Ваганьковские рассказы. 2. Склеп

Много лет назад, еще при Царе-батюшке, жили-были три мужика: Пахомыч, Евсей и Митрофан. Жили они трудно, потому как земли у них не было и кормились тем, что прихватывали у других то, что плохо лежало.

Вот, сидят они как-то в трактире, попивают водочку, обсуждают свое житьё-бытьё, а Пахомыч и говорит, что, мол, давеча на Ваганьковском похоронили графиню Барятинскую, известную богачку и любительницу драгоценностей, и что на пальцах у покойницы (Царствие ей небесное!) камней-самоцветов на огромные тыщи! И этих тыщ вполне хватило бы им троим на многие годы. А нужно-то только и всего, что ночью прийти на кладбище, пробраться в семейный склеп и снять с вельможных ручек покойницы несколько колечек и браслетов!

Понятное дело, что двое остальных поначалу страшно возмутились и, истово крестясь и поминая Создателя, категорически отвергли такое изуверское предложение! Но потом, правда, не сразу, под парами вкусной Смирновской водки, решили, что деваться некуда - надо кормиться самим и кормить свои многодетные семейства - и залезать в склеп придётся. Оговорили, какой инструмент с собой взять и назначили датой экспроприации завтрашнюю ночь. Чего тянуть-то, а то еще, чего доброго, другие графиню обчистят.

Вечером следующего дня, перед закрытием кладбища, они затаились среди могил, стараясь не попасться сторожу на глаза. Так и прождали, пока совсем не стемнело и можно было идти к склепу. Луна пряталась за тучами и едва-едва освещала правую сторону склепа. Сердца у новоявленных могильщиков трепыхались, как тряпочные. Еще бы – ведь не каждый день приходится выкапывать и обирать покойников, да еще тайно, в темноте. Если поймают, то без каторги не обойдётся.  Мужики тряслись, как осиновые листья, но старались держаться молодцами и присели от страха лишь когда Пахомыч, вставив ломик под плиту склепа, поднажал, и она, приподнимаясь, жалобно скрипнула.

— Помочь? — услышали они незнакомый, слегка надтреснутый голос.  — Или сами управитесь?

Рядом стоял мужчина в офицерской форме. Лицо в темноте трудно было разглядеть, но было оно, вроде бы, белое и слегка сморщенное. Да, собственно, кому было разглядывать? Мужики стояли не живы не мертвы, в состоянии близком к глубокому обмороку. Хотели было броситься бежать, но ноги и руки совершенно не двигались.

— Чего же вы испугались, господа? Не бойтесь, я вам вреда не причиню. Мне нужно лишь один перстень с черным камнем с безымянного пальца графини, а все остальное – ваше. — Продолжил незнакомец.

Довольно много времени прошло пока мужики немного успокоились и приступили к выполнению того, зачем, собственно, и пришли. Плита была очень тяжелая и пришлось двигать ее втроем – меньшим числом не получилось бы. В склепе стояло несколько гробов, но гроб графини сразу бросался в глаза – он был новый. Сама графиня, одетая в черное платье и тонкие черные перчатки, пока еще выглядела неплохо, правда, по склепу уже начал распространяться запах тления. На пальцах, поверх перчаток, были надеты кольца и перстни, в том числе с черным камнем на безымянном пальце. Незнакомец сразу же бросился к правой руке графини и схватил ее, чтобы снять перстень. Но ладонь графини, лежащая на груди, вдруг сжалась в крепкий кулачек! Незнакомец двумя руками постарался разжать эту руку и стащить с пальца перстень, но рука графини сжалась еще крепче и вдруг неожиданно вывернулась в кукиш! Незнакомец закричал от злости, еще крепче вцепился в руку графини и стал трясти ее, пытаясь оторвать от тела и выпрямить. Все тело графини сотрясалось. Вдруг рот ее открылся и из горла стал вырываться какой-то утробный хохот!

— У, ведьма-а-а! — закричал незнакомец, продолжая трясти графиню.

— Опять ты, Вольдемар, безобразишь! — раздался старческий голос и в склеп медленно проковыляла оборванная, грязная старуха. В руках у нее была клюка. — Всю округу разбудил. Сейчас все сюды припрутся.

Надо было видеть троих наших героев. Они, прижавшись друг к другу, забились в угол склепа, спрятавшись за гроб какого-то предка графини. Мужики были бы рады убежать, но какая-то сила твердо держала и не выпускала их.

— Она не отдает мне мой перстень, который подарили моим предкам триста лет назад! — продолжал возмущаться незнакомец.

— Ты проиграл мне его. — раздался голос графини, и она, приподнявшись, села в гробу.

В это время в двери появились ещё два странных существа. Вероятно, когда-то это были люди, но сейчас это были скелеты с отдельными кусками плоти и истлевшей одежды. За ними просматривались еще три-четыре похожих фигуры. Пока пришедшие знакомились с новопреставленной, наша троица продолжала трястись в углу. Но кто-то из пришедших заметил их и воскликнул:

— Господа! Да у нас незваные гости. Давайте немного поиграем с ними!

— Не трогайте их. — сказал незнакомец. — Я обещал, что вреда им не будет. А я и при жизни-то свое слово не нарушал, а тем более теперь.

— И мне они понравились, — сказала графиня. — Не стали, как некоторые, сразу хватать меня за руки и кольца снимать. Видно, совестливые. Пусть уходят. Склеп мой и я тут хозяйка.

С мужиков сразу, как пятипудовые оковы спали – легко им стало и свободно. Не мешкая, они бочком-бочком к выходу меж скелетами в лохмотьях протискиваются.

— Стойте! — крикнула графиня.

У мужиков все внутри екнуло и решили они, что теперь им крышка – графиня передумала их отпускать! Сожрут их теперь, твари кладбищенские!

— Возьмите! Вы же за ними приходили. — Сказала графиня, сняв с левой руки три перстня – с камнем зеленым, красным и прозрачным и бросила им. — Мне здесь они не нужны. Здесь – не как у людей.

Упали перстни на пол склепа и засветились светом необыкновенным, каждый своим! Аж в склепе светло стало!

— Недостойны мы, Ваше сиятельство, не достойны. — сказал за всех Пахомыч. — Простите нас, окаянных, за то, что пришли мы к Вашей светлости с дурными мыслями.

И он, непрерывно низко кланяясь, спиной стал двигаться к выходу из склепа. Сотоварищи последовали его примеру, так же низко кланяясь и повторяя:

— Недостойны, матушка, недостойны.

Выйдя наружу, троица понеслась прочь, на ходу непрерывно крестясь и творя молитву «Отче наш». Сизыми голубями перелетели они через забор и помчались дальше к себе на Масловку.

Дома они, ничего никому не рассказывая, выпили по два стакана водки и упали, сраженные глубоким сном. Проснувшись дня через два, были немало поражены, потому как на пальце у каждого было надето по перстню: у Пахомыча – прозрачный бриллиант, у Евсея – красный рубин, а у Митрофана – зеленый изумруд! Но это не все! У Пахомыча за пазухой лежал большой кошель с ассигнациями!

Долго думали мужики, как им поступить и что делать. И решили – с воровством завязать, на ассигнации купить себе по лошади с пролетками и заняться частным извозом. Перстни решили не продавать ни за что.

Как порешили – так и сделали. Только с тех пор пошла у них удача – что ни седок, так или купец или промышленник, да не скаредные, платили с лихвой, не скупясь! Зажили мужики по-человечески. Однако, как мимо Ваганьковского проезжают или на праздник какой, то обязательно остановятся, сойдут и к склепу графини Барятинской: поклоны бить и благодарить благодетельницу. И могилу незнакомца нашли – поручика Вольдемара Уварова – его еще молодым на дуэли убили. И тоже поклоны бить. А как же, добро надо помнить всю жизнь и платить тем же!

Что потом с троицей стало, про то не ведаю. Революция перемешала и смела все судьбинушки. Выжили они или нет в те голодные времена, уехали куда-нибудь заграницу или погибли в бою записавшись в Красную Армию или в добровольцы к генералу Деникину? Неизвестно. Но к графине и к поручику на Ваганьковское давно уже никто не приходит. Да и извозчиков с пролетками давно нет.