Дорога На Юго-Запад - 10 Глава: «Казюкас»

Это праздник такой, отмечаемый в Литве в первое воскресенье календарной весны, то есть марта. Непосредственно Казюкас широко празднуется в Вильнюсе. Ярмарки, гуляния, национальные концерты – всё как положено. Но обо всём этом я узнал уже на самом торжестве. А вот как мы туда попали, что там делали, и как завершилось наше импровизированное путешествие – целая, как обычно, история.

Началось всё с того, что в самом начале марта мы собрались на обычный сейшн – в здании городского цирка должны были играть «Ноль» и «Зоопарк». Димулька тогда работал в Железнодорожном институте (на Сенной площади) лаборантом. Ему как раз в тот день выпала скромная зарплата – 25 где-то рублей. Мы «забились» (назначили встречу) на выходе с эскалатора метро «Площадь Мира» (теперь «Сенная»), и, собравшись, двинули по известным нам «винникам» (магазинам по продаже спиртного). Димулька, над которым мы постоянно и беззлобно шутили, был в лёгкой эйфории по поводу того, что у него появилось сразу столько «прайсов» (денег). Я ему сказал, что его дело – получить прайсы, а наше – их пропить. Стояли весёлые времена пресловутого «Сухого Закона», стояли, поэтому, и очереди за «Средствами Его Нарушения». Как это уже у нас было заведено, в очередях мы, если когда-то вообще и стояли, то не помню, чтобы это было скучно, и медленней одного Мгновения, а если проще, то – все очереди по непонятной причине просто расступались перед нами. Мускулов, свирепых рож мы не имели, однако умудрялись не только сами «взять», но и помочь в этом «другим желающим», недостатка в которых, как уже было упомянуто выше, не было. В итоге мы набили Димулькину сумку из-под противогаза семью «батлами» «вайна» (вина) – сухого и креплёного. Советское бухло всегда славилось своей надёжностью (в плане качества и опьянения), а посему, взяв ещё и девять литров «пайва» (пива) в «Яме» на Гороховой, мы спокойно отправились на свой любимый чердак, располагавшийся неподалёку, на улице Плеханова, выходившей к «Казани» сзади. Обстоятельно там распили всё, что «влезло», и, не сбавляя хода, взяли курс на упомянутое здание Цирка, уже не особенно заботясь о перспективе «реальной вписки» (проникновения внутрь). Придя же, увидели нечто, не являвшееся в те годы чем-то особенным: народ попросту выломал толстые, главные двери почтенного учреждения, и, не оставив камня на камне от этой монументальности, ворвался внутрь. Бабки-билетёрши вместе с ментами бегали, в надежде поймать хоть кого-то, но – всё это было уже без нас. Мы взобрались, по моему призыву, на самый верхний ярус арены, откуда, как я полагал, можно было видеть всё начинавшееся действо, и благополучно отсидеться (а мне и отлежаться), не привлекая лишнего, милиционерского внимания. Последним я, собственно, немедленно и занялся. Сквозь бухую круговерть помню лишь, что сейшн был то что надо. Разбудили меня, когда уже всё закончилось. Вместе со всеми мы шли, спускаясь по круглым коридорам цирка. Димулька, восторженно танцевавший в арене ещё пять минут назад, шёл рядом. И вдруг его сумка, которую он, видимо, слишком бережно нёс, упала на пол с траурным звоном. По пространству стал быстро распространяться терпкий запах «креплёного» и «сухого», три батла которых раскололись вдребезги и безвозвратно растеклись пронзительной красной лужей по старому, видавшему виды, полу. Люди обходили её, принюхиваясь, и кто-то говорил: «Сухое!». Кто-то: «Да нет, креплёное!» Димулька чуть не плакал: ведь это было хорошее добротное вино, да к тому же его честно заработанные гроши. Но, если честно, то мне, хоть и было тоже немножко жаль потери «продукта», то только совсем чуть-чуть: я был всё ещё пьян и полон невысказанного предвкушения «чего-то», о «котором», если бы у меня спросили, «чего» именно, вряд ли смог бы ответить внятно и членораздельно. Однако же – именно это «что-то» и не давало мне покоя как в тот весенний день, так и в этот, спустя 33 года после описываемых событий, осенний, когда я рассказываю Тебе ту давнишнюю историю. Что-то Настоящее. Теперь я знаю Что. Но тогда я этого не знал, и просто, выйдя из цирка, направился вместе с тогдашними собратьями к «Гостинке». У входа «пиплы» (неформалы) пинали вчетвером какого-то «мажора». Мы спустились в метро, и поехали. Тут одна «герлуха» (хиппушка) начала рассказывать про свою грядущую поездку на праздник Весны в Литве. Оказалось, что у них с соратниками выкуплено целое купе до Вильнюса. Кто-то как обычно предложил присоединиться к поездке: «вписавшись» (незаконно проникнув) в вагон, ринуться, как говорится, в омут приключений по полной программе. Все, за исключением двух «одомашенных» (привязанных к маме, тяжелых на подъём) заорали, что готовы сделать это хоть прямо сейчас. Тут я не могу, конечно, сказать, что их реакция была какой-то ненормальной. Она была абсолютно вменяемой и трезвой даже не взирая на нашу тогдашнюю нетрезвость. Что и говорить про то, что очень многие, доживя лишь до самых дряхлых седин, только тогда осознают, что именно их безбашенная, хаотичная на первый взгляд, юность и являлась единственным отрезком их сознательной и счастливой жизни,  Жизни, даже может, с большой Буквы. Что же тогда толковать о тех, кто отдавал своё Ей Предпочтение тогда, когда это действительно требовалось, а не потом! Эта книга в общем-то лишь обо мне, и таких, как я. Прочие «персонажи» упоминаются здесь постольку-поскольку, дабы всё было приближено, так сказать, «к боевым условиям» живой реальности, и реальной историчности. Их роль в этих рассказах похожа на роли актёров кинофильмов, хороших или плохих, но только лишь актёров. Это, конечно же, не потому, что мной намеренно принижаются их достоинства, а лишь потому, что выбором своего основного жизненного кредо они не оставили мне (и таким, как я) другого пути, кроме уже избранного относительно их. Они навсегда останутся такими, даже после своей смерти – в историях и анекдотах, которые будут неистово всё снова и снова рассказываться, вызывая слёзы и смех у обычных мирных граждан планеты Земля. А тогда, в том вагоне метро, мы: я, Арканя, и Гриша (Димулька как раз отказался) «забили стрелу» в полдень следующего дня на Варшавском вокзале, откуда уходил упомянутый выше поезд.

Утром я, проснувшись, позвонил по телефону маме на работу, и, не получив благословения на поездку (которое было бы для меня совсем не лишним ввиду моей сыновней верности и порядочности, что уж «греха» таить), написал «принтам» (родителям) объясняющую всё записку, и, взяв из загашника последние три «юкса» (рубля), свалил из дома, направляясь прямо на «бан» (вокзал). Там-то и выяснилось, что один из четырёх «законных» пассажиров, некто Мистик, «жёстко продинамил стрелку» (безнадёжно опоздал), и один из нас, соответственно, может ехать по его билету. Решили, что всё равно у нас ещё, как минимум, двое «зайцев», так что особенной разницы в том, кто это будет, нет. Я взял билет Мистика, отдал проводнику, и вместе с остальными, делавшими вид, что они тоже едут, «но только в другом вагоне», зашёл в купе. Поезд тронулся, мы приступили к стандартной процедуре распития «Жигулёвского», купленного на общий «прайс». Мои гроши не пригодились. Не спеша высосав весь «пайв», потихоньку подъехали с Пскову, где на перроне вдруг увидели знакомые рожи хиппарей с нашей «Казани». Они, оказывается, прошли от Питера тот же путь по трассе, автостопом. В связи с общностью интересов, а также намеченной исходной цели, мы «вписали» (подсадили) их в свой вагон. «До кучи», как говорится, у них в «бэках» (рюкзаках) оказалось в избытке креплёного «Ркацители» и плана, заботливо припасённого «в дальнюю дорогу», что, конечно, не могло всех нас не радовать. Короче говоря, «всё наложилось одно на другое», «Круг Сансары стремительно завертелся» и всё такое, «во множестве ипостасей».

Утро следующего дня выдалось для меня, мягко говоря, и судя по ощущениям, неоднозначным. Всегда перед тем, как смешать напитки, знаю, что будет дальше, но, как это порой бывает, не хочу противодействовать пульсу Природы (как это я называю), и окунаюсь в водоворот сопутствующих впечатлений полностью, подобно доверчивому дитяти. Вот и сейчас: сосредоточенно хмурясь и вздыхая, мы уселись в зале ожидания Вильнюсского железнодорожного вокзала. Я, не спеша, оглядел окружающее, как будто неизвестное, пространство. Вокруг сидело и перемещалось множество незнакомого, весёлого, и разноликого люда. Тут были, кроме «цивилов» (обычных, ни к чему не причастных, обывателей), и хиппи с простыми тусовщиками, и даже грузинские панки, выглядевшие, впрочем, как обычные хулиганы: в кожаных «пилотах», с короткими «полу-боксами» (такие причёски), но только с чрезвычайно светлыми, воодушевлёнными лицами, и бойким кавказским говором. Все были, несмотря на раннее утро, рады такой необычной встрече, и, тут же знакомясь, тараторили и общались друг с другом практически без умолку. По ходу ещё выяснилось, что основное официальное гуляние планируется на городском рынке: праздничная ярмарка, народные пляски, и, как я уже говорил, «всё такое». Немного отдышавшись от свалившихся многообразных впечатлений похмельного утра, мы двинулись к эпицентру торжественно намечавшейся тусовки. Три «юкса» неприкосновенным запасом по-прежнему покоились в кармане моих изрядно потёртых джинсов. Я понимал, что звёздный час моей «трёшки» ещё пока не настал, и поэтому тратить её не спешил. Придя к намеченному месту, мы подкрепились горячими, политыми кетчупом, сосисками с хлебом, и я углубился в созерцание самой ярмарки, предоставив своих попутчиков самим себе. Много раз поражался, что так просто, без какого-либо «кайфа», могу в любой момент дня или ночи «улететь», погрузиться в новое, неизведанное как будто, измерение. Так и теперь: я бродил по бесконечным прилавкам, разглядывая поделки и сувениры, слушая доносившуюся с разных сторон музыку, и, полный чем-то, что не мог себе объяснить и другим высказать (кроме слова «ништяк» или другого нецензурного, о том же, слова), был полностью уверен, что, если меня не вытащить, готов провести здесь всю вечность. И, несмотря на незнакомое место и прочие «исходные», меня не «парило» (не беспокоило) абсолютно ничто. Я дослушал последнюю кришнаитскую песенку, и неожиданно вышел прямо на своих, стоявших практически перед выходом с рынка вместе с другими нашими, поджидавшими в свою очередь остальных, подобно мне, заблудившихся в незнакомом праздничном многообразии. Небольшой группой мы пошли к вокзалу, по пути распевая родные «системные» (наши то бишь) песни под имевшуюся простенькую гитару, и прихлёбывая невесть откуда, но точно кстати появившийся неплохой «вайн». К тому же, живописный пейзаж узких улочек и беззаботность городского климата однозначно способствовали неповторимости впечатлений, шепча на ухо какие-то убаюкивающие шаманские мотивы, расслышать которые в этой блаженной суматохе мог, наверное, даже глухой от рождения. Вот так, слушая и громко переговариваясь, мы донеслись до нашей исходной отправной точки. В бормочащей суматохе зала ожидания я быстро задремал, и очнулся только глубоким вечером. Народ, оживлённо планируя обратный маршрут, потихоньку собирался разъезжаться «по своим домам». Небольшой группой мы доехали на «собаке» (в данном смысле – электричке) до латышского Даугавпилса (он был от Вильнюса максимально ближе к Питеру), «ужиная» имевшимися у одной нашей спутницы пластиночными чипсами, и, рассевшись на деревянных скамейках допотопного вокзала, стали ждать. Я опять умиротворённо уснул, понимая, что доедем мы, невзирая ни на что, вовремя, без ненужных эксцессов, и, как говорится, «с ветерком». Разбудил меня Арканя, в спешке шепча, что на путях уже стоит «собака» до Риги. Мы рванули к поездам, и сели в тот, на котором было написано «Берлин-Рига». Стоянка была, судя по информации, недолгой, и я спросил у кого-то внутри на всякий случай, куда мы едем. Внезапно выяснилось, что, несмотря на табличку, мы едем, наоборот, в Берлин. Понятно, что такое в наши тогдашние планы совсем не входило, и мы стремглав вывалились на перрон. Нужная нам «собака» стояла на соседнем пути, и, что характерно, на табличке вагона было написано не что иное, как «Рига-Берлин» (!). Посмеявшись по этому поводу, мы отыскали в плацкартном вагоне два свободных верхних места, и, не дожидаясь проводника (который, безусловно, спросил бы у нас, само собой, не имевшиеся в наличии билеты), просто раскатали матрасы, и вырубились.

Утро наступившего дня началось для нас с ласкового голоса проводницы, предупредительно разбудившего нас за десять минут до прибытия. Я приветливо спросил у неё что-то совсем обычное, принятое у нормальных, простых людей. Она с удовольствием ответила, посетовав, что для утрешнего чая уже совсем не осталось времени, и только в последний момент, когда уже мы подъезжали, тихо поинтересовалась в ответ, где мы вообще сели в её поезд. Я просто ответил, что мы из Питера, и едем домой по непредсказуемому маршруту. Она ничуть на нас не рассердилась, пожелала нам доброй дороги, и мы, взаимно ей откланявшись, вышли в город. Вот тут мои «юксы» как раз-то и понадобились. До этого в Риге мне неоднократно приходилось проездом бывать, и я знал, где регулярно продаются знаменитые, производства московской фабрики «Колосс», чипсы. Однако в том самом маленьком овощном магазинчике, где мы с отцом их раньше всё время и помногу брали, нам сказали, что, увы, но, к сожалению, в продаже их уже давно нет. Что же, мы пробежали по ближайшим торговым точкам, и неподалёку, в универсаме, нашли примерно такие же пластиночные чипсы, которыми угощала нас та «герла» в даугавплилсской электричке. На полтора рубля мы взяли чипсов (они были на развес), и направились поближе к питерской автомобильной трассе. Неподалёку, в кафе, мы выпили по чашке неплохого кофе с пирожным, и бодро вышли на оживлённую, пасмурную весеннюю дорогу. Было уже где-то около двух часов пополудни. Сначала, на автобусе мы максимально отъехали от города. Затем, в несколько этапов, в одном из которых были и постовые латышские менты, которых я смело тормознул, мы, плотно и нахаляву подкрепившись в подсказанной ими столовой, пошли уже пешком. Наступала ночь. Трасса по-прежнему жила своей, разрезаемой рёвом моторов и светом фар, ритмичной жизнью. Машины неслись мимо нас, никто не останавливался. Последние остатки чипсов были приговорены. Арканя сказал, что есть такой способ «стопить» (останавливать) машины: надо, мол, три раза перекреститься, и затем «отлить» прямо на трассу. Само собой, я, давний любитель интересных экспериментов, не мог упустить сей великолепный шанс проверить все в деле. Я трижды перекрестился, и, не успел ещё закончить со второй частью обряда, как вдруг к нам задним (!) ходом подъехала золотая перламутровая, новенькая «Опель-Аскона». Мужик, сидевший внутри, добродушно пригласил нас «залезать». Мы плавно тронулись с места, оставляя позади столь неприветливый, маячащий по бокам дороги, тёмный лес, а также порядком уже накопившуюся усталость и соответствующие эмоции. Парень, подхвативший нас, рассказал, что едет аж от самого Калининграда, где и забрал с транспортного судна купленную «за бугром» «тачку». Он спросил, куда мы держим путь, и, когда выяснилось, что мы из Питера, радостно сообщил, что сам туда едет. Он тут же спросил, не желаем ли мы слегка подкрепиться, и, получив «одобрям» (любимое наше слово, выражающее, как Ты уже, наверное, понял, полное согласие и одобрение), достал пачку бутербродов, и большой термос с крепким, горячим кофе. «Сточив» все эти «кайфухи», мы занялись непосредственно созерцанием быстро пролетавшего мимо окружающего пространства. Арканя, развалившись на заднем сидении, быстро уснул, мы же ещё долго разговаривали под ненавязчивый «музон», вспоминая разные, дорогие сердцу, вещи. Хозяин «Асконы» разбудил меня в семь утра, когда мы уже были в Питере, остановившись у «Разорванного Кольца» на «Московской». Выспавшиеся, радостные, и полные впечатлений, мы сердечно поблагодарили его, и сразу двинулись к Димульке, который жил в минуте ходьбы от места нашей высадки. Буквально ворвавшись в его коммуналку на Авиационной улице, громко и наперебой начали рассказывать ему обо всём, что с нами за это время приключилось. Он лишь растерянно, с завистливой детской улыбкой, кивал, искренне сокрушаясь, что не поехал с нами. Выпив по чашке чая, мы отправились в центр, к нашему «Тылу», рассчитывая найти там приехавших с «Казюкаса» друзей, а также продолжить своё безграничное (и, в общем-то, никогда и не прекращавшееся) веселье. Приехав на бульвар Профсоюзов, мы, по моей инициативе, зашли в знакомую пышечную, где на последний «юкс», оставшийся у меня после путешествия, оторвались пышками и общепитовским наивкуснейшим, со сгущёнкой, кофе. Придя же в «Тыл», обнаружили блаженствующее, радостное скопище «неформалов» – раскуривающих, распивающих, и распевающих на свой лад всевозможные хиты разных времён и народов. Пропустить или каким-либо образом избежать «закономерного продолжения», конечно, не представлялось возможным вовсе, и мы, покорно и всецело отдавшись бурному Потоку Судьбы, просто растворились в поглотившем нас Водовороте стандартной, кайфовой системной Жизни.