Рождественский подарок
Вид:
Мой рассказ не исповедь. Это просто размышления, которыми мне захотелось поделиться. Может, кому-то они помогут избежать моей ошибки…
Мне было 17 лет, когда умерла моя бабушка… И сегодня, когда у меня уже подрастают свои дети, я все острее ощущаю, как не хватает мне ее ласкового, ободряющего слова, ее мудрости и доброты. Конечно, память о ней всегда со мной. Иногда мне кажется, что она думает обо мне, радуется, когда мне светло, печалится, когда мне грустно…
Бабушка жила на Висиме, в самом конце улицы, в небольшом деревянном домике с двумя оконцами. В те годы я часто гостила у бабушки. Мне было уютно в ее небольшой скромно обставленной комнате с кружевными занавесками на окнах, ткаными половичками на полу, часами-ходиками, которые мерно отстукивали минуту за минутой. Все здесь было как-то тихо, просто и мило. Сама же бабушка главным богатством своего дома считала иконы – образы Спасителя и Пресвятой Богородицы Казанской. Старинные, в стеклянном окладе, доставшиеся ей не то от матери, не то от бабушки, они располагались в красном углу на белом расшитом узорами полотенце. По большим православным праздникам бабушка зажигала перед ними лампадку и, помню, подолгу молилась, то ли с раскаянием, то ли обращаясь к ним со своей просьбой.
Бабушка была глубоко верующим человеком. И несмотря на безбожное время, веры своей не утратила. Помню, как она журила моих родителей:
- Крестить девчонку-то надо. Негоже это без Бога-то жить.
- Конечно, обязательно окрестим, - говорили они. Но все откладывали это дело на потом.
Да и сама я, надо сказать, особого интереса к этому не проявляла, да и вообще даже и не задумывалась ни о вере, ни о Боге.
- Бабушка, в школе нам говорят, что Бога нет, - помню, как-то выпалила ей я. Она не ругала меня, а только очень тихо и просто сказала:
- Мало ли что говорят, поговорят да перестанут. А ты не слушай никого. Просто верь, что все Господним промыслом в жизни устраивается. И Бог – самое важное, что есть в человеческой жизни.
- Важней, чем мама, папа, дом?
- Видишь ли, Бог – это весь мир, а еще Бог – это любовь и прощение… Мала ты еще, вот подрастешь и обязательно поймешь меня.
Эти бабушкины слова прочно прижились в моей памяти, но тогда уж слишком далеки они были от моего мира, полного детских игр, школьных поручений, подружек и друзей….
…Последние годы жизни бабушка тяжело болела и, чувствуя близкую смерть, просила нас похоронить ее по православному обряду, а иконы свои завещала мне – своей единственной внучке.
Мы выполняли волю бабушки, похоронили ее так, как она и желала. А вот иконы то ли по непростительному легкомыслию, то ли по глупости своей я не взяла, отдала их тете Шуре, бабушкиной сестре. Та, как стало известно позже, передала их какой-то нашей дальней родственнице – женщине религиозной. Тогда я считала, что поступила правильно: «Зачем они мне, молиться я все равно не умею, а человеку верующему они будут нужнее». Так и ушли от нас образ Спасителя и образ Матушки Богородицы – две бабушкины иконы…
Увы, не смогли мы сохранить и ее дом, на Висиме – дом, где родился и вырос мой отец, где прошло много счастливых дней моего детства. Мы вынуждены были продать его: в те годы советское законодательство не разрешало иметь в собственности одновременно благоустроенную квартиру и жилой деревянный дом…
Шли годы. Становясь взрослее, я все больше думала о судьбе моей бабушки, о вере, которая помогала ей жить, воспитывать детей и дарить радость людям.
И, наверное, только тогда я начала понимать ее слова, сказанные мне давным-давно, только тогда мне стал открываться весь их сокровенный смысл... Я окрестилась, стала ходить в церковь... Мне хотелось верить, что где-то там, в небесных приделах, моя бабушка обязательно порадуется за меня.
Всегда было легко и светло на душе, когда я вспоминала о ней, вот только та ошибка, что я отдала ее образа другим людям, не давала покоя. Да, конечно, я утешала себя, что всему виной моя незрелость и глупость. И все же… ведь я могла сохранить их просто на память, как сохраняют ценные или просто дорогие сердцу вещи ушедших от нас людей. Простит ли она меня за это?
И вот однажды как-то сама собой родилась мысль: а может быть, все-таки иконы можно отыскать? Вдруг те добрые люди, в руки которых они попали, поймут меня и возвратят мне хотя бы одну из них? Вот только как найти этих дальних родственников, ведь я даже не знаю их имен… Но мне очень хотелось исправить свою ошибку…
Мне удалось разыскать телефон тети Шуры – бабушкиной сестры, позвонила ей и спросила, знает ли она что-нибудь о судьбе бабушкиных икон?
– Помню, что тогда, после Валиной смерти, их забрала тетя Поля, спроси у нее, - посоветовала мне она.
О тете Поле я не знала ровным счетом ничего. Только слышала в детстве, что есть у бабушки какая-то троюродная сестра по имени Поля. И все.
Как ей представиться, как объяснить свою просьбу? Поймет ли она меня? И все же решила позвонить.
Признаться, я не надеялась, что мое имя ей о чем-то может говорить. И каково же было мое удивление, когда она сказала, что помнит меня.
- Так, значит, ты Маша – Валина внучка. Да, я очень хорошо помню тебя.
Мы поговорили с ней минут сорок, настолько добрым и непринужденным оказался наш разговор. И только в конце разговора я решилась спросить, нет ли у нее тех икон, которые принадлежали бабушке Вале.
- А почему ты спрашиваешь? – в недоумении произнесла она.
Я молчала.
- Ну да, конечно, я понимаю тебя, ты хочешь их увидеть, а может, и вернуть… Милая моя, если бы ты раньше об этом сказала. А то ведь их у меня давно уж нет: одну икону я благословила сыну, он теперь живет в Омске, а другую – Богородичную – завещала дочке.
- Ничего, ничего. Нет, так нет… - сказала я и поспешно перевела разговор на другую тему…
Ну, что ж, думала я потом, все правильно… Я получила по заслугам. И мне оставалось только смириться со сложившимся положением вещей.
Однако через три недели, в канун Рождества, тетя Поля сама позвонила мне.
- Машенька, приезжай завтра ко мне в гости, завтра Рождество, и я хочу поздравить тебя с праздником. Бери с собой дочурку и приезжай. Буду ждать…
…Утро следующего дня началось для меня и моей 5-летней дочки Нади с праздничной литургии. Был светлый день Рождества Христова. И на сердце было светло и радостно. В какой-то момент я почти ощутила, что этот день будет счастливым для меня. Поздравив всех родственников и друзей с праздником, мы поехали к тете Поле. Удивительно, еще месяц назад я почти ничего не знала о ней, а сейчас ехала как к родному и близкому человеку, которого помогла мне найти бабушка.
У тети Поли мы пили чай, разговаривали, рассматривала фотографии, вспоминали бабушку. По случаю Рождества я подарила тете Поле книгу «Жития Святых».
- Спасибо, мои хорошие. Но для вас у меня тоже подарок приготовлен. Она вышла в другую комнату и тут же вернулась, держа в руках икону…
- Возьми, это тебе и дочке, - произнесла, улыбаясь, она.
Я смотрела и не верила своим глазам: в руках у тети Поли была икона Пресвятой Богородицы Казанской – икона моей бабушки, икона из моего детства. Я бережно взяла ее и… заплакала.
Это были слезы благодарности, переполнившей меня в ту минуту. Благодарности тете Поле, что поняла и не осудила меня, благодарности Богу, за то, что подарил мне в этот светлый праздник свою милость.
- Ну, что ты, не надо плакать, - успокаивала меня тетя Поля. – Сразу после твоего звонка я поговорила со своей дочерью, и мы рассудили так: икона должна быть у тебя. Думаю, что бабушка твоя меня в этом поддержала бы. Знаешь, она очень любила тебя. Все у нее сердце за тебя болело.
- Но ведь я когда-то сама отдала эти образа?
- Ну, кто из нас ошибок не делает…
Уже глубоко под вечер мы возвращались с дочкой домой. По дороге моя говорунья буквально засыпала меня вопросами: «Мам, а что эта за икона? А чья она? Теперь она всегда будет с нами?» Как могла, я рассказала дочке историю о бабушкиных иконах, которые потеряла боле двадцати лет назад, и что одна из них волею Божией снова вернулась в нашу семью. Моя девочка задумалась о чем-то, а потом спросила: «А ты покажешь мне дом, где жила твоя бабушка?» - «Обязательно покажу. Только завтра».
На следующий день мы отправились на Висим. Шел мягкий, пушистый снег. Мы бродили по улочкам моего детства и любовались деревянными домиками, которые, казалось, нахохлились под тяжестью снежных шапок. И вот подошли к дому, где жила моя бабушка. Он почти не изменился с тех пор, и мне было невыразимо грустно смотреть на него.
- Давай пойдем туда, - с детской непосредственностью предложила мне дочка.
- Что ты, - вздохнула я. – Там живут люди, которых мы совсем не знаем. Так бывает: дома продаются и покупаются. И эти люди когда-то купили его у нас.
- Не волнуйся, мама, вот мы разбогатеем и купим его обратно, - с уверенностью произнесла она. Я улыбнулась и подумала: наверное, ничто не исчезает в этом мире, и прошлое всегда с нами, только бы нам самим хватило сердца и мудрости не изменять ему, не предавать память ушедших от нас людей и передать ее своим детям. Может, в этом и заключается правда жизни, простая и сложная одновременно. На все времена и для всех людей. И я была рада, что в какой-то мере ее поняла и моя дочка, которая шагала рядом и радостно протягивала ладошки навстречу мягкому и доброму рождественскому снегу…
Мне было 17 лет, когда умерла моя бабушка… И сегодня, когда у меня уже подрастают свои дети, я все острее ощущаю, как не хватает мне ее ласкового, ободряющего слова, ее мудрости и доброты. Конечно, память о ней всегда со мной. Иногда мне кажется, что она думает обо мне, радуется, когда мне светло, печалится, когда мне грустно…
Бабушка жила на Висиме, в самом конце улицы, в небольшом деревянном домике с двумя оконцами. В те годы я часто гостила у бабушки. Мне было уютно в ее небольшой скромно обставленной комнате с кружевными занавесками на окнах, ткаными половичками на полу, часами-ходиками, которые мерно отстукивали минуту за минутой. Все здесь было как-то тихо, просто и мило. Сама же бабушка главным богатством своего дома считала иконы – образы Спасителя и Пресвятой Богородицы Казанской. Старинные, в стеклянном окладе, доставшиеся ей не то от матери, не то от бабушки, они располагались в красном углу на белом расшитом узорами полотенце. По большим православным праздникам бабушка зажигала перед ними лампадку и, помню, подолгу молилась, то ли с раскаянием, то ли обращаясь к ним со своей просьбой.
Бабушка была глубоко верующим человеком. И несмотря на безбожное время, веры своей не утратила. Помню, как она журила моих родителей:
- Крестить девчонку-то надо. Негоже это без Бога-то жить.
- Конечно, обязательно окрестим, - говорили они. Но все откладывали это дело на потом.
Да и сама я, надо сказать, особого интереса к этому не проявляла, да и вообще даже и не задумывалась ни о вере, ни о Боге.
- Бабушка, в школе нам говорят, что Бога нет, - помню, как-то выпалила ей я. Она не ругала меня, а только очень тихо и просто сказала:
- Мало ли что говорят, поговорят да перестанут. А ты не слушай никого. Просто верь, что все Господним промыслом в жизни устраивается. И Бог – самое важное, что есть в человеческой жизни.
- Важней, чем мама, папа, дом?
- Видишь ли, Бог – это весь мир, а еще Бог – это любовь и прощение… Мала ты еще, вот подрастешь и обязательно поймешь меня.
Эти бабушкины слова прочно прижились в моей памяти, но тогда уж слишком далеки они были от моего мира, полного детских игр, школьных поручений, подружек и друзей….
…Последние годы жизни бабушка тяжело болела и, чувствуя близкую смерть, просила нас похоронить ее по православному обряду, а иконы свои завещала мне – своей единственной внучке.
Мы выполняли волю бабушки, похоронили ее так, как она и желала. А вот иконы то ли по непростительному легкомыслию, то ли по глупости своей я не взяла, отдала их тете Шуре, бабушкиной сестре. Та, как стало известно позже, передала их какой-то нашей дальней родственнице – женщине религиозной. Тогда я считала, что поступила правильно: «Зачем они мне, молиться я все равно не умею, а человеку верующему они будут нужнее». Так и ушли от нас образ Спасителя и образ Матушки Богородицы – две бабушкины иконы…
Увы, не смогли мы сохранить и ее дом, на Висиме – дом, где родился и вырос мой отец, где прошло много счастливых дней моего детства. Мы вынуждены были продать его: в те годы советское законодательство не разрешало иметь в собственности одновременно благоустроенную квартиру и жилой деревянный дом…
Шли годы. Становясь взрослее, я все больше думала о судьбе моей бабушки, о вере, которая помогала ей жить, воспитывать детей и дарить радость людям.
И, наверное, только тогда я начала понимать ее слова, сказанные мне давным-давно, только тогда мне стал открываться весь их сокровенный смысл... Я окрестилась, стала ходить в церковь... Мне хотелось верить, что где-то там, в небесных приделах, моя бабушка обязательно порадуется за меня.
Всегда было легко и светло на душе, когда я вспоминала о ней, вот только та ошибка, что я отдала ее образа другим людям, не давала покоя. Да, конечно, я утешала себя, что всему виной моя незрелость и глупость. И все же… ведь я могла сохранить их просто на память, как сохраняют ценные или просто дорогие сердцу вещи ушедших от нас людей. Простит ли она меня за это?
И вот однажды как-то сама собой родилась мысль: а может быть, все-таки иконы можно отыскать? Вдруг те добрые люди, в руки которых они попали, поймут меня и возвратят мне хотя бы одну из них? Вот только как найти этих дальних родственников, ведь я даже не знаю их имен… Но мне очень хотелось исправить свою ошибку…
Мне удалось разыскать телефон тети Шуры – бабушкиной сестры, позвонила ей и спросила, знает ли она что-нибудь о судьбе бабушкиных икон?
– Помню, что тогда, после Валиной смерти, их забрала тетя Поля, спроси у нее, - посоветовала мне она.
О тете Поле я не знала ровным счетом ничего. Только слышала в детстве, что есть у бабушки какая-то троюродная сестра по имени Поля. И все.
Как ей представиться, как объяснить свою просьбу? Поймет ли она меня? И все же решила позвонить.
Признаться, я не надеялась, что мое имя ей о чем-то может говорить. И каково же было мое удивление, когда она сказала, что помнит меня.
- Так, значит, ты Маша – Валина внучка. Да, я очень хорошо помню тебя.
Мы поговорили с ней минут сорок, настолько добрым и непринужденным оказался наш разговор. И только в конце разговора я решилась спросить, нет ли у нее тех икон, которые принадлежали бабушке Вале.
- А почему ты спрашиваешь? – в недоумении произнесла она.
Я молчала.
- Ну да, конечно, я понимаю тебя, ты хочешь их увидеть, а может, и вернуть… Милая моя, если бы ты раньше об этом сказала. А то ведь их у меня давно уж нет: одну икону я благословила сыну, он теперь живет в Омске, а другую – Богородичную – завещала дочке.
- Ничего, ничего. Нет, так нет… - сказала я и поспешно перевела разговор на другую тему…
Ну, что ж, думала я потом, все правильно… Я получила по заслугам. И мне оставалось только смириться со сложившимся положением вещей.
Однако через три недели, в канун Рождества, тетя Поля сама позвонила мне.
- Машенька, приезжай завтра ко мне в гости, завтра Рождество, и я хочу поздравить тебя с праздником. Бери с собой дочурку и приезжай. Буду ждать…
…Утро следующего дня началось для меня и моей 5-летней дочки Нади с праздничной литургии. Был светлый день Рождества Христова. И на сердце было светло и радостно. В какой-то момент я почти ощутила, что этот день будет счастливым для меня. Поздравив всех родственников и друзей с праздником, мы поехали к тете Поле. Удивительно, еще месяц назад я почти ничего не знала о ней, а сейчас ехала как к родному и близкому человеку, которого помогла мне найти бабушка.
У тети Поли мы пили чай, разговаривали, рассматривала фотографии, вспоминали бабушку. По случаю Рождества я подарила тете Поле книгу «Жития Святых».
- Спасибо, мои хорошие. Но для вас у меня тоже подарок приготовлен. Она вышла в другую комнату и тут же вернулась, держа в руках икону…
- Возьми, это тебе и дочке, - произнесла, улыбаясь, она.
Я смотрела и не верила своим глазам: в руках у тети Поли была икона Пресвятой Богородицы Казанской – икона моей бабушки, икона из моего детства. Я бережно взяла ее и… заплакала.
Это были слезы благодарности, переполнившей меня в ту минуту. Благодарности тете Поле, что поняла и не осудила меня, благодарности Богу, за то, что подарил мне в этот светлый праздник свою милость.
- Ну, что ты, не надо плакать, - успокаивала меня тетя Поля. – Сразу после твоего звонка я поговорила со своей дочерью, и мы рассудили так: икона должна быть у тебя. Думаю, что бабушка твоя меня в этом поддержала бы. Знаешь, она очень любила тебя. Все у нее сердце за тебя болело.
- Но ведь я когда-то сама отдала эти образа?
- Ну, кто из нас ошибок не делает…
Уже глубоко под вечер мы возвращались с дочкой домой. По дороге моя говорунья буквально засыпала меня вопросами: «Мам, а что эта за икона? А чья она? Теперь она всегда будет с нами?» Как могла, я рассказала дочке историю о бабушкиных иконах, которые потеряла боле двадцати лет назад, и что одна из них волею Божией снова вернулась в нашу семью. Моя девочка задумалась о чем-то, а потом спросила: «А ты покажешь мне дом, где жила твоя бабушка?» - «Обязательно покажу. Только завтра».
На следующий день мы отправились на Висим. Шел мягкий, пушистый снег. Мы бродили по улочкам моего детства и любовались деревянными домиками, которые, казалось, нахохлились под тяжестью снежных шапок. И вот подошли к дому, где жила моя бабушка. Он почти не изменился с тех пор, и мне было невыразимо грустно смотреть на него.
- Давай пойдем туда, - с детской непосредственностью предложила мне дочка.
- Что ты, - вздохнула я. – Там живут люди, которых мы совсем не знаем. Так бывает: дома продаются и покупаются. И эти люди когда-то купили его у нас.
- Не волнуйся, мама, вот мы разбогатеем и купим его обратно, - с уверенностью произнесла она. Я улыбнулась и подумала: наверное, ничто не исчезает в этом мире, и прошлое всегда с нами, только бы нам самим хватило сердца и мудрости не изменять ему, не предавать память ушедших от нас людей и передать ее своим детям. Может, в этом и заключается правда жизни, простая и сложная одновременно. На все времена и для всех людей. И я была рада, что в какой-то мере ее поняла и моя дочка, которая шагала рядом и радостно протягивала ладошки навстречу мягкому и доброму рождественскому снегу…