Ужасное нарушение
Из серии "Их нравы”
"УЖАСНОЕ НАРУШЕНИЕ"
"O Tempora, o Mores!”, лат. (о темпора, о морес) –
"о времена, о нравы!” (восклицание Цицерона в его речи против Катилины).
Капитан милиции Фуражкин пригладил взъерошенные волосы, и десятый раз по требованию руководства стал переписывать объяснение. Пусть кричат и возмущаются, больше он переписывать не будет. После написания шапки и слова "Объяснение”, рука уверенно вывела: " По существу заданных мне вопросов могу пояснить, что…”. И так, что же он мог пояснить. В принципе ничего особенного не случилось. Где-то немного опоздал, что-то чуть-чуть не проконтролировал. А раздули, как будто Уфа перевернулась, и река Белая потекла в обратном направлении. Ох, любят же у нас создать из мухи слона. Или по какой-то причине хотят сожрать Фуражкина, но за что? Кому он перешел дорогу?
Писать подробно о прошедшем дежурстве не имело смысла. Получилась бы сплошная художественная литература, а требовались только четко отработанные милицейские канцеляризмы: " За время моего дежурства происшествий не случилось. Либо случилось то-то и то-то. Доложил тому-то и этому-то. Принял такие-то и вот такие-то меры”. Исполняющий обязанности заместителя большого начальника (и.о.ого-го.зам.начальника) требовал раскрыть в объяснении свою роль в организации дежурства, подробно вскрыть причины случившегося, проанализировать свои упущения по организации дежурства и обязательно полностью раскаяться, чистосердечно признав свою вину в случившемся безобразии. Ну, типа чистосердечное признание облегчает твою совесть, но увеличивает срок.
Или подобное: "Чистосердечное признание – восемь лет лишения свободы, а не признаешься – ничего не будет”.
После подобных лирических отступлений капитан Фуражкин, не спеша обстоятельно, расписал ход своего дежурства только милицейскими канцеляризмами. Закончив, сей официальный документ тем, что подвел причину случившегося под непредвиденные обстоятельства. Подробно расписал свои предложения по предупреждению подобных фактов в дальнейшем. Последнее предложение в объяснении прозвучало следующим образом: "Предположение о том, что данный факт стал возможным в связи с плохим исполнением мной своих обязанностей, полагаю безосновательным”. После чего подписал бумагу и пошел с ней к и.о.зам.начальника.
Дежурство должно было закончиться около десяти часов утра. Шел третий час дня. Хотелось, есть, спать у себя дома и совершенно не видеть ни кого из начальства. Проходившие мимо сослуживцы пожелали успеха в очередном заходе на взлетно-посадочную полосу и сочувственно посмотрели в след.
И.о.зама принял относительно доброжелательно. Взял объяснение и стал внимательно читать. В кабинете кроме них находилась незнакомая женщина, видимо пришедшая на прием. По мере того, как и.о. приближался к концу предоставленного его вниманию документа, его лицо мрачнело. Прочитав последние строки, он очень вежливо попросил даму на некоторое время выйти из кабинета.
Дама вышла в коридор, закрыв двойные двери кабинета, и отошла на несколько метров в сторонку. Из-за двери раздались ужасающе громкие и невероятно нелицеприятные выкрики. Странно подумала женщина двойные двери, на вид такая сильная звукоизоляция и так хорошо слышно. Еще более странным ей показалось то, что такой приятный и респектабельный подполковник так скверно выражался. А, о том, что доносящиеся до нее выкрики могут принадлежать вошедшему в кабинет капитану, она как-то даже и не подумала. Ясно было, что капитан в данной ситуации является "воспитуемым”. Что поделаешь "менты”! Хотя мама ей неоднократно говорила о том, что все военные люди плохие и агрессивные независимо от того пожарный он, войсковой или сотрудник правоохранительных органов.
Потом была тишина, новый всплеск ругани. Тишина, всплеск. Затем выход капитана из кабинета под аккомпанемент ругани и угроз в его адрес. В кабинете капитан выглядел усталым, а когда выходил напротив был внешне бодр и даже улыбался. Странные люди подумала дама.
Лейтенант Губайдуллин недавно перешел работать в управление кадров. Бывшие сослуживцы, провожая его, подсмеивались, повторяя, что выше кадров только солнце. Подошел старый майор: - Желаю удачи на новом поприще. Давным, давно был у меня товарищ. Больше всего в жизни он ненавидел милиционеров, таксистов, официантов и продавцов. Так, вот, когда я пошел служить в милицию, он мне сказал, что когда в милицию идут работать дураки – это плохо для населения. А, когда в милицию идут работать не совсем дураки, а это ты, подчеркнул тогда мой товарищ, то это для населения еще хуже! К тому говорю, что ты тоже не совсем дурак и идешь работать в кадры. Смотри, чтобы милиционерам не было плохо, естественно хорошим милиционерам. А, товарищ то мой после перестройки долго был безработным, а потом пошел работать продавцом. Хороший был продавец, всегда поможет, подскажет, посоветует какой товар лучше выбрать.
Одно из первых поручений которое получили Губайдуллину, было проведение служебной проверки по возмутительному факту оскорблению неким капитаном Фуражкиным своего начальника подполковника милиции нецензурной бранью. Начальник отдела в управлении кадров дополнительно сообщил лейтенанту Губайдуллину, что якобы тот капитан даже послал куда-то очень далеко по народному своего подполковника. И добавил, что проверять там особо нечего, готовь текст самой проверки и проект приказа о наказании. Пока печатаешь, уточню вид наказания, вот только с большим руководством согласую "меру, степень, глубину”. Объяснение этого капитана тебе скоро пришлют из его подразделения.
Фуражкин сидел в кабинете и писал объяснение по факту оскорбления нецензурной бранью вышестоящего руководителя. Уволим, отдадим под суд, нарушение субординации. А, когда руководители на каждом шагу оскорбляют подчиненных, унижают их человеческое достоинство, это в порядке вещей? Да, выходит в порядке вещей! Нужно было не отвечать, не спорить, а молчать и считать до миллиона, как учили бывшие милиционеры уже ушедшие на пенсию. А по больше части уже ушедшие и дальше…
"…Когда и.о.зам.начальника сообщил мне в своем кабинете о том, что он имел половые отношения с моей матерью. Я весьма удивился. Мне чисто по-человечески стало интересно, когда он их имел. Мне хотелось узнать знает ли он о том, что моя мать давно умерла. И чем страдает, то есть геронтофилией или он все-таки некрофил. На повторное высказывание по поводу моей матери, я ответил заместителю начальника: "И я тоже вашу маму”.
Как все же со временем упростился воспитательный процесс, раньше родителей в школу вызывали, а сейчас раз в словесной форме и все.
"…И.о.заместителя начальника я, не в каком направлении не посылал. Потому, что есть понятие субординации. Это он меня может послать куда хочет, а я никак не могу. Просто в конце беседы я пояснил ему, что он меня замучил и задолбил в интимном смысле, но сказал я это одним словом…”
Лейтенант милиции Губайдуллин читал объяснение капитана Фуражкина и смеялся. Но, время поджимало. Нужно было срочно печатать заключение служебного расследования и приказ. Мера наказания была еще не известна, но забить ее в материал, находящийся на компьютере, потом не представляло сложности. После прочтения объяснения лейтенанту почему-то очень захотелось посмотреть на капитана.
А, зря. Ничего особенного из себя капитан милиции Фуражкин не представлял, просто служба в милиции при существующем начальстве его замучила и задолбала в интимном смысле, но, одним словом.
Материал для публикации нашел в архиве и подготовил Юлай Мордомасов.