Голубой крест

          За дверью послышались шаги, прошуршала шторка глазка. Звонивший позволил себя рассмотреть.

         - Вы тоже из полиции? - недовольно спросили из-за двери. - Я уже все рассказал и добавить мне нечего.

        - Я не из полиции.

         Щелкнул замок. Дверь приоткрылась на длину цепочки.

        - Меня зовут Тим Бакст. Я - искусствовед, - представился гость.

        - Вас интересует мое творчество?

        - Простите. Я пишу  биографию художника Алекса Уилкинса. А вы... Вы все-таки последний, кто видел его живым.

         Хозяин помялся, но впустил гостя.

        -  Проходите в мастерскую, а я приготовлю кофе. Называйте меня просто Стив.

         - Благодарю, Стив. Я посмотрю пока ваши работы.

         Мастерская оказалась совсем не большой. Она была сплошь заставлена и завешена картинами. В основном это были картины авангардного направления. И хотя Тим его не принимал, ему пришлось внимательно их рассмотреть, так как надо было  иметь хоть какое-то представление об этом.  Тем более, что Алекс Уилкинс тоже был авангардистом.

         - Что-нибудь понравилось? - вернулся  с подносом хозяин.

         - Да. Та, что в углу и та, что над ней, - сказал Тим наугад, чтобы расположить его к себе.

         - У вас хороший вкус, - художник был доволен. - Так что же вас ко мне привело? Знаете, так надоели эти следователи.

          - Да, вам не позавидуешь. Вы часто навещали  своего друга?

          -  Нет, друзьями мы были в молодости. Потом как-то разошлись.

         -  Что же вас привело к нему на прошлой неделе?

         Стив подозрительно посмотрел на гостя.

         - У вас  манера задавать вопросы,  как у следователя.

         - Простите, - смутился Тим, - я просто хочу побыстрее узнать о последних днях его жизни. Так сказать, по свежим следам. Ведь об этом знаете только вы, а вся предыдущая жизнь его писана-переписана.

          - Да, этого у него не отнимешь. Алекс был знаменит. -Тим заметил, что голос говорившего дрогнул. Совсем чуть-чуть, но все же дрогнул. - Я был на его последней выставке. Он на самом деле велик. И тогда я вспомнил, что мы были друзьями... Вам с сахаром или без?

 Тим взял сахар.

           - И тогда вы решили его поздравить.

           - Вы знаете, появилось непреодолимое желание встретиться.

           - Он очень удивился вашему приходу?

          -  Конечно. Мы столько лет не знались.

           - А почему вдруг раздружили?

           - Тогда должна была состояться выставка. И в ней представляли экспозицию от молодых авторов. Только одну.

            - А претендентов было много?

            - Нет. Двое.

            - Один из них - вы.

             - Да, но предпочтение отдали Алексу.

            - И вы стали врагами?

            - Нет, но и горячими наши отношения не назовешь. Постепенно мы отошли друг от друга.

            - И как же вы встретились?

            - Он открыл дверь. И я увидел все того же Алекса. Тот же знаменитый передник: он всегда любил поправлять краски на холсте пальцами и вытирал их о передник

            - Какая интересная деталь.

             - Да. В руках была палитра и кисти. Он таким же и остался. Весь в работе и ... в краске. На мольберте стояла новая картина.

             - Это с голубым крестом?

             - Да. По-моему, это гениально, что он задумал. - Взгляд Стива стал каким-то отрешенным. Тим позвенел ложкой, помешивая кофе, и тот очнулся. - Все было так, будто я выходил за банкой пива. Он усадил меня в кресло, в котором всегда сидел, обдумывая очередную картину. Передо мной был голубой крест.

             - О чем же вы говорили?

             - Обо всем и ни о чем, - пожал плечами Стив.

             - Скажите, а как Уилкинс работал? Очень быстро или, напротив, не спеша.

              Стив помедлил. Обдумывая, как бы попроще объяснить.

              - Вот смотрите. Наше направление часто требует большого пространства. Эту  площадь можно быстро покрыть краской. Нет! Алекс не таков. Он писал очень тщательно. Я сидел у него полчаса, мы разговаривали, а он за это время сделал только верх левого крыла креста. Я, конечно, преклоняюсь перед его талантом и трудолюбием, но... проводить вот эти идеально горизонтальные полосы, которые в конце концов сольются в сплошной тон... Не понимаю.

              - Может, потому и великий? - сказал Тим.

              Видимо, он наступил на больную мозоль. Стив обиженно напрягся и стал сосредоточенно пить кофе, надеясь, что за это время спадет напряжение.

              Но Тим не стал больше нагнетать обстановку.

             - Ну, что ж, для первого раза, я думаю, поговорили достаточно плодотворно. Надеюсь, вы не станете возражать против новой встречи.

             Стив облегченно перевел дыхание. В другое время он, может, и отказал бы, но теперь, благодарный за выход из положения, он пригласил Тима заходить в любое время.

 

                                                               х х х

            Тим Бакст не был ни следователем , ни искусствоведом. Он был физиком.  Но к Стиву Роджерсу попал не случайно...

            Несколько дней назад в автомобильной катастрофе погиб известный художник Алекс Уилкинс. Эта смерть потрясла всех. Он был здоровым, жизнерадостным человеком, любимцем публики. И вот...

            Убийство или роковая случайность? Следствие застопорилось. Врач, производивший осмотр тела ничего определенного сказать не смог. Признаков насильственной смерти не было.

             Анализируя факты, следователь обратил внимание на то, что в гостях у погибшего побывал друг его молодости Стив Роджерс, с которым они не встречались много лет. Это была хоть какая-то зацепка и ее надо было проверить.

          - Банальная ситуация. Как говорится, следствие зашло в тупик - сказал друг Тима Джон, следователь по этому делу. - Наверняка он ничего не скажет. А мне кажется, что это его рук дело. Эх, знать бы, о чем они там говорили. Крутой, должно быть, состоялся разговор. Хотя Уилкинс был добродушнейший человек.

             - А что им было делить? Они столько лет не встречались.

             - Как выяснилось, они дружили в молодости, - сказал Джон. - а потом, когда на одну из первых выставок взяли картины Уилкинса, Роджерс на него обозлился, и они расстались. Я уверен, что он до сих пор держал зло на бывшего друга и наконец удовлетворил свое самолюбие. Без него тут не обошлось. Увы, ничего поделать нельзя.

              Вот тогда у Тима и возникла эта идея. Он давно хотел проверить в серьезном деле свой новый аппарат. После визита к Стиву Роджерсу Тим знал что делать.

              Прежде всего он уговорил  Джона взять его с  собой в мастерскую  Алекса Уилкинса...

              И вот он здесь. Джон великодушно оставил друга одного и удалился по своим делам.

              Тим пришел  с небольшим саквояжем. Он приблизился к полотну  с голубым крестом, поставил на стол саквояж, вытащил из него небольшой магнитофон. Потом достал еще одну коробку, пощелкал тумблерами.

             - Ну, вот, - сказал Тим сам себе, -  готово. Он сел и закрыл глаза, сосредоточившись перед самым ответственным моментом.

                                                              

             ... Несколько лет  Тим Бакст, физик-акустик, работал над своим  прибором. Он научился записывать застывшие  звуки. Сейчас он попытается восстановить разговор Стива с Алексом. Разговор, который, возможно, привел к трагедии.

                Когда Тим объяснил суть работы своего прибора Джону, тот поразился простоте и оригинальности решения.

               - Я специально спросил Роджерса о том, как работал Алекс, - рассказывал Тим. - Он сказал, что его бывший друг делал это аккуратно и тщательно. 

                - И что из этого следует?

                - Ты ведь знаешь, что звук - это, грубо говоря, сотрясение воздуха. В физике это называется колебанием.

                 - Издеваешься?

                  - Значит, ты не станешь возражать, что при разговоре возникают колебания?

                 - Не стану, не стану. Давай дальше, - возмутился Джон.

                 - А раз есть колебания, -  нарочито назидательно продолжал Тим, - значит, их можно зафиксировать. На этом, кстати, построено подслушивающее устройство. Скажем, от разговора в комнате колеблются стекла в окнах. При помощи особого прибора записывают их колебания, потом расшифровывают и... знают все тайны.

                  - Да , я слышал о таком приборе. Но он записывает в момент разговора, а ты что собираешься подслушивать? Здесь окна не сотрясаются, - почти насмешливо сказал Джон.

               - Окна, конечно, нет, но... разговор уже записан. И ты его услышишь!

                                                             ххх

             И вот сейчас от Тима зависит: восторжествует ли справедливость. Он подошел к мольберту. За его угол был зацеплен мешочек, из которого, как стрелы из колчана, торчали кисти. Тим вытащил одну из них. Ту самую, которой знаменитый художник работал в свой последний день. «Ну, помоги своему хозяину», - мысленно попросил он ее.

          Тим включил прибор. Он уже так привык  к нему, что, казалось, физически ощутил, как луч лазера заскользил по холсту картины. Как там Стив сказал? «Алекс писал левую половину креста горизонтальными движениями». Тим направил луч в нужное место.

           Прибор чуть слышно засопел, медленно проводя лучом по невидимым канавкам, оставленным волосками кисти. Волоски добросовестно переносили на холст все мельчайшие колебания воздуха, производимые голосами людей. И теперь лазерный луч, как с граммофонной пластинки снимал эти звуки и записывал на магнитофон, с которого компьютер тут же  трансформировал в буквы и переносил на бумагу.

Лист бумаги пополз из чрева компьютера, извлекая из прошлого, из небытия слова уже ушедшего человека. Голос ОТТУДА.

Тим не угадал место начала разговора, но не стал возвращаться и искать. Это можно сделать и потом. Он не мог отказать себе в удовольствии первым узнать  чем же закончилась встреча. Оправдаются ли подозрения Джона о виновности  Роджерса.

Тим стал читать. Видимо, собеседники вели себя спокойно. Ничего заслуживающего  внимания в их разговоре не было. В самом деле: обо всем и ни о чем. Вспомнили молодость, общих знакомых.

Но постепенно разговор стал приобретать какие-то новые оттенки. Тим включил магнитофон на воспроизведение. И хотя это было не первое  испытание прибора - на экспериментах Тим уже записывал свой голос со стены - все равно у него мурашки поползли по спине. Очень уж было непривычно слышать голос из ничего.

Разговор действительно становился  резким. Впрочем, раздражался  всё больше гость. Алекс по своему обыкновению и характеру оставался невозмутимым и продолжал работать. А Стив накалял обстановку и, казалось, ещё больше заводил себя.

Тим сел в кресло и стал внимательно слушать. Он четко представлял себе происходящее, вернее, происходившее.  В мастерской Алекса все  оставалось на своих местах, перед глазами Тима была та же картина, дополненная звуком. Тим как бы незримо присутствовал при встрече и возможно станет свидетелем преступления.

                                                    ххх

  ... Алекс стоял  у мольберта. Высокий, с пышной шевелюрой. Именно такими почему-то всегда изображаются художники. В левой руке палитра, в правой - кисть. Та самая, что сейчас рассказывает Тиму о случившемся. И знаменитый передник, захватанный пальцами в краске, который Алекс снимал только выходя из мастерской.          

        Стив сидел  в кресле, потягивая из банки пиво.

        - Ты помнишь, Алекс, ту первую выставку? - спросил он.

        - Помню, - не отрываясь от работы, ответил  тот, проводя очередную полосу  краски. Аккуратно и тщательно, как  делал это всегда.

        - А почему выбрали тебя? Чем мои  работы хуже? - Стив говорил уже раздраженно, видимо, это копилось в нем давно.

        - Не знаю, Стив. - Алекс был спокоен. - Там комиссия была.

        - Любую комиссию можно купить.

        - Ты же знаешь: я был равнодушен к славе. Я просто работал и работал. Вот в этом самом тихом уголке.

        - В тихом омуте черти водятся, - процедил Стив.

        На это Алекс ничего не ответил.

        - А знаешь почему ты опоздал тогда на два дня? - спросил Стив.

        - Не знаю, но думаю, что без тебя  не обошлось.

        - Это по моей просьбе тебе сообщили, что открытие выставки переносится.

        Алекс только усмехнулся.

       - Зачем ты пришел, Стив? -  спросил он по-прежнему  спокойно.

       Магнитофон тихо журчал. В комнате молчали. Наконец, Стив стукнул банкой по столу. Его страшно раздражало спокойствие Алекса.

       - Ты всегда стоял на моем пути. Ты всегда переходил мне дорогу. - Стив все больше распалялся. - Ты испортил мне карьеру, - он перешел на крик, - ты загубил мне жизнь. Я тебя ненавижу, Алекс, - взвизгнул он. Загремело упавшее кресло.

       На этом запись обрывалась.

                                                        х х х

      Тим и Джонс стояли перед дверью Стива Роджерса. На звонок вышел хозяин.

     - Это вы, Тим? Проходите. Ваш приятель тоже писатель?

     - Нет, я не писатель, но мы по одному делу, - многозначительно произнес он последние слова, и Роджерс помрачнел, все сразу поняв.

     - Я сразу вас заподозрил, Тим. Вы тоже оттуда.

     - Нет, я не следователь. Я физик. - Тим поставил саквояж на стол.

     - Физик? - в голосе Стива появилась надежда.

     - Да, но мы действительно по поводу смерти Уилкинса. То есть по делу.

     - Ничего не скажу, - прошипел  Стив. - Мы там были вдвоем, и вы ничего не докажете.

     - Докажем, - так спокойно  сказал Джон, что хозяин сразу поверил и - сник.

     Тим включил магнитофон. Услышав голос свой и Алекса, Стив стал бледнее стены. Он был потрясен. Ему показалось, что он снова там. что перед ним опять убийственно-спокойный Алекс. А ему так хотелось его расшевелить, разозлить. Ему было бы этого достаточно. Он бы отвел душу и ушел. Навсегда. Но Алекс был  презрительно спокоен, и это невероятно раздражало Стива. В нем клокотала злоба. Он всю жизнь ненавидел своего бывшего друга. Не любил его трудолюбие, его талант, его доброжелательность к нему, Стиву. Его искреннюю помощь, когда не было денег. Он всегда их принимал, и всегда его это унижало. Ненавидел и завидовал  успехам Алекса. И если бы сейчас Алекс взорвался, вспылил Стив был бы удовлетворен. Но Алекс все также тщательно и аккуратно проводил свои голубые полоски...

     - Я тебя ненавижу, Алекс - взвизгнул последней фразой магнитофон, загремело кресло...

      В наступившей тишине резко прозвучал вопрос Джона.

       - Что было дальше?

       - Я его ударил и ушел.                                                             

       - А потом организовали аварию, - жестко заключил Джон.

      - Да, - прошептал запекшимися губами Стив Роджерс.