Архив тишины

 

Содержание, разделы:

 

1.Краски ветра.

2.В руки Бога

3.Письма для ближних

4.За гранью заката

 

 

Краски ветра.

 

 

Волк

 

Всевышний цветенье вдыхает в сады

И пение птиц утопает в сирени.

От крепкой наливки двоятся черты

Картинок, облитых лучами мгновений.

 

Ветвями играет сырой аквилон,

Насквозь продувает грудную решётку,

И кажется мне: проходил Аполлон

С весенними музами по околотку…

 

Из уст вырывается слово: Душа,

И хочется жить беспричинно и просто,

Живицей, черёмухой остро дыша,

Вникая в пейзажи с крестами погоста.

 

Кредиты, инструкции, бизнес – слова

Чужие: На них у меня аллергия.

Шипящие звуки рождают дрова,

Из уст вырывается слово: Россия.

 

Верну я катренами Родине долг

За воздух таёжный со вкусом свободы,

За пение в пене, за сопок высоты,

За луны, которыми кормится волк.

 

Согретый…

 

Согретый чаем, книгой, водолазкой,

Несбыточным мотивом тишины,

Я помню жизнь, украшенную сказкой,

Которою теперь мы лишены…

 

Я помню всё, чего коснулся взглядом,

Когда мечты разбились о тюрьму,

Представшую безвыходности адом

От спячки отошедшему уму.

 

Персоны сна покрыты тенью злости:

В истории, расколотой на два

В запястья Христа вгоняют гвозди

Мучители, чья совесть не права…

 

Вонзаются холодных взоров иглы,

Как правило, в горячие сердца.

Играют люди в дьявольские игры,

Забыв о наставлениях Творца…

 

Увы, но ледниковому порядку

Не помешать плетением стиха.

Взираю в пожелтевшую тетрадку,

Где облако, избушка и река.

 

Не к кому

 

Мне не с кем поделиться пустотой

И незачем писать красу герани.

О яблоньке, румянцем налитой,

Не изваять словесных сочетаний.

Цветение азов – основа слов.

Отсутствие любви – причина муки.               

Тургенев, Достоевский и Крылов

Из книжек мне протягивают руки,

И раздаются шелестом страниц

Предлоги, подлежащие, глаголы,

Невидимая магия ресниц,

Забытые уроки древней школы.

Всё меньше тех, с кем мог бы я делить

Кораблик солнца в лодочке сирени,

Родную семантическую нить,

Прошившую сюжет стихотворений…

В синониме безумия зажат,

Я исписался. Больше нечем плакать.

Пока стрекозы смерти мельтешат,

Пока горит весною чёрной слякоть.

 

Волны

 

Пивные волны пенятся, клубясь,

Перемахнув стакана ровный кратер.

Я не скажу, что жизнь не удалась,

Пока Всевышний мой экзаменатор.

 

В окне горит сиреневый Урал,

А я эстет, смакующий картину.

Блюду стихосложенья ритуал,

Цветы кладу в сюжета сердцевину.

 

Чифирь, табак и пара лёгких крыл -

Всё то, что нужно русскому поэту,

Чтоб он себя в тревогах не забыл,

Доверившись текущему моменту…

 

Осознаю я правильный расклад:

Страшна ни боль – страшна её причина,

Но раны лечит яблоневый сад

И времени грядущего пучина.

 

Беспечно отмахнувшись от сует,

Улыбкой постигаю высший разум.

Веду беседу с Богом тет-а-тет,

Сквозь тучу он глядит лазурным глазом.

 

***

О будущем подумать, как-никак,

Пора по стратегическому прямо,

Но схемой мыслить не позволит мак,

Что окаймлён оконной белой рамой.

Душа моя о Родине болит

И эту боль влачу я в одиночку.

Черёмухой горит России вид

И лепестки, летя, ложатся в строчку.

С сиренью кружевною визави,

Я думаю вне вызубренных рамок.

Как на знаменье ангельской любви,

Взираю на цветы, вдыхая запах…

 

Поэзия

 

Я знал прикосновенье лёгких губ

И взмах ресниц, вонзающихся в грудь,

Но был наивен, молод или глуп,

Влюбляясь в оболочку, а не в суть…

Поэзия – не бремя для страниц,

Не пафосные рифмы на листах,

А способ обитанья вне границ

В душою обожаемых местах…

 

Чтоб не бояться спать ложиться в гроб,

Любви бы научиться я хотел.

Морщинами покроется мой лоб

И грёзами напишется удел…

Но мне бы с Богом свидеться сейчас

И передать, как тяжко болен дух

Запутанной несбыточностью фраз,

Новеллами, корёжащими слух.

 

Сирени гроздья

 

Сирени гроздья ломятся в окно.

Дождями летними омыты околотки.

Растопит лёд лиловое вино,

Раскрепостив манер моей походки.

Как снег, что покидает облака,

Черёмух лепестки, срываясь, реют

В колодезную глотку. Родника

Щебечущие отзвуки пестреют.

Осколки слёз роняя на листы,

Я на крыльцо присел, чтоб видеть чётче,

Как Бога аккуратные персты

Спускают занавес невыразимой ночи.

Черёмух ветви держат облака.

Я на крыльцо присел, чтоб видеть в оба

Того, кто на меня издалека

В звезду глядит, как в призму микроскопа.

 

Согрет

 

Я кое- чем согрет, но чем – секрет.

Сижу и наблюдаю за теченьем

Минут, что утекают за рассвет

Закрученным пейзажным сновиденьем.

 

Пузатый на столешнице графин,

В себя вмещавший море заблужденья,

Откупорил и выпил я один,

Как жизни боль, как слёзы наважденья.

 

В уютной пропасти, в обнимку с пустотой,

Где на шкафу покрылся пылью Гоголь,

В груди горящий чувствую настой,

На ангелов смотрю из тьмы в бинокль…

 

Я кое-чем согрет, но чёрных крыл

Безмерно много, и лучи надежды

Последний ангел смерти перекрыл.

Без мук меня, пожалуйста, зарежь ты…

 

Мысль

 

Не выудил я в книгах образца –

Ключа для отворения ответа,

Предмета не осилив до конца

И спрашивал на практике совета.

Общественная мысль течёт во тьму

В границах потребительского русла.

Дышу, не доверяя никому,

Пишу, пока надежда светит тускло.

Обширный взгляд не терпит аксиом,

В особенности, материализма.

Пройтись бы по осоке босиком,

Взирая через линзу эмпиризма,

Как бабочка кромсает кислород,

Природные законы не колебля,

Как тоника хрупчайшая цветёт,

Силлабикой проклюнувшись из стебля.

 

Легко

 

В душе легко рождаются стихи

И мысли, отходя на третьи планы,

Освобождают место для ольхи,

Мехов тайги, где ветви филигранны.

Я не вернусь в блистательную тьму.

Цветёт душа людская по законам

Невнятным близорукому уму,

Понятным только лиственницам сонным.

Я здесь без объяснений – человек,

Собрат ветров, питомец бездорожий,

Лишений друг – не жертва томных нег –

Свободу жизни чувствующий кожей;

А кто я там, в строю бетонных стен:

Сомнений раб, жемчужина нон грата,

Незнающий, как выстрогать катрен

В бреду измен, на страшной сцене ада.

 

***

Мелькнула жизнь и не осталось смеха.

Душа пуста, как полночь в  январе.

Антецедентной – детской строчки эхо

Переросло в поэзию. Тире

С неоспоримой тонкостью занозы

Пронзило сердце мне. Наверняка

Увижу после смерти я берёзы

И облака, и ленту родника…

Мелькнула жизнь: дописаны абзацы,

Допиты вина, свечи сожжены.

Я ухожу по облаку скитаться,

В негаснущую музыку весны.

 

Лепестки

 

Лепестки черёмух, лепестки

Облетают и ложатся снегом.

Я живу всем бедам вопреки,

Оставаясь просто человеком.

Пышный наливается газон

Россыпью раскрытых мать-и-мачех.

Я, шагая, скрадываю в сон

Облики кварталов близлежащих.

Мне упасть бы в жёлтые цветы

И уснуть неведомо на сколько,

Позабыть про звуки суеты.

Я простой, как Родина, и только.

 

***

В печи горят печатные слова

О вечности, об обществе, о Боге.

Нагружена больная голова

Усталостью от пройденной дороги.

 

Пришла пора сказать: Благодарю

За то, что жил молчанием, как рыба,

Смотря на философскую зарю,

Сжигающую тьму стереотипа…

 

Спасибо за зелёную тайгу

В лазурной глубине стихотворений.

Спасибо кружевному языку

Ромашки, незабудки и сирени.

 

Дворы

 

Дворы под фонарями, как миры,

Отличные тонами друг от друга –

Вступительная часть большой игры –

Мелодика бессрочного досуга.

Мой мрак затронет света вещество

И жизнь согреет ветер ностальгии

По датам, умещавшим волшебство,

По хлябям достопамятной России…

Читателю я выплачу: Прости

За всё, что мной оформлено нелепо,

За истину трагичного пути

И за недосягаемое небо…

 

Как волны нарождаются стихи,

В которых мы вниманием утонем,

Вникая в содержимое строки,

В изящество – в поэзии синоним.

Свобода размышления –  мотив,

Сквозящий дуновением прохлады,

Где разум, пустоту опередив,

Рождает кружевные постулаты.

Искусство величавее имён,

А гибель нежелательная гостья,

Что навсегда с людей сгоняет сон,

Роняя багровеющие гроздья…

 

Свобода

 

Свобода стоит дорого сегодня.

Ночное небо в тучной дымке рваной.

Огни, пустынный город, подворотня.

Свобода – это лёгкость после ванной,

 

Свобода – это ветер свежий, бьющий

В лицо и раздувающий одежду.

Свобода – это ветер, тучи рвущий,

Дыханье родины, несущее надежду.

 

Свобода – это, Господи, прощенье

Со стороны архангелов безгрешных.

Свобода – жизнь в единое мгновенье

И шелест изумрудных листьев здешних.

 

***

Безоблачный зрачок, где тонут звёзды,

И небо, изливающее свет

На брошенные русские погосты.

Свобода – обуздание страстей,

Влиянье одиночества на разум,

Отсутствие идей о суете –

Спокойствие, неведомое массам.

 

Пройдусь

 

По дворам вальяжною походкой,

По аллее – медленной слегка

Я пройдусь, и в арке, словно в глотке

Растворюсь. Пока

Кто-то зарабатывает потом,

На машины копит и дома,

По ступеням строчек или нотам

Я схожу с ума…

Хватит сил, чтоб жить идеей чистой

И пройти Всевышним данный путь

Альтруиста, скептика, туриста

Иль ни в этом суть?

 

Оставим…

 

Оставим то, что нам приносит боль

И давит глотки.

За руку я тебя возьму, позволь,

Напомню нотки

Хрустальных и счастливых вечеров,

Когда с работы

Тебя встречал я и путём дворов

Мы шли. Заботы

Казались и ничтожны, и легки,

Ты помнишь это?

Пожалуйста, подай мне две руки

И нежность лета…

 

***

Счастье сквозь пальцы сыплется

Буквами во вселенную…

Мне не помогут Ибица

И Копенгаген с Веною…

 

Горе улыбкой встречено,

Ибо - зачем печалиться,

Если судьба очерчена

И с пустотой не справиться?

 

Нет ни пути, ни посоха,

Есть только то, что видится.

Крылья мои из воздуха,

Буквы из горла сыплются…

 

Боже, кому раскланяться

За темноту кромешную?..

Криками бы не раниться,

Став тишиною здешнею…

 

Счастье моё кустарное,

Словно листва осенняя

Падает, прям алтарное,

И не найти спасения…

 

***

Обрывки лиц рисует белый дым

И набухают войлочные клубы.

Сутулятся забытые халупы

И стих мой добрым ангелом храним.

Всецело тонут в зеркале зрачка

Весенние цветы, деревья, небо,

Но жизнь неумолима и свирепа

И нет в ней место цокоту сверчка…

Теряют смысл всякие слова,

Когда беда касается свободы,

Всплывают из глубин вопросы: кто ты

И почему дорога такова?..

 

Глаза…

 

Глаза налиты сном свинцовым –

Я подустал, не буду плакать.

Дотлели заревом пунцовым

В мангале щепки. Тучи мякоть

Прижму к себе я, как подушку

И отыщу во сне отраду,

Чтоб не заслушаться кукушку,

Она едва ли скажет правду…

 

Мелькнут ли облики с экрана,

Всплывут ли образы из книжки,

Я растворюсь в белье дивана,

Пока трещат в костре дровишки…

Сольются мысли с облаками

И я увижу ясный образ

Того, кто одарён крылами,

Того, чей слышу тонкий голос.

 

***

С цикадой циферблата

Сижу наедине.

Кирпичная веранда

И сосенка в окне…

Какой горит порою

Окрестности пейзаж…

Затянут я игрою

С тобою, мой мираж…

Оттенок, стиль, характер

У каждого штриха.

Сминает травку трактор,

Вползая в суть стиха.

Проследуют секунды

В безвыходную дверь,

В дальнейшие маршруты,

В ближайшее «поверь».

 

Читаю

 

Без паузы или запинки

По действиям чувства читаю.

Твой стан аккуратней травинки,

Твой мир – это преданность раю…

 

По действиям видятся чувства,

По чувствам читаются души…

Красавица - это искусство

Внутри, а не только снаружи.

 

Я был…

 

Я был живым когда-то

И чувствовал рассвет,

Дымили комбинаты,

Как стержни сигарет…

Влюблялся, верил, думал,

Жевал сюжеты книг,

Смотрел на чистый купол,

Не видя Божий лик.

 

Ну, а теперь я умер,

Оставив мир зеркал,

Где словно в картах шулер,

Желаньями играл…

И вот теперь, когда я

Погиб для всех и вся,

Внимаю ветру рая,

Надежды не прося…

 

Пойдём…

 

Пойдём в пурпурный листопад

Вдвоём…

Нальём в стаканы виноград,

Споём.

Не будет мыслей тяжких как

Бетон.

Один короткий сделай шаг

В мой сон,

Где листья пышные ковром

Лежат,

Латунным светит фонарём

Закат,

В краю знакомом до костей,

В краю

Любви и радостных вестей,

В раю…

С тобой останемся одни,

Краса,

Подай мне руку и взгляни

В глаза.

Здесь осень свежестью полна,

Тепла,

Здесь над сосной сгорит луна

Дотла.

 

Холод

 

Времени морозы чую кожей…

Цокот стрелок – топот пустоты.

Вечер за оконный – непогожий

Оплачу дыханьем на листы…

Без тебя, любимая, без неги,

Без надежд и важных мелочей

Разобьюсь о сумерки. Навеки

Растворюсь в мерцании ночей.

Я свечу зажгу за всё, что кроме

Мыслей, порождающих печаль.

Тишина стоит святая в доме

И ничуть минувшего не жаль.

Онемеют руки, ноги, пальцы

И лицо морщины поглотят.

Я умру достойно, как скитальцы,

Кротко уходившие в закат.

Я уйду, растаю, стану тенью,

Брошенной огнями лепестков.

Расцветёт душа моя сиренью

Около заброшенных садов.

Жизнь истлеет свечкою церковной.

Дорогая, где ты? Отзовись…

Догораю я, почти бескровный,

Без любви влачащий эту жизнь.

 

***

Листал, бывало, сонник,

Порой входил во сны,

Где цвёл у леса донник,

В руках родной весны.

 

Где речка разливалась,

Курлыча и звеня…

Где мне ещё казалось,

Что любишь ты меня.

 

Мне снилась ты, мне снилась

Берёзка у ручья

И в углях пламя вилось,

И мнилось: «Ты ничья…»

 

Но счастье – иллюзорно,

Ты не прозрачна, как

Морозного узора

Орнамент - добрый знак.

 

Ты не легка, как голубь,

Ты холоднее, чем

Крещенский мёрзлый прорубь,

Но не пойму, зачем...

 

Дочери

 

Мне хочется тебя согреть строкой

И натолкнуть на нечто золотое,

Где музыка природы и покой

Текут неисчерпаемой рекою…

 

Стихи – ничто. Играет роль мотив,

Завёрнутый в рифмованное слово.

Я, собственную боль опередив,

Шепчу тебе из неба голубого: 

 

Любовь, благоразумие, добро

И всё, о чём не петь не может птица,

Луны благословенной серебро,

Зарницы багровеющей ресница…

 

Не злись на проплывающую жизнь.

В тебе миры, а вне тебя – пустоты.

Смотри, не отрываясь в эту высь

И ты поймёшь: зачем и где, и кто ты!

 

Смотря…

 

Смотря сквозь листопады сентября,

Как в лазурит спешит цыганский табор,

Он плыл по старой улице, горя

Несбыточною радугой метафор.

Он говорил о вечном и простом,

Из речи высекая амфибрахий,

В котором на холме кривился дом

И щебетали радостные птахи.

Он выдыхал летучие стихи

В крылатый листопад, не запинаясь.

Ссыпались одеяния ольхи,

А лампочка фонарная, как завязь

В асфальт лилась оптической пыльцой.

Поэт скрывал под старым капюшоном

Испаханное муками лицо

И взор, горящий временем бездонным.

 

Сады

 

Сады в листопаде по левую руку,

А справа тайги беспросветная местность.

Мне осень сулила с собою разлуку,

Но, чтоб не случилось – приму, как любезность…

 

По левую руку сады в листопаде,

Роняет осколки небес гладиолус…

Листва под ногами, поэмы в тетради,

В душе неразгаданный призрачный голос.

 

Промозглая осень, сырые дороги.

Забытые песни играют невнятно.

Моменты читая, подумать о Боге,

На листья талант поменять безвозвратно…

 

Возможно, неплохо. Скрипящей петлёю,

Тайгою шумящей, трещащим кострищем

Течёт мой досуг по тетради строкою,

И я остаюсь обеспеченным нищим…

 

Кирпичная печка, свеча восковая.

Прилягу, усну, и приснится мне ангел,

Цветок на пуху белоснежного рая,

Горящий как вечный –  негаснущий факел.

 

Ветерок

 

Волос касается прохладный ветерок.

Урал, Россия, старая аллея –

Классический сюжет чеканных строк

О том, как я свободою болею…

Блестит сырой асфальт, лоснится от

Янтарных фонарей. Сапожек цокот

Разносит фея. Жёлтый лист плывёт,

Под ноги водостока длинный хобот

Обильно воду льёт. Мгновенья вкус

Оттенком листьев затхлых обусловлен.

Я чувствую прикосновенья муз,

Идя во тьму, от мира обособлен.

Не плохо там, где мало острых черт

И нет картин больных воспоминаний.

Листвой ложится осень на мольберт,

И я согрет звездою тусклой - ранней…

 

В сердцах…

 

Сердца людские гложут изнутри

Эпохой денег вскормленные бездны.

Идёт и созерцает фонари

Поэт простой, как ветер и безвестный.

 

Туман и листопады сентября –

Осенний сон классического типа.

Над будничной рутиною паря,

Я говорю безмолвию: Спасибо…

 

Такому мигу вечность – ни чета,

Эстету проза лирика – ни скука…

Как душу закаляет нищета,

Так музыку вытачивает мука…

 

Из-за горы

 

Из-за горы всплывает зорька.

Блестит деленье волн озёрных.

Полынью Русь пропахла горько

И скрылась во взошедших зёрнах.

Мне вспоминается Есенин,

Когда бреду по околотку,

Где образ жизни не изменен,

Где вижу дом, берёзу, лодку…

Бегут бараки по пригоркам,

Как факелы алеют маки

И в сентябре лазурно-зорком

Парят пылающие саги.

Тетрадка любит всё, что кратко:

Стекают плавно капли с крова

И с дождевой водою кадка

Листвой усыпана багровой.

 

***

Голые ветви в огне фонарей

Буд-то бы пальцы кошмара.

Пушкинский перечитаю хорей,

Сидя у самовара.

 

Лягу на печку и веки сомкну,

Чтобы забыться немного

И на мгновение в сон загляну

К ангелам Господа Бога.

 

Осеннее

 

Осеннее пространство в паре строк:

Этюды улиц в плавном листопаде.

В прогулке есть и музыка, и прок,

И выводы в обшарпанной тетради.

 

Сырые улицы – истасканный мотив

Печальной жизни русского поэта.

Шагает он, простив и отпустив

И нищету, и боли без ответа…

 

Сырые улицы – безвыходный удел

Того, кто понял цену жизни тленной,

Кто умирал, чей голос сердца пел

Забытые мелодии вселенной…

 

Перспектива

 

То на полёт листвы смотрю в окно,

То с головой проваливаюсь в книгу.

Обыденности плавное кино

Скрывает закулисную интригу.

 

Есть перспектива выгореть дотла,

Не написав заветные страницы –

Истории древесного тепла

И на водице перышки жар-птицы.

 

***

Шуршат деньгами демоны в руках,

Продумывая вектор действий стада.

Толпятся люди в дантовых кругах,

Сгорают, прислоняясь к темам ада…

 

Крюком в сердца вонзается вопрос:

Какою дверью выбраться из поля

Материй,  заблуждений, царства грёз –

Отсеков, где в цепях томится воля?

 

Гармошка

 

Гармошка плачет русская

В истерзанной душе.

Кругом мышленье узкое

В гигантском тираже…

Тоска о рае пройдена

До адовых глубин,

Потерянная Родина,

Увядший георгин…

 

Взамен светлицы теремной –

Кубы бетонных сот…

Легко закрыты двери мной

Ко тьме пустых забот.

Могилы ближних грядками

Присыпаны снежком.

Топлю я печь тетрадками,

Во сне иду пешком.

 

Зимнее.

 

Вычерчивает глянцевый мороз

На стёклах гравировку осьминожью.

Я умываюсь хрусталями слёз,

Летя душою к божьему подножью.

 

В углу избы блестит иконостас.

Благодарю за каждую картинку,

Которая, ныряя в бездну глаз,

Выдавливает новую слезинку.

 

Вот я один, понявший данный миг

И чувствующий сверху меч Дамокла,

Молю тебя: услышь убогий крик

И посмотри в зрачков пустые стёкла…

 

По окнам инея расползся осьминог.

Я пью чаёк с волшебною травою

И, превращаясь в рифменный итог,

Цвета весны плывут над головою.

 

***

Душа больная бредит и бредёт

Навстречу снегу в ноябре угрюмом

По афонии, по ступеням нот

И по шершавым думам…

Здесь чувства многослойны и тонки,

И грёзы объясняют мир красивый,

Здесь вылились столетий позвонки

В сосулек переливы…

 

Но, если честно, я забыл: зачем

Вдыхаю воздух, думаю, решаю,

Не понимаю, верю, горечь ем,

Себе же угрожаю…

Зачем страдаю, чувствую, живу

И трачу дни на помыслы о гробе,

Пока снежок ложится на траву

И ангел ходит в робе…

 

***

В глазах погасшей молодости свет

Не разгорится. Музыку и муку,

Сплетая в заключительный сонет,

К узору окон прилагаю руку.

 

Рождественских сосулек позвонки

Искрятся под фонарным ореолом.

В фонеме застеклён огонь тоски,

Мерцают своды северным уколом.

 

Моя судьба приблизилась к концу

И, чувствами не портя чёткость взгляда,

Пришла пора взглянуть в глаза отцу,

Спасибо и прости – промолвить надо.

 

По УДО.

 

С элегантной походкой

Я, по сути, никто.

Я прощаюсь с решёткой,

Выхожу по УДО.

Мимо башен погоста

Неприметно и просто

Я иду в никуда

Навсегда…

В одиночку, в отсрочку,

В долгосрочную строчку

Ничего не беру,

Ибо скоро умру.

 

С ветерком – пилигримом,

С неземным в голове

Мандельштамовским «Римом»

Я иду по траве.

По обочине рая

Я иду, вычитая

Из себя по мечте…

Я – никто и негде.

Но к тебе я однажды

Возгоранием жажды

Пробужденья вернусь,

Крепко спящая Русь!

 

***

Фейерверк воробьёв

Воспарил над вокзалом.

Гулкий стук поездов

Расстилается валом.

Сыплет буквы во мрак

Из охрипших гортаней

Свора пьяных бродяг

В тусклой осени ранней.

Ветер гонит листву

Изо рта подворотни.

Я живу наяву,

Но во сне мне свободней…

В сновидениях боль

Ощущаема разве?

Снегопад словно соль

На земле, как на язве.

Горе некуда деть,

С горя некуда деться,

И откуда-то впредь

Пала дума на сердце.

 

Снегопады…

 

Снегопады в белом январе

Изображены в окне без фальши.

Расставляет новый день тире,

Запятые, точки и так дальше…

Мир не удосужившись понять,

Делаю неуловимый выдох

В зиму, в белоснежную тетрадь,

Позабыв о бедах и обидах.

Говорю на русском я уже

Не о звёздах, вклеенных в столетье,

А о крыльях, рае и душе

Из гортани сыплю междометья…

Снегопады – сутолока снов.

Тишина общительнее шума.

Тянет к пониманию основ

Болью порождаемая дума.

Ноет окаянное в груди:

«Подожди, останься на мгновенье,

Лучик полумрака посреди,

Чистое до боли вдохновенье…»

 

***

Играет плавно ветерок

Ажурно-лёгкой занавеской.

В окне мерцает вечерок

Космически - просторной фреской.

Я выйду в бархатный апрель

И, вдохом пробуя глубинку,

Вберу зрачками акварель,

Изобразившую картинку.

 

Я выдыхаю белый пар.

Кругом блестит пыльца мороза

И желтизна течёт из фар

Машины, вставшей как-то косо.

Я растворяюсь навсегда

В последней стуже предвесенней.

Переливается вода

В снежинках – лепестках мгновений.

 

Вези…

 

Вези меня, трамвай, куда угодно.

За стёклами - снежинок седина.

Судьба черна, страшна, неблагородна

И хочется вина…

Но вместо вин особенного сорта

Я слёзы не оброненные пью…

Надежды нет, зима, дыханье спёрто,

Не плачу, не пою…

 

Плывут ограды, здания, балконы.

В квадратах окон падает снежок,

А миром правят страшные законы,

Да, знаю я, дружок…

А я бы петь хотел, и верить даже.

Вези меня, трамвай, в седую даль.

Увижу, может, в сумрачном коллаже

Искомую деталь…

 

Прочту

 

Прочту стихи небесной глубины

С акцентом не расколотой России,

С характером премудрой старины,

Где выросли поэты золотые.

 

Прочту простые, чистые сердца

И небеса, распахнутые книгой,

На веточке берёзовой скворца,

Затем закат, обёрнутый гвоздикой…

 

Не лезет в сердце ровный небоскрёб,

С ума планета сходит понемногу.

Дороже седина родных трущоб

И тишина, внимающая Богу.

 

Шаги

 

Вбирая дым забвения и смеха

В иллюзионе старого подъезда,

Послушаю шагов размерных эхо,

Спускаясь до последнего присеста.

 

По узкому пролёту – по воронке –

Шагаю, от негласных шуток весел

И вижу: на углу у белой кромки

Морозец на стекле чеканит вензель.

 

Душе, однако, тесно в лабиринте,

Бродяжье сердце требует России,

Оно кричит: «Меня из клетки выньте,

И положите в тучи перьевые!..»

 

Цена

 

Такова цена свободы:

Не иметь в миру ни йоты,

Ни копейки, ни угла,

Ни цены, ни документа,

Только линию момента,

Раскалённого дотла.

 

Колыхнутся тихо липки

И снежок последний липкий

Упадёт за пядью пядь.

Не гнетут бродягу цепи,

Он глядит, как в чистом небе

Птица учится летать.

 

Знает путник: тело-ноша

Для души. Судьбу итожа,

Он подходит к пустоте,

Что в зрачке его сверкает

И свободу отражает

В беспризорной высоте.

 

Не ища ни в ком пощады,

Видя зори и закаты,

Слёзы льёт изгнанья жнец.

Ждёт людей незваных в гости,

Что вобьют в запястья гвозди,

Подарив ему венец.

 

Музыка…

 

Музыка фортепианная,

В небо меня уноси,

Звонкая, тихая, пьяная,

Бейся о стены, форси…

Музыка – ноты забвения,

Кажется, жизнь хороша!

Может, на долю мгновения

Выйдет из тела душа…

Музыка тихая, звонкая,

Я закрываю глаза,

Струнка незримая, тонкая –

Вижу – дрожит, как слеза…

 

Чифирь.

 

Ночь умерла в бессоннице:

Сон погубил чифирь.

Грезились мне лимонницы,

Лето, цветы, Сибирь.

Бабочки крылья тонкие

Воздух дневной секли.

Песни сокольи звонкие

Суть бытия несли.

 

Черты одиночества

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Прояснились черты одиночества. Жизнь коротка –

Тупика раздробившего взгляд ощущается сумрак:

Пирамида с купюры затмила мои облака.

Пожирает система людей. Дотлевает окурок.

 

Безысходность бросается бездною улиц в глаза,

Остальное – мираж, для отвода дотошного взора.

Богом ценятся разум, душа, небеса,

Остальное истлеет, как слово формальное скоро.

 

Дьявол в строгом костюме политики держит узды,

Разделяя на классы, мерцая искусственным глазом.

Аморальны законы, стратегии шахмат просты,

Как решётки для мысли, сомкнувшие разум.

 

Инкрустируют грёзы пространство, но самообман –

Это грим на распахнутой пропасти, помни об этом.

Всё, что есть у тебя – облетевшей листвы чистоган

И неведомый путь, озаряемый внутренним светом.

 

Смысл

 

Я пишу для сирот, так как, в общем-то, сам сирота:

Понимаю, насколько чисты неподдельные слёзы,

Как ломаются люди под лютою ношей креста,

Как бродяг до костей пробирают зимою морозы.

Смысл жизни людской, словно ветер - и лёгок, и прост,

Молчаливая мудрость надёжнее шатких риторик.

Фонарями увенчан провинции каменный мост,

В листопадах позиция сна - буколический дворик.

 

За замочной скважиной.

 

За замочной скважиной пьяный баянист.

Все куплеты спеты – он душою чист.

С пылью из некрополя – с книгам сервант.

Оживёт ли всё так и на стене Рембрандт?

 

За замочной скважиной небо, колоски,

Голоски пернатых, отблески реки.

Ребятня играет, радугой в цвету

Бархатниц, огнёвок ловят налету…

 

За замочной  скважиной демоны в ШИЗО,

Но художник с кисточкой взялся за ИЗО,

Произвёл творение: «Божия роса».

За замочной скважиной снова небеса.

 

Это просто слова

 

Это просто слова на белеющей глади листа,

Отраженье творения доброго времени суток.

Тишина беспробудна, надежда на Бога чиста.

На столешнице чай. Ничего, неприметно живу так.

На голодный желудок опять засыпать не резон,

Но во мне не ужиться тлетворным посевам системы,

Где в закон возведён потребительский сон,

Где безруки художники и композиторы немы…

 

Лучше голод, чем в рабство по найму, в ряды

Где святыня – финансы, а храмы Богов – небоскрёбы,

Где до черт пустоты догорают в пылу суеты

Подчинённые правилам жанра слепые особы…

Это просто слова – обнажение радуги вслух,

Это пик понимания данного миропорядка,

Где людей поедает погибели алчущий дух

Без пощады, без проблеска разума и без остатка.

 

Прогулка

 

Я люблю безмолвие и ветер,

Окон желтовато-тусклый свет,

Под звездою лиловатый вечер,

Жизни неразгаданный секрет.

Счастье настоящего мгновенья

В том, что нет ни мыслей, ни обид,

Не сидит на шее сожаленье

И сомненье душу не томит…

 

Я – никто, ничто – простая струнка,

Ветка, листик, травка на ветру.

Я – художник скромного рисунка,

Флейты миф, летящий по двору…

Я люблю вечернюю прогулку,

В час, когда молчанием пою

И один брожу по переулку,

И смотрю на Родину свою.

 

Раскаянье

 

Раскаянье прошло по сердцу бритвой.

Потрескивают свечи в тишине.

Наедине с апостольской молитвой,

С душой наедине

 

Сегодня остаюсь я. Без упрёка

В глаза мне смотрит белоснежный день,

Свечение всевидящего Бога

Рассеивает тень…

 

Судьба, что окультурена стихами,

Так далека, глупа и не видна.

Солёными, хрустальными слезами

Смывается вина…

 

Ворох

 

Листвы кленовой ворох подожгу,

Взгляну на небо в тучах разноцветных,

Но ничего ответить не смогу

На звуки песен птиц ветхозаветных.

Присяду на крыльце у пёстрых клумб,

Открою сборник русского поэта,

Смотря на дыма грибовидный клуб,

На языки огня, на пламя это…

Гори листва, гори, моя тетрадь,

Лети, набор стихов, до небосвода,

Где только птицам должно обитать,

Взирать с орбиты вольного полёта…

До облаков взойдёт кленовый дым.

В прозрачных, ключевых, живых истоках

Найду ли объясненье снам своим,

Державы дух, отчизну в стройных строках?

 

Как парусник

 

На парусах – без якорей

Вплываю в ночь – в зрачок совиный,

В зарницы рыжих фонарей,

Навстречу Господу с повинной…

 

О прежней Родине слезу,

Туда где ждёт поэта точка,

В ночи безвылазной несу,

Как вольнодумный одиночка.

 

Ото всего иду устав,

Сквозь время мёртвых душ и денег,

Где люцифер строчит устав,

Здоровых лечит шизофреник.

 

Шагаю в ногу с сентябрём,

Мне листья сыплются на темя.

Я мог бы стать богатырём,

Но на дворе другое время…

 

Ввечеру

 

Я пару слов из глубины

Достану под порывы ветра,

Для описания луны,

Эмоций – подлинного спектра.

Проступит молодости лоск

Сквозь сумрак памяти картиной,

Где мы за градусом в киоск

Плывём под тучей лебединой…

Стою, как свечка на ветру,

В воспоминании той встречи

И звёзды сыплются на плечи.

 

Вечер

 

Вечер в спину глядит с упрёком,

Вечер мысли мои мешает

С листопадом, тоскою, смогом,

И в тиши душа замирает…

Вечер лжёт мне о том дальнейшем,

Где я буду успешным. Глупо!

Я останусь наипростейшим –

Проще дворника, лесоруба.

Я останусь обыкновенным,

И не важно, что жизнь пророчит.

Снова лава течёт по венам

И раздумье башку морочит…

И опять кто-то входит монстром

В благородное сновиденье,

Где на фоне размыто-пёстром

Разрастается затемненье.

 

Верх-Нейвинск

 

Верх-Нейвинск, озеро, стакан.

Волна ложится на волну.

На берегу, от пива пьян,

Почти тону…

Сижу, смотря на горизонт

И ничего не надо мне,

И вспоминается Бальмонт

Стихотвореньем о волне…

 

Из уст невнятное «прости»

Я оброню, взирая вдаль.

Не выжги сердце, отпусти,

Прошу, печаль…

Какие вижу паруса,

Какие горы вдалеке…

Не отвести от них глаза,

Не унести домой в руке.

 

Прости

 

Пустая жизнь равняется нулю,

А ноль подобен смерти. На петлю

Толкает он –

Мой сон…

В нём не имеют места чудеса,

Темнеют за решёткой небеса

И тяжек вдох,

Мой Бог…

 

Да, по большому счёту, я – никто,

Инкогнито, играющий в лото,

Но в целом тот,

Кто ждёт

Тоннеля, света, вечной тишины,

Луча, что губит сумерки вины…

Иду и жду,

В бреду…

 

Я – буква, звук, оттенок, суховей,

Я – стук сердечный в клетке из костей,

Про боль строка,

Про облака…

Я человек, исчезнувший почти,

Поэтому хочу сказать: Прости

За каждый миг,

Старик…

 

Ушедшим

 

Ворона, утро, кладбище, портвейн.

Что означают эти незабудки,

Которыми земли квадрат усеян,

Которые мне в душу смотрят? Сутки

Я наполняю привкусом вина.

Причины нет, чтоб медлить со словами:

За вас, друзья, сегодня пью до дна,

За то, что скоро лягу рядом с вами.

 

На кладбище

 

Заря прорезалась сквозь мрак,

Как мак цветущий багровея,

С гряды надгробий кое-как

Срывая тени, жизнью вея.

Снежок ложится на кресты,

До сердца ветер продувает.

На кладбище, где дремлешь ты,

Иначе просто не бывает…

Я пригублю «семёрки три»,

Который пили мы с тобою,

Чтоб согревало изнутри

И накрывало с головою…

Ты был ценителем снегов

И честным критиком окраин,

А нынче тёплых облаков

И добрых ангелов хозяин.

 

Я свободным рождён

 

Я свободным рождён и умру

За приволье, за Русь и за веру,

Не приемлю продажность, как меру,

Догорая свечёй на ветру…

Я из уличных, честных, простых

Представителей рухнувшей школы,

Что на сердце начертанный стих

Волокли по дороге тяжёлой.

Под овации летней листвы,

Под борей, раздувающий куртку,

На мерцанье ночной синевы

Выделяю с улыбкой минутку…

Замолчать потому не могу,

Что неправду я чувствую кожей

В перепачканном ложью веку,

Оставаясь дитём бездорожий…

 

***

Я не устал смотреть на мир зеркал,

Но дни без вдохновения –  насмарку.

Пришла пора зрачком вобрать Урал,

Пейзаж прогулочный – фонарь, аллею, арку.

Я выйду из подъезда, как звезда

На подиум, но зрителей не будет:

Бродягу встретит ночи пустота,

Которая поэзию разбудит…

Писать, пока душа внутри жива –

Единственная цель в судьбе поэта,

Насколько б не устала голова

Стихотворенья высекать из бреда.

 

Старый дом

 

Себя сохранить не получится здесь:

В кирпичной стене время вырастит ветки

Безлиственных трещин. Рассыплется весь

Коттедж до каркасной ржавеющей сетки.

 

На брошенный дом устремляется взгляд,

Но я не способен увидеть глазами,

Как, тикая, время разрушит фасад,

В кирпичной стене разрастаясь ветвями…

 

Тьма

 

Жизнь меня дробит на сотни строчек,

Даже кожей чувствуется тьма.

Я из многоликих одиночек,

Сдвинутых с ума…

 

Мне картинки грёз пересказать бы,

Сны, в которых видел балаган:

Юбилеи, похороны, свадьбы,

Вазу и тюльпан…

 

Или же от букв освободиться,

В горле застревающих, когда

Вижу, как легко летает птица

И течёт вода…

 

Иногда

 

Иногда, я в пространстве ищу зрачком

То, что может прибавить сил

Не упасть в пустоту без ума ничком,

Не разбиться о то, что в себе носил.

 

Натыкаюсь, как странник, на новый день,

На остроты взглядов, на цепи слов,

Но душе моей ближе сирени тень,

Красота глуши и её основ.

 

Справедливо? Возможно, однако, здесь

В лабиринте города, вросши в ложь,

Естество людское теряет весь

Смысл жизни. Господи, подытожь…

 

В обручи, сочки, жернова зрачков,

В рамки взора прочно я заключён

И не нужно даже носить очков,

Дабы чётко видеть и явь, и сон…

 

У зеркала

 

Стою у зеркала, у края, у черты

И вижу, как сквозь взор мой проступают

Духовных ран глубокие следы

И памяти картины оживают…

Эпохи скрыты в пропасти зрачка,

Романы судеб - жёлтые страницы,

Поля полыни с цокотом сверчка,

В лазури утопающие птицы,

Дней кинолента, первая любовь:

В руке рука на озере в июле,

Где льёт заката пламенная кровь

В простор, где мы в цветении тонули.

Феерия солидных лепестков

Всплывает, как сплошная небылица

Из дней, где я с обрыва был готов,

Нырнув, о небеса свои разбиться…

 

 

В руки Бога.

 

 

Живу

 

Живу легко и греюсь по старинке

Картинами родной деревни русской.

Осколки неба – крупные дождинки

Рассыпались над зеленью июльской.

Ползёт змеёй стальною электричка,

Пышнеет бор горбатого Урала.

Открыты двери райские отмычкой,

Эдема ангел выглядит устало.

Эдемский ангел, ты поджёг ли ветви,

Окутанные пламенем цветенья?

Пульсируют в моём височном нерве

Свобода, эйфория, вдохновенье…

Усилен пульс и я сижу под чем-то:

Под чашей неба, полной крыльев белых.

И тянется блестящей речки лента,

И слышно рифмы в птичьих «А капеллах».

 

Понимание покоя

 

Под звёздами на травке у прибоя

В костре, который сложен шалашом,

Нашёл я понимание покоя,

Линуя гладь листа карандашом.

 

Всё гармонично, свято, справедливо:

Секунды отрывая от часов,

Клубится дыма кипенная грива,

Поблёскивает ночь глазами сов.

 

Пространства содержанье – это лето,

Прошитое сокольею стрельбой.

На озере блестит полоска света,

Прибой звучит размеренной мольбой.

 

Вдыхаю тьму и слышу Божий голос,

Внимаю перешёптыванью трав,

Во взгляд я погружаю тонкий колос,

Его воздушный росчерк разгадав…

 

В огонь взираю, впитанный углями,

Реалии забвенью предаю –

Кидаю записи, их обагряет пламя,

От пламени я душу не таю…

 

Когда любовь убьёт прогресса поступь,

Механика сведёт меня на нет,

Прочтёт потомок, может, эту россыпь

На бархате мерцающих планет.

 

Этюд

 

Этюд прописан пихтовою кущей

И облаками над деревней русской.

Затишья гладь взволнована поющей

За веткою зелёной трясогузкой.

 

Лазурь переполняется крылами

Червонных туч, и в воздухе просторном

Укромный скит звенит колоколами

И время нет беседовать о спорном.

 

Взгляни…

 

Взгляни на зелень мая, гавань

Верх-Нейвинского озерца…

Вот белизна цветущих яблонь,

Вот песнопение скворца.

Почувствуй вечера прохладу

И теплоту закатных туч.

За солнцем тянется по саду,

На нет сходящий, алый луч.

Дыши сиреневыми снами,

Ольхой, черёмухой дыши

И бесполезными словами

Не тормоши покой души…

Послушай птичьи разговоры

О том, как ручейки бегут.

Стоят на водной глади горы.

На берегу сады цветут.

Мы помолчим. Картина эта

Запомни: счастье для поэта –

Хрусталь безоблачных небес.

 

Золотая аллея

 

Тротуар и черёмухи цвет

Образуют глубокий тоннель,

Где легко переводит поэт

На слова соловьиную трель.

Небоскрёбами даль порастёт,

Превратится в снежинку поэт,

И не будет возвышенных нот,

И рассыплется птичий кларнет…

 

***

Листва шумела, качался колос,

Душа летела…

России помню таёжный голос

И тучи тело.

Слагал я строки у старой печки,

Отпив кагора…

Клочок лазури и лента речки

Вдали простора…

 

Стучащий поезд, шуршанье травки,

Трезвон церковный

В уме смешались. Уснул на лавке

Я,  как бездомный.

Воскресли грёзы, где грань заката

Переступая,

Смахнул я слёзы в пучину ада

О сказке рая.

 

Лес

 

Мы под небом Урала одни,

А кругом только сосны и свет,

Облака, что перинам сродни,

Нет

Упущений, есть я и собрат,

Ветерок распростёртых небес,

Самоцветы, что можем собрать,

Лес…

 

Щебетания пёстрых тонов

И скрипение старой сосны,

Откровения русских стихов –

Сны…

Уходя от ненужных границ,

На любых диалектах молчим,

Понимая созвучие птиц,

Спим…

 

Тайга

 

Реки зеркальный глянец

Течёт по ворсу трав

И факелы купальниц

Горят в тени канав.

Заросшие тропинки,

Уральские леса.

В объятья паутинки

Ныряет стрекоза.

Колышется осока,

Дрожит былинки стан,

Я вижу лики Бога,

Смотря в сырой туман.

Лучи дробят навесы

Изгибистых ветвей…

И в строки этой пьесы

Вползает муравей.

 

Дорога

 

Сложна дорога узкая,

Что светит мне везде.

Душа тоскует русская

О Боге, о Христе.

Душа не хочет галстуков,

Костюмов или роб,

Душа желает праздников,

Она желает, чтоб

 

Объятьями любезными

Мы зиму превзошли,

Улыбки были честными,

Слова от сердца шли…

Вернуться в детство хочется,

Где нет жестоких снов:

Уютная песочница

И пара ангелков…

 

Галдит планида на ухо:

 «Туда беги, сюда…»

Закрою двери наглухо,

И к чёрту суета…

А может быть с котомкою

Куда-нибудь уйду

И песнею негромкою

Молчанье превзойду.

 

Прости, Всевышний, грешника

За то, что волен петь.

Усну во мху валежника

Я снова, как медведь.

Уйду в тайгу зелёную

От мира и людей

С карманною иконою

На много, много дней.

 

Утро

 

Утро. Течёт беседа.

Полнится треском печь.

Греет меня соседа

Речь – ключевая речь.

Он говорит о Боге,

Он рассуждает о

Фатуме, жизни, роке,

В рюмки разлив по сто.

Сотки, холмы, участки

И зеркала прудов

Падают на сетчатки

Тенью былых годов.

 

За высотой катрена

Прячемся от пустот,

Слушая треск полена,

Плач родниковых вод…

Пьём за бывалых малых

Лёгких душой, как мы:

Тех, кто в девятых валах

Не попросил взаймы,

Кто не погиб в нехватке

Денег, любви, картин,

Тупо живя в тетрадке

В век дорогих машин.

 

Тона рассвета

 

Нежны тона рассвета поутру,

Картинны откровения природы.

Я чувствую: вовеки не умру,

По-русски излагая птичьи ноты.

 

Я погружаю взгляд в перины туч,

Через меня взирает кто-то, кроме

Ценителя, взыскующего луч,

Писателя, поющего о доме.

 

Оформив ощущение в строку,

Я понимаю голос птицы ранней,

Но передать святое не могу:

Для духа не придумано названий.

 

Скажу, как есть: Россия – это ты,

В той мере, на которую способен

Читать великолепье простоты

И смысл бездорожий и колдобин…

 

Сюжет – рассвет и метры  глубины,

Лежащих в пышном шелесте берёзы:

В нём добрые мифические сны

Нисходят в человеческие слёзы.

 

Колокола 

 

Лучи дробит хрустальное литьё

Холодного озёрного прибоя,

Волнуя отражение моё

И небо утопично-голубое. 

Картинка. Отражение. Собор.

На веточке берёзы плачет ангел.

Над пихтою в лазоревый простор

Зарницы прорастает алый факел.

 

Прости

 

Прости мне то, чего я не делю

С тобою или с кем бы то ни стало.

Осенние мелодии люблю

И в них скрываюсь, шествуя устало.

Прости миры, которыми живу

И пью вино в саду под старым клёном,

Смотрю на лес, на поле, на траву,

Прикрыв седины мягким капюшоном.

Опять импровизирую один,

Читаю лоск алеющей черешни

И для меня – ценителя картин

Качается пион – красавиц здешний.

Прости, но не приемлю суету,

В которой нет величия и смысла.

В исполненном прохладою саду

Повисло у криницы коромысло.

Вдыхаю, понимая: жизнь, она

Не там, куда стремятся люди хором,

А там, где допустимы: тишина,

Тона, переплетённые с кагором…

 

Почерк

 

Неповторим уральский почерк

И выровненный стих.

Пунцовый падает листочек

У кочек золотых.

 

Стихотворенье тоньше, краше,

Когда поэт в нём весь.

Геолог в поле, вор на краже,

Поэт ни там, ни здесь.

 

Повсюду гость, повсюду лишний,

Идёт по листьям он

И говорит: «Прости, Всевышний,

За мой осенний сон…»

 

Стройны берёзы, как на фото,

Вдали фигуры гор.

Уединённый ходит кто-то,

Живописуя бор…

 

Фотка

 

Прикрыв язык огня.

Сквозь листопады зорко

Покой глядит в меня.

За лиственницей жёлтой

Темнеют небеса:

Октябрьское фото,

Последняя роса…

 

У речки

 

У речки гроздьями рябин

Горит сентябрьский этюд.

Оранжерейный георгин

От ветра стёкла берегут.

Смородин капельки висят,

Алеют, будто кровь, горя.

Сопрелых листьев аромат

Парит, и льёт лучи заря.

Я выхожу на свет с утра.

Дымком берёзовым пропах

Посёлок. Светлая пора

Стоит в желтеющих листах.

Я забываю здесь о том,

Что жизнь бесплодна и пуста.

Колодец ловит листья ртом,

Мораль проста, лазурь чиста.

 

Туман

 

В окне осенний колорит,

Амфитеатром гор верхи…

Дождями лист последний сбит

С куста на поле у реки.

Из травки губка – сена стог.

Из книги Пушкина – дубы.

Периодический дымок

Изба пускает из трубы.

Дремлю в качалке у костра

Забытый, радостный, ничей.

Берёзы белая кора

Горит в груди из кирпичей…

 

***

Рекой разрезаны поля:

Господь не любит ровных черт.

Здесь дышит свежестью земля,

Художник плачет на мольберт…

Здесь простирается Урал

И в хрустали течёт кагор,

Стоит скала – мемориал

И в соснах тонут зубья гор.

 

Смотрю в окошко и молчу:

Холмы, бараки над рекой.

Пройдёт эпоха, друг свечу

За мой поставит упокой.

Стрижёт минуты сентября

Беспрецедентный стрелок бег.

Свеча церковная, горя,

Истлеет, словно человек.

 

Картина

 

Садовый терем, печь, уют –

Сюжет картины в стихоформе.

Змеёй железною к платформе

Плетётся поезд. Люди ждут.

Вдали синеет озерцо.

Сентябрь тёплый на скамейке

Уснул, полив Урал из лейки,

Упал листвою на крыльцо.

Со скрипом тронулся состав.

Пунцовый лист сорвался с ветки.

Набухли алые ранетки,

Само изящество создав.

Древесной рамы гладь бела,

И в глубине открытых окон

Заря из облачных волокон

На землю льётся, как смола.

 

Коробка

 

Дыма клубится кубарь

Над теремком родным.

Тёплый сентябрь – сударь

Ловит ноздрями дым.

 

На Урале

 

На Урале горбатом,

В обветшалом саду,

Под косым листопадом

По осоке иду.

 

Горько Родина, сиро

Опускает главу

В этой области мира

На сырую траву.

 

Рьяно родина плачет

О героях своих

И в тумане маячит

Скрип осин молодых.

 

Чайничек

 

Словно ленивцев затылки

Кочки в болоте…

Свеж аромат лесопилки,

Я на свободе.

Мастер –поэт – культуролог

Пишет в тетради

Тихий уральский посёлок,

Избы Аяти…

 

Первый снежок

 

Тучи лоскутьями. Сучьев

Страшные пальцы блестят.

Мне вспоминается Тютчев,

Живописующий сад.

В осени пасмурно-свежей

В сумрак таёжный смотрю,

Где багровеющий леший

Сыплет листву на зарю.

Водят по воздуху ветви,

Пишут смятение тьмы,

И в соловьином припеве

Слышно свирели зимы.

В тучи врастает посёлок

Дымом растопленных бань.

Снега белеющий войлок

Алую кроет герань…

Греется дед у чекушки,

Парит картофель в котле.

Жёлтые горы, избушки,

Как в сувенирном стекле.

Светятся угли берёзы,

Вяло заслонка скрипит.

Топливом порванной прозы

Старая печка горит.

 

Бесспорно…

 

Бесспорно – счастье иллюзорно,

Черна рутина, слёзы жгут.

Морозы колкие узорно

По стёклам инеем бегут.

Свеча из воска – дань былому,

Она зажжётся в тишине,

Суля блаженную истому

Меланхолическому мне.

 

Сердечный голос – боль строчная –

Иметь не может звука. Том

Печатных русских грёз читая,

Я долго думаю о том,

Что нет души в грядущем веке,

Есть только яркий монитор,

Который губит в человеке

Избушку, печку и костёр…

 

Рябина

 

Струйками крови в пространстве повисли

Гроздья, присыпанных снегом, рябин.

Господи, дай мне отбиться от мысли,

Что в этом сне я один…

Путь поселковый бугрист и ухабист,

Под снегопадом иду по меже.

Душу до дна изливаю в анапест

И хорошо на душе…

 

У перелеска старушка – сторожка –

Я захожу, и встречают меня

С выпивкой кружка, с икоркою ложка,

Нежное пламя печного огня.

Шепчет на ухо легко бормотуха,

Спится и дышится всласть…

В хлябях тайги – по высокому глухо,

Некуда даже пропасть.

 

Калитка

 

Осиновые Родины дымы

Из глоток металлических клубятся.

У осени потребую взаймы

Пейзажа для романса…

Зрачком вбираю сельские черты:

Возвышенности, ставни, вагонетки,

Овраги, бездорожий борозды,

Кровавые ранетки.

Морозом побелённые стога

В окне, а рядом печка с изразцами,

Пиала и наливка с черпака,

И блюдечко с тунцами…

 

Снежок

 

Утро берёзовым дымом пропахло –

В кресле сосед согревается сидром,

Лавовым, инопланетным палитрам,

Контуры елей очерчены светом,

В сумраке сада родном и отпетом

 

На том берегу

 

Печален метели акцент

Скрипичный, щебечущий, птичий.

Меж смертью и жизнью абсент

Покажет мне пару отличий.

Как смерти седой мотыльки -

Снежинки под лампами реют.

Как жизни цветы - угольки

В печи лубяной багровеют.

 

***

Расшатаны заборы,

И нет в них смысла просто…

Ухабы, долы, горы,

Леса, кресты погоста.

Родные сенокосы,

Уральские вершины,

Белёсые берёзы,

Зелёные осины.

 

По стране

 

Октябрь снегом пал

На скинутые листья.

Минула осень лисья,

Оставила Урал…

 

Судьба озвучит спрос

За жизнь мою бродяжью

Морозом, болью, блажью

И поступью колёс.

 

Блужданья по стране,

Столица, люди, лица

И в инее ресница –

Приснится скоро мне.

 

***

Прогоняется сплин

Алой выпивкой в стопке,

Что блестит, как рубин

Из раскопанной сопки.

 

Дымохода рожок

Клуб вздымает под солнцем

И роится снежок,

Застеклённый оконцем.

 

На осине сидит,

Глядя в небо, сорока:

То ли ищет в нём Бога,

То ли делает вид.

 

Пар…

 

Пар изо рта пущу

Под фонарём во тьму,

Что-нибудь промолчу

Господу своему…

Что-нибудь не скажу,

Ибо Господь поймёт.

Пальцами напишу,

Тронув оконный лёд

Что-нибудь о душе

Важное в этот год.

Иней – зимы клише

Светится и цветёт.

 

Холод…

 

Зимушки халцедон –

Иней на лепестках

Холодом возведён,

Выращен в холодах.

 

Вьюги форсит юла –

Ветреная спираль…

Вечер сгорел дотла,

Снегом усыпал даль.

 

В дюнах зимы дома

В лунном плывут огне.

Инея хохлома

На ледяном окне…

 

Хворост осины – в печь,

Жара ловя волну,

Брошу я, дабы лечь,

Делая шаг в весну.

 

На печке

 

В простыню завернусь,

Вспоминая преданья

И великую Русь

Приглашу на свиданье.

В простыне полежу,

Как Урал под сугробом,

Из окна погляжу

На снежинки под стробом.

 

***

В январском пейзаже

Скрывается Бог.

Снежинки, я также,

Как вы одинок.

 

Скончание муки,

Белеющий фон…

Снежинки, подруги,

Летите в мой сон…

 

Небесной огранкой

Мерцают они.

Бинтуется ранка,

Листаются дни.

 

Письма для ближних.

 

 

Помню…

 

Я помню тех, кто был простым,

Кто не менял на деньги совесть,

Кто знал, что время – это дым

И сочинял судьбу, как повесть…

Я помню всех от «А» до «Я»,

Кто уходили безвозвратно

Под хор шального воронья,

Под эхо улиц безвозвратно.

Осталась тень былых времён

В записках и блокнотах близких,

С авторитетностью имён,

Что были выше гор Альпийских.

Читаю тихий уголок:

Осины на лазурном фоне,

Пускаю матовый дымок,

Держу свободу на ладони…

Безумно хочется вернуть

Друзей, растаявших, как тучи,

На тяжком выдохе моргнуть,

Промолвив памяти: Не мучай…

 

К Д…

 

Расскажи мне о днях уходящих,

О героях, обманутых веком,

Добродушных, родных –  настоящих,

Позабытых и выпавших снегом.

 

Расскажи мне о правде и вере

И о том, как ходила босою

В заметённом буранами сквере

Наша гибель, мерцая косою.

 

Расскажи, как в расхристанном стиле

Мы гуляли по улицам ада,

Гармонично со временем жили:

Авантажно, вольготно, крылато.

 

Посмотри мне в глаза без упрёка,

Подари мне надежду на вечность

И, возможно, увижу я Бога,

И поверю в твою человечность…

 

Люди

 

Идейные люди исчезли с минувшей эпохой,

Как мамонты вымерли мудрые мира сего.

Мы – рыбы в сетях интернета. Вернёмся к истокам:

Один человек был, теперь – ни одного.

Убогая ложь обретает элитные жанры.

По швам расползаются полные злобой сердца.

Лукавый под видами сказок толкает кошмары,

Чтоб мир позабыл триединый прообраз творца.

Превыше святого эпохою ценятся страсти.

Таланты мельчают. Уходят кумиры добра.

В открытом окне - подворотен кирпичные пасти

С набухшей луною, весящей по центру двора.

Порхает эпистола жителя данного мига

И падает с болью на чистый блокнота листок.

Желаю потомку сказать: Уклоняйся от шика,

Поверь тишине и найди в себе Бога исток.

Взгляни на старинную полку энциклопедий,

Открой древнерусскую книгу и тихо прочти:

«На нашей планете исчезнут крылатые дети…»

А если не веришь, найди в себе силы, взлети…

 

Дыхание ночи

 

Погаснут огни - застеклённые соты балконов,

И выйдет из тела чья-то бродяжья душа.

Дыхание ночи обдаст лабиринты районов,

Листвою июня играючи нежно шурша…

 

Для неба не чужды отшельники мира земного.

В эдеме искусственном ангелы ада царят.

На сотню обманов дробится пречестное слово

На дне мегаполиса. Я отыскал тебя, брат…

 

Ты снова один волочишься по ленте асфальта,

По брусу аллеи, по ворсу зелёной травы…

Тебе не нужны Копенгаген, Венеция, Мальта,

Ты любишь Россию и взоры ночной синевы.

 

Настоем сиреневым полон хладеющий воздух

И вечность открыта бродяге при жизни уже,

Спасение в праздничных и ясновидящих звёздах

Недаром мерещится глупой весёлой душе.

 

Эпоха

 

Эпоха денег – время мёртвых душ.

Умы людей компьютер ловит в сети.

Экранной хмари смысл неуклюж –

Хоть эти фильмы скачивай, хоть эти.

 

Безумье ходит в стильном пиджаке,

С причёской модной, лазая в смартфоне,

А ты дрожишь, как прут на ветерке,

На летнем городском – кирпичном фоне.

 

Эпоха денег. Страшно от машин,

Коттеджей, небоскрёбов, иномарок.

От ветра трепеща, как георгин,

Ты видишь мегаполиса порядок…

 

В переходе

 

Я в переходе с лёгкостью плыву,

Дрейфуя против общего потока,

И чувствую, что искренне живу

Вне рамок, ограждающих от Бога…

 

Порталами гулять хожу туда,

Где листья сыплют ясени и липки,

Волнуя грань зеркального пруда –

Мне этого хватает для улыбки.

 

С собою философствую слегка:

Зачем же люди возлюбили цепи

И стали ненавидеть облака,

Вольготно пребывающие в небе?

 

Имеет смысл здесь сказать: Увы,

Вы разменяли души на копейки,

Не зная бесконечность синевы

И хрупкий сон под солнцем на скамейке.

 

Законы духа в наш безумный век

Синонимичны слову пережитки

И человека дёргает за нитки

Не человек…

 

На ветках

 

На ветках – деловитые грачи

На сказочных похожи персонажей:

Обмочены во мраке их плащи,

Пропитаны лоснящеюся сажей.

 

Урал, водохранилище – места,

Невспаханные зубьями прогресса…

Опять иду слоняться в никуда

Околицей оттаявшего леса.

 

Я остаюсь с Россией на один,

С проросшими черёмухой садами…

Друзья, что не дожили до седин

Поблёскивают птичьими глазами.

 

Иди…

 

Стен городских кирпичи,

Полночь, луна, ветерок…

Сколько скитаний в ночи,

Горя, рифмованных строк,

Радости ждёт впереди?

Лёгкий рюкзак на плечо,

И без оглядок иди

Вдаль, где ты не был ещё.

Стой за отчизну горой,

Плачь за того, кто забыл

Образ России святой

И благородности пыл.

Брат, помолись о своём

Или о том, в ком тепла

Нет ни на йоту, на ком

Маска к лицу приросла…

 

Ближним

 

Нас пугали тюрьмами,

Ссылками и пытками,

Убивали уймами,

Где-то за калитками…

За сердца широкие

И за души Русские…

Времена жестокие,

Кругозоры узкие…

Пригвождали к вечности

Братью просторечную

За призывы к честности,

За любовь сердечную.

Нас казнили каверзно,

Не спросив у ангела.

Не звучала кафизма

И толпа не плакала…

Белогрудым выпали

Снегом братья ближние.

Не дожили, выбыли,

Превратились в вишни и

Пышными сиренями

Встали пред заборами –

Уличными тенями

Пред чужими взорами.

 

Дворовые…

 

Дворовые философы

Встают не с той ноги,

Не Майклы и не Джозефы –

Серёги и Саньки…

Плетутся неурядицы,

И в замкнутом кругу

Бездельники и пьяницы

Пургу несут, пургу…

 

Положенное сбудется.

Зажгутся звёзд кресты.

Моя свобода - улица,

Мои друзья просты…

Они умрут безвестными

Без премий или рент,

Дворовыми и местными

С потёртых кинолент…

 

Отщепенец…

 

Отщепенец, алкаш, бродяга –

Заблудившийся сын эпохи

Словно брат мне. На бархат мрака

Рассыпаются звёзды – крохи.

Мы присядем за стол лениво

И начнём разговор не сразу.

Мироздание справедливо,

Просто что-то не видно глазу.

Я бы зельями жизнь разбавил

И вина пригубил немного

Потому, что игра без правил,

Потому, что во тьму дорога.

Аккуратная в клетку кепка

Покрывает у лба седины…

Запивай, если очень крепко

И смотри, как цветут картины.

Мы с тобою дворовый, редкий,

Вымирающий вид поэтов.

На потрёпанных кепках - клетки,

На листах – завитки сонетов.

 

Скажи

 

Скажи, браток, ты помнишь времена,

Когда в карманах небо мы таскали?

Как дым растают наши имена,

Приметы, взоры, лица, и детали…

Старик с гармонью, старые дворы,

Душевные и родственные виды

Рассеются со смехом детворы,

Останутся кладбищенские плиты.

 

Исчезнет мир, который дорог был:

Хоромы на обложке детской книги,

Сияние невиданных светил,

Надежды, обещания, интриги…

Исчезнет благородная трава

И муза, окаймлённая картиной.

Останутся идеи и слова

И небеса, затянутые тиной.

 

***

Сухие листья падают у ног.

Без Бога холодно, конфликтно, одиноко,

Но ты не знаешь, что такое Бог,

И стелется осенняя дорога…

 

Шагаешь вдаль, всплывают имена,

Событий повороты, снов сюжеты,

На плечи давит страшная вина,

И хрустом листьев сумерки пропеты…

 

Ложится осень свитками у ног –

Разбрасывает повести да саги,

А ты в родной шагаешь закуток,

О мыслях забывая на бумаге.

 

***

Стучит сентябрь дождями проливными.

К покою отправляемся с тобой

Уютными дешёвыми пивными.

Пока вокруг не угольная тьма,

Прочти листвы карминовые свитки.

В переносные косные дома

Вползают полусонные улитки.

Косые ливни по металлу бьют,

И лужи на асфальте закипают,

Но тешит нас пристанища уют,

Пузырчатые волны согревают.

 

Не будет облегченья

 

Не будет сладких вин, анестезии

Для нищей человеческой души,

Не будет ни Урала, ни России,

Ни родника, звенящего в глуши.

Не будет ни частиц, ни междометий,

Ни вольных птиц, ни шёлковой зари,

Ни криков петушиных на рассвете,

Ни знамя, что несут богатыри,

Ни принца со страниц Экзюпери…

 

Не будет облегченья, передышки,

Печной затворки, речки и леска,

Уюта желтоватого и книжки

В руках поэта. Острая тоска

Настоль близка, что колет между рёбер.

Придёт пора, отправлюсь в монастырь,

Где паспортные серию и номер

Заменит мне карманная псалтырь,

И выну я из сердца ржавый штырь.

 

Не забывай

 

Смотрю на горизонты и молюсь

О тех, кто на меня похож немного,

И говорю: живи, Святая Русь,

Крылатым душам данная от Бога!

У Родины счастливые глаза,

Отражены в них горы и долины,

Собранья птиц, эфира бирюза,

И деревень былинные картины…

Отражены в них блики чистых рек

И памятники войнам и поэтам.

Не робот если ты, а человек,

Не забывай об этом.

 

Жало

 

Играет ария, которую давно

Не слышал я, в ней ноты ностальгии,

Тоска невозвратимого кино –

Мелодия исчезнувшей России.

 

Я слышал эту муку в те года,

Когда дышал свободно полной грудью

И с другом шёл неведомо куда

По тропке, по аллее, по распутью…

 

Историй много память выдаёт:

Подъезды, опьянения и драки.

Мы дети тех годов, где снег идёт,

Ложась на бездорожья и овраги.

 

Без денег мы объездили Урал,

За пару лет полжизни промотали.

Гитарной песни отзвук нарастал,

Ломая объективные детали…

 

Мы шли за рамки русел и рутин.

Свобода наши волосы трепела,

Но в чаще ощущений и картин

Мы не смогли заметить смерти жало.

 

О братьях

 

1.

Одни в гробы, другие в лагеря

Ушли за рвенье жить свободным духом.

В оранжевом свеченье фонаря

Ложится снег небесно-чистым пухом.

В провинции слоняюсь по дворам.

Подошвами хрущу замёрзшей грязью.

Перед глазами пара мягких грамм

Проистекут лирическою вязью…

Поведаю о том, что виноват

Пред лицами, погибших за свободу,

Сражавшихся отчаянно солдат

В крови, в огне, в любую непогоду…

 

2.

Печатаю в мерцающей зиме,

С очей согнавшей сны вечерним светом,

О братьях, о могилах, о тюрьме

Эпистолу писателям-поэтам.

Возможно, справедливость – это миф,

А мир стоит на трупах и обломках,

Но я, не зная, где таится риф,

Плыву и размышляю о потомках:

Они обречены на жизнь в мирах,

Пропитанных жестокостью морозной,

Где снег орнаментальный – чей-то прах,

Где залит фон рябиною венозной.

 

Нет времени

 

Нет времени на мысли. Тьма густа.

Зимы дыханье чёрное свирепо.

Снежинки досчитаю я до ста,

Бросая взгляд со старого моста

В чужое достопамятное небо.

 

Поэзия сегодня – не ахти,

Как всё вокруг, чего коснёшься взором.

Не одному мне некуда идти:

Вот у снежинки тоже нет пути

И кругозор её блестит простым узором.

 

Для глубины не надо пёстрых слов:

Мои друзья и братья греют нары,

Но не звучит из синих куполов

Целебный звон родных колоколов –

Не голословны эти мемуары…

 

Летит снежинка отблеском извне

Пред жизнью зарешёченною. Ломка

По прошлому рождается во мне.

В вине топлю печали при луне.

Негромко по ногам шуршит позёмка…

 

Снотворное

 

Снотворное баюкает тебя

И по плечам поглаживает нежно,

Неспешно, согревающе, любя,

Обманчиво, неистово, небрежно…

 

Снотворное показывает рай

С огромными раскрытыми цветами,

И на краю кровати невзначай

Садится ангел с белыми крылами.

 

Он вечность проецирует на сон,

Читает фантастическую сказку

И ставит ударение на фон,

Лицо с тебя снимая, словно маску.

 

Счастливая, уснувшая душа

Выходит из расслабленного тела,

И, крыльями кисейными шурша,

За руку ангела берёт она несмело.

 

Партийка

 

Партийка в шахматы согрела жизни дно.

Замкнулся круг порока новой встречей.

Мы заседаем, как на тайном вече,

С телеэкрана валится кино…

 

Мы прокляты. Бери коня, включай

Ферзя в игру. Долей вина остатки,

А водку на потом. Поднимем ставки

И мир на кон уроним невзначай.

 

Не нужно думать –  нужно просто жить,

Играть азартно, сумело умирая,

Цитируя в горячке облик Рая,

Коль жизни ад не вышло полюбить.

 

Мастерство

 

Прошу: Прости за каждый грубый штрих,

За то, что боль, похожая на опыт

Дробит меня на груду запятых,

На рык, на крик, на музыку и шёпот…

Прости за перелётные слова

В несбыточной расплывчатости линий.

Болит моя седая голова

И трескается краска на картине.

Имеется подсказка: «Смысла нет,

Есть мастерство, не знающее спроса

И светлый ненаписанный сонет,

Где облако, избушка и берёза».

 

***

Мы сны переключали, словно фильмы,

Смеялись, улыбались. Помнишь, да?..

И до сих пор не поменяли стиль мы

Подобной жизни – общая черта.

 

Смеяться нужно, даже если плохо.

Кругом – дурное, глупое кино,

Где дарит роли лживая эпоха

И удобряет илистое дно.

 

Стаканы с алкоголем или чаем,

Как злобу от добра не отличишь,

А мы ползём, шагаем и взлетаем,

И о свободе умоляем лишь…

 

 

За гранью заката.

 

 

За гранью заката

 

Просторный мир, низвергнутый за грань

Заката расплескавшегося в тучах,

Рисует сад, околицу, герань,

Колодца горло, ангелов певучих.

Черёмух лепестковый чистый снег

Летит на пасторальные постройки,

И блики безымянных тихих рек

Сплетаются под юрким оком сойки.

Расправив косы, дикая ветла

К сырому наклоняется оврагу.

Пока душа моя не умерла,

Она стихом ложится на бумагу.

В мангале дотлевает береста,

Слагаются раздумья с вязью дыма:

Грамматика явлений –  непроста,

А смерть неуловима…

Душе – певице многого ни-ни,

Всего-то аккуратных пару линий,

Спокойствия, эдемскому сродни

И отблеска с пластинки Паганини…

 

Сирени ветви

 

Сирени ветви в вазе на столе

В огне цветочном догорают ленно,

И стрелка циферблатная в стекле

Щебечет мне о том, что жизнь мгновенна.

 

В оконной раме застеклён этюд,

Прописанный тонами звёздной ночи.

Я выйду в темень, как на страшный суд,

Задам вопрос: Луна, а кто твой зодчий?

 

Зачем сакрально тлеешь наверху,

Мертвецкой раскрываясь хризантемой?

Инструкциями жить я не могу,

Судьба моя является поэмой…

 

Скиталец

 

В свои владения бродягу пустит мрак

И он пойдёт по городу ночному,

Где в тишине слышнее каждый шаг,

Где в полусне дорога ближе к дому…

Всё горше звуки… Полночь такова:

День перевёрнут, как листок бумаги,

И за луну цепляются слова,

Срываются и падают в овраги…

Здесь чистый сон и грешной суеты

Не терпит он. Новорождённой речью

И бабочкой скиталец окрылён,

Идёт, надев улыбку человечью…

 

***

Возносит ветер дряхлую листву

И россыпь звёзд блестит в глазницах ночи.

Живя, пишу судьбы своей главу –

Поэму без тире и многоточий.

Прохладный воздух трогаю рукой,

Как парус раздувается ветровка…

Ну, здравствуй, одиночества покой,

Обширная вопроса постановка…

Листвы шуршанье, словно шелест крыл

Осенних муз, ниспосланных от Бога.

Моргнув, я ненароком миг убил

Порханием ресниц, движеньем ока.

Как жаль, но от себя не улететь!

Размах идеи скорчился узором,

Язык огня расправился, как плеть,

Неволя где-то клацнула затвором…

А в целом, всё обыденно до-дна,

Но радует последний лучик света,

Струящийся из омута окна,

Манящий, как далёкая планета.

 

***

Пора покоя, ветра и луны.

С заглавной буквы ночь моя начнётся.

По Фрейду расшифровывая сны,

Достану грёзу счастья из колодца.

 

Не нужно чистой водки в хрустале,

Вина в бокале или в кружке пива.

Потрескивает свечка на столе,

За окнами колышется крапива.

 

Не грустно, а досадно понимать,

Что тот, кто крутит данную планету

Забыт людьми. О чём ещё сказать?

Возможно, ты продолжишь песню эту.

 

***

Ночи глубь тишиною мой рай оглушает.

На поминки упавшей звезды не приду.

А надежда сердечная не умирает

Ни в тоске, ни в предсмертном бреду.

 

Я закрою глаза и замолкну, как рыба,

Разгоняя руками завес облаков,

И, возможно, когда-то услышу: «Спасибо!»

От того, кто не терпит неискренних слов.

 

Может быть, эти сны пригодятся потомкам,

Чьи сердца безысходно больны, как моё,

И к могиле поэта на ветре неробком

Принесётся облитое тьмой вороньё.

 

Почерк

 

Сирень и ночь – классический контраст

Грядущего, как божий ветер, лета,

Что чистой синевой слегка обдаст

Художника, прозаика, поэта…

Что

 

Расколот мир на «я», «они» и «ты»,

Прошла гроза, озоном ветры веют.

Под уличными лампами цветы

На маленьком балконе багровеют.

Пора взглянуть в себя, закрыв глаза,

Пора увидеть то, что видеть страшно.

На час, на полтора, на три часа

Войти в прохладу полночи вальяжно.

 

***

Что, полночь – желтоглазая пантера,

Глядишь мне в душу тысячей огней?

Иду во мглу, но греет сердце вера

И помыслы о ней…

Иду во тьму и вижу свод небесный,

Цветёт мертвецкой лилией луна,

И что-то меня связывает с бездной,

Наверное, вина

За всех, кому когда-то сделал больно,

За ложь в словах, которые сказал…

Прости меня, Всевидящий, невольно

Я лгал…

Пантера желтоглазая мне в душу

Глядит, и перед нею я без слов

Грудную клетку вывернуть наружу

Готов…

Готов кричать, рыдать и биться оземь,

Поскольку нет поблизости людей…

И судьи мои: полночь, небо, осень

И тысячи огней…

 

Панорама

 

Выпал я из дневного гама

И плыву под крестами звёзд.

Раскрывается панорама

И характер её так прост,

Что хоть ветку руками трогай,

Хоть слова на луну потрать.

Не ведёт в небеса дорога,

Фонарей золотится рать.

Обнимается полночь с домом,

Начинается плавный снег,

И становится в горле комом

Живший в памяти человек.

 

В путь

 

На плечо рюкзак и в путь, куда –

Ветерок нашепчет между делом.

Осень затевает холода

И ледок искрится хрустом белым.

По морозной родине пойдёт,

Разведёт костёрчик на закате,

Поглядит, как милостив народ

Человек, господней воли ради.

Что бродяге нужно от судьбы?

Постоять за правду и свободу!

Плавно осыпаются дубы

И закат течёт по небосводу.

Хвойным ароматом костерок

Навивает помыслы о вечном

И бежит осенний вечерок

Ручейком простым и скоротечным.

Дым, клубясь, рисует формы лиц.

Реет снег, просвеченный гвоздикой,

Падает в безмолвие страниц,

Делаясь лирическою книгой.

 

Мне сияет созвездье весов

И свобода диктует строку.

Я иду на отечества зов,

А иначе, поверь, не могу.

 

Вдалеке миражи мельтешат.

Коль читаешь строку эту ты,

Значит, жив я пока ещё, брат!

 

Паутиной густых облаков.

Эта жизнь мне Всевышним дана,

Чтоб идти на отечества зов.

 

Соглядатай

 

Провинции вечерней соглядатай

Отправился на встречу с пустотой.

Идёт и улыбается поддатый

Во тьме вороней, вечной и густой.

О чём ему в былые годы пелось

И чем его судьба была полна –

Всё на снежинок призмы разлетелось:

Улыбки, взгляды, лица, имена…

Он раздавал когда-то альманахи,

Рисуя жизнь от первого лица,

Рифмуя боль на клетчатой бумаге,

Под чутким наблюдением Творца.

Посредствам синекдохи и литоты,

Он рассуждал о вечном и простом,

У зеркала спросив украдкой: «Кто ты?»,

Он был слезой, строкою и листом.

Теперь его борей толкает в спину

И мёрзнет в январе слеза тоски

О том, что страшной жизни дисциплину

Не смог понять он, даже вопреки…

Он не осилил за искусство цену,

Не смог, как водится, любить и жить в кредит,

В рассвете лет он вышел не на сцену:

На снег, который радужно хрустит.

 

Герои

 

Куда ушли герои,

Пророки и провидцы?

Безумие нагое

Я часто вижу в лицах.

Искрятся в арке звёзды -

В зрачке холодной ночи.

На лужах льда коросты

Хрустят. Свободу чётче

При ветре чую кожей.

Во сне умалишённом

Скрывает взор прохожий

Под старым капюшоном.

Играй, печаль, на нервах

Прозаика-поэта

Полёт снежинок первых

В страницы книги этой.

В честь добрых и великих,

Безвестных, но бывалых

Фонарики – гвоздики

Сияют светом алым.

В провинции полночной

Над каплями ранеток

Снежинкой стану точно,

Как мой почивший предок.

 

***

Живу я вкривь и вкось,

На маску смерти падок,

Надеюсь на авось,

Шуршу листвой тетрадок,

Но верю, что простит

Всевышний снов узоры.

Свеча, треща, горит,

Сияют метеоры…

Прозрачен свод. Опять

Меня уводит горе

Под звёздами гулять,

По брусу, на просторе…

Опять иду один,

В немую вечность вхожий,

Обычный гражданин

С невидимою ношей…

Читаю пару грамм

Особенного смысла,

Смотрю по сторонам:

Так сказочно, не кисло

В свирепой темноте

Глазами светит гибель.

На клетчатом листе

Выводит буквы грифель.

 

Ночь

 

Смотрит в душу мне.

Сидерическая карта,

Ложка на огне…

Закоулки девяностых

Вижу сквозь бутыль,

Силы нет во мне для вдоха

А на тучке ангел-кроха,

Смотрит на часы.

 

Из провинции

 

Я из провинции принёс

Не красоту высокой речи,

А вот: осколки чистых слёз,

И звёзды – горсточку картечи.

Без Марианской глубины

Здесь всё по азбучному прямо:

Вмещает фото сей весны

Окна белеющая рама.

 

***

Недобрые заслуги искупи,

Покуда есть возможности и средства,

Надежда на бесспорное соседство

И жизнь, что часто требует: «Люби!»

Лепи, как есть, без лишних аксиом,

Ребром или накатанною гранью,

Душой, не подлежащей вымиранью,

Чернильницей, тетрадкою, пером.

Не нужно ни цветов, ни похвалы,

Мы улетим, оставив только строки

О вечности, об обществе, о Боге

И радугу на краешке иглы.

 

***

Боже, праведный, что ж

Боль настолько подробна?

Появляюсь на свет

Из шуршащей листвы.

Ядовитая ложь

Веку мрака удобна,

Только честный поэт

Не снесёт головы.

---