Хор

Линолеум на первом этаже школы облезлостью и шероховатостью раздражал даже первоклассников, что со своей гиперактивностью и не должны были вовсе замечать этот недостаток.

Эти вечно толкающиеся, дёргающиеся создания, каким, впрочем, ещё недавно был и я сам, приходили в школу только из-за перемен. Все самые главные события в их «первоклассной» жизни происходили именно на переменах. За эти минуты они успевали поделиться пока ещё примитивными, без эротики, анекдотами, порвать кто рубашку, а кто штаны, дёрнуть отличницу Дубкину за безукоризненно заплетённую косичку, измазаться по уши синей пастой из авторучки, запустить во двор школы самолётик, сложенный из листка, только-только, вырванного из тетради. А также узнать у друга, как лучше вытравить «двойку» из дневника с помощью уксуса, соды и ещё чего-то там, что вместе могло бы без всяких сомнений привести к ядерному взрыву в отдельно взятой микрорайоновской квартире.

И так далее, и тому подобное-бесподобное.

Я же был уже учеником четвёртого класса «Г». Только не нужно расшифровать эту «Г», улыбаясь во весь свой рот. Ничего подобного! У нас в классе училось довольно-таки много порядочных мальчишек и девчонок, достойных и «А» и «Б». Это были в то время только буквы алфавита, и не более.

Так вот.

Сегодня у меня был более-менее ответственный день. Наш класс был приглашён на прослушивание. Принимали пополнение в школьный хор, и я, не лишённый детского, инфантильного тщеславия, подумывал уже о карьере оперного певца. Я понимал, что начать придётся всё же с хора одноклассников. Поднабраться, так сказать, опыта в исполнении каких-нибудь песен и арий.

Мальчиком я был примерно таким же, как и этот день. Более-менее ответственным. Может всё же даже менее.

К прослушиванию я был подготовлен основательно. Недавно только показывали «Весёлые ребята». Я стащил утром из холодильника и выпил натощак два сырых яйца. В животе что-то урчало. Скорее всего организм готовился улучшать голосовые связки и делать из меня певца мирового масштаба.

- Следующий!

Это вездесущая староста нашего класса, выскочка и ябеда Дубкина, выглянув из-за двери, крикнула в коридор.

Она была отличницей и активисткой. Многие находили её красавицей, Фёдор Вовин был даже, по-моему, влюблён в этот симбиоз лести и снобизма.

- Следующий! Фатин! Ты что- оглох?! Иди уже! Стоит тут, мух считает!

Я дёрнулся. Мух, я, конечно, не считал. Я просто прислушивался к запахам, доносящимся из школьной столовой. Мы стояли в коридоре, метрах в десяти от входа в это райское во всех смыслах заведение.

Котлеты я любил, сколько себя помнил. Видимо, чтобы отучить меня от соски, родители сунули мне в рот котлету. И с этого началась наша с ней совместная история. Любовь, длиною в жизнь.

Но пахло не котлетами. Пахло второй моей любовью, песочной слоёнкой с абрикосовым вареньем. Ради этого чуда кулинарного искусства я мог продать не только Родину, но и конкретно всю эту школу, вместе с Дубкиной, хором, но без столовой, конечно. Столовая - это святое!

- Иду!

Я прошёл к просторную комнату, - наш школьный музыкальный кабинет, где стоял чёрный, как смола на стройке, рояль. На окнах, что были во всю стену, висел прозрачный белый тюль, а на маленьком крутящемся стульчике сидела Роза Иосифовна, учитель музыки. Тёткой она была довольно-таки полной, её зад с трудом помещался на стульчике и казалось со стороны, что стержень с колёсиками есть продолжение её и на нём она и ездит по комнате, то в поисках нот, то в поисках рояля. Саму «сидушку» видно не было и в помине.

- Итак, мальчик! Ты кто?

- Я Фатин!

- Фатин, Фатин! Не помню такого ничего! Значит так, Фатин, четвёртый «Г», давай попробуем.

- Давайте попробуем!

- Я начну играть мелодию, и когда махну головой, ты вступаешь, ну, начинаешь петь по вот этому тексту. Ты понял, Фатин?!

- Да!

Я немного стеснялся, говорил тихо и искоса поглядывал на Дубкину, которая что-то старательно выписывала в общей тетради.

Мелодия заиграла.

По комнате разились ноты «Пусть всегда будет солнце», стало даже светлее.

Роза мотнула головой и я вступил.

- Солнечный кру-у-у-г,

  Небо вокру-у-у-у-г,-

  Это рисунок мальчишки!

Мне нравилось, как я пою. Я чётко слышал слова. Я их даже чеканил. Я смотрел на клавиши рояля и пытался попадать в их такт.

Роза нахмурилась.

- Ты, Фатин, того, этого! Ты что не слышишь музыки? Давай ещё раз!

- Солнечный к-р-у-у-у-у-у-у-г!

Вторая попытка у меня всегда хуже. Именно вторые блины мои всегда выходят комом.

Дубкина рассмеялась. Неприлично и злорадно. Надо полагать, она пела и плясала, как солистка ансамбля имени Пятницкого.

Роза чуть не подпрыгнула на продолжении стульчатого зада.

- Фатин! Стоп! Хватит!

- Да, Роза Иосифовна!

- О, господи, прости мою душу грешную! Фатин, ты что, вообще петь не умеешь?! А?! Тебе, что медведь не только на ухо наступил, он что на тебя всего наступил!

Дубкина снова хихикнула.

Я обиженно поджал губы. Отвечать не хотелось. Запах пирожных отвлекал от неприятностей. Я где-то в подсознании, мысленно был уже в столовой и держа тёплую ещё слойку двумя руками, впивался в песочное ванильное тесто своими зубами. За ушами трещало всё, что в этих случаях там трещит.

Роза смотрела на меня с жалостью.

Я переминался с ноги на ногу, шмыгал носом, а в кармане держал крепко двадцать копеек в кулаке и молчал.

Роза сжалилась.

- Так! Давай попробуем другую! Вот тебе текст, давай, Фатин, не подведи!

Заиграли знакомые аккорды про синие ночи.

Я снова вступил.

- Взвейтесь кострами си-и-и-и-и-ние ночи,

  Мы пионе-е-е-е-е-ры, дети рабочих!

Роза с размаху ударила по клавишам всеми десятью растопыренными пальцами. Дёрнула головой и нервно захлопнула крышку. Клавиши испуганно звякнули уже под крышкой.

- Ты, это, Фатин! Ты иди с богом! Я устала! Я немолода уже, у меня нервы! Ты не просто немузыкален, ты бездарен и ужасен! Даже про пионеров петь не умеешь! Позор!

- Извините меня!

- Уй-й-й-й-ди, Фатин! С виду такой приличный мальчик, глаза, вроде умные, а рот открыл и всё! Как на сходке павлинов! Иди давай, иди! Дубкина, кто там ещё остался?

- Да нет никого! Фатин был последним!

- Ну нет, так нет! Лучше уж без хора вообще, чем с Фатиным!

Роза встала, наконец, со стульчика. Сидение под ней было чёрного цвета, такого же, как и рояль.

Она прошлась по кабинету туда-сюда, о чём-то сосредоточенно думая, потом вдруг оглянулась по сторонам.

- А где Фатин-то. Я хотела ему сказать, чтобы не расстраивался.

Дубкина была тут как тут.

- Да он, вроде не расстроен. Вон он, в столовой слоёнку уплетает, счастлив, как кот. Аж за ушами трещит!

Роза благосклонно вздохнула и начала складывать ноты в сумку.

Солнце из-за тюли по-прежнему было похоже на красивый мирный солнечный круг.

17 августа 2022 года, Трир.