Ночной визит.

         Она проснулась от странного ощущения. Темнота будто вдавила ее в белоснежную постель, а все звуки поглотила в себя. Даже стрелки часов едва-едва тикали, совершая свой круг, а бывало, когда не спишь, их ход казался боем курантов.

         Улица и дом напротив будто вымерли – ни шума, ни света. Странно, но в небе не было ни звезд, ни месяца. Она точно помнила, что когда ложилась, то растущая луна и мириады звёзд своими россыпями украшали осенний небосвод.

          Стоящие на столике ночные часы высвечивали на своем циферблате три минуты второго. Она закрыла и вновь открыла глаза. Теперь ей показалось, что вся мебель и стены комнаты, словно нависли, грозя раздавить, как между тисками пресса.

         Она присела, пытаясь уловить, что ее пугало. Ей хотелось понять, в чём причина бессознательного, усиливавшегося с каждой секундой, тревожного дискомфорта. И вдруг она догадалась – все дело было в тишине! Давящей физически, пугающей, наполняющей пространство квартиры какой-то живой и враждебной субстанцией.

         Ей мгновенно сделалось жутко. И на то было несколько причин. Во-первых, в центре города, среди ночных магазинов, баров, дорог с потоками автомобилей подобной тишины не бывало прежде. Не должно быть и сегодня в выходной день.

         Во-вторых, даже в самой молчаливой тишине, возможно, уловить хоть какие-то оттенки далеких звуков. В-третьих, тишина всегда естественна, торжественна и воспринимается легким звоном. Эта же неестественная тишина угнетала, заставляла выбрасывать новые и новые порции адреналина в кровь. Теперь эта непроницаемая тишь нависала плотным и вполне ощущаемым туманом.

         Ей стало окончательно не по себе.

        – Жак! – тихо позвала она свою любимую собаку.

        Её голос словно тонул в чем-то густом и плотно обволакивающем. Понятливая овчарка ткнулась теплым влажным носом в протянутую ладонь. Близость верного и надежного защитника успокоила. Присутствие живого существа вселило надежду и спокойствие, но ненадолго.

        Теперь в сердце её закралось холодящее впечатление. Ей показалось, что на улице творилось что-то жуткое и явно недоступное обычному пониманию. Ей безудержно захотелось подойти к окну и взглянуть сквозь его стекла наружу. Однако внутреннее «я» сдержало этот внезапный порыв.

         Она была уже абсолютно уверена за окном, что-то находилось. Это что-то или кто-то и плавно, но неотвратимо приближалось к ней. Ей вдруг стало жутко. Она инстинктивно подалась к стене, порываясь выскочить из комнаты.

         – Дз-з-зи-нь!

         Она вздрогнула и предельно раскрытыми в темноте зрачками уставилась на окно. Кто-то настойчиво ударил повторно по стеклу. Сердце рухнуло куда-то вниз, дыхание замерло глубоко в груди, тело обдало ледяной волной, омерзительные мурашки зашевелились под кожей.

         И было от чего прийти в неконтролируемый и всепоглощающий ужас – ведь она жила на пятом этаже! Она, безусловно, бы закричала и бросилась в паническом бегстве, но страх сковал её мышцы, лишь позволяя дрожать им мелкой дрожью. Страх также лишил её голоса. До неё донесся жалобный стон ее собаки, забившейся под кровать.

          Стук повторился в третий раз. На секунду ей показалось, что за окном мелькнула старая костлявая рука с длинными загнутыми пальцами и сморщенной дряблой кожей. Ей почудилось также, будто старушечий лик глянул внутрь комнаты.

           Она с ужасом поняла, кто поселит ее в столь поздний час. Это была смерть. Она была абсолютно уверена в этом. Да, да, за окном ее ждала смерть, ждала и настойчиво требовала, чтобы впустили. Настойчивый голос, возникший в голове, зашептал: «Иди, иди…».

           Она встала, страха уже не осталось, его заменила гнетущая безысходность. Словно под гипнозом, она сделала шаг к окну. Где-то в закоулках разума набатом раздавалось отчаянное предупреждение, что если открыть окно, то всё – это конец.

           Разум противился порыву, но тело, ставшее чужим уже не подчинялось несчастной. Сознание её всё сильнее и сильнее подчинялось ледяному и гулкому зову: «Иди, иди…». До окна осталось чуть более двух метров, когда собака выползла из-под кровати и разразилась отчаянным лаем.

          Наваждение и потусторонний ледяной голос исчезли... Она быстрым движением нащупала кнопку настольной лампы и нажала её. Мягкий свет осветил комнату, уничтожив завесу дурмана.

         В доме напротив зажглись огни, послышалась музыка, гудение двигателей, где-то промчалась пожарная машина. Она села на пол, обняв Жака, скулившего и норовившего лизнуть ее в лицо, чувствуя чудовищную разбитость во всем теле…

         Радостное солнечное утро, пение канареек за стеной у соседки, бубнившее радио, утренний гул автомобилей, суета пешеходов заставили ее поверить, что все произошедшее было всего лишь дурным сном.

         Она оделась и пошла на работу, гоня, прочь пережитые крайне неприятные впечатления. На лестничной клетке четверного этажа, у распахнутой двери квартиры, стояли двое мужчин в белых халатах и, не обращая внимания на окружающее, говорили между собой.

        – Инфаркт мужика хватил, - сказал сутулый толстяк.

        – Странно, на вид, вроде, спортсмен, - удивился второй.

        – Ночью, видимо, плохо ему стало, - комментировал первый, - Пошел к окну, открыл, хотел свежим воздухом подышать. Так его родственники и нашли – на полу у раскрытого окна…

         Она глянула на распахнутую дверь умершего соседа снизу, равнодушные лица санитаров и пошла вниз, уверено произнеся вслух:

         – Значит, это был не сон...

         Санитары удивленно покосились на нее и вернулись к своему прерванному разговору.