Деда

Тот или иной поток времени оставляет за собой след в нашей жизни, порой не спрашивая, нужно ли это нам.

                                                            ***

 Солнце светило ярко в этот день, отражая лучи свои от металлических

балок, свисающих на строительных лесах. Именно в этот день было решено возводить телефонную вышку в деревне, где жители, не могли до конца понять, как им к этому относиться.

 Все новое, все неизведанное и непонятное вызывало у деревенских лишь страх. Нет, не такой страх, который обычно испытывают увидев злую собаку или услышав страшные звуки во тьме. Страх тот выражался совсем иначе.

 Деревенские это понимали, осознавая, что тихой и спокойной жизни, к

которой они привыкли, уже и не будет. Все они думали лишь о том, что с приходом сотовой связи появится больше людей, которые будут мешать им спокойно жить.

 Гул на поляне стоял такой, что звонкий детский голосок было еле слышно.

Маленькая девочка стояла со своим дедом, разглядывая это новое строение.

- Деда, а что это? 

- Лена, да это же вышка для телефонов. Я же говорил тебе на днях, что ее ставить будут.

- Деда, но у нас же есть телефон. Зачем нам еще?

- Ой, Лена. Объяснял же я тебе, глупышка. Телефон наш с проводом, а то вот, для того, чтобы без провода было.

- Ааа… - протянула Лена. – Деда, а у нас будет такой телефон?

- Не знаю, милая, а нужен ли он нам?

- Нужен! Как же я с мамой-то буду разговаривать?

- Ой, да что ты. Мало мать твоя к тебе приезжает? 

- Деда! – Лена скрестила на груди руки и надула губы.

- Что? Да купим, купим. Не реви только, ладно?

- Ладно, – заулыбалась Лена.

 Не ответив, дед лишь усмехнулся и приобнял свою внучку. Тяжело вздыхая, он думал, что же принесет ему эта новая жизнь. Все глубже погружаясь в свои раздумья, он достал из внутреннего кармана пиджака свою курительную трубку. Похлопав себя по карманам, он вспомнил, что оставил табак в доме.

Нахмурив брови, он поводил пальцем по остаткам в трубке, примял их и закурил. 

Выпуская густые клубы дыма в небо и думая о своей жизни, он совсем

позабыл о маленькой Лене, которая уже успела куда-то убежать. Бросив свои раздумья и не затушив трубку, он, в силу своих возможностей, побежал сквозь толпу на поиски внучки.

 Спрашивая каждого встречного, он слышал лишь брань, пока его не

окликнул сосед.

- Петрович! Девка-то твоя вона где! – кричал сосед, показывая пальцем на холм.

 Как ни в чем не бывало, она стояла прямо под строительными лесами и

разглядывала вышку. Увидев это, дед побледнел и, схватившись за сердце, побежал к ней. Прорываясь через толпу, собравшуюся на холме, он лишь в очередной раз убедился в бессердечности своих односельчан. Никто даже не окликнул маленькую девочку, стоявшую под стройкой. И это вполне понятно. Все беспокоились только за себя самих, а что там с кем будет, уже совсем не их проблемы. 

 Добежав, дед схватил маленькую Лену за руку и быстро повел прочь от

вышки. Она сопротивлялась и кричала, но тщетно, лишь на потеху зрителей.

Это, наверное, было последним, что она могла вспомнить из своего детства.

Это и постоянные насмешки от сверстников.

 Годы пролетели слишком быстро для деда и слишком долго они тянулись для его внучки. Очень много поменялось для него. Многого он не понимал, а многого и вовсе боялся. Что телефона без кнопок, что нынешних разговоров молодежи. Да и не мудрено это. 

 Сам он себя успокаивал тем, что поднимет Ленку на ноги, а там уж и к бабке можно.

- Эээх… - протянул дед и достал из кармана папиросу.

 Папиросу. Трубку он давно уж потерял или оставил где-то. Подводить его стала память очень часто. 

 Ночь выдалась не из легких. До утра он ждал внучку. То в сенях постоит подождет, то брови свои густые нахмурит, выйдет на улицу и на лавку сядет.

Да все вдаль смотрит, силуэт знакомый глазами в ночи ищет, а ее нет и нет.

 Позвонил бы, да не может никак. Все ему женщина незнакомая отвечает да говорит, что абонент какой-то не доступен. До часу ли до двух, он Христом–Богом просил соединить с Леной, с внученькой, а телефонная женщина ни в какую. Благо хоть сердце уж не болит, лишь стучит громко, но это пережить можно.

Покурил он, посидел, покумекал о жизни о своей и только лечь отдохнуть собирался, как услышал в сенях шум да топот. Присел он на кровать, брови свои снова нахмурил и на дверь смотреть стал. 

Минуты не прошло, как ввалилась в дом Лена.

- Пришла наконец – таки.

- Ну пришла. Не рад разве?

- Была где? – дед встал с кровати.

- А что? Пришла–же, – ответила она и прошла в комнату.

- Волнуюсь я, что. Можно разве так на ночь-то уходить?

- Мне теперь и погулять нельзя? – сев за стол, ответила Лена.

 Вздохнув, дед подошел к ней и сел рядом.

- Лена, я же волнуюсь. Стар я уже ночи не спать.

- А кто это тебе спать-то не давал. Ляг да спи.

- Звонил я тебе, да никак не получалось.

- А нет у меня телефона больше. Сломался он! – Лена встала и ушла в

комнату.

- Как же ты без телефона будешь? А случится что, так как поступишь?

- Ну не знаю! А что я могу сделать? Возьми да купи мне новый, – крикнула она из другой комнаты.

 Насупившись, дед замолчал. Пронеслась у него в голове мысль о том, что бабке он новое надгробие не в сей год будет ставить. Да и Ленку жалко. Что ж она будет ходит и смотреть, как другие с телефонами ходят, а сама с пустыми руками. Подумал он и встал из-за стола. 

- Лена! – окрикнул он ее. – Иди давай ко мне.

 Не услышал он ответа, да и она не подошла. Сам решил подойти и сказать ей, но вот только застал спящей. Не стал он ее будить, ушел к себе на печь да лег на бок. Покрутился еще, повертелся – все никак не может уснуть. Думы все думает. О жизни о своей, о Ленкиной, да так и уснул.

 Крепко он спал, снов не видя, но старость-то дает знать о себе. Приспичило ему в нужник сходить. Покряхтел он, да слез с печи. Валенки вдел и в сени вышел. Дверь закрыл за собой, в дом которая ведет. Открыл перед собой другую дверь, а та скрипучая до ужаса, что сам он кривился. Вот и нужник, по лестнице вверх уже чулан, там Ленка пряталась маленькая. Все он помнил, все ему казалось, что не выросла еще его внучка, что маленькая она еще и несмышленая.  Да только время не терпит, все берет и берет, оставляя только воспоминания.  

 Вышел он, да на улицу решил выйти, хоть с соседом поговорить. Скучно

так, все на печи лежать. Сосед его, Михаил Михайлович, всю жизнь свою

живет по соседству, да только и знает, что пить да песни горланить. Но

сегодня ни песен, ни гулянок его слышно не было. Странно это показалось

деду, от чего он решил сходить проведать его сам.

 Да и во дворе у него все как-то не по нормальному. Грядки истоптаны,

веранда пошатана, куры бегают под ногами. Решил дед в дом зайти,

поглядеть, что там с соседом. Зашел он в дом и видит, что сосед его сидит в

уголочке у печки и плачет тихонечко.  

- Ты чего, старый, плачешь-то? – Дед подошел к печке.

- Да иди ты. – вытирая слезы рукавом ответил тот.

- Да пришел уж, Михалыч. – дед сел рядом.

- Да ироды они! Все же позабирали, скоты! – М.

- Да кто же это? Что случилось – то? – Д.

- Да внучка твоя, Петрович! С моим, тоже дураком, нашли спирту у меня, да

напилися. – М. 

- Ну, Михалыч, будет тебе. Дети же они еще. Ну пошкодили, не убили же. 

Д.

- Да уж лучше убили бы. Жить-то мне на что, а? Пенсию мою все утащили,

да на гулянку всю и спустили. – М.

- Сколько было-то там? Давай половину отдам. – Д.

- Да отдашь ты! Сам-то жить на что будешь? Знаю я твою вертихвостку!

Столько денег на нее спускаешь, что сам второй год в дырявых валенках

ходишь! – М.

- На ребенка не жалко денег мне. Твой-то где? – Д.

- Да спит, скотина на печи. Ух, он проснется, я ему задам! – М.

- Ну ладно уж, коли дело такое, пойду я домой. Моя проснулась наверно, да

есть хочет. – встав на ноги, ответил дед.

- Ой, Петрович, загонит тебя в гроб она. – М.

 Ничего не ответив, дед вышел на веранду, достал папиросу, закурил и пошел

домой. До дома идя, он впервые наверно не думал о внучке. Мысли его были

заняты табаком, да спичками. Кончались они быстро в последнее время.

Чаще он курить начал, да на спирт поглядывать. Семнадцать лет уж ни

глотка, как обещал дочери однажды. Человек он такого воспитания,

пообещал – сделал. Отцу своему спасибо он не успел сказать за это

воспитание, о чем сожалел сильно. 

 Снова ход мысли своей потерял, не в первый раз, да только теперь с памятью сделаешь?

- Эээх… - протянул он и затушил папиросу. 

 Не успел он в дом зайти, как его в сенях чуть Лена не сбила. 

- Что такое? Куда бежишь то? – испугавшись, спросил дед.

- Неважно. В город. Не мешай, я тороплюсь! – Л.

- Так подожди, я хоть денег дам тебе, на твой телефон хоть. – Д.

- Давай, только быстро. – Л.

Второпях, дед зашел в дом и пошел в свою комнату. Под фотографией жены

он хранил деньги, в шкатулочке. Достав оттуда три тысячи, он протянул

Лене.

- Это все? – недоумевая, спросила она.

- Мало? – спросил дед и дал еще тысячу.

 Ничего не ответив, Лена взяла деньги и уже собиралась уходить, как ее

окрикнул дед.

- Лена! Купи мне папирос и спичек, если хватит. – вставая с колен крикнул дед.

- Посмотрим. – ответила она и вышла.

 Дед лишь успел проводить ее взглядом до машины, в которой сидел внук

соседа. Перекрестил он воздух и вошел в дом. Пусто в доме его. Да только не

от того пусто, что мебели маловато, а от того, что один он. Совсем один. Еще

не так давно, читал он сказки да свечки жег, лишь бы малышку не испугать.

Совсем не так давно, он слушал детский лепет и смех. 

 Были времена, да не вернешь уж их. Все меняется. И мы с вами и они с

ними. Сел он за стол, достал папиросу и закурил. Начал он вспоминать, как

хорошо ему было, да когда еще зубы были целы.

 Ленка тогда еще малявкой была, все спрашивала, да слушала. Все понимала,

умница. О матери и не вспоминала вовсе. Эх, мать наверно и не помнит

вовсе. Что ж поделать, жизнь такая. Выпивоха ее мать. Что тогда, что сейчас.

Вот только Ленка не виновата, что мать у нее такая, во всем винит кого-то.

Маленькая она была тогда, когда отдали ее. Совсем, как котенок, пищит себе,

да молоко пьет. Сосед даже не пел песни свои, чтобы лишний раз не

разбудить ее. 

 Потом-то подросла конечно, все себе под нос бубнит что-то, да смеется.

Забава, да и только. Спрашивает, мол – « Деда, а ты любишь меня?» или «

Деда, а я хорошая девочка?». Что же ответишь-то? Конечно же, что и девочка

хорошая, что люблю сильно. Глазками только хлопает и улыбается.  

 Мать забирала ее порой, да возвращала сразу. Не могла она с ней быть. То

кричит громко, то спать мешает. Ой, беда с ними. Как ребенок маленький

спать-то тебе мешать может так сильно, что шлепать его надо да ругать.

Мать есть мать, нет права не отдавать ребенка. Рвалась она из рук даже

материнских, да только что толку? 

 Все понятно. И жизнь молодая, да пусто в голове. Но ведь и уважать надо

стариков-то. Чай время проходит ходить и искать по ночам, да в энтих

телефонах разбираться. Лежать надо да на печи греться, век доживать, ан нет

все сердце бьется из груди скачет.

- С кем это беседу ведешь, Петрович? Да все под нос бормочешь? – в дом вошел сосед.

- Да вот, Михалыч, знаю, что зайдешь и разговор начинаю. – Д.

- Да разве это дело, сам на сам разговаривать? – М.

- Так не в первой. – ответил дед и встал из-за стола.

- Пойдем. Может помощь окажешь мне. – М.

- Какую это? – Д.

- Да там бутыль стоит у меня, один наверно не осилю. – Михалыч заулыбался.

- Ой, Михалыч, знаешь ведь бес, что не пью я. Пошто душу травишь? – Д./

- Так ты и не пей. Так посиди, разговоры разговаривай, а я уж, так и быть справлюсь. – М.

- Ну пойдем, окаянный. – Дед прошел вслед за соседом из дома.

 На улице, на лавочке стоял уже готовый бутыль с приготовленной рядом едой.

- Зло все это, Михалыч. До добра-то не доведет. – Д.

- Ой, не учи меня жизнь доживать. – М.

- Я вот не пью который год и хорошо мне. – Д.

- Да уж видно, как хорошо. Лысый да беззубый. – М.

- И не говори. Вставил бы зубы, да вот думаю, надо ли? – Д.

- Не смеши! Толку то от зубов, ежели год – два и готов? – засмеялся

Михалыч.

- Вот и я так думаю. Ленке восемнадцать будет, поступит она учится, там

можно уж и… - Дед закашлял.

- Ну-ну, Петрович, что же ты. Простыл небось? – М.

- Да печь холодная да камень отсырел. – Д.

- Камни не могут отсыреть, говорил я уж тебе. – М.

- Да все-то ты знаешь! – Д.

- Давай уж лучше споем, нежели браниться. – М.

- Не пою я, Михалыч. Мне стихи более нравятся. – Д.

- Да знаю я. Ну тогда уж давай, говори свой стих. – М.

 Помялся дед на скамейке, устроился и начал:

Тоска - поэта разрывает.

Мечта - поэта в клочья рвет.

Порой волною накрывая,

Как страшный зверь она ревет.

Я спрятаться решил однажды,

Стихи писать я перестал.

Но больно это, знает каждый,

Кто прежде душу раскрывал.

- Ну ты даешь, Петрович. – М.

Не ответил дед ничего, лишь только посмотрел искоса на соседа да папиросу

достал. Закурил, вздохнул глубоко и развалился на лавочке. Хорошая нынче

погода на улице. 

 Солнце светит ярко после обеда, да летний ветерок тихонько дует. Роса на

травке не сошла с утра еще, переливается от солнца.

Только вот пепельно-серые облака все плывут и плывут на горизонте. Дождь 

будет, но только под вечер, а это уже маленькая радость. Сейчас можно

посидеть сухими, да соседу огород польет.  

У деда-то огорода нет уж как года три, за ненадобностью, да желания

особого нет. Все хлопоты о внучке только, да о жизни ее. 

 Сосед уж начинает песню затягивать, а дед все думы о Лене думает, да опять

волноваться начинает. Понимает, что зря, да только прекратить никак не

может. Посидит, сам себя помучает, да прекратит. Не в первый раз уж. Да и

не в последний. Грусть опять настигает его, даже от песен соседа нет задора

никакого.  

- Ну, Петрович, опять хмурый сидишь. Давай вместе споем? – М.

- Да что-то нет настроения у меня. Пой один, я может позже подстроюсь. – Д.

- Ну как знаешь. – ответил сосед и продолжил петь.

 Да и дед уж снова потерял мысль свою. Сбил его сосед с мысли, а память

предательски не работает. Что ж поделать, надо петь, чтобы не обидеть

человека. Потушил дед папиросу и затянул песню с соседом.

 Долго они петь не смогли, раньше дождь лить начал. Дед тогда уж в

хорошем настроении был, что даже попытался включить телевизор.

Вспоминал он, как сделать это, вспоминал, да и вспомнил. Нажал на кнопку

и сел рядом. Не удивительно для него было, что опять он на новости

наткнулся. Все везде хорошо – так они говорят. Везде все хорошо, а то что

деревни умирают, то значит не так уж и плохо.

 Вздохнул дед, похлопал себя по пиджаку, нашел еще папиросу и закурил.

Густые клубы дыма кружили над потолком, попутно заполняя комнату

запахом табака. Дед не стал смотреть новости, лишь оставил включенным

телевизор, чтобы не чувствовать себя одиноко. Он перевел свой взгляд на

окно и снова погрузился в свои мысли.

 В последнее время он чаще стал думать о том, что раньше было лучше. И

жизнь была другая, и люди были другие. Что сейчас считается нормальным 

в его время было неприемлемым. Он уже устал понимать нынешнее время.

Думал он об этом довольно долго, что ненароком вспомнил Лену. Вспомнил

и снова грустить начал. И думы к нему в голову полезли разные. Волноваться

начал он, да переживать. Потушил он папиросу, встал со стула и лег на

кровать, что рядом стояла. Глаза он закрыть никак не мог, все ему что-то

мешало. То капли дождя, стучащие по крыше, то телевизор, который он не

выключил. Махнул он на сон и начал придаваться воспоминаниям.

 Нечего ему вспоминать, кроме Ленки, да и другого не хотел он. Вспомнил

он случай один, года два назад. В школу тогда еще внучка ходила, да

умницей была. Училась хорошо, не грубила и слушалась.

 Училась с ними в классе девочка из города. Не любил ее никто из-за этого,

кроме Лены, она-то с ней водилась. Да все вместе, все не разлей вода. В гости

ее водила, меня знакомила с ней. А та все носом фыркала, мол как же вы тут

живете, ни туалета, ни ванной комнаты. Ленка все молчала, да головой

кивала, ссориться с ней не хотела. Дед понимал все и тоже отнекивался.

Спрашивал он потом Лену, что же ей так дружба- то нравится с это девочкой.

Лена порой отвечала:

- Деда, но она же с города. – Л.

- И что же теперь, кланяться? – Д.

- Нет. Просто я так же хочу. – Л.

- Я, Лена, тоже много чего хочу, но видишь – молчу. – Д.

- И чего же ты хочешь? – Л.

- А вот на вертолете я хочу покататься. – Д.

- Деда, не покататься, а полетать. – Л.

- Поняла ты меня, не исправляй. – Д.

- Что же такого в вертолете? – Л.

- Знаешь… Почувствовать хочу я, какого это птицам летать. Ветер в волосах

своих седых попускать. Покричать в конце концов на высоте такой. – Д.

- И все? – Л.

- Нет, не все. Еще ведь знаешь, какого это будет-то? Словно свободен ты от

всего, словно ничего в жизни-то твоей не случалось. Радость ты испытывать

будешь, о горе забудешь навсегда. – Д.

- Деда, это всего лишь вертолет. – Л

- Может быть. – Д.

 Вспомнил дед тот случай и глаза у него заслезились. Жизнь почти прошла, а

мечта не исполнилась. Все думает, что жизнь зря прожил.

Утер он слезы рукой, покряхтел и встал с кровати. Достал он последнюю

папиросу, покрутил ее в руках и закурил. Пустил он дым изо рта и еще один

случай вспомнил.

  Не так давно, на прошлой неделе, он в сарае был, дрова перебирал.

Перебирал он долго, толи не спешил толи устал уже. Присел он чурку,

закурил папиросу и в пол стал смотреть. Смотрел он, да и выглядел в полу

доску одну, не похожую на другие. Присмотрелся и ахнул. Встал,

перекрестился, папиросу выкинул на улицу и на колени встал. Жены лицо он

в доске высмотрел. Наклонился он над доской и заплакал. Да сквозь слезы

стал говорить:

- Рано мне еще, Ленка-то вот не выросла. Помочь мне ей надо, не сможет она

без меня, пропадет. Денег хоть дай скоплю, а потом уж сам приду к тебе. Вот

те крест. Обожди меня немного. Сама же знаешь, что не легко нам сейчас, а

без меня ей еще хуже будет. 

 Молчит доска, ни слова не скажет, а дед продолжает.

- Икону уж хотел твою продавать, знаешь ведь наверно. Прости. Не продам,

оставлю. Так проживем, обещаю. Маленькая она еще совсем и несмышленая. 

 Сказал дед слово свое и в ом пошел. К той иконе, что продать хотел.

Опустился на колени и молиться начал. Странным это ему тогда не

показалось. Понял он этот случай по-своему.

 Отвлек его от воспоминаний телефонный звонок. Вздрогнув, посмотрел на

стол, где лежал телефон и подошел. Нажал он на зеленую кнопку и к уху

приложил.

- Ало, это я – Лена. Не жди меня сегодня, я не приду. – Л.

- А чего так, Лена? Я буду ждать тебя. – Д.

- Не надо. Все, пока. – ответила Лена и отключилась.

- Лена, Лена, ало. – Д.

 Не успел Дед договорить. Весь в расстройстве, он похлопал себя по

карманам, вспомнил, что сигарет у него не осталось и отправился на кухню,

искать остатки в пепельнице. Нашел он один, еще не докуренный остаток

папиросы, улыбнулся и решил полежать на кровати.

 По пути он вспомнил еще один случай. Да такой забавный, что стыдно было

вспоминать.

 Влюблен, когда дед был, то писал стихи своей возлюбленной. Рукописи-то

все остались у него в доме и Лена их нашла. Да и не просто нашла, а

принесла в школу рассказывать перед всем классом. Ох и стыдоба тогда

была. А стих этот, он до сих пор помнит:

Я верил слову твоему,

Я доверял тебе всерьез.

И как случилось, не пойму,

Что довожу тебя до слез.

А я забыт, как вьюга летом,

Когда твой друг к тебе идет.

И ты мне сообщишь об этом,

Сказав, что все это не в счет.

И я скажу тебе, что против,

Того, что ты гуляешь так.

Ты разозлишься и на взводе,

Будешь кричать еще - дурак!

Ухмыльнулся дед, вспомнив, что ревновал тогда сильно свою

возлюбленную.

 Не дойдя до спальни, вспомнил он, что есть у него заначка – водка

недопитая. Сколько лет там стояла, да все нетронутая. Махнул он рукой на

обещания, достал ее из заначки и выпил. Утешал он себя тем, что было-то

всего на два пальца в бутылке.

Довольный уже, он лег на кровать, закурил остаток папиросы и закрыл глаза.

Вспомнил он Лену, еще совсем маленькую, вспомнил жену, еще живую.

Хорошо ему было от того, что есть что вспомнить, не смотря на все тяготы

жизни. Улыбнулся он и заснул. Но заснул он уже навсегда. Не затушил он

сигарету, не подумал об этом.

А тут как раз, Лена приехала. Решила она, что сама его спать уложит, да вот

только, как увидела дом горящий, тут же и упала на колени. Не могла она

понять, что же произошло, да что же сейчас происходит. Настолько ничего

не понимала, что и кричать не могла, а опомнившись побежала было в дом,

да только соседский парень ее схватил и не пускал до последнего.

 Не спала тогда вся деревня до самого утра. Машина пожарных не быстро

приехала и тушили они уже почти сгоревший дом.  Лена так и стояла на

улице. Все плакала, да только что слезы лить, коли случаю не помочь этим.

Подошла она к дому бывшему, осмотрела все сгоревшее, поискала деда

взглядом и села на землю.

- Деда. Прости меня, дуру. Сколько же я боли тебе причинила, мой дорогой.

Сколько ты пережил-то. Дура я, деда. – прошептала она и расплакалась.

 Время. Время все лечит, чтобы там не было. Только спустя время, мы можем

жить начать заново. Вся деревня тогда хоронила его. Вся деревня и к могиле

пришла почести отдать. 

 Лена тогда уже не так сильно плакала, но и в руках себя держать не могла.

Сосед ей помогал, все успокаивал да прижимал к себе покрепче. Да только

что утешения? Последнее, что сквозь слезы могла сказать Лена, было – «Ты так и не полетал на вертолете».