Сестрёнка

Глаза у сестры – небеса, небеса,
А голос её – чудеса, чудеса.
Играет на солнце, невинный обманщик,
Пушистый и яркий волос одуванчик.

Ладони сестры – лепестки, лепестки,
А щёчки – как вишни апрельской цветки.
Мы с нею похожи, мы две половинки,
Мы делим и горя, и счастья слезинки.

Друг другу мы с ней – зеркала, зеркала;
Как я улыбался – сестрёнка цвела.
Я помню, она, выдав милую шутку,
Дарила мне утром, смеясь, незабудку.

Я помню тот день – рассвело, рассвело,
И пылью свет белый совсем замело.
Наш тёплый мирок – для меня и сестрёнки,
Распался, как старых часов шестерёнки.

Свинцом небосвод громыхал, громыхал.
Огонь беспощадный наш мир выжигал.
Наш город, и домик, и лес, и все страны -
Сам дьявол оставил им рваные раны.

Вокруг горизонт полыхал, полыхал;
Я вместе с сестрёнкой всё дальше бежал,
Сквозь бури и пламя, от жуткого смрада,
Но нет нам дороги из этого Ада.

Глаза у сестры – темнота, темнота.
Исчезла со щёчек её теплота.
Не странно. Ведь мы уже столько грешили.
Не больно. Ведь мы всё когда-то решили…

Ладони сестры – бледнота, бледнота.
Реальности чужда была доброта.
Не важно, что дальше, но друг ради друга
Нам брат – автомат, и винтовка – подруга.

За нами тропой – мертвецы, мертвецы…
Как нас называют – «жнецы-близнецы».
Я в страхе был слеп, я довёл нас до края:
Дорога из трупов не кончится Раем.

Душа у сестры холодна, холодна.
В глазах её тёмных не виделось дна.
Я только мечтал слышать вновь её шутки,
И снова из рук её взять незабудки…

Огонь у сестры исчезал, исчезал.
Злой мир слишком долго ей сердце терзал.
Надежда моя возвратить ей улыбку
Со временем стала беспомощно хлипкой.

На бледных изгибах, что хладом белы,
Тянулся след исчерна-алой смолы.
Так тихо, так робко… и канула в бездну.
Я тоже, наверное, скоро исчезну…