Сжигали ведьму на костре...

Сжигали ведьму на костре,

На груде запрещённых книг.

С одной, с обложки, в очи мне

Пронзительно смотрел старик.

В его глазах пылал огонь,

Плясал безумно в бороде,

Как пляшет грешник испокон

На адовой сковороде.

А ведьма, уловив взгляд мой,

В объятьях дикой боли, силясь,

По груде топнула ногой

И книга та к ногам скатилась

Моим, холодным и босым,

Голодной жизнью истощённым.

И скрыл меня от взглядов дым,

Поднял я, труд сей запрещённый.

И быстро спрятав гарь страниц

В своих замызганных лохмотьях,

Со всей толпою падал ниц

Перед хозяевами плоти,

Таких же жалких, как и я,

Съедающих с руки их крохи.

И сердце жалила змея,

И пожирали вши и блохи.

Издохла ведьма и толпа,

Исполнив долг пред господами,

В свои лачуги побрела,

Меся дороги грязь, ногами.

Чтоб завтра снова впрячься в плуг,

Пахать до пота, цвета крови,

Надеясь, что избыток мук,

На небе царство ей устроит.

Но думал я, бредя во мгле,

Что бедный мой народ достоин

Такого царства на земле,

Что он не раб, а спящий воин.

И кем-то наведён на нас

Кошмарный, непонятный мОрок.

И верил я, наступит час,

К ногам повержен будет ворог.

Проклятый двадцать первый век ( 23;25;…),

Ведь ты почти уж на исходе,

А всё бесправен человек,

Как жалкий раб в оковах ходит.

Так думал я, бредя в ночи,

Проклятьем жизни заклеймённый

Голодный раб, в мечту влюблённый,

Который до поры молчит.

И зол был мой холодный ум,

И сердце жаром трепетало.

Я на груди нёс, полон дум,

В свой дом, том первый «Капитала».