Сигнатура судьбы

– Месье, пора вставать.

Я открыл глаза. Возле кровати стоял мужчина средних лет, одетый в ливрею зелёного цвета. На его голове был белый парик, заканчивающийся над плечами крупными буклями. Видимо, мой взгляд был таким удивлённым и испуганным, что мужчина немного попятился назад. А удивляться было чему.

Во-первых, меня разбудил совершенно незнакомый мужик, да ещё и разодетый на театральный манер. Во-вторых, гигантская кровать, на которой я возлежал, не имела ничего общего с моей, той, на которой я спал последние несколько лет.

И наконец, в-третьих. Комната, в которой всё это происходило, была таких размеров, что у меня чуть не случился приступ агорафобии.

– Месье, – повторил человек в ливрее, – ваши родители ждут вас к завтраку.

Стало ещё более непонятно. С предками не живу уже лет десять, да и вообще, видимся довольно редко. Всё это было довольно странно и загадочно.

Человек вышел. Из спальни вела ещё одна дверь. Открыв её, я обнаружил ванную комнату и туалет, точно в таком же стиле, как и спальня. Я слабо разбираюсь в архитектуре, но для себя решил, что это ампир. Быстренько умывшись и выйдя из ванной, окинул взглядом комнату. В углу стоял шифоньер, с красивыми резными украшениями на фасаде. Дверцы были открыты, как бы приглашая к процедуре одевания. Недолго думая, я выбрал костюм строго покроя и лакированные туфли. Белая рубашка ожидала меня рядом, аккуратно расположившись на спинке стула.

Коридор и лестница, ведущие на первый этаж были огромными и вычурными. Внизу меня встречала уже знакомая зелёная ливрея. Он предупредительно открыл дверь, и я вошёл в зал. За длинным столом, укрытым белой скатертью и сервированным с одного, дальнего от меня конца, сидели мои батя и мама. Но...

На отце был надет халат, с огромным отложным воротником. А на маме странное платье в стиле века эдак девятнадцатого. Отец строго посмотрел на меня и медленно произнёс:

– Молодой человек, вы заставляете себя ждать.

Первой мыслью было сказать: «бать, ты чё?», но что-то меня удержало.

Вместо этого я ответил:

– Простите, так получилось.

Подали какую-то еду. У меня, видимо, был шок от происходящего, потому что я вообще не помню, как и что ел. Всё это можно было принять за розыгрыш. Но дом, одежда, обстановка, никак не вязались с моими родителями. Отцом, работающим в автосервисе, и мамой, сотрудницей отдела кадров хлебозавода.

Вернул меня в реальность голос отца:

– Сергей, я надеюсь ты помнишь, что у нас сегодня важное дело?

Ни фига я не помнил, но на всякий случай утвердительно кивнул. Отец продолжил:

– Судя по твоему парадному костюму, ты действительно готов, но на завтрак можно было одеться и попроще… Впрочем, как угодно.

Речь, одежда, обстановка – всё напоминало странный театр. Только я был не в зрительном зале, а на сцене, и исполнял роль, которую мне впарили, не спросясь моего согласия. Все мы знаем про путешествия во времени, но это сказки для восторженного юношества. Хотя, когда тебя будит слуга, и ты просыпаешься во всём этом великолепии, хочется пересмотреть своё отношение к фильму «Назад в будущее».

Наконец-то все собрались в холле. Открылась входная дверь и мы вышли на крыльцо. Утренний город был тих и солнечен. Казалось, приветливая погода должна была вселить уверенность и унять мечущиеся мысли. Казалось бы, но странности продолжали продолжаться.

Подъехала карета, может и не карета, но в данный момент в моей голове сидело только это слово. Поездочка была ещё та... Этот «катафалк» трясло и кидало не по-детски, а грохот колёс о булыжную мостовую порождал ещё больший хаос в моей голове. Я смотрел в окно. Архитектура проплывающих мимо зданий что-то напоминала. Потом мы поехали вдоль реки и я увидел разведённый мост. Мост и мост, ничего необычного для любого петербуржца. Но дело в том, что и я, и родители проживали в городе Волгограде. Каким образом мы оказались здесь, да ещё все вместе, было уму непостижимо. Понять куда и где мы едем, естественно, было невозможно. Наконец-то карета остановилась. Мы выбрались на волю из этого исчадия ада. Мне показалось, что это была Английская набережная. Я был здесь на экскурсии, да и сам когда-то бродил в одиночестве, любуясь на Неву.

Мы поднялись на крыльцо ближайшего к нам трёхэтажного особняка. Дверь открылась – видимо, нас ждали. На пороге стоял лакей. Странно произносить это слово с нашим-то пролетарским образованием, но это был именно он. Пропустив нас в холл, он попросил подождать и ушёл. Мне показалось, что внутреннее убранство этих, по крайней мере двух домов, в которых я побывал, создавалось по единому образцу. Я специально не говорю «наш дом», «мой дом», потому что к тому месту, где я проснулся, эти слова не имели никакого отношения. И вообще, вся эта чертовщина начинала меня раздражать. Поток вопросов, который я был готов обрушить на головы моих родителей, по непонятным мне причинам застревал у меня в горле. Что меня сдерживало прояснить всё сию же минуту – я не понимал.

Пока я гонял эти мысли в голове, в холл вошли мужчина, женщина и девушка.

Одеты они были так же, как и мои родители. Первым заговорил мужчина:

– Рад вас приветствовать, Анатолий Иванович (так зовут моего отца) у себя дома.  Разрешите представить – моя жена Ксения Андреевна и дочь Ирина.

Обе женщины слегка присели. Наверное, это был книксен. В ответ заговорил мой отец:

– Мы тоже рады вас видеть, Антон Валентинович, а это –  моя жена Вера Игоревна и сын Сергей.

Мама тоже слегка присела. Не зная что делать, я на всякий случай кивнул головой.

Антон Валентинович улыбнулся, увидев, как я изобразил кивающую лошадь, и подойдя ближе произнёс:

– Ксения, дорогая, покажи, пожалуйста, Вере Игоревне наш дом, а мы с Анатолием Ивановичем пока уединимся в курительной и обсудим дела. Да, Ирочка, я надеюсь, ты не дашь нашему молодому гостю заскучать.  Предложи Сергею Анатольевичу полюбоваться на Неву из наших окон. С третьего этажа вид на реку, несомненно, удачен.

Мужчины скрылись за дверями, дамы проследовали в зимний сад, находящийся тут же на первом этаже, а мы с Ирочкой остались вдвоём. 

Девушка смущённо подняла на меня глаза. Чтобы сгладить неловкий момент, я улыбнулся широченной, дурацкой улыбкой и произнёс фразу, тупей которой не слышал никогда:

– Наверное и правда Нева смотрится красиво с высоты третьего этажа?

– Пойдёмте, вы сможете в этом убедиться, – сказала она и, повернувшись, пошла к лестнице.

Мы поднялись наверх, вошли в одну из комнат и подошли к окну. Она открыла створку и в комнату ворвался свежий Питерский ветер. Мы молча смотрели на тёмные воды реки и редкие кораблики, одиноко проплывающие вдалеке. Я стоял немного позади Ирины и мог её внимательно рассмотреть, не стесняясь.

Длинная шея, чуть прикрытая прядями каштановых волос. По-спортивному широкие плечи, создающие в совокупности с талией красивый треугольник.

Безукоризненно прямая спина и симпатичный профиль. То, что было ниже талии не было видно из-за широченной юбки, достающей подолом до пола.

Но любой мужчина, наделённый хоть долей воображения, мог сам дорисовать то, что было скрыто от его глаз. В общем, я и дорисовал, а когда закончил, дорисованное мне понравилось. Ветер нежно шевелил её каштановые локоны. Она часто вздыхала, переминалась с ноги на ногу и нервно барабанила пальцами по подоконнику. Мне показалось, что она чувствует себя не в своей тарелке. Даже не осознав что делаю, я вдруг выпалил:

– Скажи, а Макдональдс от вашего дома далеко?

  Она резко обернулась, выпучив на меня удивлённые глаза.

– Ты ведь тоже попала? – продолжил я, отчаянно понимая: пан или пропал. – Да не пугайся, я здесь только с сегодняшнего утра. Проснулся в хоромах, в непонятках. Предки ведут себя странно, и вообще, мы в Волгограде живём, а тут вдруг Питер, жесть какая-то.

 Мысль, «а не ошибся ли я, и всё не так как я подумал?» –  предательски точила меня изнутри.

Но она схватила меня за руку и горячо зашептала:

– Говори-говори, Серёж! А то мне начало казаться, что я с катушек съехала.

Я облегчённо выдохнул:

– Ну слава богу, а то я уже испугался.

– Слушай, – перебила она, –  я тоже здесь только с утра. Всю эту нелепицу, которая на мне, помогала надеть тётка чужая, гувернантка или как их там. Мама всё утро называла меня мадемуазель, а папа подогнал богатого жениха.

– Меня, что ли?

– Да, тебя. И пока я думала, как тебя помягче отшить, ты вдруг со своим Макдональдсом! Так я чуть в окошко не выпрыгнула от неожиданности...

Я слушал её взволнованный голос и улыбался, вспоминая свои, схожие с её, утренние впечатления. Всё это она говорила, крепко держа меня за руки, видимо боясь, что я исчезну.

 – А вчера? Ну в смысле, вчера вечером у тебя как было? – Не успокаивалась она.

– Да у друга был день рождения, ну мы и выпили в баре. Честно говоря, окончания не помню. А проснулся тут, у вас, в Питере...

-  У нас? Да мы сами из Нижнего Новгорода. У меня... – Она замялась. – Короче, неважно. В общем, я тоже вчера с подружками расслаблялась. Правда умеренно, как порядочная девушка.

Она скромно потупила глаза и комично присела в глубоком реверансе:

– Потом пришла домой и легла спать, а утром... Служанка, огромный дом и папа с мамой в роли актёров-любителей.

Откуда-то возникла странная мысль:

– Ты говоришь, вы из Нижнего?

– Да.

– А твой отец, случайно, «вольво» не продаёт на Авито?

Она удивлённо посмотрела на меня:

– Продаёт. Правда подробностей не знаю.

– Вот... А мой батя кому-то в Нижний звонил, насчёт «вольво». Может вам? 

– Может и нам... Папа не рассказывал.

– Подожди-подожди... Я сейчас фамилию вспомню... Онищенко, кажется.

– Да, это мы.

Меня разобрал смех.

- Ты чего?

- Не пугайся, я просто подумал... Что, интересно, твой папа сейчас продаёт моему. Лошадь, карету или телегу сена?

Мы расхохотались. Смеялась она легко, заразительно и… правдиво, без тени фальши.

Почему-то именно сейчас я рассмотрел, что девушка красивая. Наверное, спало напряжение, ведь я нашёл «сообщника», а выбираться из всего этого вдвоём было гораздо легче. По крайней мере, мне так показалось на тот момент.

– Ир, слушай... Давай подумаем, что нас связывает. Тем более я не думаю, что это «вольво» твоего отца.

Она облокотилась на подоконник и посмотрела на меня. Я попытался упорядочить мысли в голове.

– Сколько тебе лет?

Она кокетливо улыбнулась (ну, женщины...):

– Двадцать шесть.

– Так, а мне двадцать девять.

– Чем занимаешься?

– Закончила НГТУ, факультет химтехнологии. Правда по специальности не работала ни дня. Сейчас в торговой фирме, менеджером.

– Так, тут похоже. Я закончил Волгоградский политех, но с работой в металлургии не сложилось. Работаю на метеостанции, лаборантом.

– А это что?

– Это замеры и информация для метеослужб города. Давай дальше. Кто твои родители?

– Учителя. Папа математик, мама историчка.

– А сейчас, в данный момент?

– Серёж, а твои – в данный момент?

– Не ершись, я пытаюсь резюмировать. На данный момент мы не знаем кто мы в этой жизни, кто в этой жизни наши родители и вообще... Мы не знаем ни год, ни число, ни того, что происходит вокруг. Класс!

– Тупик какой-то, – сказала Ирина и повернулась к двери.

Из коридора послышался шум шагов. В комнату заглянул человек, которого я при входе определил в лакеи. Пусть он меня простит, кем бы он ни был.

– Мадемуазель, вас и Сергея Анатольевича просят спуститься к обеду через полчаса.

– Хорошо, мы будем вовремя, –  ответила Ира.

Человек ушёл. Она повернулась ко мне и прошептала:

– Слушай, я утром бродила по дому и видела здесь на этаже кабинет, видимо, отцовский. Пойдём посмотрим, может там какая-нибудь информация будет, а то мы как котята слепые.

Действительно, дальше по коридору была комната, очень напоминающая кабинет Ленина, каким его изображали на картинах. На столе лежала газета «Русскiя въдомости» №69 от 25 марта 1907 года. Судя по бумаге, газета была свежая. Я обернулся –  Ирины нигде не было. Вдруг створка ближайшего ко мне окна распахнулась от порыва ветра и с силой ударилась об угол оконного проёма. Стёкла блестящими брызгами разлетелись по комнате. В последний момент, я инстинктивно закрыл глаза и сделал шаг назад, обо что-то споткнувшись. Падая, я пытался опереться на стол, но он почему-то, был мягким и покатым.

– Всё, вставай, нет времени прохлаждаться.

Я открыл глаза. Это говорила Ирина. На ней была кожаная куртка, синяя юбка и кирзовые сапоги. Волосы, на манер банданы, стягивала красная косынка. Она собирала со стола какие-то бумаги. Комната с облезлыми обоями, тусклый свет от одинокой лампочки под потолком и скрипучий кожаный диван, на котором я, собственно, и лежал, резко контрастировали с богатым убранством кабинета отца Ирины.

– Ну, ты как, очухался? –  С усмешкой взглянув на меня, спросила она.

Я сел, упёршись руками в край дивана. Он был мягким и покатым. Именно это я ощутил в тот момент, когда пытался увернуться от осколков разбитого стекла.

– А мы где?

– Ты, Краснов, явно переспал.

«Краснов? Интересно, откуда она знает мою фамилию. Кажется я не говорил».

Она серьёзно посмотрела на меня.

– Машина ждать не будет. Штаб у чёртика на куличиках, а ехать больше не на чем. И если вы, товарищ Краснов, не пошевелитесь, то добираться нам придётся на своих двоих.

А потом добавила:

– Ну правда Серёж, давай быстрей, а то точно опоздаем.

Ничего не понимая, я встал с дивана. На противоположной стене висело зеркало. В нём я видел человека с моим лицом, одетого в кожаную куртку, штаны галифе и кирзовые сапоги. На боку болталась кобура и явно не пустая.

Мы выскочили на улицу. Было темно и дул промозглый ветер. Нас действительно ждал какой-то бортовой рыдван. Мы, не без помощи, забрались в кузов и сели на пол, так как скамеек не было. Вокруг были люди, одетые кто во что, но у каждого была винтовка. Лица были серьёзные. Ирина подняла воротник, и придвинулась ко мне, зябко поёживаясь.

– Революция что ль? – услышал я свой голос.

– А ты малой, видать, шутник. Вы вообще, партейные, народ странный, –  без тени иронии произнёс усатый мужик в надвинутой на глаза кепке.

– Ща мы из этих идолов дух вышибем, продолжал он, –  нам тоже погреться охота. Так ведь, братва?

Народ, заполнявший кузов грузовика, одобрительно загудел.

«Почему партейный?», – хотя, судя по нашему с Иринкой кожаному прикиду и моей деревянной кобуре, мы принадлежали к революционной элите. А судя по обращению мужика ко мне, элиту эту явно недолюбливали. Вскоре машина остановилась в каком-то проулке. Ирина была рядом, но поговорить или что-то спросить у неё не было ни возможности, ни времени.

Вдруг откуда-то появился народ, двигаясь в одном направлении. Скорость людского потока постепенно увеличивалась. Мы с Ириной пытались вжаться в стену дома, но напрасно. Поток увлёк нас за собой. Нужно было бежать, подчиняясь темпу этого потока, в противном случае меня просто бы затоптали. Ирину я сразу потерял, но позвать её не решался, так как всё это движение продолжалось в полном молчании.

Наконец мы повернули за угол, в какую-то арку и тут же упёрлись в бесконечно огромные, чугунные ворота. Створки ворот, между собой, были сцеплены толстенной цепью. Но толпа не останавливалась. Кто-то пытался пролезть между створами ворот. Проход был очень узким и сразу же образовался затор. А двигаться вперёд надо было не останавливаясь, и я полез наверх, увидев, что так поступили многие из тех, кто находился вокруг меня. Холодный металл был шершавым и мокрым. Ноги соскальзывали. В конце концов, нога соскользнула в очередной раз, а руки не успели ухватиться за фигурный  выступ ворот и я полетел вниз. Удар был таким сильным и болезненным, что я тут же потерял сознание.

Кто-то настойчиво тряс меня за плечо.

– Милок, мило-о-ок! Ты живой чё ли, али нет?

Я открыл глаза. Надо мной было голубое небо и лицо милой старушки, мягко пошлёпывающей меня ладошкой по щеке. Я попытался двинутся, но резкая боль в спине заставила замереть на месте.

– Как же ты, милок, из окна то умудрился выпасть? Слава богу первый этаж, а то бы беды не миновать.

 В следующий момент она повернулась и кому-то крикнула:

– Идите сюда, здесь он.

Я  с трудом сел и напрягся, не зная, чего ожидать. Через мгновение ко мне подошла женщина в белом халате с чемоданчиком и мужчина в синей униформе.

– Что с вами? –  спросила женщина, видимо, врач.

Я хотел ответить, что всё в порядке, но почему то слова застряли в горле.

– Вы выпили? – вновь спросила она.

Я отрицательно помотал головой.

– А идти сможете?

Я снова покачал головой.

– Стёп, – обратилась она к человеку в униформе. – Помоги его поднять. Надо его в «травму» отвезти.

После этих слов я, превозмогая боль, вскочил и бросился бежать, не разбирая дороги. Сколько я бежал не знаю, но наконец, выбился из сил. Упав в полуобморочном состоянии на ближайшую скамейку и отдышавшись, я огляделся.

Небольшой парк, несколько скамеек с сидящими на них людьми. Я не знаю что такое паника, но чувство, охватившее меня, вполне её напоминало. Что делать я не имел ни малейшего представления. Я не пытался даже объяснить происходящее. Хотелось просто закрыть глаза и провалиться в небытие, забыв обо всём. Я прислушался к своим ощущениям. Странно, боль в спине прошла, как будто её никогда не было.

– Простите, здесь свободно?

Это была Ирина. Она была в очках, на голове берет, а в руках книга. Я, молча, кивнул.

– Спасибо, – сказала она, присела и уткнулась в книгу, не обращая на меня никакого внимания.

То, что это была она, не было никаких сомнений. Про себя я думал: «Она подсела именно на мою скамейку, да и вообще оказалась именно здесь и сейчас. Значит всё это неспроста». И я решился:

– Скажите, вас Ирина зовут?

Она резко повернулась ко мне. Мне показалось, что это хороший знак.

– А фамилия Онищенко? – продолжил я и тут же пожалел о содеянном.

Она резко вскочила и достав откуда-то свисток начала дуть в него изо всех сил.

Долго ждать не пришлось. Через мгновение я увидел двух милиционеров, бегом приближающихся к нам.

Недолго думая, я снова побежал. Дворы, проходные дворы, заборы, верёвки с вывешенным бельём. Всё это мелькало перед глазами, как в немом кино. Наконец  поняв, что меня никто не преследует, я остановился и в очередной раз попытался прийти в себя. Успокоившись окончательно,  увидел стенд с прессой и подошёл поближе. Газета «Красная звезда» вещала: «Нота правительства СССР, врученная польскому послу в Москве, утром 17 сентября 1939 года», далее соответственно шла и сама статья.

Надо было всё обдумать. Но только я присел на облюбованную мной скамейку, сзади послышалось учащённое дыхание, и весёлый девичий голос произнёс:

– Ну ты, Краснов. бегаешь! Прямо спринтер.

Это была Ирина. Сначала захотелось на неё наорать, но понимая, что это ни к чему хорошему не приведёт, я спокойно спросил:

– Ты зачем свистела?

– Не, нормальный человек?! Ты забыл?! Встречаемся, как два незнакомых человека, ты ко мне пристаёшь, я свищу в свисток и смотрим, через какое время подоспеет помощь. Я сказала через три минуты, а ты – что вообще никто не отреагирует.

Говоря это, она крутила на пальце злополучный свисток за колечко, прицепленное к нему. Металлический, блестящий, с тремя соплами и маленьким отверстием посередине. Раньше я таких не видел, может спортивный? Да чёрт с ним.

– Короче, Краснов! С тебя мороженное.

Молчать было нельзя, надо было подыгрывать:

– Ладно, ладно, твоя взяла. Только у меня денег нет, – произнёс я и почему-то покраснел.

– Я не сомневалась. Пошли в столовку, буду тебя кормить, а то отощал от своих забегов.

Во время обеда она рассказывала мне о наших общих друзьях, которых я не знал, и о недавних событиях, о которых я слыхом не слыхивал. В ответ я глупо улыбался, как бы ссылаясь на постоянно набитый рот. Мучительные попытки понять кто она – моя девушка или просто друг, не увенчались успехом. То ли еда мешала, то ли её не прекращающаяся, весёлая болтовня. 

Когда мы вышли из столовой, Ира сказала:

– Серёж, Витька Кондратьев всех к семи собирает, давай без пятнадцати у Исакия, и вместе пойдём.

На том и расстались.

«Всё-таки снова Питер».

Целый день я бродил по городу и думал, думал, думал. Но мысль, как из всего этого выбраться, так ко мне и не пришла. Время я знал, благо уличных часов в Питере, то есть Ленинграде, было предостаточно. Без двадцати семь вечера я подошёл к собору. Но не в без пятнадцати, не в семь Ирина не появилась. Через час, поняв, что дальше ждать бесполезно, я снова пошёл куда глаза глядят. Когда начало темнеть, я забрёл в какой-то глухой двор-колодец. Возле одной из стен, двумя стопками, в человеческий рост, были сложены доски. Между ними был узкий проход. Здесь я и решил ночевать. Улегшись прямо на асфальт и подложив под голову, валявшийся рядом кирпич, я моментально вырубился.

Было непонятно открыл я глаза или они у меня были уже открыты, но когда я начал соображать осознал, что меня окружает непроглядный мрак. Нет, в нескольких метрах от меня было видно световое пятнышко. Я попытался к нему приблизиться, но в то же мгновение раздался оглушающий взрыв, потом ещё и ещё. Меня отбросило на несколько метров и присыпало землёй. Взрывы слились в один ужасающий гул. Земля подо мной вздрагивала и стонала. Панический страх от непонимания, что происходит, заставил меня сжаться в комок и закрыть голову руками. Сколько это продолжалось, не знаю, но для меня это длилось целую вечность.

Вдруг всё стихло, лишь в голове стоял неописуемый звон. Теперь было светло. Я лежал на земле, частично присыпанный землёй. Надо мной сформировался небольшой завал из брёвен и какого-то мусора. Место, где я оказался, напоминало землянку. Выбравшись из-под завала, я осторожно высунул голову наружу. От землянки, извиваясь, уходил полузасыпанный окоп, и чтобы заглянуть за ближайший его поворот, нужно было высунуться побольше, что я тут же и сделал.

По окопу шли люди в касках, одетые в форму немецких солдат. Первый из них периодически стрелял, видимо из автомата, куда-то вниз, угрюмо глядя себе под ноги. Я мог видеть их только по грудь, но этого было достаточно, чтобы понять, они добивали раненных.

Волосы на моей голове зашевелились от ужаса, и не только от увиденного. Я чётко ощущал, что это не сон. Вжавшись в землю, насколько это было возможно, я пополз в противоположную от солдат сторону. Скатившись в первую попавшуюся воронку, судорожно попытался перевести дыхание. Получалось плохо. Сердце бешено колотилось, руки тряслись, да что руки, меня всего била мелкая дрожь. Но когда вдруг увидел, что на мне военная форма Красной Армии, стало понятно, что я только что избежал смерти.

Я оставался в воронке, готовый бежать куда глядят глаза при первых приближающихся звуках. Но было тихо, и вскоре начало темнеть. Когда на небе появилась луна, решил куда-нибудь двигаться. На мне была довольно заношенная гимнастёрка, подпоясанная солдатским ремнём, на котором болтались подсумок, фляжка и котелок. Не было головного убора. Оружия тоже не было. Сначала я полз, но потом осмелел и, пригнувшись, побежал.

Вскоре добрался до какого-то леса. В темноте понять было трудно – лес это или лесополоса, но как только я присел под каким-то деревом, то моментально уснул, в глубине души надеясь, что проснувшись, не увижу этого кошмара.

Кто-то тряс меня за плечо:

- Малец, мале-е-ец, ты жив?

Надо мной склонился усатый седой мужик и, когда я открыл глаза, он широко улыбнулся. Потом повернулся и крикнул:

- Товарищ командир, ещё одного нашли, вроде цел.

Подошли несколько человек. Один из них, видимо офицер, спросил:

– Солдат, где оружие?

Я промолчал. Мой мозг, ошарашенный увиденным, отказывался повиноваться. Тут снова заговорил усатый:

– Да вот его винтовка. Просто он спросонья никак не сообразит.

– Хорошо, пусть очухивается, построение через десять минут.

Когда все ушли, усатый сказал:

– Меня Сидорыч кличут. А винтовку возьми, это товарища моего, его взрывом убило, а оружие я сохранил, на всякий случай. Видишь, пригодилось. Командир у нас хороший, но тех, кто оружие теряет, шибко не любит. Ну, пойдём, послушаем, что командир скажет, – он, кряхтя, поднялся с земли.

– А тебя как величать-то?

– Сергей.

– Ну и ладненько, пойдём, а то время...

На небольшой поляне выстроилось человек пятьдесят. Мы встали в конце. Перед строем стоял тот, который спрашивал меня про оружие.

– Товарищи! Мы все из разных подразделений, но волей случая оказались в данной ситуации, поэтому дальше будем воевать вместе. Ставлю задачу. Метрах в пятистах отсюда окоп, который заняли фашисты. Мы должны выбить их оттуда. Скорее всего, дойдёт до рукопашной. Но уничтожив фашистскую гадину, мы выполним свой долг перед родиной. На подготовку пять минут. Разойдись!

Сидорыч был рядом. Видимо понимая, что я не в себе, он заботливо перещёлкнул затвор моей винтовки и сунул мне в руку сапёрную лопатку.

– Бери, бери, там всё пригодится. А я, даст бог, себе другую найду. Ну, пора выдвигаться, хватит глазами хлопать.

Мы потихоньку подошли к тому месту, где заканчивались деревья. Все уже были здесь, рассредоточенные вдоль опушки. И она тоже была здесь. Гимнастёрка, синяя юбка до колен, сапоги и сумка с красным крестом через плечо. Ирина... Она посмотрела на меня и спросила:

– Новенький? Не ранен? Как зовут?

– Серёжа он, – ответил за меня Сидорыч.

– А я – Ирина, – сказала Ирина.

Я невпопад отрицательно помотал головой, вдруг почувствовав, что всё происходящее хоть и реально, но несёт в себе какой-то тайный смысл, какое-то странное стечение обстоятельств. Но одно было точно. Мы шли в атаку, не во сне и не теоретически, и там впереди, скорее всего, ждала смерть. Ноги подкашивались, во рту пересохло, пот заливал глаза, хоть было совсем и не жарко. Это был страх, липкий, мерзкий, подавляющий волю и чувства.

Приглушенно прозвучала команда «вперёд». Мы двинулись. Сначала медленно и пригнувшись, затем всё быстрей и быстрей. Наконец, мы побежали. Было слышно только сдавленное дыхание и топот множества ног. Ирина бежала неподалёку, немного наклонившись вперёд, сжимая в руке маленький топорик. Внезапно раздалась очередь, нас заметили. Несколько человек упали. Ирина отстала, оставшись с раненными. Дико захотелось лечь на землю, прижаться к ней изо всех сил и закрыть голову руками, но вдруг:

– За Родину! За Сталина!

И мощное, раскатистое «ура!» словно приподняло меня от земли. Страх исчез мгновенно.

Злость, остервенение и бешеная ненависть к этим иноземным ублюдкам переполнили меня до краёв. Край окопа. Два немца с перекошенными от ужаса лицами. Лопаткой на наотмашь. Ещё, ещё. И тут сильнейший удар по затылку, падаю на дно окопа, кто-то падает на меня. Темнота...

– Серый, ну ты идёшь?

Я открыл глаза. Дикая головная боль заставила меня прищуриться. Похоже на какую-то раздевалку. Молодой парень, который меня звал, нетерпеливо топтался в дверях.

– Давай. А то автобус уйдёт, придётся на троллейбусе.

Мы вышли на улицу. Головная боль потихоньку затихала сама по себе. Я сразу узнал площадь перед Волгоградским канатным заводом. На площади стоял автобус, заполненный такими же работягами, как и мы. Не зная куда ехать, я решил выйти на остановке, недалеко от того места, где жили мои родители. Дом, квартира, всё на месте. В кармане оказались ключи, которые идеально подошли к замку. Войдя, я сразу увидел Иру. Она была в домашнем халате и что-то делала на кухне. Заметив меня, она улыбнулась:

– У меня сюрприз! Сегодня Светкин муж мясо из деревни привёз, и нам перепало. Я решила вас с Андрюшкой побаловать котлетами. Так что, как только сына из школы придет, будем пировать.

Меня охватила эйфория человека, сходящего с ума. Вопрос, который я задал в следующий момент, соответствовал этому состоянию:

– Ты что, моя жена?

Она подошла ко мне и взяв за руки, улыбаясь произнесла:

– Вот сейчас сынок придёт, у него и спросишь, кто я такая. Шутник, – и снова ушла на кухню.

Я разулся и прошёл в комнату. Первое, что бросилось мне в глаза – календарь. Пятое сентября тысяча девятьсот девяносто третьего года. Пока я переваривал информацию, меня позвала Ирина:

– Серёж, я хлеб забыла купить. Сходишь?

Я кивнул, обулся и выскочил на улицу. Мне нужен был свежий воздух, иначе голова грозила разорваться на куски. Двор был таким же, как и всегда, да и улицы прилегающие к нему, тоже. Но были и новшества, по крайней мере, для меня. Было мало машин, и на магазине было написано «Гастроном». Я зашёл внутрь и сразу же упёрся в хвост огромной очереди. По разговорам было понятно, что хлеб только что привезли. Передо мной стояли две женщины:

– Вот черти полосатые, вечно всё не вовремя делают. Успеть бы до закрытия, а то мой дед меня вместо хлеба съест, –  проговорила одна из них.

Через огромное стекло я увидел, как к магазину подъехала красная «девятка». Из неё вышли два парня в кожаных куртках и пошли ко входу в магазин. Войдя внутрь, они стали пробираться к прилавку, бесцеремонно расталкивая сбившихся в кучу людей, абсолютно не обращая внимания на возмущённый ропот очереди.

На их пути попался какой-то дедуля, и не успев увернуться от мощной груди одного из «кожаных», нелепо отлетел в сторону, приземлившись на пятую точку. Меня прошиб пот. Это был Сидорыч. Старенький, потёртый пиджак, с орденом  «За отвагу» на груди, подслеповатые глаза и усы, те самые, которые я не забуду никогда. Меня накрыло. Я мгновенно пробрался через очередь, и развернув к себе одного из наглецов, который немного отставал от первого, с такой силой зарядил ему в челюсть, что тот как подкошенный повалился на пол.

– Беги сынок, они же нелюди, – услышал я чей то голос. Но дослушать совета мне не дал прилетевший удар в ухо, и беспорядочная серия  хуков и апперкотов потом. Короче, хлеб домой я так и не принёс.

Семь утра. Я подошёл к окну, по которому стекали холодные капли дождя. Лёха, мой сосед по съёмной квартире, съехал, найдя работу в другом городе. Теперь пробуждение и сборы на работу были скучными, нудными и однообразными.

Опять вспомнилась Ирина, девушка из моих приключений. День, когда это наваждение закончилось, отпечатался в моей памяти навсегда. Так же шёл дождь. На соседней кровати, сном праведника спал Лёха, вчерашний именинник. Я сидел в утреннем полумраке боясь пошевелиться. Болело всё. Мне казалось, что если я сдвинусь хоть на сантиметр, тело рассыпется на молекулы. В моей морально выпотрошенной голове вновь и вновь повторялись картинки пережитого. Кто она, эта девушка? Откуда она и почему именно я всё время оказывался возле неё? Воспоминания были такими отчётливыми, что я начал опасаться за свой рассудок.

Моя жизнь с того дня изменилась. Я перестал ездить на машине и общественном транспорте. Я, как полоумный, везде ходил пешком, и не отдавая себе отчёта, с замиранием сердца вглядывался в девичьи лица. Кого я искал? Её? Я не знаю... Маньяк, короче. Каждое утро просыпался в холодном поту от ощущения себя в окопе, грузовике или между штабелей досок на холодном питерском асфальте.

Самым страшным было то, что я, словно наяву, чувствовал боль, холод, страх и всё то, что я испытал тогда. Для меня это было реальностью. Частью моей жизни, но никак не сном, наваждением или чем-то ещё, что легко выкинуть из головы и забыть.

Дальше так продолжаться не могло. Врач, к которому я обратился, выписал мне сильное успокоительное. Я перестал видеть сны, и это помогло. Но странное дело, лицо девушки в памяти не стиралось и даже не блекло. Не признаваясь себе, я понимал, что люблю её. Сильно и безнадёжно. Я гнал от себя мысли о поисках Ирины в Нижнем или Питере, хотя это безумие посещало меня неоднократно.

Наконец, интернет – этот всемогущий и в то же время бесполезный помощник. Какие только варианты я не забивал в поисковик, затаив надежду. Я всматривался в лица девушек, которые появлялись на странице, до рези в глазах, до тех пор, пока всё не превращалось в пёструю кашу.

Поняв тщетность своих усилий, я успокоился и попытался жить дальше. Вот и сегодня Ирина снова улыбалась мне своей милой улыбкой. Я пожелал ей доброго утра и вернулся к насущным делам. Шеф послал в командировку на несколько дней. Правда  не далеко, в Воронежскую область, но и это позволит, сменив обстановку, немножко развеяться. Я неторопясь собрал сумку, оделся  и вызвал такси.

На ж/д вокзале, как всегда, было суетно и шумно. Дождь так и не прекратился, врываясь сырым ветром в центральные ворота вокзала, которые были сквозными, и с привокзальной площади можно было прямиком попасть на первый перрон. Этим удобством редко кто пользовался, потому что поезда подавали куда угодно, кроме этого самого перрона. Люди, услышав объявление о прибытии, сломя голову неслись куда-то в подземный переход, а первый перрон пустовал. Он ждал фирменные поезда на Москву и Питер.

Я спустился в подземный переход и не спеша пошёл в сторону шестого пути, на который прибывал мой поезд. Поезд пришёл вовремя. Приветливая молодая проводница проверила билет и впустила в вагон. В купе никого не было. Мне не сильно хотелось общаться, поэтому в глубине души я надеялся, что ко мне никто не подсядет. Но когда поезд тронулся, вновь появилась проводница, ещё раз проверила билет и с загадочным видом объявила, что примерно через час у меня появится сосед. Ну и ладно, а пока можно было вздремнуть, и я решил не отказывать себе в удовольствии.

Разбудили меня толчки и грохот колёсных пар моего вагона, неуклюже перебирающегося через какой-то разъезд. В купе я по-прежнему был один.

Наконец поезд остановился на пустынном полустанке. Дождя не было, но пасмурная погода за окном и остатки полуразрушенных строений создавали унылую картину.

Где-то в конце вагона грохнула дверь и послышались голоса. Почему то я понял, что сейчас моё спокойное уединение закончится. Дверной проём загородила фигура. Ботильоны, тёмная юбка и спортивная короткая куртка ярко красного цвета. Каштановые волосы причудливым веером разметались по плечам. Это была Ирина, я узнал бы её, как бы и в чём бы она не появилась. Она глянула на меня, резко побледнела и начала оседать. Я подхватил её обмякшее тело и бережно прижал к себе. Мне не хватало воздуха, или я старался не дышать, не знаю. Наверное, я боялся спугнуть то, что не подвластно нашему пониманию. Она открыла глаза, которые тут же наполнились слезами и проведя пальцами по моей щеке прошептала: «Серёжа». И если у меня и были какие-то вопросы, они тут же вылетели из головы со скоростью пули. Я нагнулся, и медленно-медленно, пытаясь навсегда запомнить этот момент, поцеловал её в губы. Она ответила. Ещё бы, мы шли к этому мгновению целый век, непредсказуемый, яркий и бесконечно длинный.

S.

Я пришёл с работы. Иринка стояла в коридоре бледная, как стена.

– Серёж, кажется началось. Надо ехать в роддом.

Я усадил её в кресло и стал бегать по квартире, собирая какие-то вещи, которые мы как будто приготовили для этого случая. В какой-то момент я поднял глаза. Иринка пыталась сдержаться, чтобы не заржать.

– Что?!

– Ты похож на клушу, у которой цыплёнок пропал. Бегаешь, крыльями машешь, а толку ноль.

Она рассмеялась. Я тоже улыбнулся и успокоился.

Доктор в больнице объявил, что всё будет нормально, и Иринка сказала, чтобы я ехал домой. Я не смог. Короче, спал в машине около роддома. Удивительное дело, но с момента нашей встречи в поезде мы ни разу не говорили о прошлом. Наверное, мы боялись спугнуть то, что привело нас друг к другу, то, что неудержимо тащило нас сквозь время в маленькое купе на пустынном полустанке. Да и зачем будоражить что-то, чего мы всё равно не понимаем сейчас, и я думаю, не сможем понять никогда. Мы вместе. Мы любим друг друга, разве не это главное?

Утром я и ещё несколько будущих отцов ошивались под окнами роддома в полной тишине. Это раньше, как отец рассказывал, все орали имена своих любимых, не имея представления из какого окна она выглянет. Теперь же все ждали смс-сообщения и первую фотку новорождённого, или селфи новоиспечённой мамы. В кармане блинькнуло:

«Всё нормально, у нас мальчик. Скоро Андрюшку кормить принесут, я тебе фотку скину».

Я посмотрел на окна и увидел в одном из них счастливое лицо Иришки. Она открыла форточку и что-то бросила, жестом показывая мне, чтобы я это подобрал. Я подошёл к тому месту куда, как мне показалось, упало это что-то.

В траве, тускло поблёскивая в лучах утреннего солнца, лежал свисток. Металлический, с тремя соплами и маленьким отверстием посередине.

Я поднял глаза к небу. Может мне и показалось, но в какой-то момент, в голубой бесконечной дали, я увидел улыбающееся лицо, хитро подмигивающее мне из-за облаков.