ЗОЛОТАЯ ДОЛИНА
Жанр:
Историческое
Вид:
ЗНАКОМСТВО
Познакомился я с Арсентием, хакасом по национальности, в начале восьмидесятых годов прошлого столетия. Жил тогда и работал в приангарье, а приезжал домой в отпуск к родителям. Знакомились мы долго, шумно и не один день. Тогда Арсентий да и раньше не употреблял ни вино, ни водку. Жена его - баба Женя тоже хакаска, приятная, аккуратная, шустрая старушка все угощала меня шанежками. Хозяйство старики держали большое и вели исправно. Коровы, овцы, свиньи, куры - управлялись сами. Но иногда приезжали дети, помогали то сено убрать на покосе, то на огороде убрать урожай. Поженились они сразу же после войны, когда Арсентий полностью демобилизовался из армии и приехал в родной улус. И вот когда знакомились, старик принес пятилитровый бидон бражки из погреба, которую мы и пили за разговорами. Не мог я тогда отказаться от угощения, из уважения. И то что мне рассказывал Арсентий - достойно целого романа. До революции хакасы жили бедно. В основном работали на баев, занимались скотоводством, промыслом. Били дичь, охотились на марала, медведя. Ловили в реках и ручьях хариуса, ленка, тайменя. Самые бедные нанимались к хозяевам на рудники по добыче золота. А еще коренное население вытесняли переселенцы из центральных районов России. И в тот год когда свершилась революция, в улусе Балахчин в семье Николая Будожакова и родился Арсентий. Он был по счету шестым и последним. В семье все были промысловики. Добывали шкурки соболя, белки. Били зверье и ловили рыбу. Ну а сама советская власть пришла в улус только через четыре года. К двенадцати годам Арсентий уже самостоятельно добывал зверя и всегда домой возвращался с хорошей добычей. Когда на хакасской земле началась коллективизация, то самые наибеднейшие хакасы устремились в колхозы, стали объединяться в артели промысловиков и золотодобытчиков. А к середине тридцатых годов Арсентий стал полноправным артельщиком и наравне со взрослыми, сдавал пушнину и золото государству. Наравне с артелями в улусах стали создаваться лесозаготовительные и сельскохозяйственные бригады. В долинах рек распахивались огромные площади под посевы, выращивали пшеницу, гречиху, овес. Жизнь стала у коренных народов налаживаться. Стало развиваться овцеводство и коневодство. Охотно и азартно старик рассказывал как в тридцать восьмом году в улус приехало начальство, аж из самой Москвы. И самый главный, звали его Лаврентием Павловичем, собрал всех жителей улуса на сход в читальней избе и рассказывал о трудностях становления советской власти. Про экономику, про пятилетки, про строительство Кузбасса и магнитки. Долго и умно говорил о борьбе с врагами народа, о том что стране нужна пушнина и золото. А после его отъезда в улусе поселился уполномоченный НКВД. Теперь каждый артельщик и промысловик обязан был отчитаться ему о добытых шкурках и золоте. А так же подробно рассказать где это все было добыто или намыто золото. Вот тогда Арсентий полностью и переквалифицировался и стал золотоискателем. На каждого золотоискателя и артельщика спускался план - определенное количество золота и пушнину он должен был сдать государству. И если кто утаивал для себя лично, то уполномоченный такового увозил лично в район. И больше его никто не видел в улусе. Времена и порядки были очень крутыми и жестокими. Хакасские семьи как правило большие, и их нужно было кормить, одевать. Многие тогда сгинули и погорели на этом проклятом золоте. Арсентия спасло то, что он был холост. Перед самой войной в начало осени сорокового года в улус да и окрестные поселения стали поступать ссыльные и переселенцы с прибалтийских республик, с западной Украины и приграничных районов страны. В нашем улусе поселили вместе с семьями литовцев, эстонцев, латышей. Работали они в основном на лесозаготовках. В те времена все личное подворье, живность было на учете у местных властей. И обязанность платить натуральный налог возлагалась на всех. А так как прибалты в основном были хуторяне, то всю живность старались спрятать в лесу, в урочищах а не возле дома. Иначе семья могла не выжить. Много в улусе стало появляться пришлых людей. Да и уполномоченных теперь стало три человека. Они же и охраняли заготконтору. Всё чаще среди людей можно было услышать о предстоящей войне. Волнение нарастало.
ТАЕЖНЫМИ ТРОПАМИ
В канун двадцать третьей годовщины великого октября Арсентий стал собираться на промысел в горы. Перед самым выходом из дома встретил меня литовец Иозас. Мы дружны были с ним, вернее с его семейством. Иногда я им приносил то мясо, то рыбки. И вот что мне поведал он. Тут недавно ходил кормить свою живность в загородку, это километров двенадцать от улуса по ручью вверх. И встретил незнакомого человека, не из наших, пришлый. Поосторожней будь. У моих соседей поросенок пропал из загородки. Местные так не могли поступить. Меня эта информация сильно заинтересовала тогда. День ото дня я ходил по распадкам, по ручьям, но на ночевку возвращался в свою пещеру. А находилась она на удалении двух-трех дневных переходов от улуса. В тайге уже лежал снег, только сопки и скалы были оголены. Любой свежий след можно было сразу увидеть. Через две недели моего блуждания, у Батанаковского лесоповала наткнулся на след дневной давности. След заступов вел в верховья Саян к каменистым россыпям. На лыжах можно догнать. Переночевал в своей пещере-лабазе, решил поутру вернуться к следу и начать поиск. День тогда выдался морозным и солнечным. На лыжах ходко преодолев верст пятнадцать вновь увидел следы.
Арсентий рассказывал интересно, иногда вставляя хакасские слова, но понятные для меня.
И уже к полудню по следам я настиг ходока в заступах. Одет он был легко, в ватнике подпоясанном веревкой и в шапке ушанке. На ногах были сапоги,а к сапогам привязаны заступы (широкие и короткие дощечки для ходьбы по снегу). Незнакомец стоял в полутора метрах от меня. Видно было что не из местных, пришлый. Молчал и все зыркал глазами на мою берданку за плечом. Но я и не думал пускать её в ход. Все таки человек передо мной. Никакой ноши с ним не было. Пытался с ним заговорить и на русском, и на хакасском. Тот молчал. И потихоньку пятился к подъему в горы, к россыпям оголенных камней. До них было метров сто. По россыпям мне на лыжах не угнаться. Попытался приблизиться к нему, но тот резко бросился бежать к камням. Зная повадки одиноких людей в тайге, преследовать его не стал. Знал что он на меня сам выйдет. Если бродит по тайге значит что то ищет. Ночевать вернулся к себе в пещеру, развел очаг, попил травяного настоя и решил на утро собирать свой скарб, шкурки, найденные самородки и к новому году вернуться домой в улус. На утро откинув полог входа в пещеру я увидел незнакомца поодаль у сосны. Он уже при виде меня не убегал, да и настроен был дружелюбно. Пригласил его в пещеру к разведенному очагу. Предложил сушеного мяса и пиалу с заваренными травами. Взял он все охотно, ел и пил молча, жадно и быстро. А вот что потом поведал мне этот странник. Родом он из Томской губернии. До революции работал на Чебаковском прииске у Иваницкого горнорабочим. А в двадцатых годах за связь с бандой Соловьева был арестован советской властью и отправлен на Кияшалтырский оловянный рудник. Два года назад освободился и вернулся в Чебаки, но там его не приняли. Вот с тех пор скитается по знакомым местам. В дореволюционное время он вместе с Костей Иваницким разведал большое количество залежей поверхностного рудного золота. Копал шурфы, и теперь по памяти восстанавливает и наносит на самодельную карту, чтобы не с пустыми руками вернуться к жизни и работать на себя. Арсентий обрисовал незнакомцу обстановку в округе, рассказал что люди готовятся к войне, что во всех улусах сидят уполномоченные НКВД. Незнакомца звали Игнатием. Предложил ему идти со мной в улус, похлопотать за него, да тот отказался. Сославшись на то, что перезимует в горах (в горах у него заимка), а по весне пойдет на родину. На прощание предложил Игнатию пожить в моей пещере и подождать меня, обещая к весне вернуться, но тот отказался. А в знак благодарности, Игнатий рассказал места с богатыми залежами рудного золота, обрисовал как найти их по приметам, а так же поведал о северном горном кряже на речушке Цибула, о скале которую видно только с северной стороны и что эта скала вся состоит из золота. Арсентий про себя естественно усомнился в сказанном, но при этом подумал, что весной непременно вернется и поищет. Вернувшись к новому году в улус, меня ожидали неприятности. Старшего брата в ноябре после моего ухода в тайгу призвали в армию, а средний брат умер от чахотки. Две семьи остались без кормильцев, и поэтому мне нужно было теперь работать за троих. Не дожидаясь весны, в феврале сорок первого года я ушел вновь в тайгу, добывать шкурки соболя, белки, заготавливать солонину из марала. Работ было много. Готовить подходы у ручьев для будущих лотков и промывки золота, долбить по склонам шурфы брать породу на пробу. И уже вернувшись домой со всем своим багажом к первомаю, рассчитывал по осени проверить все что мне рассказывал Игнатий. Но не суждено мне было встреть его вновь ни до войны, ни после.