Похоронка.
Город наконец освободили. Фронт уходил на запад. Нужно было жить дальше: кормить, одевать, растить детей. После оккупации город нужно было восстанавливать. И потому трудились с утра до ночи всё больше с носилками да с тачкой в руках. Вот тогда то и получила Антонина письмо, погулявшее по фронтовым дорогам и залежавшееся в прифронтовых почтовых пунктах. Да только с письмом этим, написанном на казённом бланке, пришла в дом не радость, а горе. Чёрная весть официально сообщавшая:-"Погиб смертью храбрых... "
День просидела обессиленная, доплакала остатки слёз, а с утра на работу. Пособий никаких, зарплата мизерная, карточки- одни слёзы. Вот и приходилось ещё, чтобы выжить, по ночам криминалом заниматься. Со старшей дочкой – помощницей деревья в лесу пилили и воровали. Выбирали, конечно, по силёнкам своим (ну какие могут быть силы у невысокой измождённой трудом, горем и постоянным недоеданием и недосыпанием женщины и четырнадцатилетней девочки? А вот стимул был большой: пятеро дочек мал мала меньше) Притащишь такую лесину на спиртзавод в обмен на спирт, а уж на спирт то и хлебушка и одёжку какую-никакую выменять можно было.
Так знакомая её, соседка, доняла:
–Ой, угробишь ты себя, Тонька, детей пожалей, на кого оставишь. Вон лучше как я пирожками займись, всё легче, чем брёвна из лесу тягать.
Уговорила таки. Однажды напекла Тоня пирожков и пошла с соседкой торговать. Да и продать смогла пяток только. Остановились около неё солдатики, молоденькие - пацаны совсем. Один денежку протягивает - пирожок покупает. А остальные смотрят и видно как слюнки глотают.
–А что ж вы, ребятки? Не нравятся?
–Нравятся, тётка, да покупать не на что.
–На фронт что ли?
–Да, скоро уже отправят.
И полились снова из глаз слёзы. Поставила перед ними корзинку:
–Берите, родимые, ешьте и мужа моего заодно помяните.
На этом и закончилась её торговля. Навсегда.
А потом, как то попросилась к ней на ночлег цыганка с детками. Цыган в дом очень неохотно пускали, а Тоня пустила, ещё и накормила, чем смогла. Утром, уходя и направляясь уже к двери, цыганка взяла со стола нож и бросила его женщине, сказав - "лови". Антонина нож поймала и посмотрела на неё недоумевая. А та говорит:
–То, что считаешь утраченным вернётся к тебе. Жди мужа.
И произошли с Тоней странные, удивительные вещи. Ночью она увидела мужа, стоящего в кухне у порога.
Он молча стоял и смотрел на неё. Она подумала
–Только ещё свихнуться не хватало- закрыла глаза и отвернулась к стене. Потом, немного погодя, развернулась обратно и посмотрела в сторону сеней. Убедилась, что дверь всё так же закрыта, а у порога всё так же стоял муж.
–Любаша,- позвала она дочь.
–Что мама? – дочь шагнула из комнаты.
–Подай мне водички
Люба зачерпнула воды из ведра, стоящего на лавке у двери в сени и понесла её матери пройдя мимо отца, стоящего у этой же двери.
–Люб, а ты ничего не видишь?
–Нет. Может лампу зажечь?
–Не нужно. Просто померещилось что то. Иди отдыхай.
Дочь прошла обратно в комнату мимо отца, возможно даже зацепив его, но не увидела.
–Почему я одна вижу его, что это может значить? – думала женщина.
А время шло. Самая младшенькая уже научилась не только ходить, но и бегать, не просто говорить, но и во всю болтать - ей исполнилось уже три годика.
Однажды, в выходной, мама сидела на кровати, ближе к окну, и занималась штопкой. У калитки послышался шум, сердце вдруг как то странно гулко заколотилось. Дверь отворилась и в неё вошла малышка.
–Верочка, а что там за шум?
–Да наши дурочки какого то солдатика уцепили и обнимаются с ним и целуются. Мало их что ли тут мимо ходят.
Сердце ухнуло вниз, а ноги не слушались. У Тони не было сил даже пошевелиться, когда вслед за Верочкой в открытую дверь вошёл обвешанный дочками муж, остановился на том самом месте и произнёс:
–Ну что, мать, ты со мной даже поздороваться не хочешь.
После очередного ранения и госпиталя ему дали неделю отпуска съездить домой. Как он остался жив-это уже другая история про войну. А пока, после побывки, (и знакомства с младшей дочкой) отец снова уходил на фронт. Был ещё ранен и в конце войны контужен да так, что Тоня забрала его из госпиталя полуживого, не могущего самостоятельно в туалет сходить, воды ко рту поднести, ложку в руках держать. Находились и такие доброхоты, советовали отдать мужа в дом инвалидов - "с десятком младенцев проще, чем с ним одним канителиться". Но не смотря на все трудности Антонина выходила и поставила Ивана на ноги. Он вернулся в нормальную жизнь в мирный труд. А потом появилась я.