ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД

  Была осень 1992 года. Сергей Ковалев возвращался с женой из театра на  Таганке. Центр Москвы был прекрасен. Фонари на Тверской подсвечивали верхние этажи домов,  которые  выглядели величественно и помпезно. Витрины магазинов и назойливая световая реклама славили   мировые бренды, еще малоизвестные Москве тех лет. Ковалевы  проехали на своих белых жигулях мимо строгого, но гордого телеграфа, пересекли бульварное кольцо  и оказались на площади Маяковского.  Памятник народному трибуну был  загорожен  колонной демонстрантов, проходящих  по Садовому кольцу. Людская масса была  разношерстная, пьяная и громкая.  Ковалевы оказались в «первом ряду партера»,  так как от ревущей толпы их ничто не отделяло. Зрелище завораживало. Женщины за пятьдесят составляли фундамент народного движения. Было заметно, что они управляются погонщиком, совершенно трезвым, крепким мужиком с высоким лбом, большими светлыми глазами и золотой коронкой на верхней челюсти. Регулятор стоял сбоку от  колонны и постоянно кричал в мегафон:

- Не разматываться!  Кучнее! Кучнее! Выше, выше держать! Работать, друзья, работать!

Хаос был  организован четко и явно на возмездной основе. Часть бунтарей была из дворовой шпаны, которым халявная выпивка, буза и огоньки телекамер были в кайф.  Молодняк шел пьяным зигзагом и сотрясал воздух, совершенно полярными лозунгами. Одни пронзительно вопили за Ельцина, другие крикуны  требовали его распять и повесить, третьи бранили кавказцев и евреев.  

Веселые студенты с гитарой пели частушки про «америкосов», которые придут и наведут порядок. Бритоголовые, совсем мальчишки, несли  черный флаг с белым  черепом и громко скандировали непонятный речитатив, регулярно выбрасывая прямую руку  вверх.

 Одним словом, мнения разнились. То тут, то там затягивали революционные песни и  трясли портретом Че Гевары. Больше всех досталось Горбачеву. Вот уж кому икалось в этот вечер, то это точно ему.  Думаю, он мог попасть в книгу рекордов Гиннеса по принятой на себя непечатной брани.  Занозистые парни затевали потасовки, но до крови не доходило, и движение народных масс  продолжалось. Минут через десять к их жигулям подбежали два бесноватых парня. Эти приставучие мартышки начали строить страшные рожи, танцуя ладонями на лобовом стекле. Вера испугалась, и, схватив мужа за локоть,  шептала одну и ту же фразу

- Только не выходи, только не выходи…

           Сергей служил последний месяц.  События,  происходившие с ним последние двадцать лет,  мигом забылись,  и вспомнить что-то приятное  не получалось. При коммунистах  служил и служил, зарплата была, работа понятная. А тут раздрай пошел, платить перестали. Все время  куда то тащат, то в оцепление, то на митинг партбилетом трясти. Никого охранять и ничем трясти Ковалев не собирался. Жить стало плохо, да и не на что.  Было понятно, что кто-то должен  тянуть государеву лямку, несмотря на ломку государства. Но Сереге все осточертело, и к революции он готов не был.

 В Москве постоянно лил дождь. Природа оплакивала очередной год перестройки. Под ногами хлюпало, вода заливалась  за воротник. А так как погода и настроение соответствовали, то прятаться никуда не хотелось. Сырость и начинающаяся изморось остужали, явно перегретую думами  голову. Как всякий коренной горожанин Ковалев любил природу, замысловатые позы деревьев, бархатную мягкость газонов и  яркие цвета клумб. Ноги совершенно автоматически завели его в уютный парк на Новопесчаной.

Навстречу по узкой,  усыпанной  щебенкой дорожке, шел  широкоплечий, здоровый мужик лет тридцати в отлично скроенном малиновом  пиджаке и  черных брюках   с острыми, как лезвия, стрелками. На пальце сверкал перстень с крупным  камнем.  Стреляющий в глаз чистый бриллиант, видимо,  должен  был вызывать почтение и страх у просящих и жаждущих. Персону чинно  сопровождали два охранника. Один, с  генеральской выправкой и взглядом сокола,  держал  над головой хозяина зонт. Второй, с пружинящей  походкой боксера и перебитым носом,  нёс сотовый телефон. Телефонный аппарат  представлял   собой довольно внушительный портфель, на котором  крепилась телефонная трубка и диск набора. На первый взгляд  это была  обыкновенная  полевая рация, но это только на первый.  Вся Москва уже знала, что появились мобильные телефоны, с которых можно звонить  туда-сюда,  да еще и в  любое время суток.  Этих телефонов было  мало, пару сотен,  не больше, и наличие такого чуда возводило тебя в касту всемогущих  и успешных.

Сергей присмотрелся к молчащему телефонному аппарату, стоимостью с небольшую квартиру в спальном районе, к  дорогим  костюмам охранников. И стало Ковалеву мерзко  от чувства зависти. К мальчишкам из спортзала, к  мужику в «малиновом», который в лучшем случае торгует американскими сигаретами.  Но Серега завидовал, причем самой черной завистью. Раньше  он  никогда не задумывался о дорогих машинах, швейцарских часах и испанских  курортах.  Было все понятно:  карьера, зарплата. А теперь служить стало некому, понятие Родины размылось.

 Те устои  и та  собственность, которую  Ковалев защищал всю жизнь,  канули в лета.  Все перевернулось.   Шустрые ребята ушли в бизнес, незаконные сделки стали законными, цены прыгали на сто процентов в месяц, а вчерашние «валютчики», не остерегаясь, меняли доллары у ЦУМа. Может так и должно быть, Серега не знал. Но защищать то, что  не понимал,  Ковалев не желал. Год был  революционный и везде шел один большой беспорядочный митинг. В Москве  всюду говорили о развале,  безработице и других прелестях капитала.  Со всех трибун  орали, и каждый тянул одеяло на себя. В политике и ее интрижках Сергей не разбирался, «лжепатриоты»   вызывали у него чувство брезгливости. 

В голове  у отставного служащего, крутилась одна и та же мысль:  куда бежать в поисках работы?

С кем советоваться?  Его начальник,  с лицом регулярно выпивающего человека,  недавно, в порыве «отеческой» заботы  протяжно проскрипел:

-Послужить бы еще надо, Сергей. Молодой  еще.

Серега  что-то промямлил  в ответ.  Врать не стал, а крепких слов испугался.

Малиновый пиджак с охраной растворился в кустах  парка.  Ковалев,  прогуливаясь  по  засыпанной листвой   дорожке,  очутился у входа в кинотеатр «Ленинград». Афиши были блеклые, но название фильма читалось четко: «Эммануэль». Фильм отличный, и  Сильвия Кристэль дразнила и приятно возбуждала мужское население.  Но еще полгода назад за просмотр изящных форм француженки бросали за решетку, и многим предстояло еще пару, тройку лет сидеть в колониях общего и строгого  режима, вспоминая приятные минуты.  

 На следующее утро  Ковалев прибыл в отдел кадров и написал зявление об увольнении и на краюшке стола  оставил партийный билет.

  В конторе судачили, что Серегу  взяли по  протекции  в какой-то крутой банк зашибать валюту. Но  через полгодика  о нем забыли и уже не  вспоминали.

  Устройство  на работу оказалось намного проще и  прозаичнее. Водитель УАЗика,  хороший молодой  парень, с которым Серега проработал последние пять  лет, часто рассказывал о дальнем родственнике, приехавшем с Сахалина  закрутить в столице бизнес. В фирме была вакансия. Ковалев  долго выбирать не  стал.

Общество к этому смутному времени четко разделилось на  уровни. Каждый  пытался приспособиться и выжить. Высший  уровень, как  лучшую каюту на верхней палубе, занимали бывшие коммунисты, пригревшие разрозненные куски пролетарской  собственности. Не отставали  от них и «Новые Русские». Чаще всего они оказывались  молодыми евреями, стартовавшими в бизнесе  так резво, что догнать их было  уже невозможно. И  бандиты, конечно. Рэкетиры и грабители, вымогающие и «крышующие». Они составили ядро экспроприаторов. Эти  парни с пистолетами, битами и  с золотыми цепями   на груди, заняли свое достойное место в  «первом  классе круизного лайнера».

Все революционные преображения происходили так жестко и  стремительно, что основная масса обездоленных, оставшихся без привычной работы и социальной поддержки людей оказались в  самых нижних каютах «лайнера».

 Где-то между сложившимися уровнями была прослойка особ неусидчивых и недовольных, но прытких и цепких. Они пытались перебраться  повыше. При этом много кричали,  больно кусались и активно работали локтями. В девяносто втором движение вверх  было еще возможно.

 Так, или примерно так, в начале девяностых сформировались высшие и низшие  уровни обитания с дышащей прослойкой в  середине. В каждом кипела  своя жизнь. Существовали они  параллельно и не пересекались.

   Серега  входил в новую жизнь. Привычная машина с водителем, теплый, ласкающий душу и греющий  тело кабинет, милая  девочка в приемной, подобострастные улыбки сотрудников и ласковое, отеческое ворчание начальников,  было в прошлом. Сегодня  он был безработный  и ходил с опущенным носом.

 Через пару недель, в  понедельник,  Ковалев стоял у красивого семиэтажного дома на Красных воротах.  Третий этаж арендовал его будущий  работодатель  приезжий коммерсант  с Сахалина  Дементьев Михаил Михайлович. Что за фирма и чем она занимается, Сергей не знал. Поднялся на третий этаж. На  стене висела латунная  табличка: ЗАО «Националь».  Громко и внушительно. За двойной, высокой  дверью находился длинный, безликий коридор с красной ковровой дорожкой. Двери комнат были закрыты, подпирая  стены, на корточках сидели молодые парни и совершенно безучастно смотрели в пол. Персонажи заинтересовали Сергея, уж больно они напомнили  бандитов. Но здесь Серега был никто, и звали его никак.  Дальнейшее продвижение   вперед перегородил  толстый, высокий парень. Он  резко встал во весь рост  и, расставив  руки,  криво улыбнулся. Одет он был в черную короткую кожанку с множеством молний, над которой возвышалась бычья шея с золотой цепью в палец. На мизинце левой руки красовалась печатка  в виде черепа с внушительными  камнями в глазницах. Образ завершали синие тренировочные штаны и новые кроссовки«Адидас»:

- Куда?- спросил бандит, насупив,  маленькие  бесцветные брови. Не получив ответа  персонаж представился, разминая запястье правой руки:

- Харлампий, пять ходок!

-Ковалев, депутат, - парировал  Серега.

Повисла неудобная пауза. Ковалев, конечно, наврал, но лицо Харлампия как-то обмякло. Плечи сдулись, руки повисли и, прошуршав  курткой по стене, он принял  прежнюю позу  на корточках.

-  К Дементьеву, - произнес Серега, заглядывая в бумажку, и твердым шагом продолжил движение.

 С пола встал  худосочный  бритый  юнец  и вполне радушно  указал на кабинет хозяина фирмы.

- Сырые парни, не орлы, - решил Серега.

 Мысленно он был уже там - в кабинете своего первого работодателя.

Михаил  Михайлович держался просто и естественно. Похож он был на сказочный персонаж,  эдакий  сибирский дед, стриженный под «горшок»,  с окладистой бородой и усами.   Этот пятидесятилетний  добрый царь из детской сказки  сидел,  облокотившись на поручень кресла, и пыхтел трубкой. Его вид, жесты и речь говорили о великой радости, вызванной Серегиным  появлением.

 Ковалев  всегда восхищался  людьми, которые могли так легко и непринужденно общаться с посторонними.  Напряжение, связанное с появлением в новом, неведомом ему мире,  исчезло. Так  начался первый рабочий день  Ковалева в чужом, неведомом  ему бизнесе.

Работа менеджера в небольшой торговой фирме была легка и  приятна. Вокруг толковые, деловые  люди. Если не брать в расчет шпану в коридоре, то круг общения изменился в лучшую сторону. Переговоры с партнерами  проходили в красивых офисах и модных ресторанах. Серега впервые столкнулся с иностранцами,  ранее неприступными, и  работал с ними на равных. Хороший костюм, новая машина, маячила  поездка в Китай. Фирма занималась торговыми делами средней руки. Закупали  оптом  модные в то время  шоколадки «Сникерс» и «Марс», спирт «Рояль»  и другие  подобные  «радости» западной жизни. На склад  товар привозили фурами. Со склада он уходил  «Газелями» и, забитыми под крышу, легковушками. Позже стали завозить компьютеры, факсы, ксероксы…   Все шло на ура, оставляя двести, триста процентов прибыли их процветающей фирме.  Так бы и жили они тихо и спокойно, на радость друзьям и зависть конкурентам. Но, король есть король  и он захотел реального королевства.

 Мих-Мих занялся цветными металлами.  В общем и целом затея была  не плохая. Но королевство было нищее, денег не хватало.  Дементьев стал блефовать и мошенничать. Влез в долги. Нажил  кучу врагов.  Внешне  он держался бодрячком, но «черная дыра» все увеличивалась.

Ковалев  усердно проводил переговоры и составлял контракты на трех языках, общаясь с переводчиками на английский и китайский. Партнеры требовали металл. В Мурманск пришел сухогруз за алюминием, но никаких металлов  в фирме не было и в помине. Назревал скандал. Китайцы провели крупную предоплату, стоянка судна в порту влетала в копейку.

 Покупатели  прилетели в Москву  и были настроены очень решительно. Поставки металлов срывались. Серега сразу понял,  что торговая сделка фальшивая, но вести пустые воспитательные беседы с Мих-Михом не стал.

На переговоры китайцев пригласили  в ресторан «Русский» Центра Международной Торговли на Красной Пресне. 

  Автомобиль легко скользил по мокрому асфальту.  Добрались они   минут за тридцать. Водитель  сбавил газ, и перед ними предстало чудесное здание из седого стекла, в котором отражалось красное осеннее солнце. Огни реклам светили вызывающе ярко.  

Сергей вошел в сверкающий холл Центра, когда часы показывали  восемь вечера. У стойки регистрации толпились многочисленные гости и галдели  на разных языках.

 С китайскими купцами  встретились в  центре зала у искусственных березок, которые  совершенно несуразно торчали из мраморного пола. В этом огромном пространстве Сергей чувствовал себя неуютно.

- Итак, если позволите, господа,  я представляю вам своего менеджера и друга -  Сержа, надеюсь, он вам понравится, - произнес  Дементьев.

  К ресторану  продвигались гуськом. Возглавляли  движение два  мелких китайца. С их лиц не сходила натянутая улыбка. К ужину  гости  оделись по протоколу: дорогие строгие костюмы, блестящие лакированные ботинки, белые сорочки с галстуками в цвет российского флага. Золотые швейцарские часы и запонки с  блестящими камнями завершали  образ.  Далее шагали   Мих-Мих и Ковалев.  За нами   в полушаге переводчица. Высокая, стройная китаянка, выглядевшая на фоне своих миниатюрных боссов величественно и  очень сексуально.

 Шикарный валютный ресторан встретил нас изысканной сервировкой, столовым серебром и белым фарфором. Чинно расселись, мужчины немного поболтали и приступили к распитию спиртных напитков.  Переговоры как-то очень быстро ушли в сторону. Дементьев  разгорячился, опьянел и резко жестикулируя, наваливался на китайцев, размахивая  серебряной вилкой.

- Всяко со мной бывало, низко падал, высоко взлетал…  Ох,  как высоко взлетал!

 Во время этого хмельного  монолога китайцы, услышав перевод, стали заметно сползать под стол.

  Сергей любовался переводчицей.  Китаянка была прекрасна.  Маленькие черные глаза – маслины, румяные щеки на  неожиданно  белом лице, яркая алая помада, придавали ее облику некую  театральность.  Где вы встречали высокую китаянку со стройными длинными ногами? Фарфоровая статуэтка. На ней было вечернее  синее платье в пол, украшенное белой вышивкой. «Аховый» разрез сзади усиливал впечатление.

 Серега был относительно трезв, так как по рангу напиваться ему не полагалось.  Появилась навязчивая идея пригласить девушку на танец. Шила была  не против. Китайское начальство даже не смотрело в ее сторону. Серега шагнул вперед:

– Вы актриса?

-  Нет, Серж, я всего лишь переводчица,  -  представилась красотка.

Ковалев  взял ее  под руку и повел к оркестру.

Движения девушки  в танце были легки и податливы, губы вздернуты полуулыбкой,  неподвижные глаза  ничего не выражали. Создавалось впечатление легкости и доступности. Серега сразу влюбился в эту стройную китаянку в сиреневых туфлях.

-  Серж, в каких странах проживают ваши партнеры, какие города Вам нравятся? – спросила Шила.

Сергей все крепче и крепче прижимал  тонкую  талию  и упругую грудь девушки. Аромат ее духов, восточный, непонятный его  возбуждал.

 Ответа на вопрос у Ковалева не было, за границей он никогда не был. Пришлось многозначительно промолчать.

-Я бы хотел увидеться с тобой завтра,- прошептал  Сергей, когда музыка стихла.

 Она слегка  отстранилась, заглянув ему в глаза. Шила будоражила и не отпускала. Сергею показалось, что она была рада их знакомству. Все разговоры о бизнесе,  металлах  и  поставках были моментально забыты.

Ужин удался, проговорили весь вечер, водка лилась рекой. Партнеры  так накачались спиртным, что переводчица стала им  мешать. Общение пьяных мужиков перевода не требовало.

 Ближе к часу ночи китайцы отпустили переводчицу. Серега предложил проводить ее до гостиницы.  Шила игриво отказала.

-Ты хочешь меня увидеть, Серж? Завтра  я буду вся твоя, приезжай к отелю, покажешь  Москву, -  и положила ему визитку в верхний карман пиджака.

  К девушке подошел водитель.

 Час спустя Шила, закинув свою тонкую ручку за голову,  полулежала в постели своего прекрасного номера в гостинице «Метрополь».  Рядом был молодой мужчина и покуривал дорогой табак, но это был  не Серега.

  Китайцы, выписывая сложные фигуры ногами, подошли к  Дементьеву и заговорщицки, почему-то  оглядываясь по сторонам, хором произнесли:

-  Рашен герлз!

  Мих-Мих, с усилием складывая слова, попросил  Сергея  разведать обстановку.  За стойкой в холле гостиниц стоял высокий  молодой парень со смуглым лицом и  узкими карими глазами.  При  приближении  Ковалева он  поклонился   резким движением головы,  и привычно, без интонации, ответил, что у них  в Центре проституток нет.

-У нас этого нет.  Можете сходить на пристань, там работает казино – поплавок, … договоритесь.

 Серега возглавил компанию. Они  двигались  старыми, пустынными   улочками с пожелтевшими от времени домами. Редкие неоновые фонари светили тускло и безжизненно.

Пошатываясь,  они дошли до реки, где на приколе стоял  кораблик со сверкающими гирляндами. На причале играла музыка. С  набережной открывался  чудесный вид  на Москву  реку и гостиницу Украина.  У входа в  казино рассаживались по машинам подозрительные личности.

 Все нужные  им  услуги  были в наличии. Ковалеву показали уютные каюты, небольшой зал с рулеткой  и сообщили  расценки. Заметив казино, захмелевшие глаза китайцев ожили и засверкали в предвкушении веселой ночи.

   Дементьев  отвел Сергея  в сторонку и со всего маха всучил  ему свой коричневый портфель - дипломат. Не произнося ни слова он открыл легкие замки, засунул  в  чрево портфеля  руку  и  вытащил щепотку  долларовых банкнот.

- Оставьте дипломат себе. Завтра утром отдадите в офисе.

  Сергега перепугался, пытался что-то возразить, но его уже  никто не слушал.  Мих-Мих отвернулся и исчез из поля зрения.

Было около двух  ночи. Ковалев вышел из  сверкающего казино в ночную Красную Пресню.  Сквозь пелену дождя впереди поблескивали трамвайные рельсы. Дипломат  он держал немного на отлёте, как обычно носят помойное ведро или  грязные автомобильные покрышки. Серега инстинктивно побаивался его содержимого. Денег на такси не было.  Он поплелся к  трамваю.  Остановка светила единственным фонарем. Трамваи уже не ходили.  Ковалев присел на лавочку и поставил на колени портфель с  опасным содержимым.   Хотелось посмотреть на сокровища, но делать это на ночной остановке Ковалев побоялся. К великой радости  Сереги к нему никто не подошел, и  легкой добычей для грабителей  он не стал. Через пару часов из-за поворота прозвенел и выехал первый трамвай. Долгожданный, яркий и пустой.  До дома ехал практически  один. Попутчики быстро спрыгивали и растворялись в утреннем смоге.

 Наконец  Сергей добрался до своего дома. В квартире приятно пахло ветчиной и кофе.  Вера ждала его в прихожей  с красными глазами и  с вечным немым женским вопросом.

-  Сделай одолжение,посмотри на меня внимательно, ты считаешь, что у тебя жена сумасшедшая? Какой миллион, какие китайцы?  

Дипломат они открыли вместе и пересчитали плотно уложенные пачки с долларами. Сто пачек по сто купюр в каждой  – миллион!  

 Утром он, конечно, проспал. С трудом поднявшись, подошел к окну и выглянул на улицу. Затем присел в кресло и  включил телевизор. Мучила жажда.  

   Выйдя из дома, Ковалев  направился  к метро. По дороге  клевал носом и окончательно проснулся только в вагоне подземки. Через ступеньку поднялся на третий этаж  вошел в кабинет  шефа. С гордо поднятой головой он водрузил дипломат на  рабочий стол Мих-Миха.  Чувство выполненного долга распирало  Серегу, но  ни искренних благодарностей, ни материального стимулирования не последовало. Дементьев небрежно бросил портфель с деньгами  под стол.

- Вот сука! -  прошептал Ковалев себе под нос, покидая кабинет.

 Мих-Мих, конечно, бессребреником притворился. И не успела за менеджером закрыться  дверь, как  он, поплевывая на пальцы, скрупулезно пересчитал все купюры.

 Через  пару месяцев Ковалев уволился из фирмы. Ушел и забыл. 

 Но кто может предвидеть зигзаги судьбы?

 Студеной зимой, под новый год, Ковалеву позвонила сестра  Мих-Миха и с поклоном просила о помощи.  Его арестовали за мошенничество  с банковскими кредитами. Деньги и ценности на обысках изъяли, счета блокировали. Средств в семье не было. Чем смог Сергей помог. Дементьев был ему  симпатичен, несмотря на все свои финансовые выкрутасы.

   Он получил реальный срок,  правда,  небольшой  - четыре года в колонии  общего режима. Видимо его  обаяние подействовало и  на членов следственной бригады.  В колонии  Мих-Мих  руководил клубом и создал отменный театральный кружок.  Сработал его организаторский талант. Через два с половиной года примерного поведения  Дементьев освободился и больше Москву покорять не стал, уехал к семье на Сахалин.

Так  закончилась первая рабочая  попытка Сергея Ковалева в бизнесе.  Он продолжил странствие  по лабиринтам капитализма. Новая жизнь привлекала и страшила…