Память лётчика-штурмовика

Человеческой памяти клинопись
сохранила безумие юности.
И попробуй теперь вот вылечись
от бессонницы зрелой мудрости.
     Ветерана замучила память.
     Сколько слёз она губкой впитала!
     Не дано её переупрямить -
     ей всё мало и мало.

Под зенитных разрывов "барашками"
на "летающем танке" утюжили
за грехи их, фашистов тяжкие.
Мы платили своими душами.
      Поливали огнём, продираясь
      сквозь пургу пулемётного шквала.
      И жалели, домой возвращаясь:
      уничтожили мало.

Возвращались, латали пробоины,
бинтовались в санчасти и верили,
что везучими были оба мы,
но везенье - оно качелями.
     Я тот день помню красно-туманным.
       Тело рвали осколочьи жала.
       Дотянул. Только друг бездыханный.
       Жил геройски, но мало.

Фейерверком расцвечено небо,
как зенитной шрапнелью под Брянском.
Наливаю нам, друг, ветеранские.
Твоя кружка под ломтиком хлеба.