Прокурор

Рудченко Юлия Александровна

                                                                                                                                                                                                                        Бог не все видит.

Холодной поздней осенью змея с шипением вытягивала шею, чтобы лучше рассмотреть место происшествия.

Трехэтажный районный опорный пункт полиции, как выбросившееся на мель судно, смотрелось одиноко среди остальных многоэтажек. С их крыш опускались тягучие дряблые тучи. Рядом прогуливающиеся крепыши в дутиках и спортивках исподлобья смотрели на местную охранку: пили пиво, курили, харкали и жрали. С ними была и пара тощих грубоватых девиц с картонными физиономиями. Все выпитое те люди с грохотом бросали в урну. Человекомокрицы нежились и теплились среди своих контуженых стен и рваных стекол. Одним словом, болячки они гноящиеся.

«Опять приперлись», - сказал майор Копылов, который от негодования чуть ли не задымился. А ведь ему всего тридцать. Алексей пригладил волосы и принялся за работу.

Раздался звонок. 

─ Алло, Копылов. 

─ Леша, здравствуй. Это Таня. Я по делу. Слушай, я только что говорила с Олей. Она мне по секрету сказала кое-что.

─ Что сказала? 

─ Нну…  как бы тебе это сказать… 

─ Так и говори, как собиралась сказать, - Копылов продолжил попутно заполнять служебные бумаги. 

─ Короче, Леша, Ольга хочет с тобой разойтись. Ты сам все знаешь, наверное…, - Таня Кислицына замолчала. 

─ Как это… разойтись?!  Мы собирались с ней сегодня в кино, - Алексей перестал писать и уставился в формуляр.

Казалось, воздух окаменел, а вся комнатка сжалась до маленькой точки. 

─ Какое кино, Алексей? Ты вообще о чем? 

─ Тань, ты говоришь что…? – Копылов отодвинулся от стола, громко шоркая деревянными ножками стула о пол. 

─  Леш, да, я же тебе говорю, любовник есть. И уже не один месяц. Ведь сам знаешь. Смотри, сколько баб вокруг тебя ходит красивых, интересных. Обрати на кого-нибудь внимание. Хотя бы так – для отрыва глаз. Ведь ты же сильный, умный, да еще  и красавец – а профессия у тебя, какая? Прокурор! Все работаешь-работаешь без конца, а собственную жену… - Кислицына перехватила дыхание и продолжила, поперхнувшись. – Ладно, Леш, я тебе все сказала.

─  Да, теперь я все знаю. Пока, Тань, - сказал отстраненно Копылов и повесил трубку. 

Майор снова взял ручку, раскрыл дело №13, где значилось: «Чуйкин, находясь в состоянии алкогольного опьянения, подрался с …», чиркнул там галку и отодвинул папку.

─ Эх, Чуйкин, ты Чуйкин, никакой чуйки у тебя. У меня тут… жизнь рушится, а ты дерешься.

Опустив красные глаза и зажав лоб ладонями, как тисками, Копылов молча сидел. Голубые венки на висках вздулись.

На улице постепенно смеркалось. Небо превращалось в чернильную похлебку. По дорожкам проносился ветер, обдувая примерзающие лужи. Вечером Геннадий Иванович убирал крыльцо. Было чисто. Здание умыто. Город как будто постепенно готовился к началу зимы, как усопший к захоронению.

В кабинете же было светло и тепло – горела лампа на потолке. На столе горела лампа. Было все, как всегда. Когда Алексей каждый день возвращался домой со службы, он прикладывал круглую кодовую «таблетку» к замку, входил внутрь и поднимался на пятый этаж панельного дома. Жена аккуратно снимала его форменную одежду, вешала в шкаф и подавала горячий ужин.

Земля вновь продолжала вращаться, как ни в чем не бывало. Как будто ничего и не случилось. Трава у дома. Не зеленая. Обычно с утра уже подернутая инеем. Седая. Впрочем, все как всегда. Однако Копылову хотелось, чтобы ураган сметал деревья, был град со змеиное яйцо, была гроза и молния. Ну, или, в крайнем случае, наводнение, сели… Что-нибудь, в конце концов… Ведь кто-то должен дать знак свыше, что в его жизни происходит что-то противоестественное и неправильное. Так быть не должно. Вместо этого – только прокурорский кабинет и бумаги…

Алексей все вспоминал, как с ней познакомился. Впервые он увидел Ольгу в магазине одежды, когда выбирал очередную белую сорочку на официальный праздник. А уж как она галстук ему повязала – пиши, пропало. Он сразу в нее влюбился. Была в ней особенная красота: лицо детское, круглое, пухлые щеки и золотая кудрявая голова. Одним словом, диснеевская Рапунцель. К тому же, и работящая была, хозяйственная. Выросла в семье, где никто работы не чурался. Подростком Ольга уже семье помогала: на рынке соседские яблоки продавала, черную и красную смородину. Иногда – бабушкины закрутки.

Однако с самого детства Ольга не о том мечтала. Мечтала она всегда иметь намного больше, чем зарабатывают ее родители. А то ведь постоянная экономия… Разложено все строго по конвертикам и по датам. Все дело – в достатке и в деньгах. А еще в сытом и «непоношенном» детстве…

Почти сразу Алексей привел ее в свой дом. Их дом стал местом Лешиной бесконечной силы и его непозволительной мужской слабости. Ну как без нее. Без Ольги.

Спустя год она начала жаловаться Копылову, что заскучала в браке. К тому же, Алексея часто не было дома вечерами – работа отнимала все время. Ведь перспективы о рождении ребенка -  не за горами. Отдых на море, новая машина – да все, как у людей. Ему нужно было работать.

Кислицына, конечно, говорила Ольге, что та с жиру бесится. Сидит на всем готовом. Даже работает всего полдня. Однажды ей так и заявила: «Ну и сучка же ты, Матвеева. Еще и ноешь, что устала. Посмотри, как твой Копылов впахивает. Еще и вечерами, чтоб только тебя на море свозить, да всем необходимым обеспечить. А ты… Одних грамот о хорошей службе у него ооот-стока. - Кислицына широко разводила руки в сторону. – Вся стена завешана. Где ты еще такого порядочного мужика найдешь?!».

Ольга, конечно, соглашалась, а потом вновь закатывала глаза и говорила: «Да, и не спорю я, хороший он, хороший. Но как заладит: "И не начинай снова: я взяток не беру!” Честное слово, лучше бы брал, Танюха, мы бы в новую квартиру быстрее переехали: просторную, в хорошем доме, а то, как бабка его приезжает с дачи и начинает жить с нами, хоть вывози ее обратно с ее богатством. Вот, правда, тушите свет… Она же работает психиатром, сама понимаешь. Приходится вести себя при ней прилично: ни в туалете с Лешей не закрыться, ни куру-гриль не поесть. Говорит, что сплошная вонь и одни жиры и трансгены. Короче, вести себя надо так, как будто ты – нормальный. Тань, ты меня еще слушаешь? Так вот, слушай, Майя Вениаминовна притащила какие-то там на днях нейротесты. Результат ей нужен для статистики. А ведь приходится такие тесты проходить и мне. Если хочешь, могу и тебе дать. Пострадать. А ты говоришь, мужика-мужика… Да мне одной его бабушки хватает».

Алексей был «породистым» и правильным. Обычно так говорят, когда в семье ценятся происхождение и воспитание. Пример тому Майя Вениаминовна, образец настоящей интеллигенции. От ее глубоких знаний в области психологии и психиатрии был бы в шоке сам электрошокер. Зимнее пальто с лисьим воротником, которое Майя Вениаминовна вешала с особой осторожностью, то и дело порывалось потявкать, но позже по зиме пальто само шло на поклон. Так сказать,  утихомиривалось по ее указке.

К тому же, Бабушка дамой квартирной была. А стало быть, высоко востребованной.

 После своей искренней речи Матвеева замолкала. Почесав пяточки, она устраивалась в кресле, хрумкая привезенный с дачи огурец.

Алексей все знал. Уже тогда через год та подруженция Кислицына наговорила ему, что у жены – любовник. Поначалу он не мог в это поверить: думал слухи. Оказалось, все – так. Копылов ждал-ждал, что Оля одумается. Ведь любил ее до беспамятства. Она была его утешением и большой нежностью. Большой любовью была. А теперь…

─ Би-лля-дди! – проговорил Копылов жутко и страшно. Он взял сигарету и маленькую металлическую пепельницу. Подошел к окну. Несмотря на все запреты - закурил. Дымные колечки как змеи, уминающие друг друга, поднялись вверх, а потом растворились в воздухе. Во рту пахло мясом на углях. Своим собственным.

Время начало крошиться и сыпаться. Прочувствовав на себе крошки времени, словно остатки разваливающегося когда-то давнего душного шейного гипса, майор прислонился лбом к стеклу. Так и стоял. Минуты ползли. Одна, вторая…

Из черного сейфа, стоящего в глубине комнаты, он достал пистолет Макарова и отстраненно сказал:

─ Да, Копылов и Макаров… Каждой твари – по паре. 

Прокурор надел свой форменный двубортный пиджак синего цвета с отложным воротником, лацканами и кантами темно-зеленого цвета. Приставил пистолет к виску. Закрыл глаза и спокойно нажал на спусковой крючок.

Небо погасло.