35. МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 17. У ТЕТИ АНИ.

35. МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 17. У ТЕТИ АНИ.

 

 

Самые необходимые участники всех предстоящих событий в моей жизни Волею Бога были собраны теперь в доме у Анны Петровны или имели к этому дому в какой-то мере отношение. Никто ни о чем не знал и каждый действовал, как это обычно бывает, в своих интересах…

 

 

Эту нашу связь следует еще и еще раз проследить, ибо она очень многое объясняет, как и показать, пусть штрихами, как Бог всех привел сюда, чтобы вновь этими душами проиграть свои роли во благо Божественной цели в основном на меня, ибо надо было окружить меня людьми и судьбами, как и качествами и характерами достаточно благоприятными, чтобы они через меня способствовали тому делу, которое запланировал возложить на меня Высший Отец.

 

 

Именно отсюда и должны были развиваться дальнейшие события, присоединяя все новых и новых участников из прошлого, этим убедительно доказывая мне  теперь хоть в маленькой толике, касающейся нескольких судеб, великую соединяющую нить, а то и сеть, тянущуюся из прошлого, в настоящее и отсюда в будущее, многих и многих возвращая во круги своя к прежним источникам и связям, дабы отдать долги и получить причитающееся,  и такая паутина связей охватывает все судьбы, всех людей. Так что,  нет людей независимых, самих по себе, никому ничего не должных, не отвечающих за свои деяния, не встречающихся со своими детьми, мужьями, женами, родителями, братьями и сестрами из прошлых рождений, как и из будущего, тем более, если все тогда, как оборвалось, осталась недосказанность, незавершенность, боль, долги, несбывшиеся тогда и  надежды.

 

 

Пусть моя судьба, Волею Бога поведанная достоверно, с многими повторениями и убеждениями, как и утверждениями, посеет в понимании людей, что ничего в жизни не случайно, что любой путь только во благо, что каждый находится перед Лицом Бога, что Справедливость Бога никого не обходит и воздается теми руками, чьими было взято, пусть в других телах, в других рождениях. Никакие оборванные связи не оборваны, но даются новые возможности и новые встречи,  и новые попытки и часто уже в новых телах и при новых возможностях и обстоятельствах. Жизнь не имеет конца, имеет логическое продолжение, имеет великую цель, и всегда эта цель достижима, если не в этой жизни, то в другой, ибо ее, цель, ставит Тот, Кто совершенный и исполняет, Тот, Кто более всех заинтересован, Кто Самый Могущественный, Кто никогда не отклоняется от намеченного – Сам Бог.

 

Благодаря Воле и Плану Бога незримые, свои дороги вели в Ростов-на-Дону в прошедшем рождении людей, связанных между собой; здесь должны были родиться уже при мне моя бабушка по матери Ксения Ивановна, умершая в 1956 году, мой отец Федор, умерший в 1987 году, моя мама Надежда, умершая в 2004 году, умерший в 1978 году отец моего мужа Анисим, который должен был родиться моей дочерью Светланой. Здесь должен был родиться и муж Лены, сестры матери, Виктор, умерший в 1995 году, здесь удивительно рождение моей младшей дочери Ольги, она же Туласи (это духовное имя ей в возрасте пяти лет дал ее духовный учитель Нитрадйумна Свами), о чем тоже будет поведано, здесь родилась и мать Виктора, Анна Яковлевна, его внучкой Екатериной, здесь еще  рождены моя мама Надежда в теле мужском в 2015 году и мама моего мужа Екатерина,  и я знаю у кого и когда, здесь также рожден мой дедушка по отцу Ефрем и моя бабушка по отцу Александра… Очень многие мои родственники в виде соседей и родных родились рядом, и Бог указал на них уже тогда, когда я заговорила с Ним.

 

 

И пелена стала сниматься с глаз, ибо узнавала по качествам, по судьбе из прошлого, по долгам и даже по отношению к себе, ибо с каким чувством человек уходит из жизни по отношению к другому, так и проявляет себя в новом теле по рождении и взрослении. И если человек уходит ненавидя, с чувством боли, то оно поднимается в нем и предчувствуется, и сам он не знает, почему или сторонится и ненавидит, или любит, или тяготеет к дружеским связям. Так отдаются долги разных порядков, так человек чувствует предубеждение или расположенность, так человек желает помогать или отобрать, ибо и у него этим лицом  в прошлом воплощении было отобрано. Просто так не рождаются отношения, просто так человек не делает добро и не творит зло, но каждый исходит все же из своих материальных качеств, из мысли и чувств, которые посылает Бог, из обстоятельств, которые, опять же,  от Бога.

 

 

И только глубоко религиозному человеку, который не видит причины своих страданий в других, но как Волю Бога и последствие своей собственной деятельности в прошлом, как результат своих собственных качеств, такой человек уже не берет против другого никакие чувства, но равно расположен ко всем,  и сердце его на всех отзывается только миролюбием.

 

 

Для него, воистину, уже все родственники, а перед Богом – братья и сестры. Но, а другим, кто еще идет на поводу своих внутренних предчувствий, тянущихся их прошлого, следует понимать, что всему есть причина,  и если кто-то против него или за него, то заслужил это из прошлого. А потому многим, не зная истины и кто есть кто, следует просто молится Богу, ибо все в Руках Бога,  и только Бог может отвести как свои, так и чужие негативные чувства и деяния. Также следует очищать свое существование уже теперь, в данной конкретной жизни, дабы в будущем, да и нынче, окружить себя только братьями и сестрами. Но без религиозного пути такого понимания, таких качеств не достичь однозначно. Однако, это все, все эти связи постепенно, специально, чтобы просветить меня, чтобы я это знание на конкретном примере передала другим, Бог начинал приоткрывать мне с 1991 года.

 

 

А пока стоял 1977 год,  и пока Бог реально на лето этого года обосновал меня у тети Ани, моей дочери из позапрошлого моего рождения (прошлое рождение, очень короткое время я  была младшим братом моего будущего отца), привел сюда моего будущего мужа, Александра, который также в позапрошлом моем рождении был моим мужем, и саму Анну Петровну, для которой мы были родители в ее этой жизни, но успели уже по два раза с Сашей поменять тела. Всех привел Бог непростыми путями,  и естественным земным способом свел под крышей одного дома, но имеющими для каждого уже свои связи по этой жизни.

 

 

Как завязался этот узелок, я намерена еще раз более подробно начать описывать, дабы было видно, как, какими путями, причем самыми разными,  Бог вел нас к этой встрече, каждому из троих дав очень непростую жизнь, дабы в момент встречи все были в своей мере умны, мудры, располагали такими качествами, чтобы они пошли во благо другим, чтобы не было трений больших и неприязни, но больше взаимопомощи, понимания, отдачи и меньше избалованности и претендования, чтобы в итоге и мне среди этих людей и благодаря им было терпимо, возможно, не мешало исполнять впоследствии и возложенное на меня Богом, дабы все оказались в свою меру терпеливы, понятливы и больше отдавали, зная и не зная о том, и чтобы я им отдавала, зная и не зная о том, кто передо мной,  и умела прощать, и ценить, и понимать, и помогать.

 

 

Но нет у Бога любимчиков, даже если человеку причитается служение Богу. Не дает особые условия, но, если надо, пускает в дело те качества, которые в помощь друг другу и которые заработаны каждым в поту, труде, в личном непростом опыте и непременно в страданиях. Человек обставляет свое благополучие не из материальных благ, но из своего внутреннего резерва. А для этого нужны страдания. Описав долгие свои всякого рода мытарства, теперь вкратце опишу непростую судьбу мужа, а также тети Ани, ибо в дальнейшем в эту сторону мне придется не раз посмотреть и многое из этого доказать, и убедить, ибо отсюда и многое будет произрастать, как и этим объясняться.

 

 

Как уже было поведано, мой будущий муж в этой жизни (его и моей)  родился в марийской семье, будучи первым и старшим ребенком своих родителей. Год за годом семья увеличивалась, окружая его братьями и сестрами, однако, достаток не прибывал, хозяйство было скудное, земля родила еще кое-как картошку да овощи, тем и кормила, однако,  большие щедроты предлагая в тайге, которая сплошной стеной стояла в метрах ста пятидесяти от деревушки, односторонним одним рядком, лицом к тайге тянущейся неровной ухабистой улочкой, с другой стороны ограниченная речушкой, которой ныне и следа нет.

 

Немногим была богата  деревенька Дубовая, разве что своей школой четырехлеткой, да привозными продуктами, да речушкой, да стариками, да пьяными разгулами, ибо водка, да самогон здесь почитались превыше всего. Дети подрастали один за другим,  в крайней нужде, почти без родительского досмотра, смотря друг друга, как придется, не едя досыта хлеба, не зная праздников, кроме загулов взрослых по поводу и без повода, без одежды, обуви, самого необходимого, ибо не мог Анисим найти себе работу нигде или недолго удерживался, а потому уходил в долгие запои, а то и загулы, а то иной раз  и пропадал по старой памяти, находя приют у одиноких женщин,  как Дубовой, так и рядом, в деревеньке Пикшинерь, но неизменно возвращался в семью, поколачивал Катерину, да гонял ребятишек, бравируя   излишней строгостью, частенько будучи в пьяном угаре, призывая их к послушанию и к хорошей учебе, этим мало-мальски пытаясь исполнять свой родительский долг, как понимал, но вновь и вновь уходил в запои.

 

Великолепие тайги уже давно не поражало сознание местных жителей неприкаянных деревушек, едва влачащих свое неинтересное существование, которым и за малым приходилось плестись в центр, Кильмезь, за двенадцать километров, т.к. единственное, что с ним связывало, это ноги, ибо рейсовые автобусы ходили  слишком редко. Не был и лес особым кормильцем, разве что грибы да ягоды… да речка на мелководье радовала незадачливую ребятню усачами  да пескарями.

 

Катерина между рождениями детей работала в совхозе, который переименовывался в колхоз и потом снова в совхоз, и так много раз подряд,  не меняя своей сути, работала в основном разнорабочей, за  трудодни, за многие медали и грамоты, которые в мужниных глазах не придавали ей никакого веса,  и колотил он ее, порою,  так, как колотил бы в боли свою изувеченную  в попойках да гульне  смолоду жизнь, имей она хоть какое-нибудь олицетворение.

 

Редкий день обходился в семье без скандала, без побоев и дебоширств, ибо так колотились и так понимали свою жизнь  все марийские семьи, ибо кроме пьяных посиделок, да и изготовления  самогона и заняться-то тут было нечем.

 

 

По примеру и советам других подавался Анисим на сезонные заработки в Багаевский и, далее,  Сальский район Ростовской области, мечтая и надеясь перевести туда семью, обосноваться, да зажить, как люди. Но надуманное по трезвости, да по здравому уму не могло противостоять привязанности к водке,  и заработанное  в миг прогуливалось, пропивалось, ибо бороться с собой и со своим гнетущим состоянием, с бессмыслицей  и вечной внутренней неудовлетворенностью Анисим не мог и бился о быт, как рыба об лед, не в силах противостоять своей сути и многое отдавалось и раздавалось  также другим женщинам, у которых находил временный приют, так,  что и крохи временных заработков не доходили до семьи, где уже давно невозможно было свести концы с концами.

 

До четвертого класса дети учились в Дубовской четырехлетке в атмосфере скандалов и драк, от чего Екатерина до глубокой старости страдала от головных непроходящих болей, ибо разъяренный и не отдающий себе отчета  в пьяном угаре Анисим неоднократно бил ее обухом топора  по голове, от чего она еще чудом оставалась жива. По пьяному делу доставалось и Александру. Прикладывался отец к нему по разному поводу, призывал на отцовский ковер и преподносил свои отцовские уроки по делу и без, дабы знал порядок, свое место в доме и боялся отца, требуя  к себе уважения и подчинения беспрекословного. Тем и запомнился.

 

Было и так, что от пьяного разбушевавшегося отца приходилось бежать всей семьей в соседнюю деревеньку Пикшинерь, где жила бабушка Мария, мамина мать. Бабушка скрашивала жизнь семьи,  как могла. И дети частенько именно у нее находили приют, утоляли голод и,  зная, что и она далеко не богата, порою дрались между собой, так решая вопрос, кому к ней идти, ибо каждому хотелось наесться досыта бабушкиных пирожков с грибами, да с ягодами, да сытного супа, ибо бывало и так, что на всех – она и руки разводила… И частенько Таисия вспоминала с обидой, как старший брат Саша нагонял ее  на полпути к бабушке, бил и заставлял вернуться назад, поскольку тоже был голоден, больше считал бабушку своей, да и бабушка к нему была более привязана, т.к. Катерина забрюхатила им первым, живя еще с матерью, да двумя старшими братьями,  и два года они здесь жили, пока Анисим не определился, да не сошелся с Екатериной, пока не перебрались в соседнюю деревушку Дубовую, где уже  и народились все остальные, и где в 1956 году они и узаконили свои отношения  браком.

 

В пятый класс  Саше уже пришлось ходить в центр, в Кильмезь, за двенадцать километров. Одежда в семье почти не покупалась, как и обувь. Ходить приходилось  в резиновых сапогах и фуфайке, от чего ноги распухали, появился ревматизм, мучивший и далее, всю жизнь. В семье все было общим – одежда, обувь, что-то выходное. Иногда приходилось жить в интернате при школе, что тоже было весьма проблематично, ибо не было дома денег и приходилось голодать постоянно. Окончил Саша восьмилетку в 1966 году и подался в Ростов-на-Дону в строительное училище в возрасте семнадцати лет.

 

Однако, места в общежитии училища для него не оказалось и пришлось искать себе жилье где-то в частных домах Нового поселения Ленинского района Ростова-на-Дону, неподалеку от училища. И так судьба вывела его на Загоруеву Марину Алексеевну, принявшую его квартировать в свой дом за десять рублей в месяц и которая была свекровью тети Ани, жившей в это время со своим мужем во дворе этого  дома в небольшом саманном строении, которое много лет, живя с мужем, возводила сама, состоящим из одной комнаты и печки, которое было то самое жилье, очень небольшой отдельный домик, однако, построенный по всем правилам строения, в который теперь, много лет спустя, привела меня судьба в качестве квартирантки, надеющейся задержаться здесь не более, чем на месяц, но оказалась связанной с ним на всю жизнь.

 

Свекровь была женщиной строгих правил и брала квартиранта ради денег, но не из милосердия, а потому уже через месяц, когда Саше нечем было платить за жилье, указала ему на дверь. Но снизошла, взяв с него деньги трудом, который заключался в том, что ему было предложено почистить туалетную яму, что было оценено в десять рублей. В общей сложности, прожив у Марины Алексеевны два месяца,  Саша  остался вновь без жилья и был вынужден вновь обратиться по месту учебы, где ему и выделили место в общежитии, поскольку он был из малоимущей семьи. Александр ушел, однако, за время проживания у хозяйки проявил себя так, что напрочь расположил к себе сердце тети Ани бесхитростностью, бедностью, прошением, послушанием, доверчивостью, как и уважением, которое, однако, тетя Аня требовала к себе от любого, ибо была женщина достойная, много повидавшая, ценящая смирение и уважение к другим. За эти качества многое ему и прощалось, ибо человек из глубинки непременно и невежествен, и имеет не очень высокий интеллект, как и,  увы, не лучшие привычки. Но Саша был от природы послушен, приветлив, доверчив,  и исходило от него что-то очень родное, неуловимо близкое, что обезоруживало старую женщину, готовую принять его за сына, склоняющего к ней свою голову.

 

Не имея возможности пригласить его квартировать у себя, поскольку жила с мужем, она, однако, предложила приходить к ней почаще. Так, Александру  в чужом городе Бог слал поддержку вроде бы от чужого человека, но только Бог знал, что расположил сердце дочери к своему отцу из его позапрошлой жизни, ибо, умерев много лет назад во время операции, отец успел родиться два раза и явиться  в этом втором рождении волею Бога к своей дочери путями земными, но,  расположив их сердца к друг другу взаимно, дав встречу тогда, когда одному понадобилась помощь, а другая намытарилась по жизни достаточно, долгое время была одинокая, без родной кровиночки хоть где-то, и,  увидев Сашу, почувствовала, хотя и никогда не узнала о том, это родство и протянула руку помощи.

 

 

А помощь была в том, что в ее лице Саша нашел друга и мать, ибо каждый раз вечером спешил к ней,  и она кормила его, говорила с ним, наставляла, делясь с ним своей пенсией, своим ужином, своим небольшим теплом, начиная во всем опекать его, наставлять, требовать, где необходимо, подчинения,  ибо начинал он порою приходить и подвыпившим.

 

Боясь потерять друга и опекуна в ее лице, Саша старался себя сдерживать и так постепенно становился на ноги, не идя по стопам отца, но почувствовав ответственность за свою жизнь и желая себе в ней как-то утвердиться. Так прошло два года.

 

 

В 1968 году, закончив училище, а вместе с ним подтянув свое образование до десятилетки, выдержав квалификационный экзамен на «отлично», Саша получил Аттестат, удостоверяющий, что ему присвоена квалификация монтажника конструкций, каменщика по третьему разряду.

 

 

В мае  1968 года он был призван в армию. Прослужив два года в Германии, он был мобилизован в мае 1970 года. За это время его родные успели переехать в поисках лучшей доли в Багаевский район Ростовской области, но через полтора года вновь вернулись в Кировскую область, в свою деревушку, ибо семья не прижилась из-за пьянок отца и оказалась в тупиковом состоянии, ибо дети требовали хоть какой-нибудь, но достаток, но его не было и видно.

 

 

Вновь, вернувшись из армии, не имея ничего за душой, не имея помощи от родных, Саша первым долгом пошел к тете Ане и был встречен радушно. Однако, жить еще у нее он не мог, ибо совсем недавно, 18 мая 1970 года, умер ее муж Гришаев Иван Афанасьевич в возрасте 65 лет и начиналась тяжба за наследство. В результате этой процедуры тетя Аня на правах законной жены получила в свою собственность часть дома, около сотки дворика и строение, которое при муже воздвигала сама. Построила маленькую летнюю кухоньку, сарайчик и так пригласила  теперь уже на свою законную территорию жить Сашу на правах ее квартиранта.

 

 

Вскорости,  вслед за сыном умерла и свекровь, эта часть ее дома, теперь уже за забором была продана чужим людям,  и, таким образом, положение тети Ани до конца ее жизни определилось полностью. Так Бог подготовил все к тому, чтобы она могла теперь уже встретить Сашу, беспрепятственно служа ему и любя его, как сына, однако, очень часто поговаривала, что, если бы встретила его в молодости, никому бы не отдала. Саша в ее сознании был свят, она его очень ревниво оберегала и желала ему партию достойную во всех отношениях и никак не допускала в мысли, чтобы кто-то им командовал или унижал. А потому и невзлюбила Лену, в которой увидела настырность и самонадеянность казачки и прожужжала мне о ней все уши, когда привела меня в свой дом, что уже состоялось позже и о чем было мною  поведано чуть ранее.

 

 

Так,  Волею Бога, не сразу, но  Сашу в свое время, за семь лет до моего здесь появления радушно приютили эти стены (1970 год) и была отдана ему та же полуторная кровать, которую тетя Аня предложила и мне теперь, семь лет спустя, а сама спала на одинарной железной кровати в первой части комнаты, отгороженная печкой и шторой. 

 

Не имея своих детей, она все свое материнское и какое-то более того чувство направила на него, буквально сдувая с него пылинки, держа при себе, становясь его защитой, уча его жизни, вырывая из цепей невежества, этого, по сути, еще глупого, несмышленого деревенского паренька, привлекая к музыке, чтению, к более современному пониманию; но, следуя за ней,  в чем возможно, он уже имел и свою сформировавшуюся суть, которая едва подпорчивалась тягой к выпивке, где он становился абсолютно дурным, но здесь нужно было и время.

 

Можно было ему, конечно,  начинать жить и в части дома отдельно, но тетя Аня не хотела его отпускать от себя, из-под своего контроля, да и объясняла это резонно. Выпытав у Саши всю подноготную о его родных, она задалась целью помочь перевезти их куда-то ближе к Ростову-на-Дону и убедила его начинать собирать деньги, поскольку он только устроился работать на строительный комбинат и уже начинал получать более-менее приличную зарплату. Беря с него сорок пять рублей всего  и за жилье и за питание, она настойчиво требовала, чтоб остальные деньги он собирал, сама, однако, обслуживая его полностью, как сына, стирая, готовя еду, кормя, поучая и наставляя, прибирая, тем устроив ему неплохой быт и на этом основании не терпя его дурные склонности к пьянству, контролируя и останавливая его достаточно жестко, но и любя.

 

Так смотреть его она могла только при условии, что он жил рядом, а часть дома с отдельным входом время от времени сдавала другим квартирантам, которые мало ее интересовали, да и подороже. Для Саши такое отдельное жилье было бы накладно, ибо тогда, живя более самостоятельно, он легко бы пропивал свои деньги,  и ничего путевого из этого для его родных не получилось бы, да и для него самого.

 

Однако, и с Сашей тетя Аня намаялась, ибо, ну, кто потерпит квартиранта, приходящего с работы в таком состоянии, что мог только ползать на карачках, который блевал, орал в пьяном разгуле не своим голосом, от смирения которого не оставалось и следа и которому на тот момент было по деревне, что из этого может выйти. Но тетя Аня, прошедшая свой ад и многочисленные уроки со своим не просыхающим от пьянства мужем, поставила ему, следуя своему твердому характеру,   веский ультиматум, на том стояла и постепенно с превеликим трудом, отстаивая его душу, приучала к более трезвому образу жизни, заинтересовывая жизнью, ставя перед ним задачу относительно его родных и надеясь всем сердцем, что он когда-нибудь и досмотрит ее, ведь, не всегда же она будет при здоровье, хотя себе желала смерти на ногах, но и другое никак не исключала.

 

В этой связи, опять же, подумывала и о его будущей половине, которая хорошо бы, если бы пришлась  ей самой ко двору, держала это в мыслях и следила за этим ревниво, чувствуя, что оказывает на него влияние и может этим управлять, ведя этого неотесанного деревенского парня так, чтобы и самой что-то из этого иметь. У нее было основание рассчитывать на свои планы и надежды, ибо Александр всегда слушал ее с большим вниманием, прислушивался, порою сам начинал цитировать ее бесконечные поговорки, да прибаутки, заимствуя их, ими мысля, беря за основу, следуя тети Аниным многочисленным советам, не находя в них ничего для себя неприемлемого, ибо они подавались в форме требовательной и мягкой одновременно, с большим чувством доброжелательности, да и, кроме того, начинала тетя Аня сулить ему в наследство и свое жилье, ибо было ей уже шестьдесят девять лет, был порок сердца, и очень часто она страдала одышкой, становилось дурно и посылала Сашу в аптеку.

 

Саша был верный и безотказный, ибо держал также в голове и свою неприкаянность и тети Анины посулы. И не было в том ничего предосудительного, но это были свои материальные причины, без которых в материальном мире никуда. Так эти два человека оказались нужными друг другу, нуждающимися в друг друге, зависимыми друг от друга. И чтобы это было, чтобы качествами эти люди подошли, чтобы обстоятельства так повернули, Бог вел их путями непростыми, трудной судьбой делая гибкими, понятливыми, в чем-то схожими, подходящими друг другу по своим возрастным параметрам (и это было не очень сложно, ибо в прошлом у них было много общего, начиная с того, что Саша был ее отцом, а потому Бог обоюдно подавал чувства друг к другу уже свойственные этим душам, имеющим место, развитым, но как бы подгоняя их под теперешнюю ситуацию), чтобы все сошлось так, чтобы не было причин для отторжения друг друга или непримиримости, ибо на этом должны были строиться и другие отношения, подтягиваться другие связи, третьей в которых и немаловажной была я.

 

 

Уже через год, в 1971 году,  Саша,  благодаря настойчивости и бессребренности тети Ани,  купил в Каялах (час езды на электричке от Ростова-на-Дону) неплохой дом у самой реки за две тысячи рублей, что считалось не очень дорого. Дом был куплен в хуторе Веселая Победа Азовского района Ростовской области по улице Ленина, саманный, из трех комнат, крытый шифером с большим двором, сараем, летней кухней, с Большим палисадником с плодовыми деревьями, с огородом, который можно было поливать насосом прямо с реки Кагальник, полноводной и чистой, достаточно широкой, которая впоследствии стала местом отдыха и рыбалки, как и катания на лодке членов намытарившейся многодетной семьи. Тетя Аня не поленилась, но поехала и навела в этом доме порядок, побелив потолки, покрасив стены и полы и даже повесив на окна занавески, придав дому свежесть и уют. И скоро вся семья уже жила на новом месте, имея все необходимое, имея огород, заводя живность, найдя работу. Жизнь стала налаживаться. Со временем Саша обложил дом кирпичом, помог провести газ, углубил колодец. Старшая дочь Людмила тоже по окончании школы переехала в Ростов-на-Дону, закончила также строительный техникум, вышла замуж. Постепенно за ней потянулись в Ростов-на-Дону по окончании школы в Каялах другие дети, где и обосновывались. Но это уже было позже. Так Волею и Планом Бога тетя Аня шаг за шагом помогала Саше и всей его семье, любя его всем сердцем, связывая с ним свою глубокую старость и надежды, повторяя ему, что помощь должна быть обоюдной, что труд за труд – одна утеха. Незаметно корректируя его дурные склонности, отбив наставлениями на всю жизнь охоту курить, передавая ему свой опыт, эрудицию, совестливость, порядочность, отзывчивость, уважение к людям, добросовестность в любом деле, дабы не переделывать.

 

Общительная, прожившая долгую жизнь, познавшая потерю родных, детский дом, пережившая смерть своего полугодовалого Женечки, потерявшая любимого человека на фронте, работавшая домработницей, терявшая зрение, перенесшая тиф, терпевшая пьяницу мужа и вьедливую свекровь, тетя Аня была женщиной мудрой, никого и ничего не боявшейся, умевшей говорить правду в глаза, однако, не унижая человека, справедливая, безукоризненно честная, не жадная и неприхотливая, она отдавала частичку себя тому, кто когда-то отдавал ей свою частичку, будучи ее отцом. Бог возвращал ею накопленный опыт и ум тому, кто был достоин, кто нуждался, кому было впору, кто мог взять, кому было кстати и на пользу.

 

Слово «Саша» для тети Ани становилось словом магическим. Сашины дети… - это была ее мечта, нечто святое, достойное всякого уважения. Когда она говорила об этом, голос ее теплел, в глазах бездонных и скорбных появлялась надежда и любовь, ее чуть грубоватый от природы голос смягчался. Она жила его жизнью, его образом, его будущим. Сажая его кушать, она отдавала ему свое мясо, подсовывала кусочки жареной рыбы, которую безумно любила сама, наливала чай, служила ему, щеточкой чистила костюмчик, когда он спешил на вечеринку или свидание, сдувала все пылинки, гладила рубашки, заставляла чистить обувь до блеска, так, чтобы был не хуже других, с иголочки.

 

Только в 1976 году Саша встретил ту, которая  и стала его первой женой. Это была высокая, статная девушка с длинными волосами, с очень миловидным чуть смугловатым лицом, с обаятельной улыбкой и сносным характером. Была она из Ростовской области, работала на колбасном заводе и жила в общежитии. С Сашей она познакомилась на вечеринке, и стал он захаживать к ней все чаще и чаще. Вскоре Лена забеременела, и Саша, не имея других планов на жизнь,  как и других вариантов, легко решил с ней бракосочетаться, однако,  денег на свадьбу не имел или жалел, тем возложив все затраты на родителей Елены, дав от себя только двести рублей, не испытывая особого угрызения совести, да и прислушиваясь к тете Ане, которая умела давать рациональные советы и которой не очень-то по душе пришлась Лена, ибо при первой же встрече проявила независимость, самоуверенность, никак не преклонилась пред бабушкой и заявила, что не потерпит мужа, который не будет ей подчиняться, ибо чистокровная казачка и как скажет, так и будет.

 

Пройдя Рим и Крым, тетя Аня не увидела в этом ничего благоприятного для Александра и восстала против нее всем своим сердцем, начиная пилить Александра изо дня в день, что не пара она ему, что и ростом выше и характером слишком самоуверенна и быть ему под каблуком.

 

Сложив о ней свое мнение, что называется,  с порога, тетя Аня начинала Саше открывать глаза на будущую супругу, но заявление уже было подано, и Ленина семья начинала готовиться к свадьбе. Скрепя сердцем, тетя Аня поселила молодых отдельно, в своей части дома с отдельным входом, в маленькой длинной комнатушке с прихожей, с печкой, всего-то  в одиннадцать или двенадцать метров и задумала привести квартирантку в свою саманную постройку, что и было сделано в моем лице.

 

Быстро сообразив относительно Лены, кто перед ней и что из этого может последовать, тетя Аня запаниковала, и стала нет-нет, да шантажировать Сашу своим домишком; но в таких вопросах Саша действовал по совести, по природному пониманию, по чувству долга, предпочитая жену с ребенком ее хозяйству, однако, все же надеясь хоть и без особого усердия, их примирить и нигде не потерять, ибо, по здравому и нормальному пониманию, ему жилье пока нигде не светило, но хотелось своей крыши над головой, как-то обосноваться. А потому он чуть заметался между Леной и тетей Аней, которая стала ему уже своя, к которой испытывал чувство благодарности, видел в ней свою опору и защиту, ибо никогда с роду не был так обласкан участием и словом.

 

Лена о сути их отношений не знала, а потому сразу же встала в позу независимой и не склоняющейся, хотя от нее и требовалось-то иногда принести воду старушке, да сказать приветливое слово, или, на худой конец, поздороваться. Создав непримиримость между двумя женскими сторонами, используя их характеры, неуступчивые подчас и чрезмерно и не по делу прямолинейные, Всевышний стал руками и умом тети Ани претворять Свой План, накручивая и обостряя события, устремлять ее  мысли к тому, чтобы все переиграть, направив на поиски квартирантки, которой  и оказалась я, однако, не случайно, ибо мы и была парой на эту жизнь, о чем я не ведала и думать бы никак не хотела, устремленная своей идеей учиться в далекое будущее,  где никак не усматривала для себя семью, тем более столь скорую и тем более с Сашей, которого и близко не желала представить рядом.

 

Однако,  в моей жизни все было расписано и без меня,  и обстоятельства незримо заставляли уже поторопить события и ввели меня в сию железную калитку между двумя домами на Гвардейском, откуда я теперь и пишу сии строки, имея однако, и свое жилье, доставшееся мне по наследству, равнозначное этому, где теперь живут квартиранты, решая мои проблемы с Интернетом, вечными кредитами и чуть балуя меня посещением к внуку да к дочерям не с пустыми руками. Но об этом – не теперь.

 

 

Еще на пяточке на рынке Волею Бога почуяв своим мудрым, проницательным и принципиальным сердцем и умом, что я подхожу, что покладиста и уважительна, да помягче Елены (что было с ее глаз пока однозначно),  она бросилась, будучи уже достаточно больной и старой, исправлять судьбу Саши, причем небезуспешно, ибо на ее стороне был Бог, делающий, претворяющий Свой План, однако, ее не лучшими качествами, тем ставя ее саму в следующей жизни или в одно из следующих рождений в подобную ситуацию, когда и против этой души кто-то будет вести личную пропаганду, преследуя свои, пусть и не плохие, но многое меняющие цели. Но это в каком-то ее следующем рождении. А следующее рождение уже на данный момент, когда я пишу, состоялось, ибо она пришла в мир в теле нашего с Сашей внука. Но это уже другая история. Пусть растет. Сказано это к тому, чтобы было понятно любому, что все взаимосвязано, и любое предприятие против другого человека возвращается с очень похожими результатами и следствиями…  Но, знать это тетя Аня не могла, как и я, как и Саша, каждый в своей жизни играл свою роль, входя на самом деле в узкие везде врата своей судьбы; однако, каждый полагал в невежестве, что сам творец своей судьбы, что может повернуть ее и так,  и эдак.

 

 

Так думала и я, но так и эдак сходилось у меня к одному, а на поверку всплывало другое. Поэтому, и тетя Аня, запрограммированная Богом в себе, устремилась забирать меня лично от первой хозяйки, дабы не потерять сей экземпляр, который, на самом деле, как бы внешне не вырисовывался, был прост, понятен, поскольку был бит и ограничен во многом Кавказом, не дающим разгуляться, но требующим смирения и уважения к другим.

 

Всю дорогу, ведя меня к себе, тетя Аня, не умолкая, с болью и искренностью вводила меня в возникшую ситуацию, по старости лет раздувая ее в непримиримую, никак не осознавая, что идет и против ребенка, которому родиться, называя Сашу дураком, неумным, поддавшимся на ее, Лены, хитросплетения, ибо для нее главное выйти замуж. Да и как с ней жить, если она целыми днями лежит, после работы приходит и снова лежит, ничего делать не хочет, и доброе слово не скажет, и на совет внимания не обращает. А кто будет готовить, стирать, убирать за ним? По ней – не видно…

 

В тете Ане было немало достоинств. Но если человек не приходился ей по душе, не выходил на диалог, а тем более считал себя выше…. Тут уже тетя Аня пускала вход всю артиллерию своей житейской мудрости, да свое влияние, да свои посулы. Попробуй, удержись. Но если с ней находилась точка соприкосновения, она была человеком с большой буквы и могла помогать неограниченно и хлебом, и кровом, и советом, и знакомствами и просто добрым словом. У нее было по жизни не счесть друзей, и на праздничные даты приходили поздравительные открытки не десятками, сотнями… и печалилась, если кто-то переставал писать. Дескать, наверно умер… О каждом могла рассказывать долго и увлеченно…

 

Письма она писала все время и закупала открытки задолго до праздников, разных, как-будто это имело значение. Да и в гости к ней заходили соседушки частенько, сидели долго, не без нужды, ибо кому-то нужно было взять деньги в долг, а кто-то приходил за советом.

 

Родившись в теле моего внука, эта душа, как только научилась ходить и здороваться, сразу же потянулась ко всем бабушкам двора, со знакомыми и незнакомыми здороваться стала, со всеми продавцами окрестных ларьков установила личные отношения, да и  дети-друзья стайками  стали приходить, ибо эта тяга к людям передалась и в следующем рождении, когда тетя Анны стала маленьким мальчиком в новом теле.

 

Я стала узнавать тетю Аню в своем внуке  постоянно, на каждом шагу, как только Бог поведал мне с его рождением, чья эта душа. И доказательства посыпались. Точно также встретив своего отца в теле рожденного ребенка у соседской девочки, я узнала его по характеру, который  с первых же шагов  стал проявляться в достаточной мере. Но об этом я писала ранее. Теперь же вспомнила к слову. О Славе же, моем внуке,  я поведаю  позже, ибо здесь тоже немало интересного.

 

 

Главное же понять еще раз, что все мы в семьи, даже кратковременные, соединяемся не просто, не стихийно, не случайно, не по своей на то воле или воле других людей, как бы они ни были в этом активны. Но по Воле только Бога. Соединяются души часто в прошлом знающие друг друга.

 

 

Но,  рождаясь, человек иногда  основные или некоторые свои качества проявляет тотчас, а некоторые со временем, согласно развитию тела и ума; но в принципе (если бы знать), качества доказывают, как и некоторый личный дух, неуловимый умом, но на уровне подсознания располагающий к человеку именно в том диапазоне, в котором ты его воспринимал в прошлом его рождении, доказывают, что душа та же.

 

Также и относительно любого, и самого себя. Ничто никуда не деется, пусть мы меняем тела. Встретила недавно своих одноклассников   в «Одноклассниках», спустя 39 лет. Все изменились, но дух каждого – однозначно улавливается. Точно также и с рождением в новом теле. Тело другое – а душа та же. Это надо знать, допускать относительно тех, кого судьба заставляет принять в свой круг общения, кого делает другом, родственником, хорошим знакомым или даже соседом. Должно быть хотя бы милосердие к любому, отзывчивость к любой душе, как и снисходительность. А может быть, это ваш сын или дочь, или мать, или любимый из прошлого, или из будущего,  ибо просто так Бог не присылает…

 

 

Не может быть человек только положительным или только отрицательным. Всего у него хватает. К одному поворачивается одной своей гранью, к другому – другой. Многое зависит и от того, какова карма другого человека, каковы их обоюдные долги из прошлого и есть ли они.

 

Отношение к человеку проявляется через некоторую интуицию, на самом деле определенное чувство, данное Богом к другому, обуславливающее его восприятие на том уровне, на котором он заслужил из прошлого и на котором можно строить с ним отношения согласно карме обоих, чувство, причина которому (чувству, интуиции) самому человеку не известна, однако это чувство преимущественно выстраивает отношения, придает активность, дает направление мысли и направление материальных игр, и меняет судьбы, на самом деле, по Плану Бога, устремляя их в нужном и единственно возможном направлении.

 

Учуяла меня тетя Аня не потому, что я была в ее глазах особой на самом деле. Но Бог меня выделил из всех, дал энергетическое ощущение меня,  указал на меня, остановил на мне взгляд и мысль, дал причиной подходящую мысль и свое интересы, дал ей и свои проблемы, все увязал, ибо по своей карме я была ей не чужая, но мать в ее личном рождении, для нее этом, а для меня – в позапрошлом, нас надо было соединить.

 

Но мать в той своей жизни была я по материальным меркам плохая, ибо устремилась  в той своей жизни за своей идеей справедливости, за идеей коммунизма, обожествила Ленина и готова была за  светлое будущее лечь костьми, но садилась в тюрьмы, бросая детей на мужа и свекровь. А потому кармически задолжала  теперь Анне Петровне в части воспитания и любви, и была вновь соединена с ней  теперь судьбой, дабы через нее встретить своего мужа в этой жизни, а ее отца  из позапрошлой жизни его жизни, чтобы мы поженились, и чтобы она пришла к нам нашим внуком, что и случилось.

 

Поэтому она неосознанно, по своим причинам и Волею Бога  расположилась ко мне сердцем, как к матери, учуяв духовную близость, неотъемлемость, не осознавая это.

 

 

Однако, любовь особую от нее к себе я кармически не заслужила, ибо не воспитывала ее толком, но уважение, выделение и предпочтение меня другим – да. Да и пришла моя пора начать отдавать свои ей и Саше долги. Такие-то дела. Мои планы были моими планами, а Бог водворял справедливость, которую я бы восприняла в штыки. Но это все же давало мне и тот опыт и тот путь, которые и очищали меня и вставляли в меня дополнительные мозги, таким образом подготавливая и к тому делу, к которому в этом рождении и вел меня Бог Лично. Но все проходило плавно, постепенно, вовлекая меня в сей водоворот событий, где мое невежество, т.е. незнание судьбы, было порукой исполнения всего, намеченного Богом.

 

 

Теперь несколько слов о тете Ане, старушке усердной во всех отношениях, как и беспокойной, как и добропорядочной, как и,  увы, склонной к осуждению и бичеванию. Была она женщиной не робкого порядка и в силу уроков своей долгой жизни, как и имея природные на то качества,  и кому-то с ней было хорошо, а кому-то не очень. Путь ее в Ростов-на-Дону также был непрост, витиеват, но и закономерен, ибо и она входила в Божественный план, да и в первую очередь.

 

Родившись в бедной семье, однако, имея по матери (по мне в позапрошлой моей жизни) очень богатых и образованных дедушку и бабушку (моих родителей), она сама как-то была вся проникнута внутренним достоинством, была любознательной, устремлялась к знаниям, читала классиков, на слух угадывала авторов музыкальных произведений, тяготела к Шопену, Чайковскому, заслушивалась любой классической музыкой, цитировала постоянно любимых поэтов, не забывая Пушкина, Некрасова, Тютчева и даже Маяковского,  ее речь была наполнена поговорками и пословицами, которыми она постоянно подкрепляла свои мнения, ибо в споре была дотошной, отстаивала каждое свое слово и постепенно ввинчивалась в сознание Саши, направляя его по руслу знаний, требуя, чтобы он закончил одиннадцатый класс вечерней школы, что он в свое время и сделал, но поступать в институт – не хватило, что называется, ума. Однако, любимой житейской, не сходящей с уст тети Ани была поговорка: «Труд за труд - одна утеха, стал милее белый свет…». Это было припасено для тех, кто не очень торопился помочь ей, или отблагодарить помощью, хотя она, в свою очередь,  была и радушна в помощи, и безотказна,  не взирая на годы и слабые свои средства, ибо получала пенсии всего-то сорок пять рублей, а квартиранты у нее как-то долго не задерживались. Частенько она его поучала и так, что меня  коробило, говоря: «Ты очень-то обе половинки не открывай…»; ибо, наученная жизнью считала, что не все следует выкладывать людям, даже близким. В какой-то степени Саша это и позаимствовал, что уже в дальнейшей, нашей совместной судьбе отозвалось и ни раз.

 

Родилась тетя Аня, как уже было сказано, согласно свидетельству о рождении, в 1908 году, 7 августа в селе Куралово ТАССР Спасского уезда. Однако, нам часто с Сашей поясняла, что прибавила себе два года, дабы пойти пораньше работать, т.е. фактически, была 1910 года рождения. 

 

Мать ее,  Храмова Александра Семеновна (речь идет обо мне в позапрошлом моем рождении, но в этом рождении  матери тети Ани) была дочь богатых помещиков, была человеком идейным, устремленным к справедливости и светлому будущему, к обществу без богатых и бедных, завороженной веянием революции, желающей посвятить свою жизнь этому направлению, впоследствии стала революционеркой, обожествляла Ленина, занималась пропагандистской работой, расклеивала листовки, предпочла выйти замуж  за простого деревенского бедного парня, бежала от родителей, от богатства и достатка, предпочитая путь чистый, путь борьбы, путь за общее дело.

 

 

Дети рождались один за другим, но все ложилось на плечи свекрови, матери мужа, имя которому было Петр (им в своем также позапрошлом рождении был Саша). Я же почти (со слов тети Ани) не вылезала из тюрем, и мой отец, дед тети Ани, только и делал, что вызволял меня оттуда, пользуясь бесчисленными связями и выкупая деньгами. Ближе к революции 17 года мать (т.е. я) умерла в тюрьме во время родов,  и отец привел в дом мачеху, у которой были две взрослые дочери и два сына возраста тети Ани на тот период.

 

 

Жить с мачехой было очень тяжело, а бабушка к тому времени умерла. Имея драчливый характер, тетя Аня была часто бита, было и так, что убегала из дома и в заморозки ночевала в стогу сена, свернувшись калачиком. Никто ее не искал, никто не заботился о том, голодна она или нет. Отец валял валенки  и не вникал. Так что все добро, которое мать насобирала, благодаря своему отцу, на приданное дочерям, было перетаскано новой женой для ее дочерей, так что сундук с приданным оказался в итоге пуст, да и нажитое редело.

 

 

В  двадцать первом году в Поволжье начался голод и тетя Аня со своей младшей сестрой Матреной были отправлены в Казань в открывшиеся детские дома, где надолго потерялись, поскольку попали в разные детские дома. Нашли они друг друга чудесным образом, когда один детский дом пригласил на спектакль другой. В этом спектакле тетя Аня играла роль цветка. И когда она произносила свою речь, в зале раздался шум. Со всех ног к ней бежала прямо на сцену ее младшенькая сестричка Матрена, крича: «Анка, Анка!!!». Трогательно произошла встреча, их поместили в один детский дом, но уже не на долго. Вскоре они вернулись к отцу.

 

Отец был очень болен, поскольку еще до революции был ранен полицейским, стрелявшим в упор, из-за революционерки жены, из-за сына, который пошел по стопам матери. Пуля прошла навылет, но отцу становилось все хуже и хуже. Требовалась операция.

 

 

Примерно в 1925 году, собрались и уехали на Кавказ, в Баку, где было жить легче, где жила отцовская сестра. В Баку отцу стало совсем плохо и его положили в больницу, готовя к операции. Перед операцией тетя Аня, было ей где-то около пятнадцати лет, пришла к отцу и спросила, что ему принести. Он ответил: «Франзольку булочку,  папиросы «Циганка Аза» и читушку водочки». Тетя Аня принесла. Отец взял и пошел, но, уходя, споткнулся и упал. Поднялся, собрал все, еще раз обернулся и ушел… Больше отца (которым был теперь Саша), она не видела, поскольку уже вечером этого же дня у нее поднялась высокая температура. Начался тиф. Две недели она пролежала без сознания, между жизнью и смертью, но когда выздоровела, пришла в больницу, то узнала, что отец умер во время операции, на самом деле оставшись в ней ее долгой болью и печалью, тоскою, которая учуяла в теле Саши родственную душу и устремилась к нему, не зная причины, готовая опекать и никому и ни за что его не отдать.

 

Отсюда, из сокрытого прошлого тянутся и оживают связи, все возвращается, все логически Богом завершается и имеет новое продолжение… Поэтому осуждать никого за его чувства к другому невозможно, ибо человек привязывается и борется за то, что ему когда-то принадлежало и только Бог дает эти чувства и связи и поддерживает, и только Богу  по силам отвести, но после того, когда человек надышится, наполнится другой душой, или снова будут новые встречи, постепенно сводящие боль на нет, или когда души отдадут друг другу взаимные долги Волею и Планом Бога.

 

 

После смерти отца младшая сестра Храмова Матрена Петровна  уехала в Казань, устроилась работать в ресторан, но в 1934 году была убита. Так тетя Аня потеряла всех родных к своим двадцати пяти годам и началась ее жизнь в хождении по людям. В этом возрасте она уже жила в Ростове-на-Дону, успела потерять зрение и восстановить опять же чудесным образом, ибо операцию на глаза ей сделал профессор Варшавский, который приехал из-за границы и был со слов тети Ани проездом в городе.

 

Всю жизнь тетя Аня вспоминала о своей первой любви, любви неотвеченной, оскорбившей ее чувства пренебрежением и вышла замуж  первый раз за нелюбимого человека, который, однако, вскорости погиб, и она осталась на руках с крошкой сыном Женечкой. Она вынуждена была отдать его в ясли  на круглосуточно, поскольку необходимо было работать. Но ребенок заболел и умер, когда ему едва исполнилось полгода. До старости тетя Аня с болью вспоминала своего ребенка, как несла его из больницы и свет был не мил, слезы застилали глаза, ничего не видела  и не слышала. Каждый день ходила на могилку и оплакивала ребенка, теряя смысл жизни, не надеясь вообще жить.

 

Немало лет она работала домработницей в семьях состоятельных людей, профессоров, культурных деятелей… и отсюда набиралась многих пониманий, культурного обращения, терпения и старания, учась все делать не опричь рук,  училась экономии, ведению хозяйства, бережливости, знала этикет, научилась правильной речи, потянулась к знаниям, к классике, наполняя свой интеллект, который отзывался и поддерживался в ней и ее корнями и природными склонностями.

 

Также работала тетя Аня на самых разных предприятиях Ростова-на-Дону, в гостинице Ростов уборщицей в 1939 году,  в окружном ДКА кассиром в 1940 году, на телеграфе доставщиком в 1941 году, на мебельной фабрике Урицкого контролером ОТК, резчиком, зав складом до 1945 года. В 1945 году уехала в поисках судьбы в Алма-ату, где устроилась работать на мясокомбинат в качестве кладовщика до 1949 года,  в 1949 году вновь вернулась в Ростов-на-Дону,  в 1951 году работала в ростовском окружном доме офицеров гардеробщицей, сторожем до 1959 года, в отделе перевозки почт до 1963 года, на швейной фабрике «Динамо» уборщицей до 1974 года.

 

В 1958 году тетя Аня сошлась с Гришаевым Иваном Афанасьевичем 1904 года рождения и оформила свой брак с Иваном в марте 1959 года, таким образом, оказавшись на этой территории и став здесь со временем единственной законной хозяйкой, что произошло в связи со смертью мужа в 1970 году, а впоследствии и его матери чуть позже в этом же году. Таким образом,  судьба расставила все предварительные точки над I и вела Сашу и меня на ту же территорию, но каждого своей непростой дорогой, что и обусловило успешное продолжение этой, теперь уже в некотором роде общей истории во благо Божественной цели на меня.

 

Таким образом,  тетя Аня Волею Бога, ведомая Богом, своей судьбой, своими путями обосновалась в Ростове-на-Дону, где ей была намечена встреча в свой час с Сашей и мной, ее родителями из этой ее жизни, но позапрошлой моей и Саши. И намечено было ей соединить нас вновь, приложить к этому свой земной интерес и усилия, чтобы придти к нам через нашу дочь (воплощения отца Саши – Анисима) Светлану нашим внуком Славочкой, протянув в эту новую жизнь, новое рождение свои качества тети Ани, которые уже были мне знакомы хорошо и которые легко были узнаваемы мной в внуке и  с тем, чтобы всю эту историю, связанную с перерождениями донести до других, ибо отсюда проистекают и многие земные понимания, открывающие глаза и дающие основание быть тщательным в отношении любого, кто рядом, ибо пути Бога неисповедимы, а встречи в каждом земном пребывании есть продолжение нашей жизни и связей из прошлого, за пределами этого рождения. И так у каждого.

 

Судьба пожелала соединить всех нас в свой час, имея на все свои причины, проводя каждого путями отнюдь не простыми, путями потерь, бедности, зависимости, путями унижений, чтобы этим подогнать характерами и качествами к друг другу, чтобы начинала успешно решаться Божественная задача, начав свое движение с новой точки пересечения.

 

 

Придя к тете Ане квартиранткой, полной своих идей, планов и надежд, одурманенная свободой от отца и возможностью учиться, я и не полагала, что этой свободой мне наслаждаться недолго,  и силки Божественные уже поджидают меня в тихом и небольшом домике, за железной калиткой между двумя домами,  и уже подступают ко мне  как бы мягко, крадучись, до последнего момента как бы говоря мне, что я тут ни при чем и обещая свободу, как только пожелаю.

 

Я и была уверена в том, что мне решать свою судьбу, что все вокруг временно и чуждо,  и не собиралась жертвовать своей свободой, благодарная судьбе, что мужчины, чуть ли ни атаковавшие меня на каждом шагу, теперь вдруг не приближались,  и сердце мое в этом затишье находило умиротворение и на всякие мелкие ухаживания, не имеющие насильственный характер, отвечало отказом тотчас, без сожаления, глаза не искали вне, но чаще погружались внутрь, находя там свои планы незыблемыми, а возможности реальными. Да и виделись те проблемы, которые решались в строгом одиночестве, в усердии и труде.

 

 

 

Тетя Аня и Саша проявляли себя так, что их жизнь становилась все обозримей, и, как ни старалась я жить, согласно своей сути,  особнячком, втягивалась  в их проблемы настоятельно, стремительно усваивала их, начинала становиться к ним чем-то причастной, ибо тетя Аня атаковала меня, как и Сашу, словами,  чуть примитивной, но твердой логикой и заинтересованностью, своей природной артистичностью и ментальностью, своей речью, простой, но столь содержательной и наполненной информацией, что поневоле я уже в этом начинающемся закручиваться водовороте событий становилась своя, проникаясь речью этой женщины, которую я, как ни старалась пропускать мимо ушей, усваивала и познавала в многих повторениях, с разных сторон,  уже явно видела, буквально ощущала судьбу этой женщины, до сих пор оплакивающей своего умершего ребенка, описывающей свое детство, свою первую и последнюю любовь, свои жизненные беды, мать и отца, и не знала, что Сам Бог желал, чтобы все я узнала из первых рук о судьбе той, которая в прошлом была моей дочерью, о судьбе тяжелой, невыносимой и не только потому, что такие были времена, но и потому, что слишком велико было мое устремление к справедливости, к человеческому счастью, и в этом устремлении я невольно была причиной страданий самых близких мне тогда людей, которых теперь Бог возвращал, ими на самом деле и украсив мою жизнь и сделав так, чтобы я смогла в свою меру отдать эти долги с одной стороны, и в таком окружении могла начинать сотрудничать с Богом, ибо через этих людей теперь должно было быть обставлено мое окружение в будущем, когда мне пора было начинать писать Святые Писания.

 

 

Но когда тетя Аня мне все рассказывала о себе, для меня это была на тот момент еще одна лишняя информация о чужой жизни, где можно было сопереживать и не более. И только когда Сам Бог со мной заговорил, мне было все объяснено и неоднократно, чтобы запомнила, увидела, усвоила и передала, ибо это имеет место и для всех. Я только хорошо понимала, что тетя Аня одинока, что всех близких она похоронила, что всю жизнь жила по чужим людям… Но только теперь могу сказать, что и тогда, как и теперь, все было по Плану Бога, живя все вместе в прошлом, каждый отрабатывал только свою карму, получал только свои уроки, и только свое извлек. Именно благодаря своему пути тетя Аня стала мудрой, понятливой, рассудительной, терпеливой. Благодаря своему пути я стала такой, что Бог заговорил со мной, и благодаря своему нелегкому, также, пути Саша стал тем, кто в этой жизни стал моим мужем, ибо качества подошли. Надо знать, что очень и очень непросто быть мужем той, которая говорит с Богом. Это надо еще вытерпеть, ибо Бог не дает возможности таким человеком крутить и ставить его себе на службу, но, напротив, следует ему помогать, но и не баловать, как и терпеть. Вот, как тут быть?

 

 

Все будет поведано дальше. А пока я Сашу никак за своего мужа видеть не желала и готова была оставить эту семейку привязанных к друг другу людей навсегда и бесповоротно, ибо тетя Аня, уж очень была въедлива. Но если бы не это качество, которое дал ей Бог, откуда бы мне было узнать в мельчайших подробностях, из первых рук судьбу детей своих и близких тогда, и что смогла бы я рассказать другим? Что могла бы я узнать и о себе в том рождении?  

 

 

Когда Бог рассказывает что либо устами людей, имея Божественный План, хорошо запоминается, естественно достигает цель, и куда сложнее, и труднее воспринимается, когда Бог Говорит Сам. Это потрясающе трудно входит и с немалой болью, где вопросы задавать Творцу нельзя, но только смиренно слушать, падая все время ниц, ибо это уже откровение, и оно требует жертвоприношений в виде слез и аскез и великих поклонений. Многое мне Бог говорил и говорит только  напрямую, но многое и через людей, как находил лучшим. Далее Бог все подтвердил и, где следовало, уточнил, зная наперед все мои вопросы и опережая их легко.

 

 

Тети Анины глаза были всегда очень печальны, с непроходящей скорбинкой, она почти никогда не смеялась, но едва улыбалась, но достаточно скупо. Чаще она изливала себя во вне то в присутствии вечно приходящих к ней подружек, то на Сашу, осуждая его выбор, то мне, описывая свою жизнь или опять же по поводу Саши. И это приходилось терпеть, разделять, как-то с этим мириться, да и говорила она не злобно, хоть и с болью, но как-то убаюкивающее, ибо хорошо владела речью, была естественна в этой игре чувств и переживаний, и интересна умом и неожиданными высказываниями фактически мудрой женщины. Тетя Аня, не имея родных, жила воспоминаниями, да судьбами своих квартирантов, хотя Саша был у нее на особом счету, а через него я и Лена.

 

Часто она рассказывала о своей судьбе со слезами на глазах, вновь и вновь глубоко переживая потери близких, безответную надруганную любовь, свою некрасивость в молодости, с грустью поговаривая, что красивой не была, но молодой была и всегда винила ямочку на кончике носа, которая и теперь нос едва раздваивала. Она и теперь объясняла ее появление тем, что в детстве ее недосмотрели и она упала на гвоздь в аккурат пришедшийся ей на кончик носа.

 

Вспоминала свою мать-революционерку, однако, никогда не винила, но сожалела, что так и не познала материнскую любовь и ласку, вспоминала, как хоронили мать, и она ребенком сидела на телеге, в которой везли тело матери на кладбище,  спиной к ней и думала в этот момент о парном молоке, потому что хотелось есть. Она вспоминала, как мать куда-то в спешке уезжала и забирала последние деньги, и отец упрекал ее, но мать говорила о Ленине, о партии, о революции…

 

 

Вспоминала и о старшем брате, пошедшем по стопам матери, который был зверски убит полицаями, заколот вилами, когда он прятался в стогу сена во дворе, вспоминала об отце, в которого из-за матери стреляли в собственном дворе и который вследствие из-за этого рано умер во время операции, вспоминала, как после долгой болезни ослепла и профессор Варшавский вернул ей зрение, вспоминала, как пошла по людям работать, как хоронила убитую в Казани сестру, как жила в детском доме, вспоминала, как осталась без документов, когда ее обворовали, как не любила своего мужа и стенка ей была милее, что и вышла замуж скорее от боли, когда любимый  ее предал.

 

Уже потом я начинала понимать, какую боль своим путем я невольно принесла тогда, в той своей жизни почти всем членам моей семьи. Но так было задумано Богом каждому, по его карме,  и я выступала лишь видимой причиной, идя, однако, уготованным мне путем и с тем, чтобы в свое время раздать своей судьбой в новой жизни по возможности все долги, которые  счел Бог отдать надо, да и не без пользы для Божественного дела, которое на меня уже тогда возлагалось, но должно было проявиться только в этой жизни, в этом теле, в этом пути.

 

 

Но тогда я своим путем восстановила против себя и отца своего и свекровь свою, которые  в этом рождении стали моими родными. Свекровь стала матерью, а мой отец из той жизни, вытаскивающий меня из тюрем, стал снова отцом, но более жестким, но более предвзятым.

 

Вот так, отец мой в том рождении покинувший Россию в революцию, потерявший дочь, в этой жизни стал снова моим отцом, дабы никуда не девшийся гнев, но излить на меня, и Бог дал ему эту возможность по моей и его карме и мне во благо, ибо надо было меня содержать в строгости той, которая позволила бы впоследствии Богу начать со мной говорить.

 

 

Нужна была моя аскеза, нужны были мои подходящие качества. Все было пущено Волею Бога в дело, прошлое и настоящее. И муж мой,  тогда Петр, снова должен был стать моим мужем теперь уже в теле Саши, чтобы и ему я отдала долг, чтобы в этой жизни в большей части на себя взвалила воспитание детей и весь домашний быт, ибо тогда, в той своей позапрошлой жизни весь груз до последних его дней  о детях и семье в целом лежал на нем и свекрови.

 

 

Потому и теперь,  не держа ничего против отца своего, тетя Аня Волею Бога радушно встретила и приняла его в теле юноши, ибо Бог так повернул ее сердце к тому, кто свой долг, как отец, отдал полностью, и дал ей возможность протянуть руку  к тому, кто нуждался в помощи и поддержке, ибо и сам ей, как дочери, в этом в свое время не отказывал никогда.

 

 

Ко мне же тетя Аня, выделив из всех своей интуицией, а по сути – внутренней подсказкой Бога, относилась предпочтительней, но без особого восторга, несколько сдержанно, однако и нахваливая Александру постоянно, ибо имела свои цели, или причины, видимые ей, как и подходящие.

 

Однако, у Бога были причины Свои, ибо Он хорошо знал, кто и перед кем в  каком долгу. А в долгу, судя по прошлому вне этого рождения,  была все же перед тетей Аней я. Не сказать, что уж сильно Бог бичевал меня за мои прошлые революционные идеи. Хотя и выволок меня, как следует,  в самом начале пути всеми средствами, включая отцовский ремень и долгую материнскую неприязнь, которую она в себе едва распознавала, сводя все к тому, что во мне противный отцовский тарадановский непокорный дух, не понимала и не очень, хотя и до поры,  приветствовала меня в моей сути, хотя и не находила качеств мерзких или отталкивающих. Она просто сильно в это не углублялась, ибо чувство далеко не всегда может быть объяснено видимыми причинами.

 

По сути, ни тогда, ни теперь иначе идти я не могла, ибо не стала бы той, которая  по качествам и пониманию достойна столь продолжительного разговора с Самим Богом. Один Бог знает, что каждый  был в прошлом, как и теперь, ведом своей кармой, Божественной целью на себя, своими качествами.

 

И каждый тогда и теперь пожинал свои плоды, кто бы ни казался видимым виноватым или причиной. Не могла я тогда идти иначе, ибо и тюрьмы дают переосмысление, и аскетизм, и неприхотливость,  и непривязанность, и бесстрашие, и готовность жертвовать собой, и идею любви, и идею борьбы за справедливость, дают устремление к миру, счастью для всех…

 

 

Для неверующего такой уровень мышления даже в устремлении за иллюзорной идеей, есть уже врата к Богу, к религии. И только религия через совершенные духовные знания эти устои объясняет, дополняет, строит на них более точное понимание и видение материального мира и отношений, дает им оценку и направление истинного пути. Без этих ступеней, добытых и в революционной струе, невозможно достигнуть духовного подъема, духовного мышления и духовного понимания и активности.

 

 

У каждого свой путь к религии. Каждую жизнь открываются свои врата к религии, много раз душа подходит к религии за свои рождения и с разных сторон, и через потери, и через бедность, и через болезни, и через счастье материальное, и через тюрьмы и через политику и через борьбу… и через материальных лидеров, олицетворяющих собой воплощение справедливости.

 

 

Эти устремления отозвались во мне в этой жизни религиозным путем, ибо так запланировал Бог. Только теперь я понимаю, почему именно в этой жизни, еще будучи нерелигиозной,  я чувствовала, как откуда-то из глубины во мне всплывал интерес к истории, к личности Ленина. Я искала и читала его труды, желая ответить на вопрос, поставленный передо мной в далеком прошлом, пока Бог не заговорил со мной и не объяснил мне многое через знания более высокого порядка, объясняющие очень многое с позиции религии, совершенных духовных знаний, включающих в себя круговорот рождений и смертей, кармические реакции, План Бога, и путь духовного развития для всех, путь только вперед по ступеням духовного совершенства. Только теперь я поняла, откуда во мне тяга к уединению, к внутренней медитации, почему с детства для меня вопрос нравственности был основным, откуда во мне неприхотливость и терпение и элемент смирения, почему я могу напиться только горячей кипяченой водой в жару и прекрасно спать на голом полу… - все оттуда, из тюремной практики… и не только…

 

Но почему Саша до встречи со мной в этой жизни прошел столь трудное детство, болезни, нищету, побои отца – да потому, чтобы смог стать нуждающимся, склонить голову в своей нужде перед тетей Аней, чтобы вошел в сердце, чтобы союз состоялся, чтоб в этот союз вошла в свое время и я. И потому,  чтобы,  став моим мужем, не мешал ни своим характером, ни своим положением, чтобы все было достаточно упрощено, ибо писать Святые Писания, готовиться к этой миссии, при этом оставаясь матерью и женой, не просто, должны быть неприхотливость, снижены требования, должна быть поддержка, должно быть и снисхождение, должна быть и более крепкая любовь, все прощающая и помогающая. Такая любовь может быть лишь неудовлетворенная любовь из прошлых воплощений. Ибо ничего у Бога не произрастает на пустом месте, но имеет причинно-следственные связи.

 

 

Мой муж должен был быть в этой жизни пусть и не очень культурным, интеллектуально развитым человеком, но неизбалованным, неприхотливым, уступчивым, понятливым, сопереживающим, поддерживающим в трудную минуту, живущим твоими интересами без ущерба и боли для себя, должен был быть и человеком порядочным, дружелюбным. Он должен был хоть в малую меру, но этими качествами обладать, чтобы и я рядом удержалась и не рванула, ибо не терплю непорядочность, эгоизм, ибо по жизни не должна быть никогда одинока, как бы ни находила наслаждение в уединении в себе с Богом.

 

Бог умерял это мое наслаждение и потребности, ибо избрал мне не путь йога, но путь более общественный и, по сути, заставлял принимать  и другое общение, кроме Себя, ибо, чтобы писать для других, надо быть среди них. Только йог знает, как непросто общаться в материальном мире с другими, познав нектар общения с Богом. Это не передать.

 

Александр должен был, пройдя не простой путь до нашей встречи в этой жизни в этом мире, обладать теми качествами и тем чувством ко мне,  чтобы терпеть меня всегда, занятую, пишущую, не прекрасную хозяйку, не прекрасную жену, далеко не красавицу. Он должен был принимать простые блюда, не глаженную и не накрахмаленную постель, маленькую мою зарплату, часто не штопанные носки и застиранные рубашки, горы посуды и не часто мытые полы. Все было, ибо и дети были только на мне, и учеба в университете, и магазины, и еда, и воспитание, и игрушки, и сводила концы с концами тоже за счет себя…

 

 

Он должен был взять меня без приданного, какая есть,  и должен был навсегда, до последних дней быть мне не столько мужем, сколько другом, ибо та,  которая говорит с Богом, не должна быть брошена, не должна быть одинока, как бы ей ни хотелось,  не должна быть сама по себе, но  проявлять себя везде, везде в свою меру отдавая земные долги и не собирая по возможности новые.

 

 

Однако, пока  Саша, этот квартирант тети Ани, не ведающий, как и я,  о наших незримых узах, готовился обзавестись семьей, соединиться с женщиной, тоже 1954 года рождения, тоже овном, достаточно миловидной и по всему неплохой,  и в этом направлении плыл по судьбе ни то чтобы очень охотно, но увлекаемый обстоятельствами, и пока послушный им, не зная, что мой приход в этот двор должен был сыграть для всех свою роль.

 

 

И мне, как и Саше, ничего не было ведомо, хотя просто информация о Саше и самой тете Ане усилиями тети Ани пополнялась и оседала во мне, наполняя чужой жизнью, мимо которой готова была пройти стороной, ибо в мыслях держала недолгое здесь свое пребывание, видя, что все эти разговоры да пересуды вертятся все более вокруг Лены, попавшей в немилость у тети Ани за то, что горда и лишний раз и слово не проронит.

 

 

А потому тетя Аня, привлекая меня на свою сторону, неизменно открывала глаза Саши на его избранницу, делая это методично, постоянно и настойчиво, вдалбливая ему в голову, что они не пара и, напротив, восхваляя меня за мою внешность да немногословие, которое трактовала за покладистость. Однако, Божественный механизм не ею был запущен и не ею должен был привносить коррективы, но Волею Бога и с использованием, как ни крути, но Божественных инструментов, таких, как карма и долг. И разворачивал Бог Александра ко мне не только через глаза, но и рождающиеся чувства, нить которых вела из далекого нашего обоюдного прошлого, и начало это проявляться чуть ли ни с первых дней моего появления у тети Ани.

 

Однако, мне было не до того, я решала все же свои проблемы. По совету тети Ани я обратилась на швейную фабрику Динамо здесь же на Гвардейском, в десяти минутах ходьбы в сторону трамвайной линии и скоро стала ученицей швеи-мотористки, как и получила постоянную прописку по адресу фабрики;  и так главные вопросы моего пребывания в Ростове-на-Дону были решены, дни заструились своим чередом, и приходилось задумываться о том, что вряд ли я здесь обосновалась надолго при столь беспокойной и неугомонной хозяйке, носящейся со своим квартирантом, как с писанной торбой, видя однако, что он начинает проявлять ко мне интерес. Но об этом – потом.