ТАМБОВСКИЙ ВОЛК
Склонный к неврозам польский еврей
Аллен Варнавски добрался в Тамбов поздним вечером. Это был не первый русский
город, который посещал предприимчивый торговец отопительными котлами, и, скорей
всего, не последний. Приехав в Россию восемь лет назад на должность разъездного
коммивояжёра продукции завода «Kozel»,
он застрял в этой стране как в безнадёжном болоте. Руководство, сидевшее
припеваючи в скромной и уютной Молднице, не торопилось его менять, время от
времени подбрасывая колесившему по бесконечным просторам пану Аллену туманные
обещания назначить главой филиала в Трёхградье, а, возможно, когда-нибудь, представителем завода в Нью-Йорке. Варнавски
зубрил английский, что, к сожаленью, не делало обещания руководства более
конкретными, и ждал, иногда кусая тонкие бескровные губы, когда фортуна наконец повернется к нему лицом.
«Чёртово захолустье! – мрачно думал Варнавски,
заполняя анкету в холле гостиницы «Центральная». – Все города как по кальке
срисованы: советский ампир вперемешку с американской модой пятидесятых годов
прошлого века. Ресторан наверняка закрыт, в ночном клубе одни бляди и орки в
спортивных костюмах, из еды пересоленные орешки и палёный виски». Он потрогал
носком ботинка дорожную сумку. На дне заботливо покоилась бутылка «зубровки»,
гарантировавшая быстрый и спокойный сон.
Аллена Варнавски не стоило считать русофобом,
хотя русских, безусловно, он недолюбливал. Отчасти в силу исторической традиции
родной страны, но больше из-за того, что вел с ними ежедневные дела, регулярно
убеждаясь в широте, размахе и неповторимости российского разгильдяйства. В
первые годы он крепко нервничал по этому поводу, но потом как-то успокоился и
старался воспринимать действительность как осознанную реальность, по совету
отмененного после крушения коммунизма Фридриха Энгельса.
В номере Аллен снял обувь и растянулся
на кровати. Переодеться в пижаму, лениво сказал он вслух, почистить зубы,
выпить водки и спать, завтра первая встреча в десять.
В дверь вежливо, но настойчиво
постучали.
- Шлюхи! – подумал Варнавски. – Когда
с этим бардаком покончат?
Он сделал страшно недовольное
выражение лица и открыл. На пороге стоял волк.
- Я зайду? – спросил волк и, не
дожидаясь ответа, прошмыгнул в номер. – Извини, друг, не дай бог кто по
коридору пойдёт.
В глазах пана Аллена потемнело, он
покачнулся, едва удержав равновесие, и повернулся навстречу судьбе.
Волк развалился на куцем прикроватном
коврике и весело скалил белоснежные клыки.
- Вы ко мне? – спросил Варнавски,
сглотнув слюну.
- Вероятно, - сказал волк.
– Сорока донесла, что в твоем номере козлы припрятаны. Делиться надо, дорогой
товарищ. Но по честному, половину можешь себе оставить.
- Козлы? – переспросил Варнавски. –
Похоже, вас неверно информировали. Полное официальное наименование нашего
предприятия «Завод по производству отопительных котлов Kozel из Молдницы». Вас интересует
нагревательное оборудование?
- Какие котлы? – нахмурился волк. –
Ты меня за дурака не держи, парень. Я к тебе по-людски, по совести, отдай
половину козлов и разбежались в разные стороны, как пароходы в океане.
- Вот посмотрите, - Аллен судорожным
движением вывалил из сумки на пол рекламные буклеты. – Вот всё, что мы
производим. Никаких козлов, только котлы Kozel.
Волк надел очки и
внимательно изучил документы.
- Какая тварь, - с искренней горечью
произнёс он. – Это я про сороку. Примчалась, дура набитая, раскричалась на весь
лес, в «Центральной» в сорок втором номере импортные козлы поселились. Я, старый мудак, и клюнул, кто же от вкуснятинки
откажется. Извини, друг, нехорошо вышло.
- Я без претензий, - сказал
Варнавски. – У вас есть ещё вопросы?
- А ты что, куда-нибудь торопишься?
- в глазах волка мелькнул плотоядный блеск. – Пожрать не удалось, давай хоть
поговорим. В лесу, знаешь, скучно, зайцы, как меня увидят, сразу немеют. А зря,
я мирный индеец, дичь не люблю, от неё изжога.
- Я выпью, с вашего позволения, -
сказал Аллен и достал из сумки «зубровку». – Вы как относитесь к горячительным
напиткам?
- Не-а, я - пас, - сказал волк. – Я
с водки дурею. Могу на части порвать. Потом каюсь, но уже поздно, порванное
обратно не сошьёшь.
- Понимаю, - сказал Аллен и
передвинул бутылку подальше от волка. – А о чём рассказывать?
- О чём хочешь, - сказал волк. –
Вообще о жизни, как там у вас в Польше, в Европе как, в Америке. Я же не был
нигде, тамбовский я, интересно.
- Так сложно сразу
сформулировать, - потёр нос Варнавски. – Везде по разному живут, у всех свои
проблемы. Я, собственно, последние годы в основном в России нахожусь, домой
редко приезжаю. Некогда, работа.
- Вот это, между прочим, главная
беда нашего времени, - сказал волк. – Современный человек работает настолько
много, что работа теряет смысл. Понимаешь, о чём я? Человек не успевает
воспользоваться плодами своего труда, книги не читает, хорошее кино не смотрит,
кушает всякую дрянь, только пашет как лошадь. А потом помирает, удивившись как
быстро жизнь пролетела. Грустно, на мой волчий взгляд.
- Вы все такие русские, - раздражённо
сказал пан Аллен. – Вам лишь бы философствовать, ничего делать и удивляться,
почему живёте в нищете. Это ваше национальное, извините за резкость.
- Я бы не делал обобщений из моих
слов, это всё же частное мнение одного отдельно взятого индивидуума, -
добродушно ответил волк. – Но леноваты мы, конечно, не спорю. Вот я как
поступил: договорился с ментами, задираю одну корову в квартал, мне на
пропитание хватает и им отлично – одна корова не стадо.
- А перспективы? – сказал Аллен.
– Нужно стремиться к чему-то.
- Да какие перспективы в нашем
лесу? – поморщился волк. – Что для человека, что для хищника, так – мелкие
шалости на фоне движения планет.
- Не знаю, - сказал Аллен. – Я
этой логики не разделяю, вы сами во всём виноваты. Я, например, точно знаю, что
когда-нибудь буду жить в Нью-Йорке и не польским эмигрантом в бедном квартале,
а богатым и обеспеченным человеком. И я это не просто знаю, а каждый день
добавляю по кирпичику для исполнения мечты.
- Мне трудно быть рациональным, -
сказал волк. – Другая конституция организма, можно сказать, иная стихия
природы. Я тут давеча сел писать роман и в первых же страницах доказал сам
себе, что роман умер. И бросил это дело. Наверное, правильно, одним бездарным
романом меньше. Нью-Йорк – хороший
город, говорят. Я бы с удовольствием побывал, но не получится, как ты
представляешь волка на корабле, я же не крыса.
- Да, - сказал Варнавски. Ему
вдруг безумно захотелось спать. – Я прилягу, с вашего позволения.
- Ложись, - сказал волк. – Вижу,
что устал. Я пойду, пожалуй. Ночь на дворе, охрана на входе дремлет. Болтать,
конечно, можно до утра, но через силу не надо, лишнее это.
- Приятно было познакомиться, -
сказал Варнавски. – Будете в Москве, заходите в гости, я снимаю квартиру на
Кутузовском.
- Не обещаю, - сказал волк. –
Шумно в Москве, оно сначала вдохновляет, а потом становится невмоготу. Я
прошлым летом гостевал в столице, еле лапы унёс, такая хандра на меня
навалилась. Ну, всё, пока!
Варнавски налил полный стакан
«зубровки» и выпил залпом.
«Может, это знак судьбы? – подумал
он. – Если я подружился с волком, значит и Нью-Йорк не за горами. Вернусь в
Москву, напишу начальству ультиматум – либо назначаете представителем в
Америке, либо перехожу на работу к конкурентам».
Он потянулся и закрыл глаза:
«А волк забавный, смешной, сам не
знает, чего хочет. Как и вся эта страна – страшная снаружи, робкая внутри. Зато
поговорить – мастера. Зря я его в гости пригласил, вдруг действительно
припрётся. Боже, как мне это всё надоело, куда ни ткнись, кругом сплошной
сюрреализм…»
Он икнул, на задней стенке бутылки отразилась задумчивая физиономия волка, и пан Варнавски провалился в глубокий и беспечный сон.