Память лётчика-штурмовика
Тип произведения:
Авторское
Человеческой памяти клинопись
сохранила безумие юности.
И попробуй теперь вот вылечись
от бессонницы зрелой мудрости.
Ветерана замучила память.
Сколько слёз она губкой впитала!
Не дано её переупрямить -
ей всё мало и мало.
Под зенитных разрывов "барашками"
на "летающем танке" утюжили
за грехи их, фашистов тяжкие.
Мы платили своими душами.
Поливали огнём, продираясь
сквозь пургу пулемётного шквала.
И жалели, домой возвращаясь:
уничтожили мало.
Возвращались, латали пробоины,
бинтовались в санчасти и верили,
что везучими были оба мы,
но везенье - оно качелями.
Я тот день помню красно-туманным.
Тело рвали осколочьи жала.
Дотянул. Только друг бездыханный.
Жил геройски, но мало.
Фейерверком расцвечено небо,
как зенитной шрапнелью под Брянском.
Наливаю нам, друг, ветеранские.
Твоя кружка под ломтиком хлеба.
сохранила безумие юности.
И попробуй теперь вот вылечись
от бессонницы зрелой мудрости.
Ветерана замучила память.
Сколько слёз она губкой впитала!
Не дано её переупрямить -
ей всё мало и мало.
Под зенитных разрывов "барашками"
на "летающем танке" утюжили
за грехи их, фашистов тяжкие.
Мы платили своими душами.
Поливали огнём, продираясь
сквозь пургу пулемётного шквала.
И жалели, домой возвращаясь:
уничтожили мало.
Возвращались, латали пробоины,
бинтовались в санчасти и верили,
что везучими были оба мы,
но везенье - оно качелями.
Я тот день помню красно-туманным.
Тело рвали осколочьи жала.
Дотянул. Только друг бездыханный.
Жил геройски, но мало.
Фейерверком расцвечено небо,
как зенитной шрапнелью под Брянском.
Наливаю нам, друг, ветеранские.
Твоя кружка под ломтиком хлеба.
Звукозапись: