Фонарик

Зима. Печка. На печке Шурик.

Шурик спит. Он видит сон. А когда он видит сон, то считай, что спит не на самом деле,

а так, «понарошку». Сон это та же Шурикова жизнь, только во сне.

А за окном жуткий мороз. Окна все белые от мороза, а люди за окном все толстые в одежах

и в валенках. Холодно в деревне на улице.

Шурику четыре года. Всем своим худеньким телом он ощущал тепло печки, на которой

мать оставляла его, уходя на скотный двор колхоза. Скотный двор Шурик знал. Это когда много

коров и овец вместе под одной крышей.

Шурик лежал, медленно просыпаясь, похлопывая пушистыми и длинными ресницами. И

никак Шурик не мог понять, что это ему привиделось. Он то жмурил глаза, то раскрывал их, но

всё время видел красный, синий и жёлтый свет круглых стёклышек. И цвета эти то сливались, то

поодиночке манили своей тайной. И эта тайна была невиданной красоты.

Фонарик! Да это же фонарик, который вчера показывал в своей горнице Шурику и его

товарищу Ваньке Груздеву дядя Миня.

Дядя Миня пришёл с фронта. С Войны. Дядя Миня Белов был большой и очень сильный.

Шурика и Ваньку он ладил на ладони и, подняв, держал на вытянутых руках. Очень сильный был

дядя Миня.

Жил дядя Миня со своей женой Анной Ивановной, крёстной Шурика, дворов на пятнадцать

от избы Шурика, ближе к старому деревенскому колодцу.

Колодец сейчас весь во льду, и ветлы над ним все в снегу. А летом ветлы красивые и

зеленые. И колодец спит в их тени.

Шурик потрогал печкины кирпичи ногой. Теплые. И телогрейка: под Шуриком тоже

теплая. Хорошо!

У дверей избы что-то шевельнулось и слабо заблеяло. У Шурика как два маленьких веера

хлопнули ресницы, и все его тело перекатилось к краю печи. Голова свесилась вниз так, как будто

хотела отдельно спрыгнуть с печи. Там у двери на толстом старом одеяле Шурик разглядел белое

курчавое существо. Это был ягнёнок. Только что родившийся этой ночью у овцы Маруськи, он

был принесён в дом ввиду страшного холода.

Хлопнула дверь, и вместе с клубами морозного воздуха с охапкой дров влетел красный и

веселый брат Миша.

Миша был постарше Шурика лет на семь. Бросив дрова к печке, он щёлкнул холодным

пальцем в оттопыренное ухо Шурика.

—Вставай, Шурик, пора братца поить, а то помрёт с голоду - сказал он.

Ловко поменяв положение, Шурик нацелил ноги в стоявшие у печи громадные серые

валенки и прыгнул прямо в них.

—Ну, ловок – подумал Миша, –прямо как обезьяна, – и рассмеялся. И было от чего. Шурик являл в

это время настоящее зрелище: до пупа валенки, а на шее верёвочка с маленьким крестиком. Вот и

вся одежка.

Когда вошла мать, Шурик уже сидел возле ягненка и гладил его шелковистые завитки. «Ма, а ма, я напою ягнёнка? 》‐просил Шурик, видя, как мать наливает в бутылку молоко.

—Иди-ка, ты, умойся, егоза, да садись поешь. Вон Ванька- то уж на улице тебя дожидается. Какие

то у вас дела с ним с утра?

Только сейчас он вспомнил, что вчера дядя Миня пообещал обменять тот

трофейный фонарик, играющий цветными стёклышками, на телёнка, или, в крайнем случае, на

Ягненка. Конечно, дядя Миня знал, что Маруська на сносях, Шурик сам ему об этом доложил. И теперь, медленно размешивая тюрю из хлеба и тощего молока, Шурик соображал, как же ему выпросить у матери ягнёнка на обмен.

—Ма, а где второй-то? - спросил брат Миша.

—Да где, в хлеву, пока не до него мне. Потом сам решишь куда его с бедой-то. Шурик захлопал ресницами. Значит, есть ещё один ягнёнок, о котором он знать не знал. Ну, уж одного-то он обязательно у матери выпросит.

—Ма, – приступил Шурик к делу, прислонившись лбом к её коленям, –отдай мне одного

ягнёночка.

—Да зачем он тебе! –удивилась мать.

Шурик, торопясь и сбиваясь, рассказал про фонарик, про то, как дядя Миня долго не

соглашался ни на что его менять. Даже на белые отцовые валенки, даже на пастуший кожаный

кнут с резным кнутовищем, который был гордостью брата Миши. А согласился менять только на ягненка.

— Вот тебе и дядя Миня– сказала мать– а ещё на твоей крестной женат. А как фонарик подарить,

так подавай ему ягненка. Ну, да ладно, вон рассветает совсем, метель уляжется, тогда и повезёшь ему ягнёнка.

Позднее январское утро, наконец, пробилось в замороженные окна избы. Шурик был снаряжён в три теплые рубахи и пару урезанных солдатских подштанников. Поверх всего этого было одето длинное ватное пальто, подпоясанное веревкой. Теплая материнская шаль закутывала всю его голову так, что видны были только щёлки глаз.

Брат Миша выкатил с заднего крытого двора большие самодельные санки с крутыми и широкими полозьями. На санках лежало завернутое в рогожку задеревеневшее тельце замёрзшего этой ночью другого, совсем черненького ягненка. Большая верёвка от банок была перекинута Шурику через грудь, шею и подмышки. И процессия двинулась в сторону дома крестной.

В свои четыре года Шурик плохо представлял разницу между тем беленьким ягнёнком, что был в доме, и черненьким, которого он вез для обмена с дядей Миней. Понятие смерти. ее

осознание еще не коснулось его детского ума. Но с каждым преодолеваемым метром

переметённой снегом дороги, Шурик был все ближе к этой печальной истине.

Дядя Миня с Анной Ивановной (крестной) пили чай. Большой самовар источал жар. В горнице под иконой Георгия Победоносца стоял стол, покрытый чистой скатертью. На этом столе лежал немецкий трофейный фонарик. В блестящем хромированном корпусе обитали разноцветные огни невиданной для деревенских мальчишек красоты.

Из окон избы Беловых хорошо была видна перемётанная снегом улица.

- Аня, глянь-ка, что это за двое малых с санями в такой мороз к нам направляются? – спросил дядя

Миня у жены.

Анна Ивановна глянула в окно, и блюдце е горячим чаем едва не выпало из рук.

–Да ведь это крестник Шурик с Ванькой Груздевым чего-то на санях к нам тащат. Пойди, встреть их. Вишь, как упирается Шурик-то?

Дядя Миня накинул белый военный полушубок и вышел на крашеное коричневой краской

скользкое крыльцо, к которому с великим трудом два карапуза пришвартовывали санки с грузом.

—Вот, дядя Миня, - сказал Шурик после того, как дядя Миня освободил его рот и нос от шали, – привёз я тебе ягнёнка, как вчера договаривались. Давай, неси фонарик. Будем меняться!

—Да где ягнёнок-то, Шурик? – изумляясь спросил дядя Миня.

—Как где, на санях, под рогожкой спит. Не веришь, сам посмотри. Мне его туда мать положила.

Дядя Миня медленно подошёл к банкам и откинул рогожку. Черные застывшие глаза маленького ягненка сказали все, не раз видавшему на фронте смерть, солдату.

–Ну, что, хороший ягнёнок? – спросил Шурик.

–Ах, Шурик, Шурик! Ягнёнок-то мёртвый, а мы на живого договаривались, – серьёзно сказал дядя Миня и поднял Шурика на руки.

–Куда он нам с твоей крестной, неживой-то? Похоронить его только... Так что, везите его обратно.

Шурик подошёл к саням, потрогал пальцем замерзшее тельце, и горячие слезы крупными каплям стали падать на курчавую черную шерстку ягненка. Обмен не состоялся. Зато вся деревня к вечеру знала и обсуждала эту историю про Шурика, ягненка и трофейный фонарик.