моей коллекции монет – вдруг понадобятся для обмена. Попалась мне, не помню откуда, какая-то литовская награда, очень интересная. Что она литовская я определил по надписи «Гедиминас». А я в то время много мотался по командировкам, в том числе наведывался и в Литву – в Вильнюс и в Каунас. В очередную поездку в Каунас, где я всегда посещал музей Чюрлёниса и раз заглянул в музей чертей, захватил с собой этот литовский наградной знак.

Меня встретил на вокзале сотрудник местной родственной службы и повёз в забронированный заранее номер гостиницы. По дороге я показал ему эту награду. Он только пожал плечами и посоветовал обратиться к специалистам исторического музея. Дал мне адрес музея и, сняв с ключа зажигания какую-то медальку, используемую в качестве брелока, вручил мне её со словами: - Заодно узнаете в музее и историю этой медали.

В свободное время зашёл я в Исторический музей, спросил у администратора, куда мне обратиться с интересующим меня вопросом. Администратор выдал звонок и ко мне вышли два человека – пожилой руководитель отдела нумизматики и фалеристики и молодой его сотрудник. Показал им награды. Старший рассмотрел и по- деловому кратко выдал сведения: - Это орден буржуазной Литвы. Был он главным орденом, потом уступил главенство другому. Ну, как в СССР орден Боевого Красного Знамени был главным, а после смерти Ленина уступил место ордену Ленина. Их было изготовлено … штук. Сегодня стоимость этого ордена … рублей, - и он назвал весьма кругленькую сумму. - А это юбилейная медаль того же периода. Их было начеканено … штук, стоимость сегодня … руб.

- Спасибо большое, я очень Вам благодарен. До свидания.

Старший сразу развернулся и ушёл, а младший задержал меня с вопросом: - Вы не продадите мне этот орден?

- Извините, нет. Я не торгую.

- Ну, тогда я Вам посоветую держать его у себя дольше, так как его цена постоянно растёт.

Я поблагодарил молодого учёного и вышел из музея. А орден и медаль до сих пор лежат где-то в коробке.

То же произошло и с методическими материалами по стихосложению. Хоть я уже давно не написал ничего нового, но записанные в тетради стихи постоянно напоминали мне о себе. Иногда, заглядывая в книжные магазины, я спрашивал о таких материалах, но ничего не предлагали. А зуд познания секретов поэтического творчества не оставлял меня в покое. Наконец, меня осенило. Это произошло, когда я уже имел компьютер, но не знаком был с интернетом. Взял я Большой Энциклопедический Словарь, открыл какую-то статью (может, «Стихосложение»), напечатал на компе определение этого термина. А в определении имеются слова, выделенные курсивом, то есть в словаре имеются и их определения. И так пошло – определение за определением. Потом все эти выписки я упорядочил. Получился своего рода тезаурус, построенный по гнездовому методу. Большая многостраничная работа. Она принесла мне большую пользу, так как теперь я хоть немного стал ориентироваться в многочисленных понятиях стиховедения.

С приобретением интернета моя жизнь изменилась в корне, в том числе и в области техники и теории поэзии. Сразу нашёл и скачал различные справочники по стиховедению. Главный из них принадлежит классику русского стиховедения А.П. Квятковскому. До сих пор я время от времени открываю его «Поэтический словарь». Потом нахожу в интернете и скачиваю «Литературный справочник» Г.А. Анищенко, «Поэтический словарь» Б.П. Иванюка, «Справочник по стихосложению» В.В. Онуфриева, «Поэтика. Словарь терминов» Н.Д. Тамарченко. Имеются более или менее отличающиеся в содержательном плане определения в этих работах, но принцип выдерживается.

Огромную пользу принесла мне первая прочитанная в интернете работа по стиховедению «Русские стихи 1890-1925 годов в комментариях» М.Л. Гаспарова. Потом с большим интересом прочитал книги Г.А. Шенгели «Техника стиха», М.Ю. Швеца «Технология русского стихосложения», В.Е.Холшевникова «Основы стиховедения. Русское стихосложение». Наконец наткнулся на отличное пособие для начинающих поэтов – книгу Тима Скоренко «Учебник стихосложения». Её я чаще всего рекомендовал почитать людям, стремящимся приобрести или повысить своё поэтическое мастерство. В моей электронной библиотеке по технике стихосложения и стиховедению более ста книг. Есть среди них и монографии, посвящённые отдельным проблемам или направлениям этой науки: ритмике, рифме, строфике, поэтическому образу. Эпизодически заглядываю в эти книги для, так сказать, поддержания тонуса. Первые опыты создания методических материалов относятся к началу XIX века, если не считать работы Тредиаковского и Ломоносова, написанные на полстолетие ранее и вводящие взятые из польской поэзии основы силлабо-тонического стихосложения. Наиболее бурное развитие теории и техники русского стихосложения пришлось на первую треть ХХ века.

Естественно, моё увлечение теорией стихосложения, пик которого пришёлся на вторую половину 2008 г., не могло остаться только в себе. Я начал критически подходить к читаемым на сайтах стихотворениям. Стали резать глаза нарушения элементарных «правил» поэтического сочинительства. Беру это слово в кавычки. Потому что правил на самом деле не существует. Существуют выработанные и отобранные за столетия оптимальные параметры русского стиха. По-разному пользователи сайтов относились к моим замечаниям и советам, высказываемым, кстати, всегда в благожелательном тоне. Некоторые отмалчивались. Думаю, что их вообще не интересовало мнение окружающих, главное для них зафиксировать свой труд в виртуальных скрижалях интернета. Другие чаще всего оправдывали свою поэтическую безграмотность фразами типа: «Я только записываю то, что мне диктуется сверху», - или: «Я пишу душой и ей плевать на всякие там правила». Третьи агрессивно воспринимали все замечания в адрес своих творений. Потому-то среди моих коллег имеются и такие, с которыми я предпочитаю «не связываться».

Но большинство пользователей с благодарностью принимали мои советы и некоторые из них называли меня своим учителем, что мне, естественно, ласкало слух. Приятно это слышать самоучке, не имеющего никакого профессионального отношения ни к филологии, ни, тем более, к стиховедению. Технарь я!!! Потакаю своей слабости сохранением стихов, посвящённых мне. Я понимаю, что моё техническое образование и многолетний труд, далеко-далеко отстоящий от духовности, негативно сказываются на моих стихах. В них явно просвечивается техницизм и формализм. Плохой я лирик. Зато искренне восторгаюсь настоящими лириками нашего сайта и завидую им белой завистью.

Пожалуй, на этом и закончу свои записки. Спасибо всем коллегам, откликнувшимся на них!