Эстер

Автор : Владимир Хомичук

Ко мне в кабинет постучали. Настойчиво как-то.

— Да, — ответил я и, оторвав взгляд от кучи экзаменационных листов на столе, поднял голову.

Дверь робко отворилась, в проёме показалась среднего роста девушка с круглым лицом. Короткостриженая, русоволосая, с большими странными глазами. О мужчинах с такими глазами обычно говорят «под газом». Но на пьяную или обкуренную она, вроде, не походила, и, всё равно, что-то в ней было не так. Впрочем, мне совсем не хотелось разбираться в этом, и я лишь вежливо спросил:

— Чем обязан?

— Я так и буду стоять тут у двери, или ты предложишь мне присесть?

Я несколько опешил, но ответил невозмутимо:

— Прошу.

— Так вот, мне сказали, что ты собираешь людей для поездки в Россию. Я принесла деньги. Сколько с меня?

— Сеньорита, вы вообще кто? 

— Эстер, и не парься называть меня на «вы».

— Так, значит, тебя зовут Эстер. Очень приятно. Но дело в том, что поездку я организую для студентов русского языка.

— Так я и есть студентка, только не твоя. Но разве это важно?

Это действительно было неважно. Тем более, что мне как раз и не хватало одного человека для этой самой туристической поездки. В общем, зачислил я её без особых разбирательств: выезжать надо было уже через пару дней.

Глухой ночью мы прибыли на польско-белорусскую границу в город Брест. Смешно было смотреть на моих студентов: их недоверчивые лица выражали крайнее изумление. Пограничники вывели нас из поезда. Я попытался объяснить испанцам, что ширина рельсовой колеи в Европе и Белоруссии различна. Поэтому, для продолжения пути, вагоны поезда необходимо переставить на вагонные тележки, предназначенные для движения по здешней колее. Кроме того, нам надо было пройти таможенный досмотр и проверку документов. Куда там! По-моему, они думали, что их ведут на расстрел. Всё это напряжение стало спадать, когда у моих подопечных попросили паспорта. Строгий офицер принялся зачитывать имена и возвращать документы владельцам.

Когда дело дошло до женских имён, произошёл казус.

— Мария! — прогремел вояка.

А в ответ - тишина.

— Где Мария?

Молчание.

— Не понял, паспорт есть, а Марии нет.

Пришлось заговорить мне:

— Товарищ майор, у них почти у всех двойные имена, вы первое и обязательно второе читайте.

— Так… Мария-Пилар

— Товарищ майор, это самое популярное испанское имя, тогда уж и фамилию надо.

— Мария-Пилар Гонсалес!

— Я, — робко ответила одна из трёх моих Марий-Пилар.

— Ну наконец-то. Пожалуйста, сеньора.

— Сеньорита.

— ?

— Она не замужем, — вставил я.

— Так, извините, девушка. Ну да ладно. Дальше. Мария! Тьфу ты, Мария-Анхелес.

— Я!

Потом были ещё Мария-Хосе, Мария-Хесус. Девушки стали посмеиваться. Солдаты гоготать.

— Отставить! — прикрикнул на них майор, — О, наконец-то! Марии кончились, теперь у нас… Эстер!

— Здесь, к вашим услугам, — почти без акцента ответила странная девушка.

— Ни фига себе! — выдал офицер и сам засмеялся.

Утром мы приехали в Минск. Нас встречала моя знакомая. До отъезда в Испанию мы вместе учились в университете иностранных языков. Теперь она руководила туристической фирмой, и взялась помогать мне в этой поездке.

— Привет, Вовка, ну как доехали? Всё хорошо? Устали, наверное? — застрочила рыжеволосая Вика, моя однокурсница и подруга, которую я не видел уже лет пять. — Но ничего, сейчас расселитесь по квартирам, отдохнёте, а после обеда встретимся и вместе доработаем всю программу вашего пребывания у нас.

— Привет! А ты по-прежнему такая же шустрая, Вика.

— Ну а как же? Иначе нельзя, плохо будет.

— А кому сейчас хорошо?

— Вам, потому что я наняла микроавтобус с шофёром Колей, и он вас всех сейчас развезёт по домам. — Коля! Иди сюда, познакомься со всеми, говори по-русски, они понимают.

Из пикапа, стоявшего неподалёку, выбрался парень сельского вида и, застенчиво улыбаясь, подошёл к нам.

— Добрый день! Меня зовут Николай, я буду вашим водителем и постараюсь во всём помогать.

— Так уж и во всём? — громко спросила Эстер.

— Да, — ответил растерявшийся Коля.

— Ну посмотрим, посмотрим, — засмеялась его собеседница.

После обеда Коля доставил всех ко входу в университет, мы поднялись на пятый этаж левого крыла здания, где находился факультет испанского языка. Зашли в одну из аудиторий. Вскоре появился Василий Иванович Дублянский, бывший декан факультета, а ныне преподаватель. Мы предварительно договорились с ним о занятиях в стенах моей родной альма-матер. Чтобы растопить лёд застенчивости, застывший на скулах испанцев, он обратился к ним на их родном языке и рассказал, что занятия с ними будут проводить он и его жена Валентина Ивановна, которая как раз вошла в аудиторию. Она представилась и непринуждённо, но чётко артикулируя каждое слово, заговорила с моими «питомцами» уже на русском языке. Те расслабились и стали участвовать в этом первом, импровизированном для них уроке.

 — А где тут у вас можно поссать? — вдруг спросила у неё вездесущая и громогласная Эстер.

Вечером того же дня мы с Викой составили план занятий, экскурсий, встреч с интересными людьми, студентами и так далее. На выходные договорились съездить в Москву и Санкт-Петербург. Нужен был помощник: Вика была очень занята на работе, а один я вряд ли бы справился с этой женской оравой в большом городе. В группе был только один парень, Хосе-Мануэль, все остальные — молодые девушки и женщины. Самую старшую седовласую женщину звали Консуэло. Как оказалось, это она посоветовала Эстер обратиться ко мне по поводу поездки. Вика предложила взять на подмогу Сашу Бесцветкина, моего бывшего одногруппника и товарища по разным перипетиям, который сейчас работал у Вики в фирме. Я с радостью согласился.

 Саня приехал ко мне на следующий день. Мы вместе отправились навещать моих испанских экскурсантов, чтобы детально объяснить им всю программу. Первой, к кому заехали, была Эстер: она ближе всех жила от университета.

Она нам и открыла дверь. Мне улыбнулась радостно, а на Сашку вперилась, как тореадор на быка:

— А ты кто таков будешь, и какого рожна сюда припёрся?

— Эстер, что ты себе позволяешь? Извинись немедленно! — потребовал я.

— Я извинюсь, конечно, но в дом не пущу, не нравится он мне.

— Меня зовут Александр, я буду вашим гидом и переводчиком. Не пойму как-то, почему я оказался в немилости прямо с порога, — вступил Саня.

— Александр, извини, но я не буду больше разговаривать с тобой.

— Ну что ж, на нет и суда нет, — ответил мой друг и удивлённо уставился на меня.

— Разберёмся по ходу, — брякнул я.

— Конечно, дорогой мой Владимир, ты сам скоро всё поймёшь, — подытожила Эстер, — Завтра куда и во сколько?

— К девяти на занятия в университет.

— За мной Коля заедет?

— Да

— Класс! Потому что этого типа я на дух не переношу, — кивнула Эстер на Саню, оттолкнула его локтем и захлопнула дверь.

Мы вышли на улицу, и Саша, конечно же, спросил у меня:

— Слушай, Вован, чё это она?

— Я сам не в курсе, Саня. Странная девушка какая-то. Она, как бы тебе сказать, приблудная. Не моя студентка, со стороны. Я её и не знаю совсем. Ничего, сейчас обойдём остальных, я постараюсь навести справки. Но ты пока с ней поосторожней.

— Н-да, а то прибьёт ещё где-нибудь. А если серьёзно, то моё дело сторона.

— Ну вот и ладно.

С Бесцветкиным у нас отношения были своеобразные, я бы сказал. Когда-то, на первом курсе я остался без жилья, практически на улице, и Саша помог мне. Переговорил с родителями, меня приютили на полгода. Жили мы в маленькой комнатке вместе с его младшим братом. Ладили, даже за одной партой сидели в универе. Все считали нас закадычными друзьями. Я тоже. Но было в его поведении нечто, что меня настораживало иногда. Уж очень часто он повторял «моё дело сторона». Надо будет мне поговорить с Эстер. Действительно, чего это она ощерилась так?

Потом мы зашли к трём моим любимым ученицам — Мари-Мар, Лурдес и Мартине. Жили они порознь, но очень часто собирались вместе. На этот раз встретились на квартире у Мартины. Хозяева были совсем не против: девушки показались им приветливыми и отзывчивыми.

— Так, девчонки. На выходные едем в Москву, — начал я.

— Ура! — завизжали все трое, Лурдес даже подпрыгнула от радости.

— Помогать вам и мне в этой поездке будет мой друг Саша. Знакомьтесь.

— Очень приятно! Рада!

— Симпатичный у тебя друг, — сказала Мари-Мар, высокая темноволосая девушка.

— Мар, он женат, предупреждаю, — вставил я.

— А я что, против? — заискрилась в улыбке Мари-Мар.

Саша засмеялся. Было видно: ему понравилась эта весёлая компашка.

— Слушайте, вы что-нибудь знаете об Эстер? Кто она, откуда русский язык знает, что за человек? А то между ней и нашим симпатичным, похоже, назревает конфликт.

— Неа, мы её не знаем, но Консуэло говорила, что это умная интересная девушка. Она с её родителями знакома. Ты поговори с Консуэло, а лучше лично с Эстер, ты же умеешь мосты наводить, — ответила на этот раз Мартина, самая старшая из подружек.

— Придётся, — обронил я, — Кстати, почему бы это не сделать сейчас? Проводите, пожалуйста, Сашу, по остальным «местам дислокации» нашей группы. А я вернусь к Эстер, хорошо?

— Договорились, пусть мосты будут подъёмными, — хохотнула Лурдес, рыжеватая худая девушка.

— Вот не знал бы я вас троих, отправил бы всех тут же домой и отчислил бы из университета. Ладно, пока.

Я давно их знал, третий год уже. Как-то так получилось, что сдружились мы. Говорили, как и сейчас, то на русском, то на испанском. Они даже поездку эту помогали мне организовать. Звонки там всякие, денежные квитанции, почтовые отправления. Хорошие девчата.

На этот раз дверь мне открыла хозяйка квартиры, сказала, что Эстер, как всегда, закрылась у себя в комнате. Я спросил осторожно, не кажется ли это ей странным, ведь мы приехали сюда в первую очередь для общения на русском языке. Пожилая женщина поджала губы, указала рукой на дверь комнаты и покрутила пальцем у виска. Я подошёл, постучал и громко сказал:

— Эстер, это я. Открой, пожалуйста.

Дверь тут же открылась.

— Проходи. Садись. Выпить чего-нибудь хочешь?

— Нет, спасибо, — ответил я по-испански.

— Э, брат, давай со мной по-русски и только по-русски. Ты же сам говорил…

— Подслушивала?

— Да.

— В общем я пришёл, чтобы рассказать о занятиях и экскурсиях. В столицу, кстати, поедем в субботу.

— Очень хорошо, только не за этим ты пожаловал.

Тогда я стал её расспрашивать. Она как-то расслабилась и непринуждённо рассказала, что работает в крупной компании в импортно-экспортном отделе. Владеет несколькими языками, русский изучает уже давно, сейчас совершенствует. Поэтому записалась ко мне, к тому же давно мечтала увидеть собственными глазами родину Марка Шагала и Достоевского. Мы заговорили о живописи и литературе. Она показалась мне любознательной и остроумной. К тому же, ну очень много читала. Засиделся я у неё допоздна. Надо было уходить.

— А ведь ты ещё кое-что хотел спросить?

— Что?

— Про Сашу.

— Ну да. Зачем ты его так?

— Скажи, ты давно его знаешь?

— Да.

— И он тебе никогда не завидовал? Не предавал?

— Нет.

— Не успел ещё, значит.

Минск испанцам понравился, они после занятий с удовольствием бродили по городу, восхищались метро и множеством красивых ухоженных площадей, проспектов, зелёных скверов, не говоря уже о парке Горького. Там девушки любили отдыхать и кататься на колесе обозрения, а Хосе-Мануэль уподоблялся японским туристам и не расставался с большим фотоаппаратом, щёлкая им направо и налево. По вечерам они веселились в барах и ресторанах Троицкого предместья или прогуливались по проспекту Машерова, где было много иностранцев. В общем не скучали, но уже были и не против отправиться в поездку. В первую пятницу, накануне субботнего выезда в Москву мы с Сашей уступили их настойчивым просьбам и решили сводить всех на ночную дискотеку в Дом офицеров. Пришли все, без исключения, кроме Эстер. Ну да ладно, решили мы, на вкус и цвет, как известно… Было очень весело, все танцевали, шутили и смеялись. Даже Консуэло пустилась в пляс, выкрикивая испанское «Оле!». Подвыпили все, но в меру. Под утро приключилось неожиданное — пропал Коля. Я забеспокоился: на улице темно, общественный транспорт ещё не работает, метро закрыто, а шофёра с мини-автобусом нет. И тут мне кто-то рассказал, что Коля очень обеспокоился отсутствием Эстер, решил привезти её во что бы то ни стало на дискотеку, поэтому забрался в свой пикап и умотал за красавицей. Ну блин, и что же теперь делать?

Вдруг Коля объявился. С пьяной вдрызг Эстер.

— Ты, надеюсь, не пил? — обратился я злобно к Коле.

— Ни капли, я ж на работе.

— А она с чего так надралась?

— Я не надралась, а нализалась. Хочешь тебя оближу? — заявила Эстер с наглой улыбкой и выпученными глазами.

На следующий день вечером весь наш табор отправился в Москву. Доехали без приключений, мирно проспали всю ночь: сказывалась усталость после дискотечной ночи. Эстер вела себя тихо. Наверное, боролась с бодуном. Хотя в Москве стала оживать, с интересом осматривала всё вокруг, весело делилась впечатлениями с Консуэло и Эсперансой — ещё одной немолодой женщиной в составе группы. На Сашу внимания почти не обращала, сторонилась. Только иногда толкала его локтями, расчищая дорогу на Арбате. Мы, как положено всем иностранцам, отметились на Красной площади, сфотографировались напротив здания Большого театра, сделали покупки в ГУМе, поглазели на самые знаменитые станции метро. Всем было интересно и весело. День пролетел стремительно, и вечером мы опять сели в поезд. При распределении мест Эстер почему-то настаивала на том, чтобы ехать в одном купе со мной. Проводница не смогла это устроить, и Эстер на неё разозлилась.

— Я хочу ехать со старшим нашей группы! Я боюсь оставаться наедине с незнакомыми людьми.

— Девушка, вы же будете вместе с членами вашей группы.

— Я их не знаю и знать не хочу. Мне надо обсудить несколько вопросов с преподавателем.

— Эстер, успокойся. Мы обо всём сможем поговорить в тамбуре. Заодно и покурим. Ты ведь много куришь?

— Да. Как и ты.

— Ну вот и прекрасно. Я всё равно спать не особо хочу. Так что поболтаем.

— Хорошо, договорились.

Мы действительно скоро встретились в «курилке». Там уже смолила длиннющую тонкую сигарету Мартина. С ней Эстер начала говорить по-французски: узнала откуда-то о том, что Мартина — урождённая парижанка. Так что в конце концов мы втроём начали болтать на тарабарском наречии, смешивая испанский, русский и французский. Получилось занимательно. Эстер была в прекрасном настроении, ещё и зарделась от похвалы Мартины её прононса. Потом, как всегда неожиданно, перешла исключительно на русский:

— Так вот о чём я хотела поговорить с тобой, Владимир…

— Почему ты не зовёшь его Влади, как все мы, — спросила Мартина.

— Ну я не настолько близко с ним знакома. Да и он, наверное, будет против такой фамильярности.

— Не буду, меня все так называют.

— Хорошо. Так вот, Влади, не дружи с Сашей. Плохой он человек.

— Зря ты так, Эстер. Не знаю, какая муха тебя укусила.

— Никто меня не кусал. Я его насквозь вижу.

Время катилось уже к полуночи. Я извинился, сослался на накативший сон и распрощался с дамами. Залез на верхнюю полку и мгновенно вырубился. Разбудил меня надломанный шёпот Эстер и её огромные глаза прямо напротив моих:

  — Влади, возьми меня! Я так хочу переспать с тобой, аж в ушах звенит.

Я привскочил, сбросил деваху на пол, и заорал:

— Мартина, ты где? Кто-нибудь, помогите мне с этой дурой!

— Что ты орёшь, болван? Ты бы ещё маму позвал или няню!

— Прости, Эстер, я спал как убитый, а тут ты. Нехорошо получилось…

— Да уж, хреновато вышло, но мы это дело потом наверстаем, правда?

В купе между тем всунулись проводница, Мартина, Лурдес и Мари-Мар. В проходе теснились и по очереди заглядывали внутрь все остальные студенты. Даже Хосе-Мануэль припёрся со своим фотоаппаратом и щёлкнул им. На него шикнули, он убрался восвояси. Когда все разошлись и поуспокоились, я решил переговорить с Консуэло. И она рассказала, что родители Эстер настойчиво её просили напоминать их дочери о таблетках, которые она должна принимать каждый день. «Н-да, по приезду в Минск надо будет позвонить им и расспросить о чаде», — подумал я.

На следующий день мы приехали домой и всё, вроде бы, вернулось на круги своя: занятия в университете, экскурсии по городу и окрестностям, встречи, беседы, прогулки, концерты или спектакли. Как-то вечером я встретился с Мартиной и пригласил её на ужин: хотелось поговорить о произошедшем в поезде и просто провести время с красивой молодой женщиной. Она согласилась, я вызвал такси и заехал за ней. Куда её везти я, честно говоря, понятия не имел: давно не был в Минске, а город сильно изменился за прошедшие годы. Так что попросил совета у таксиста. Тот порекомендовал какой-то ночной клуб. Мы согласились.

Клуб был отделан под техасское ранчо, официанты носили ковбойские шляпы, в банкетном зале звучала негромкая музыка кантри. Мы сели за стол, изучили меню, заказали мясо, жаренное на вертеле и красное вино. Было удобно и приятно, только официант оказался каким-то слишком назойливым, он часто подходил и повторял единообразное «не хотите ли ещё чего-нибудь?» Поднадоел, в общем. Я его вежливо так отшил, когда моя темноволосая стройная собеседница вышла в туалетную комнату.

— О чём ты хотел поговорить? — спросила она, вернувшись.

— Да какой-то осадок постыдный остался после ночного приключения в купе. Хотел бы объясниться.

— Постыдный?

— Ну да. Как-то не очень по-мужски получилось там. Одна женщина мне предлагает себя, а я зову на помощь другую, замужнюю при том.

— А при чём тут моё замужество?

— Что-то я окончательно запутался.

— Да успокойся ты, любой бы на твоём месте опешил там в поезде: ночь, верхняя полка купе, рядом ещё три спящих пассажира, и на тебя прыгает женщина. Обалдеть!

— Да, но мог бы как-нибудь поделикатнее с Эстер. Женщина всё-таки.

— Это да, может быть. Но меня больше удивляет, почему ты именно меня позвал.

— Мы же вместе все втроём были до этого.

— Да, верно, — согласилась Мартина, чему-то хитро улыбаясь, — Кстати, раз уж ты упомянул моё семейное положение… Ты ведь тоже женат.

— Женат, да.

— Чего же по ночным клубам таскаешься с другой?

— Сам удивляюсь.

По дороге домой, сидя на заднем сидении такси, мы стали целоваться. Утром проснулись вместе, в одной постели.

Мне надо было съездить в Брест — повидать родителей и старшего брата Славку. Тащиться опять в поезде не очень-то хотелось, так что я договорился с братом, что он приедет за мной в Минск на машине. В дорогу со мной напросились ещё несколько студенток и Хосе-Мануэль с вездесущим фотоаппаратом: он, видите ли, горел желанием запечатлеть на фотокамеру настоящую русскую жизнь в деревне. Деваться было некуда, и я согласился. Но тут произошло непредвиденное — в университет заявилась хозяйка квартиры, в которой проживала Эстер и устроила скандал. Она заявила, что категорически отказывается терпеть пребывание полоумной испанки в своём доме.

— А что, собственно, случилось? — спросил я в растерянности, — И почему вы называете Эстер сумасшедшей?

— Она постоянно мне хамит, огрызается на любое моё замечание. А сегодня перебила все тарелки на кухне. Какой нормальный человек додумается до такого? Немедленно забирайте её, или я позвоню в милицию!

— В милицию точно не надо, не хватало нам ещё международного скандала. Я решу эту проблему, даю вам слово.

— Сегодня же, молодой человек, до наступления ночи.

— Хорошо.

«Ну и что мне теперь делать? От, зараза! Взялась же на мою голову, подлюка», — проносилось у меня в голове.  А делать что-то было надо, куда не вертись, вся ответственность лежала на мне. Я позвонил Мартине, она согласилась взять Эстер к себе: та почему-то прониклась доверием к француженке. Я оставил номер телефона своих родителей, поблагодарил и уехал в Брест.

Это надо было видеть! Хосе-Мануэль стоял напротив деревянного туалета с открытой дверцей и неустанно щёлкал фотоаппаратом, то и дело меняя ракурс съёмки. Рядом находилась моя бедная мама и смущённо говорила ему:

— Ну что ты только туалет и снимаешь, а? Нет у нас удобств, понимаешь? Здесь у всех так в деревне. Зато хата хорошая, муж вон воду провёл, телефон недавно поставили. Ты погляди, сад у нас какой! Яблоки, груши, сливы, черешни.

— Не волнуйтесь, Валентина, это я для личного архива. Только и всего.

— Для архива? Ой, батюшки… Пойдём, я лучше тебя покормлю с дороги, сынок.

— Сын у вас другой, это наш преподаватель.

— Ну да, это присказка у нас такая. А хороший преподаватель?

— Строгий.

— Ага, как положено. Пойдём, пойдём уж. К столу пора.

— Спасибо.

Мама усадила всех за большой круглый стол, заваленный домашними лакомствами, налила всем по сто. Девушки отказывались, Хосе-Мануэль пристал к брату с расспросами о том, как правильно пить водку. Славик показал. Все вытаращили глаза. В конце концов решились, тоже жахнули, так сказать. Практика русского разговорного стала набирать обороты. Вдруг зазвонил телефон, мама сняла трубку, повернулась ко мне и удивлённо сказала:

— Тебя спрашивают.

Я взял трубку и услышал голос Лурдес:

— Влади, привет! Послушай, извини, пожалуйста, но боюсь, тебе срочно надо вернуться в Минск. Тут у нас такое творится, что мы уже и не знаем, как быть дальше.

— Лурдес, а почему именно ты мне звонишь?

— Марии-Мар с Мартиной всюду сопровождают Эстер, мы вообще решили втроём жить, чтобы за ней присматривать. Она совершенно неуправляемой стала. И собирается за тобой ехать в Брест.

— Дела… Но я смогу только ночью приехать, мой брат выпил немного, ему нельзя за руль сейчас.

— Влади, давай хоть утром, но только побыстрей, а то она полгорода разнесёт скоро. А ещё она подралась с сестрой твоей жены.

— Что? Ни фига себе! Хорошо, через часа четыре постараюсь быть, — сказал я и повесил трубку. Потом посмотрел на мать:

— Отец скоро с работы придёт?

— Сейчас должен быть.

— Отлично, мама, он меня и подбросит в Минск.

— О, Господи!

В Минск мы с отцом прибыли затемно. Надо было что-то срочно предпринимать. Я позвонил Мартине. Трубку взяла на этот раз Мари-Мар и обрадованно сказала, что они все меня с нетерпением ждут.

Ночной совет проходил в полной темноте, говорили мы шёпотом: боялись разбудить Эстер. Мне приходилось часто перебивать своих учениц и просить об уточнениях. Тараторили они наперебой.

После моего отъезда события развивались стремительно и сумбурно. Чертовщина какая-то: Эстер разобиделась на меня за то, что я не пригласил её в Брест. Пристала к Бесцветкину с вопросами, Саша слил ей информацию о том, что в университете учится моя свояченица, младшая сестра жены то есть. Эстер пришла к ней в общежитие, долго расспрашивала обо мне, смотрела фотографии. А когда увидела, как небрежно та держит снимок моего маленького сына, пришла в ярость и отвесила собеседнице звонкую пощёчину. Потом они обе вцепились друг другу в волосы и катались по полу. Эстер всё время кричала одну и ту же фразу: «Плохая, ты плохая, я знаю, что ты плохая». После драки испанская амазонка ринулась в какой-то бар, выхлестала там невероятное количество спиртного и перебила множество бокалов, рюмок и стаканов. Пыталась устроить дебош на улице с шофёром Колей, отказывавшимся везти её в Брест. Успокоилась лишь при виде Мартины, с трудом разыскавшей её. Мартина отвезла дебоширку домой и уложила спать.

— Я, кстати, звонила её родителям в Испанию, узнавала насчёт таблеток, — медленно выговорила вдруг Мари-Мар.

— И? — спросил я.

— У неё биполярное расстройство, Влади.

— Уф! Это шизофрения, что ли?

— Не совсем, — вмешалась Мартина.

— Объясни тогда, — попросил я.

— Видишь ли, биполярное расстройство – это психическое заболевание, характеризующееся частой сменой настроения. У всех у нас настроение то хорошее, то плохое. И это нормально, а у людей с биполярным расстройством оно поднимается и повышается, как вагончики на Русских горках. Они и сами страдают от своей болезни, но, что ещё хуже, невольно причиняют страдания и неудобства другим.

— Ого! — я аж рот открыл от неожиданности, — Откуда у тебя такие энциклопедические познания?

— У меня муж — врач, — смущённо ответила она.

— Ну-ну, продолжай.

— Это не до конца излечимо, но если принимать таблетки, то можно эти непредсказуемые взлёты и падения настроения, то есть состояние эйфории вперемежку с депрессией выровнять до уровня обычных перепадов настроения. К сожалению, вместе с лечением пропадают и их талант, креативность и способность делать очень многое быстро и эффективно. То есть Русские горки превращаются в унылую, почти прямую дорогу, зато окружающие довольны.

— А где её таблетки, кстати? — спросил я.

— Она их посеяла где-то, — ответила на этот раз Лурдес.

— Оба-на… А сама водку хлещет. Мало нам не покажется, блин! — почти застонал я.

— Это большая этическая дилемма, — продолжила, между тем, Мартина, — Как сделать так, чтобы сохранить в человеке его лучшие качества, но при этом помочь ему не заниматься саморазрушением.

— Всё, надо везти Эстер в больницу, а то её Русские горки, — я постучал себя по голове, — превратятся в особые Испанские. Белиберда полная, здесь в России их называют Американскими, кстати. Итак, кто со мной? — спросил я.

— Я, — ответили три голоса.

Мы все засмеялись. Я облегчённо вздохнул и пробормотал:

— Что бы я делал без вас?!

— Ты, Влади, с остальными нашими поговорил бы, а то мало ли что… Да и помощь нам наверняка понадобится, её нельзя оставлять одну ни на минуту, а мы и так тут, как в заточении, — сказала рассудительная Мари-Мар. Остальные дружно закивали.

Утром я собрал своих студентов на совещание. Никогда его не забуду. Я вдруг почувствовал себя приговорённым. После вводного рассказа о произошедшем, группа тихонько так, но явно разделилась. Консуэло заявила, что она оставаться с Эстер по ночам и дежурить отказывается, она в возрасте уже, сил не хватает на ночные бдения. Эсперанса сослалась на собственные болячки и недомогания, остальные согласились, но без особого энтузиазма. А Хосе-Мануэль заявил, что я должен немедленно обратиться в испанское посольство и потребовать репатриации больного человека. Я посмотрел на своих трёх мушкетёрок и только в их глазах нашёл понимание и поддержку.

Мы вернулись домой, разбудили Эстер, которая мирно дрыхла после выпитого снотворного, загрузили её, почти невменяемую, в такси и поехали в городской психоневрологический диспансер. Нас внимательно выслушали, обследовали Эстер, но госпитализировать категорически отказались, ссылаясь на то, что она иностранка. Единственное, что врачи могли сделать — это вколоть ей успокоительное и выписать необходимые лекарства. «Н-да, подумал я, придётся звонить в Посольство Испании».

И позвонил. Меня долго обо всём расспрашивали, уточняли и что-то проверяли. Наконец выдали вердикт — репатриации Эстер не подлежит: поездка у нас частная, ни через какую туристическою фирму не проходит, оснований для официального вмешательства нет. Я ринулся к Вике и Саше.

— Вика, ты что, не оформила эту поездку, как коммерческую операцию?

— Нет.

— А почему?

Вика посмотрела исподлобья на Сашу, сидящего за соседним столом.

— Знаешь, Вован, если посчитать, что ты нам за эту «коммерческую операцию» платишь, то после выплаты налогов у нас останется с гулькин нос, так что не обессудь, — сказал он.

— То есть я вам мало плачу, и вы решили работать «по-чёрному»?

— Ну где-то так, — вступила в разговор Вика, — мы же не могли даже и предположить, что ты притаранишь нам полоумную.

— Так, дорогие мои однокурснички. Во-первых, цену мы согласовывали вместе, и никаких замечаний или предложений я от вас не услышал. Во-вторых, если решили бабок срубить на халяву, надо уметь тылы прикрывать. И скажите ещё спасибо, что мне не пришло в голову назвать вашу фирму, когда я звонил в посольство. И в-третьих, Вика, эта девушка поумнее тебя будет, просто у неё болезнь обострилась. А заболевание это универсальное, с каждым приключится может, так что не гневи судьбу, пожалуйста.

Дверью я не хлопал, просто ушёл.

В этот день Эстер была спокойной и уравновешенной. Она сама со мной заговорила.

— Мне жаль, Влади, что всё так получилось. Я знаю, что у меня биполярное расстройство. Но я совсем недавно вышла из больницы после очередного пребывания там. Всё было хорошо, врачи сами мне сказали, что угроз для срыва не наблюдают.

— Так что же случилось?

— Я очень импульсивная, легко поддаюсь соблазнам. Здесь все так много пьют, и ничего. Перебрала я один раз, таблетки потеряла, и понеслось.

— Почему ты мне ничего не сказала?

— Красивый потому что ты очень, стыдно было. Думала, обойдётся как-нибудь.

— Больше пить не будешь?

— Если поцелуешь.

— Нет, Эстер, прости.

Это была ошибка. Ну что мне стоило прикоснуться губами к её щеке или поцеловать по-настоящему? Дубина я.

Дальше события понеслись по непредсказуемой логике этой больной девушки. Эстер как будто подменили опять. Она вскочила и крикнула: «Ах так? Ну подожди, мало тебе не покажется!»

Люди ошибочно полагают, что, спрятавшись в свою эгоистичную скорлупу, отгородившись от других ссылками на усталость, возраст, плохое самочувствие и прочее-прочее, они смогут защитить свою замшелую душонку и ленивое тело от невзгод либо потрясений. Это далеко не так. Наверное, гораздо надёжнее искать спокойствие и умиротворение в кругу похожих на тебя людей, родных по духу, стилю жизни, оценке происходящего, юмору, в конце концов. Эта мысль крутилась у меня в голове, спустя многие годы, когда я встретился со своими бывшими студентами в ирландском пабе, находившемся около моего дома в Сарагосе. Я сидел в инвалидной коляске и смотрел на плачущую в три ручья Эстер, которая пыталась хоть как-нибудь поддержать меня после аварии. Она ревела белугой, а я улыбался.

До отъезда оставалось ещё два дня. Они превратились в сумасбродную вечность. Эстер ударилась в бега. Она шлялась по всему городу в поисках новых приключений. Находить их, впрочем, ей не составляло никакого труда. Она могла зайти в магазин и украсть там уйму вещей, продуктов, напитков, электротехники даже. Если её ловили, тут же платила, извинялась либо наоборот отказывалась от всего, швыряла покупки на пол, доставала испанский паспорт и орала «Но пасаран!» Могла на улице подойти к любому человеку и оскорбить его, нахамить, обозвать, обругать матом. Бедного Колю попыталась изнасиловать прямо за рулём. Сашу избила кулаками, истерично визжа при этом, что он над ней надругался. Все бармены или официантки посылались к едрене фене. Она три раза оказывалась в «ментовке», доставал её оттуда я. Она одаряла меня комплиментами типа «красивый, но козёл» и опять сбегала.  Разговаривать с ней, просить о чём-то было бесполезно. Эстер превратилась в вихрь, ураган, ведьму. В последний перед отъездом в Варшаву день, она заявилась на квартиру к Консуэло.

— Что же ты, дорогая моя подруга, ни разу ко мне в гости даже не зашла? — малиновым голосом обратилась Эстер к пожилой женщине.

— Я как раз сегодня хотела тебя навестить.

— В последний день?

— Ну, раньше как-то не получалось…

— Не получалось выполнить слово, данное моим родителям.

— Я просто сказала им, что постараюсь во всём тебе помогать.

— Нет, Консуэло, ты Богом клялась, что будешь всегда рядом со мной.

— Но…

— Молчи, убогая. Ты омерзительная старая лицемерка. Когда вернёмся в Сарагосу, не смей больше приходить к нам в дом!

Наконец-то мы опять оказались в поезде. Думалось, что всё закончилось. Но нам предстояло ещё провести день и ночь в Польше. Это было небольшое дополнение к задуманной мною поездке в Россию. Дело в том, что у Хосе-Мануэля была подруга в Варшаве, тоже студентка, и она устроила нам экскурсию по городу, а также проживание в общежитии. Была суббота, наш самолёт вылетал в воскресенье утром, так что ночь в общаге была очень кстати. Но вот что делать с Эстер? Она и в поезде начудила — познакомилась с какими-то парнями и заперлась с ними в купе. Проводница прибежала ко мне с круглыми глазами и сказала, что парни не простые.

— Что значит не простые? — спросил я.

— Чеченцы они, горячие. Не дай Бог!

Пришлось разбираться и с ними. Эстер они буквально выкинули из купе, после того как я пригласил их в тамбур «покурить».

— Ты кто такой вааще? — спросил у меня старший, наверное.

— Преподаватель русского языка в Испании, это моя группа студентов.

— Она тоже твоя студентка?

— Да.

— Шалава какая-то. Хочешь, мы её потом прирежем?

— Нет, мне её родителям надо сдать, она чокнутая немного.

— Это мы заметили? Деньги есть?

— Есть. Сколько надо?

— Нас трое. Каждому по сто.

— Хорошо.

После выкупа и очередной дозы снотворного Эстер успокоилась. Я нет. Зашёл в купе к своим ангелам-хранителям. Мы проговорили всю оставшуюся ночь и решили, что прямо с вокзала повезём Эстер в польскую психушку, а то нам всем кранты.

— Но как мы объясним всем остальным это наше решение? — спросила очкастая Лурдес.

— Моё решение, я здесь их принимаю, — ответил я.

— Не надо никому ничего объяснять, они только рады будут, — вставила Мари-Мар.

— Это уж точно, особенно Консуэло, — подытожила Мартина.

Нас встречала милая белокурая девушка, которая говорила на шипящем английском языке. Звали её Божена. «Небеса, похоже, на моей стороне», — съязвил я про себя и рассказал нашей новой знакомой о необходимости посетить психоневрологическую клинику. Божена почему-то не удивилась даже, как-то странно кивнула и посмотрела в сторону Хосе-Мануэля, маячившего неподалёку. Потом она созвонилась с кем-то, сказала нам, что всё будет в порядке, в общежитии нашу группу уже ждут, все могут ехать туда, ну а нас с Эстер она доставит, куда надо.

«Куда надо» встретило нас не очень приветливо. Врачиха, принимавшая нас, говорить по-русски отказалась. Мне приходилось объяснять всё по-английски, Божена переводила ей на польский, а потом по кругу. Да ещё и по-испански надо было хоть что-то объяснять Лурдес, злобно вытаращившейся на врача. Эстер между тем вышла тайком в коридор и завела разговор с каким-то медбратом. В общем, история повторилась: мы не можем взять на себя такую ответственность, вам надо связываться с испанскими властями. Но успокоительное Эстер вкололи, отклеив её от медбрата, которого она уже называла милым.

Надо было ехать в общежитие, что мы и сделали. Я решил поговорить по телефону с родителями Эстер: её надо было встречать в Мадриде. Проговорил я с ними где-то целый час, потратил последние деньги. Мать Эстер спокойно (чувствовалось, что не в первый раз) восприняла всю изложенную мной информацию. Сказала, что обязательно приедет вместе с мужем в мадридский аэропорт. Потом трубку взял мужчина с приятным басом в голосе — отец Эстер.

— Владимир, извините нас за доставленные вам неприятности. Мы вообще-то просили Консуэло предупредить вас о возможной проблеме.

— Она этого не сделала.

— Не понимаю, почему.

— Это уже не важно, вашей дочери нужна помощь.

— Да. Не судите её строго. Она не всегда была такой.

— Расскажите, пожалуйста.

— Нет. Это долго. В общем, мальчишки в школе «протрахали» отличницу и задавалу.

Они приехали в Мадрид – старенькая сухонькая бабушка и бравый седой мужчина с усами и бакенбардами. Эстер засветилась, увидев их. Они обнялись и несколько минут так стояли, прижавшись к друг другу. Прежде чем уйти, Эстер обернулась и долго не отрывала от меня свой тоскливый прямой взгляд.