Меня так и зовут – Балу...
(повествование от первой мордочки...)
Памяти друга
Бр-р-р... Чувствую дело к отпуску... Опять сумки у стенки, снова списки кремов, мазей, минеральной воды. Списки, записки, суета и маета.
Игрушки мои, любимые... уточки, мышки,- всё стащили в зале в угол. Приходится то и дело ходить, смотреть, чтобы что не пропало. Заяц мой дорогой, мной же и потрёпанный... Может и не заяц, а кролик, кто их разберёт. Нет, его снесу опять на кровать, в спальню. Нечего ему в углу валяться, словно беспризорному. Если и укладывать, то в последний момент.
Честно говоря, скуля и тявкая, море это мне не нравится. Был уже два раза. Жара – раз гаф. Стресс –два гаф. И как три- всё вокруг чужое. Запахи, камни, асфальт. Еду только потому, чтобы хозяев моих одних на произвол судьбы не бросать. Кажется порой, очень они беспомощные без меня.
И как они раньше жили... до моего рождения?! Вот вопрос вопросов!
Ох уж мне эти хозяева! Две нижние лапы,- голые, еще две вообще не пойму что,- полулапы, хваталки и дёргалки. Ветра много, толку меньше. Они их руками зовут. Странное слово. Непонятное. Вот лапы. Всё понятно- лапать значит, облапывать. Лапать-топать. Лапы-лапти. Ласково. И слово тёплое, и обуви не надо. Лап-лап! Топ-топ!
А эти? На свои руки какие-то руковички натянут, чтобы на мои лапы похоже было. Но выходит еще страшнее. Извращение одно. Да на нижние лапы- ноги - штиблеты, туфли. Запах от них- выноси всех собак на воздух. Не то что носить, лежать рядом тошно.
Ругаться умеют, а гавкать нет. Ни шерсти, ни ушей. Беззащитные, как в щенячьем возрасте. Когда я их гулять вывожу, привязываю их к себе, и по сторонам смотрю в оба. Но всё одно прут то на машины, то на собак здоровенных, у которых ни ума, ни фантазии. У больших собак из мозгов одни зубы. А у чёрных собак вообще ничего святого! Но бог с ними, с собаками. Я же любя тут про хозяев родненьких своих.
Смотрю на них и сам с собой спорю. Смогут ли собраться нормально. Что забудут? Что потеряют, собирая? Глаз, да глаз нужен. И оба уха не помешают. Лежу целый день в позе сфинкса, наблюдаю. Что не так, по тихому исправляю. Необходимое запихиваю лапой в сумки, зубами вытягиваю ненужное. Работы много. Таких хваталок, как у хозяев, у меня нет. Обхожусь тем, чем природа наградила.
Они ко всем стрессам, что есть, еще и на двух машинах собрались ехать. Хотя места и в одной и за глаза и за уши хватает. Бабушке, видите ли, не нравится хозяйская машина. Запах, по моему. И, говорит, что хозяин мой слишком резво ездит, круто руль крутит. Не знаю, я не жалуюсь. С сидения еще не разу не падал.
Хозяйка собирается сосредоточенно. По списку.
Хозяин отвечает за машины. Она за багаж. За дедушку с бабушкой не отвечает никто. Значит, я буду приглядывать. Главное, со счета не сбиться, сколько всего выехало нас, сколько доехало.
За меня, собственно, отвечает хозяин. Хозяйка ему раз тридцать об этом напомнила. И это только, что я слышал. Я и польщён, и благодарен ей безмерно.
Еду я с ним, и это здорово! Привычно и уютно, чего бабушка, отчего-то не понимает.
Так! Еду мою уложили. И камушки-сухарики. Нежные, хрустящие, ароматные шарики. Мечта любого аристократа с хвостом.
Понедельник настал. Долгожданный, суетливый. Таскали вещи в машину. Меня таскали тоже. Туда-сюда. Иногда оставляли в огороде. Ну я и лаял от души. Жаловался соседям на хозяев беспечных. На плохое обращение с животными. Из опыта знаю, помогает.
После обеда прикатили бабушка с дедушкой. Дело пошло живее. Место мне хозяин оборудовал классное. На переднем сидении. Вниз наставили упоковок минералки, все это застелили одеялами моими. Места – море, до самой панели, до лобового стекла лапой подать. И так развалиться можно и эдак. И хвост поджимать не надо. Обзор тоже благодатный. Хоть и пристегивает хозяин мой ошейник к ремню безопасности, чтобы я по салону не летал, но и вставать можно, и лечь удобно.
Голос у хозяина громогласный, но не грубый. Как крикнет, уши сами в шерсть вжимаются. Слава всем богам собачьим, кричит не часто. И не на меня. Сейчас все кричат. Волнуются. И больше всего за меня.
Они меня любят. Очень! Балуют. И зовут также. Балу. Думаю, потому что балованный.
Так. Расселись по машинам. А я так и разлегся вообще. Но всё же встал почти сразу. У меня мордочка узкая, маленькая. Вижу много и многое.
У хозяина мордочка наоборот - что надо. Почти бульдожья. Но видит слабо. Нюха почти нет. Ушки маленькие, чуть не на затылке. Что такое страшненькое создание может сквозь лобовое стекло рассмотреть?! Сам не знает куда рулить. Приборчиков понаставил, проводов напротягивал в помощь. Типа навигатор называется. А у меня уши и хвост, вот это навигатор.
Пока из Трира не выедем, буду приглядывать. Хозяин хвастал, что на автобане легче будет, типа прямой он чуть не до самого моря. Вообще ему верить можно. Ездим часто вдвоем к дедушке с бабушкой. До сих пор с маршрута не сбивались. Я обычно послежу до автобана, а там и спать укладываюсь.
Вот и сегодня. Не исключение. Выехали на автобан, газ нажали. По бокам побежало всё быстрее ветра. Фьють-фьють! Смотреть не на что. Можно и вздремнуть вполуха.
Дорога дальняя. Монотонная. Музыка привычная. Хозяин предпочитает рок. Мне тоже он ближе. Иногда певцы даже на лай сходят. Без заискиваний. Без сладкого привкуса.
Дедушка сзади газету читает. А где-то позади хозяйка с бабушкой нас догнать и перегнать пытаются. Чую, недалеко мы от них уехали. Да и к лучшему. Вместе оно и спокойней и безопасней. Впятером выехали, все пятеро и к морю должны подъехать.
Коли оно им так нравится.
Едем. Я сплю под однообразное бурчание нашей машины.
Снится блондинка. Лапки тоненькие, шерсть лоснится, грудь колесом. Обнюхивать такую со всех сторон удовольствие сродни куринной косточки.
Что-то тряхнуло. Скрость сбавили. Я приоткрыл глаза. В сумеречной вуали вечера машина сворачивала на паркплатц.
Погуляли. Хозяйки нет и нет.
Едем снова. Дремота и зевота. Музыка играет, слова странные. «Лишь лопух и крапива...» И что-то про некрасивых...
Дело к ночи. Какой-то Мюнхен проехали. Еле-еле. Тоннель был закрыт, так попёрлись через самый центр.
Скоро показалась другая страна. Австрия. Горы похожие на те, что хозяину часто снятся. Он во сне мордочкой своей мотает по подушке, меня пихает, бормочет что-то, чуть не тявкает. Жалостливый такой, хоть и здоровый. И спать мешает.
Я сразу почувствовал неладное... Хозяйка стала звонить очень часто. То она сама, то бабушка о чем-то спорили с хозяином. И случилось то, что получилось. Они со своим навигатором поехали по короткой дороге. Через горы. Напрямик. Через перевал. Как сказал дедушка,- суворовским путем.
И, что самое страшное, без меня. Кто им там поможет, кто защитит? Кто к морю выведет? Только и остаётся у них, что этот тупой навигатор.
Я даже взвыл от злости и отчаяния.
Хозяюшка моя! Едь тише, едь острожней, смотри и слушай в оба! А то кто будет мне мои маленькие зубки чистить. Не хозяин же. Он мне живо и зубы переломает своими хваталками, и щёточку любимую сломает.
Кто будет мне шерсть из ушей дёргать, кто купать меня в ванне белой. Так что без тебя - никак!
Я лапой наступил на колено хозяину. Взглянул в его глаза усталые.
«Давай, делай что-нибудь! Очки свои надень! Поехали выручать, что ли?!»
Но он, безъязычный до безобразия ( в смысле собачьего языка так до сих пор и не выучил ) переговорил по телефону с бабушкой, нагрубил дедушке и мы поехали дальше. Я так понял, ситуация стала лучше. Может даже и через перевал хозяйка уже перевалила.
Хотя, может им в Альпах этих и интересно даже. Точно, жаль меня там нет. Там живности, поди, много. Ежики, пингвины всякие, кони, куры, может даже косули. Представляю этих косуль. С удовольствием бы погонялся. И без стрельбы. Косуля, она типа лошади, наверное. Цапнуть за ногу – бо-о-о-льшое наслаждение.
Утром, на заре дивно розовой, приехали, наконец.
Сразу на пляж и свернули. Поставили машину под деревом -недорослём.
Дедушка не долго думая, сиганул в воду. Почему-то спиной. Но выплыл. Вроде довольный. По мордочке человеческой же сразу видно. Есть хочет или спать, или, что вообще... жизнью доволен.
Я поежился. Представил, что они меня сейчас тоже туда потащат. Еще и про целебность соленой воды лекцию расскажут. Но пронесло. Хозяин лишь погладил по голове влажной ладонью. Ладонь пахла свежестью, солью и рыбой.
Так мы барышень наших и ждали. Дедушка то в воде, то газету свою безразмерную читает. Хозяин на камне в позе задумчивого мыслителя из книги хозяйкиной про искусство. Голова чуть набок. Рукой подпирает подбородок и молчит.
Переживает, - любой собаке сразу понятно.
Солнце уже скользило по морю вдоль и поперек, наперегонки с катерами и лодками, когда, наконец, приехала хозяйка с бабушкой. Последняя из машины не вышла, а натурально выпала. Бледненькая, осунувшаяся. Хозяин хотел ее прямо так в море бросить. Освежиться, типа. Он так и сказал. Но вступился дедушка и бабушку бережно усадили в тени. Оставили в покое и одиночестве. Но на меня бабушка всегда может рассчитывать.
В итоге мы прижались друг к другу боками в тени разноцветного зонта и задремали.
Хозяйка, рассказав все приключения в сжатой форме, одела купальник и прыгнула в воду. Прямо со скалы. Как в прошлом году. Отчаянная она у нас, смелая. Заулыбалась, оттаяла. Плывет и радость по всему берегу от нее идёт. Волнами и зигзагами.
Чуть позже, когда я уже после долгих мыканий, отползая в полудреме от слишком теплой бабушки, всё же пристроился на одеяле у прохладной скалы, она медленно выползла наружу. На солнце.
Кряхтя и охая бабушка переоделась и неестественно медленно сошла в воду. Так наверное «ейный» Моисей в воду заходил.
Но видно, что-то в этой воде всё же есть целебное. Через пять минут она уже фыркала и плескалась как молодой щенок.
Вроде всё. Все доехали, и все живы.
Ну и где? Где прикажете мне нужду мою справлять. На что ногу поднимать? На камни эти, деревья облезлые. Или может на машины, утыканные в берег по всему променаду. Потому и не очень мне это море по нраву. Травы, как дома, нет. Деревьев, что за час не обольешь, тоже.
Дикость, бедность и скудность. Колючки всюду, земля сухая, каменистая, пыльная. К чертям собачьим такие прогулки.
«Пошли, хозяин на скалы, к деду цурюк!»
Правда, если в отель соседний ходить гулять, да ещё и утром ранненько, то жить можно. Там хорваты, жители местные, траву специально для собак насадили. Писать одно удовольствие, «пинкельн», по немецки типа. Даже ногу опускать нет охоты. В прошлом году табличка на входе, у шлагбаума красовалась: «Вход собакам запрещён». А сейчас нет её вовсе. Хорваты – народ собаколюбивый. Мы и тогда сюда ходили, и в этом году тоже. «Пинкельн» там - одно удовольствие!
Хозяйка плавает лучше всех. Как и положено собакам. Где она так насобачилась? Наверное, у меня подсмотрела. Бабушка под неё подстраивается, но получается так себе. Слишком много руковичками махает. Дедушка, правда еще больше. Машет, что пирог режет. Торт кремовый, что мне в детстве давали.
Собаки здесь дикие. Некультурные. Почти все вызывают во мне признаки крайнего раздражения и негодования. Ненашенские они какие-то. Пахнут рыбой, глаза с прищюром, шерсть жёсткая.
К тому же они, что не пёс, недружелюбные, смотрят сверху вниз, будто голодные ко всему. Слюни текут. То ли по мою душу присматриваются, то ли к хозяину моему. В нем, несомненно, мяса поболе будет. Чистым весом.
Но и его жалко отдавать этому, вон тому, бульдогу, что на гараже стоит, ноги растопырив.
Привязался я к хозяину. Прирос, приклеился. Всей своей мальтийской мальчишеской душой.
Вот ругают меня хозяева почём зря. Любовно, конечно, ругают, будто за ухом чешут, треплят. Вот и ругают, что злой, что собак не признаю. Даже в телевизоре.
Ну и не показывайте тогда,- кто мешает. Да и за что я должен других собак любить?! А?! Особенно чёрных! За что?! Они что мне,- братья и сёстры?! Может братья и сёстры моих хозяев?! Нет! Они почти всегда есть опасность, ненадёжность и хитромордое хамство!
Вот!
Я собой доволен. Знаю два языка. Хорватский, правда, на слух воспринимаю с трудом. Там нет гласных. Они будто пол языка спёрли сами у себя. Или у них соседи стащили. Хозяева тоже плавают в том самом хорватском. Как в море.
Немецкий мой, по матери с отцом, родной и привычный. Без словаря.
Если без агрессии, всё понимаю, и даже сажусь, коль хозяевам так приятно меня сидячим видеть. Скажут: «Зитц!» И сижу, тупо язык высунув. Не недолго! Нечего баловать, тоже мне циркачи шапито.
Русский для меня второй язык. Но слышу его чаще первого. Оттого бывает и каша в голове. Они, хозяева, думают, что я сознательно не слушаюсь. Но не понимают одного. Как их можно слышать и слушать, если они смешивают такие обороты в предложениях, что уши вянут.
«Балу, найн, нельзя. Форзихт! Спокойно, Балу, найн! Тише, руишь!» Офигеть, лингвисты какие!
А куда тише?! Куда руиш?! Ну гавкнул на двух этих облезлых пуделей. И так уже утрами и по вечерам гавкаю шёпотом. Через себя перешагиваю.
Но днём! На пляже, где люди визжат, пищат и фыркают еще хлеще собак...Что такого! Не понимаю! Фи-ло-ло-ги! Гаф!
Господи, как я рад! Сегодня едем домой. И почти прямо с утра.
Хозяева эти свои навигаторы чуть не до основания раскрутили. Всю шерсть из них повыдёргивали.
Будем надеяться, что хозяйка сегодня не поедет домой через Анды или Алтай какой.
В последний раз я капитально приложился к дереву у отеля. С удовольствием обнюхал приличную лужицу. Вот вам, собаки хорватские, на долгую память о Балу!
Ехали долго. Маетно. Но без особых приключений и курьезов. Почти всю дорогу держались вместе. Я и сам часто видел хозяйкину машину в зеркало. Это меня успокаивало и убаюкивало.
Уже поздно вечером, когда луна заглядывала своим циклопным взглядом во все темные уголки Трира, мы остановились у нашего дома.
Все были уставшими, а потому радости особой на их лицах я не видел. Хотелось кричать: «Смотрите, радуйтесь, мы дома! Ура!»
Но вместо этого я лаял, звонко и радостно, не обращая внимания на поздний час.
О гот! Сколько вокруг травы, сочной и нежной! Какие деревья и столбы ароматные! Благодать! Вот он, мой райский уголок!
И с этой ночи для меня наступил самый настоящий полнокровный отпуск. Дай, бог, всё будет хорошо и он продлится до следующего лета.
2010-2021, Трир.