НЕВИННЫЙ МЫС

 

Город - Остров не был чудесным цветущим островом с водопадами и пальмами, отвесными скалами и золотыми пляжами в лазурном море. Он был обычным провинциальным северным городком, расположившись на большом мысе у круглого, похожего на огромную горошину, озера. Но чудеса уже начали там происходить, живая и мёртвая вода из подземных ключей постепенно наполняла Гороховое озеро. Жители уже тогда чувствовали себя островитянами - робинзонами, потерпевшими кораблекрушение, и дикими, невоспитанными аборигенами - пятницами. Правда, чаще всего с острова «Невезения», вернее, с полуострова «Винный мыс», где вина почти не мучила, а вино мучило почти всегда, где любимым принципом жизни был «Алиба да ту!»2 Но хрустальные воды тайной реки потихоньку подтачивали фундамент, готовили весенний взрыв половодья, могущий вынести голубую льдину Города - Острова в волшебное неизведанное плавание…

Оказался я в городе ранним утром, когда только светало. Ехал долго. Выезжал с юга, кажется из Кисловодска, взяв с собой бутылку Нарзана. Собирался поехать на север на этюды в какое-нибудь заповедное место. Помню, что отправился зимой. После трёх суток пути вдруг ночью вагон стало раскачивать из стороны в сторону, словно лодку. Проснулся от звенящей, какой-то неестественной тишины, пассажиры исчезли, поезд стоял. Оказалось, что и поезда след простыл - вагон был отцеплен. Вокзал был пуст. Пустынны и железнодорожные пути, за исключением моего одинокого вагона.

 Я вышел в город. В центре маленькой привокзальной площади, огороженной бетонными шарами, посреди круглой клумбы стояла скульптура барсука, поднявшего вверх саблю. Недалеко виднелась выкрашенная красной краской доска почёта. Над ударниками труда я прочитал надпись, сделанную белыми буквами: «Природа не аристократка, она любит мозолистые руки и делает откровения только челу, изборождённому морщинами». Из-за доски почёта вышел тощий полосатый кот, за ним - мальчик лет шести с большим чёрным пластмассовым автоматом. Мальчик прицелился и «выстрелил» в кота. Потом взглянул на меня и сказал:

- Скоро прилетит вертолёт, и я на нём полечу!

За площадью - сквер, разбитый прямо на ушедшей в землю улице. Виднелись верхние части крыш и дымоходы. Из некоторых труб поднимался дымок. У деревьев были отпилены ветки и прикреплены многочисленные новенькие скворечники. Но скворцов видно не было. Немного подальше возвышались руины древней крепостной стены. Вдалеке за городом темнела пологая гора, покрытая еловым лесом. Впоследствии я узнал, что она называлась Невинная. Повсюду цвели белые подснежники и голубые пролески.

В северном городе не было снега. В центре города высилась водонапорная башня с огромным гнездом наверху. В гнезде сидели два аиста и, запрокинув головы, весело и громко щёлкали клювами. Одноэтажный дом с приоткрытой свежеокрашенной железной дверью, евро окнами и надписью «Администрация». Перед ней - красивая ухоженная клумба с цветущими фиолетовыми крокусами. На клумбе сладко спал пьяный мужик с чёрными усами. Неподалёку маленький хлебозавод с огромной надписью: «Традиции выпечки на дровах». В витрине магазинчика «Мечта» красовались торты в виде ёжиков с грибочками. Высокий пожилой дядька в роговых очках и старомодной шляпе стоял, взявшись за ручку двери магазина, и читал наклеенное на стекло объявление. Вкусно пахло свежеиспечённым хлебом.

Прямо от площади шла улица и выходила мысом к большой воде. На маленьком полуострове располагался уютный парк с детской площадкой, аллеей старых лип и рюмочной под названием «Винный мыс». По водной глади плавали большие льдины. В центре озера на огромной льдине возвышалась маленькая белая церковь, словно тоже слепленная изо льда. Вода была ярко-зелёного цвета. Приглядевшись, я увидел внутри воды, как в зазеркалье, призрачные летние лужайки и деревья. В небе висело одинокое огромное белое облако, по форме отчётливо напоминавшее океанический корабль. Облако почему-то не отражалось в воде.

Впереди меня, шатаясь, шёл выпивший молодой мужик с бритым затылком ушастой головы и высоких рыбацких сапогах, неся под мышкой только что купленную в магазине хлебозавода буханку хлеба. За ним бежала большая драная собака. Дядька остановился, отщипнул большой кусок хлеба и кинул ей. Дворняга понюхала хлеб, но есть не стала. Поравнявшись с ними, я улыбнулся. Рыбак заулыбался в ответ, обнажив редкие, с прорехами, кривые зубы, протянул мне корявую мозолистую ладонь и неожиданно сказал:

- Меня Толиком звать! Корабль должен приплыть! Слышь, дай мне, на пузырь не хватает!

Я порылся в кармане и протянул ему мелочь. Толик с поспешностью сгрёб монеты.

- Я корабль жду. Должен корабль приплыть, - на прощанье сообщил он. - Жду корабль, скоро приплыть должен!

Он развернулся и бодро зашагал по направлению к рюмочной. Собака потрусила следом.


      К полудню потеплело. Трава зазеленела, на глазах распускались листочки на деревьях. Стало жарко, словно наступило лето.

Улицы городка постепенно усеяли «павшие» - мужички с велосипедами, возвращавшиеся с работы, принявшие на грудь по положенной «банке» и сморенные неожиданной жарой. Возле администрации на самой красивой клумбе лежало уже трое. Рядом стояла женщина и разговаривала с одним из лежащих, выясняя, где зарплата и ключи от квартиры. Мужик, не в силах подняться, что-то невнятно отвечал жене.

Вечерело. Огромное красное солнце садилось в воду. Вода приобрела изумрудный оттенок. Стало прохладнее. Голубые льдины по-прежнему плавали в потемневшей воде. Похолодало. «Павшие бойцы» все разом поднялись, взялись за велосипеды и исчезли. На площади зажегся единственный фонарь. Он ярко светил вертикально вверх, освещая высоко в темнеющем небе мерцающий океанический лайнер. В воде озера зажглись звёзды, в небесах - незнакомые созвездия. Наступила ночь. Стало немыслимо тихо и необыкновенно хорошо…

…Я снял комнатку в деревянном доме со старым фруктовым садом и небольшой пасекой на окраине городка. Собирался пробыть в Городе - Острове месяц, но прожил почти год. Правда, сколько на самом деле прошло: полгода, год или больше, сказать не берусь. Время здесь вело себя странно, словно пульсировало: то замедлялось и почти останавливалось, то сжималось до нескольких мгновений. Времена года как будто сбивались с очереди и путались: в зимние холода вклинивалось майское тепло, в летнем сонном покое блуждал февральский снегопад. Несколько раз я вспоминал об оставленных когда-то делах в прежней жизни и исполнялся желанием покинуть город. Собирал вещи в рюкзак и выходил на рассвете в направлении вокзала, но всякий раз возвращался. Иногда плутал в густом утреннем тумане не находя дороги, иногда вспоминал, что забыл документы и деньги.  Вернувшись, я тут же успокаивался и напрочь забывал об отъезде. Я чувствовал себя дома на этой странной, непонятной, чужой, но такой уютной земле.

…В тот последний месяц всё было по-прежнему. Городок жил своей обыденной привычной жизнью. Весна была в самом разгаре. Старый сад моего хозяина дяди Феди вскипел белой пеной и дружно зацвёл. В саду загудели пчёлы. Стало очень тепло. Все ждали наступления скорого лета.

Однажды ночью вдруг ударил сильный мороз. Утром сад стоял голый. Все цветы с яблонь осыпались, пчёлы исчезли. Старый хозяйский пёс сорвался с цепи и в ужасе носился по участку. Потом сел посреди сада и жалобно завыл. Небо приобрело необыкновенный изумрудный оттенок. Озеро у берегов замёрзло. По горизонту прошла тёмная, почти чёрная полоса иной воды, словно очерчивая границу. Деревья как-то испуганно посерели, лишь чернел на Невинной горе сильно разросшийся за последние годы высокий ельник. Низко над городом грузно пролетел большой военный вертолёт, чуть не задев водонапорную башню, наполнив звенящую тишину гулом тревоги. Мне вспомнился мальчик с автоматом, который хотел стать вертолётчиком и целился в кота. Я посмотрел на вертолёт и вспомнил, как он похож на описание саранчи из Апокалипсиса: «По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну… На ней были брони, как бы брони железные, а шум от крыльев её - как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну; у ней были хвосты, как у скорпионов, и в хвостах её были жала…»3

Начало лета выдалось жарким и засушливым. Ясным солнечным июньским утром вдруг стала подниматься вода. Вода надвигалась с озера, местами сочилась прямо из-под сухой потрескавшейся земли. Вода была стеклянно-прозрачная, очень холодная и имела необыкновенный изумрудный оттенок, словно вода высокогорных альпийских рек. Она постепенно наполняла улицы, но неравномерно, почему-то обходя некоторые дома и целые участки, независимо от их расположения. Первой скрылась под водой рюмочная под названием «Винный мыс». Проваливался городской участок железной дороги. Старый одинокий вагон с надписью: «Кисловодск - Мурманск» с изображением Эльбруса и парочкой, танцующей лезгинку, на выцветших занавесках, скрипнул, покачнулся и стал медленно съезжать в чёрную трещину, наполненную водой.

Жители не испугались, а стали разбредаться кто куда. Кто пошёл за вёслами и отвязывать лодку. Кто, сняв ботинки или туфли, закатав брюки или подобрав полы платья, пошлёпал босиком прочь. Кто-то и вовсе остался дома, заперев дверь и включив телевизор.

Дети радостно бегали вдоль образовавшихся озёр и ручьёв. Сооружали кораблики из коробок и досок, запускали и тут же расстреливали их камнями. Рыжеволосая конопатая девочка лет пяти в замызганном алом платьице усадила лохматую тряпичную куклу в картонную коробку из-под торта с надписью «Полено» и пустила в воду. Заворожённо глядела на неё и, прижав худенькие ручки к груди, тихонько напевала: «Принцесса на волнах качается, плывёт на корабле. Все замки её ждут белокаменные, все короли её ждут изумрудные».

Несколько заядлых рыбаков побежали за сетями и удочками, надеясь на скорый богатый улов. Возглавлял их долговязый голубоглазый мужик Толик, по прозвищу Ассоль. Он возбуждённо размахивал поломанным спиннингом и кричал: «Корабль плывёт! Корабль плывёт!»

Город пустел. Памятник барсуку с саблей скрывался под водой. Над поверхностью возвышалась только его лапа, сжимающая клинок. За саблю зацепился плывущий кусок фанеры, отвалившийся от доски почёта, с надписью, сделанной красными буквами: «Мы не можем ждать милости от природы, взять их у неё - наша задача!»

Большое облако - океанический лайнер, всегда неподвижно висевшее над городом, медленно развернулось и поплыло к горизонту. Водонапорная башня с гнездом аиста на верхушке постепенно уходила под воду. Возле неё, в свободной воде, вдруг стали выпрыгивать рыбы, словно пытаясь взлететь. Чайки, сложив крылья, с большой высоты снарядами ныряли в воду. Рыбы уже парили в воздухе, растопырив перламутровые плавники. В глубину улетали стаи белых птиц. На изумрудных волнах покачивался кораблик с перевёрнутым названием «Торт Полено» на борту и рыжей принцессой на палубе. Из-за горизонта поднимались облачные цитадели белых небесных городов. Начался дождь. Капли отрывались от морской глади и летели вертикально вверх. Вдалеке, над поверхностью сверкающей воды освобождённого озера, вдруг на секунды явственно показался огромнейший панцирь или кожистый хребет какого-то древнего морского чудовища…

Нестерпимо сияла Звезда - Солнце. Из глубин Моря - Озера стала расти радуга. Вскоре разноцветная дуга раскинулась по всему видимому пространству, словно хрустальный мост в новый мир. Аист медленно встал на своих длинных ногах. Медленно оглядел затопленную изумрудной водой родину. Потом, запрокинув голову, посмотрел вверх, словно увидел в небесах Новую Родину. Защёлкал клювом, распрямился, медленно расправил крылья и, взмахнув, медленно полетел. Он поднимался всё выше и выше, кружа в восходящих потоках семицветного воздуха, пока не стал маленькой точкой и вовсе исчез….

Примечания:

1.Эпиграф: фрагменты сказок, сочинённых сёстрами Анной (2012 г. р.) и Евдокией (2009 г. р.) Оболенскими.

2.Псковское разговорное выражение, буквальный перевод: «Пусть оно само как-нибудь будет, а если не будет, то и ладно!»

 3.Откровение святого Иоанна Богослова (Апокалипсис) 9:7-10.